город, в котором нет меня

Мы прошли этот путь

Из острых холодных иголок,

Узнали на собственной шкуре

Насколько хрупок и тонок

Лед под ногами реальности.

Мы больше вперед не мчимся,

Как мчались ранее,

Не пугаясь бешеной скорости.

И останемся счастливы

Даже в поезде, летящем в пропасть

  **   - У тебя, наверное, много вопросов, - Хосок внимательно следит за собеседником, надеясь предугадать, что же происходит в его голове.   - На самом деле только один, - пожимает плечами Тэхён и стягивает с себя бессменную шапку с медвежьими ушками. – Почему?   Хосок усмехается. Действительно, зачем напрягать себя кучей разных вопросов, если можно задать только один. На самом деле он долго колебался, стоит ли вообще встречаться еще раз с Тэхёном, стоит ли ему все рассказать или будет проще исчезнуть и больше никогда не возвращаться. Второй вариант, на самом деле, подейственней будет, но так не хочется бросать родителей, бросать уже знакомую и комфортную жизнь, чтобы начать ее где-то в другом месте. Плюс, храбрости придает то, что прошло уже несколько недель, а полиция им никаким образом не интересовалась. Вероятно, Тэхён ничего не сказал.   Именно этот факт заставил Хосока позвонить парню и назначить встречу, надеясь разобраться со всей ситуацией и решить ее раз и навсегда, при этом убедившись, что Тэхён никогда никому не расскажет. Доказательств у полиции, конечно, почти никаких, но кто знает, что они там могут накопать.   Сам Тэхён спокоен, на его лице лишь слабо читается заинтересованность. Он был взволнован, когда Хосок позвонил, так как которую неделю уже теряется в догадках о том, что же на самом деле произошло тогда в том жутком доме. Даже несколько раз сам порывался, придя в кофейню, с ним поговорить, но, почему-то, это казалось немного неправильным. Кто знает, почему именно, но так уж сложилось, потому он ждал, пока Хосок сам с ним свяжется. Знал, что рано или поздно это произойдет. И вот, произошло, от чего Тэхёну теперь спокойней.   В кофейне как обычно куча народу, музыка, галдеж. Они сидят за дальним столиком в углу, говорят довольно тихо, от чего шансы быть услышанным кем-то еще довольно малы. Хосок лениво пережевывает мысль, что надо бы, наверное, встретиться за кофейней, в переулке, который с некоторого времени стал его местом подозрительных встреч, но как-то лень выходить, там мороз и снегом все замело, а тут тепло и уютно.   - Чтобы ответить на вопрос «Почему?», - отзывается Хосок, - нужно начать издалека.   Тэхён пожимает плечами:   - Я не спешу. Хотя нет, подожди, вижу Джина на горизонте.   Вышеупомянутый не заставляет себя ждать, подлетая к столику с небольшим подносом.   - Секретничаете тут без меня? – хитро улыбается он, ловко выставляя перед сидящими содержимое подноса. Пряный чай Тэхёна вкусно пахнет корицей и кориандром, интересно перемешиваясь с запахом мокачино Хосока и легкими нотками сладости от десертов.   - С тобой это было бы уже не секретничание, - хмыкает Тэхён, пододвигая ближе какой-то легкий разноцветный мусс в пиале.   Десерт пока интересует Хосока намного больше, чем сам разговор, потому он не обращает внимания на людей, сосредотачивает его на чем-то, похожем на башенку из печенек светло-сиреневого цвета, тонущей в сладкой фруктовой карамели.   - Не беспокойтесь, я не лезу в личные дела сотрудников, - Джин все еще хитро улыбается, посматривая то на одного, то на второго. – Даже если они приходят устраиваться на работу в очках за 500 баксов, не говоря уже об остальной одежде, - он бросает двусмысленный взгляд в сторону Хосока, затем исчезает так же быстро, как и появился.   - У тебя никогда не было впечатления, что он намного умнее, чем кажется, и только пытается выглядеть идиотом? – тянет Хосок, оторвавшись от десерта и задумчиво глядя вслед боссу.   Тэхён кивает.   - У меня ассоциация с ним – паук под прикрытием. На первый взгляд кажется, что обычная муха. Но присмотрись получше, увидишь хитрого паука, который уже давно оплел тебя паутиной и ненавязчиво дергает за ниточки.   - Хм, интересное сравнение, - в своей голове Хосок согласен с этим на все сто. – Как раз к десерту.   На его лице появляется недовольное выражение, потому что воображение уже рисует пауков и мух вместо ароматного кофе и сладостей, на что Тэхён только виновато поджимает губы. Его это никак не отвадит от вкуснейшей субстанции в пиале.   - Думаю, стоит вернуться к нашему разговору, - снова тянет Хосок, делая маленький глоток своего мокачино.   Тэхён кивает и переводит взгляд на него, продолжая облизывать ложку с остатками десерта.   - Ладно, как бы это все так преподнести… - парень на миг задумывается, затем машет рукой. – Окей, давай как-то так. Жили-были однажды в одном городе пара ненормальных, которые обожали таскаться по заброшенным домам, кладбищам и всяким разным другим жутким местам в округе. И вот однажды они забрели на старинное кладбище, но, к своему удивлению, нашли там раскопанную могилу и еле живого младенца, закутанного в какую-то тряпку и обмотанного шнурком.   Он замолкает, медленно касаясь к шнурку на своем запястье. Тэхёну становится немного жутко. Картина рисуется просто ужасная, малыш в могиле, оставлен там специально, которому даже не дали права на жизнь.   - Младенец, к огромному удивлению врачей, выжил, - продолжает Хосок, - хоть и пробыл там без еды и воды несколько суток. Его отдали на усыновление одной очень хорошей паре, которая вырастила мальчика как своего, хорошо заботилась, воспитывала. И мальчик всегда был благодарен этим людям, считая их своими настоящими родителями, но с какого-то времени все чаще приходил в голову вопрос о тех, кто его родил и оставил гнить в могиле. Он вырос, начал интересоваться компьютерами, со временем стал неплохим хакером и решил-таки найти кто же он и откуда. Искал очень долго, очень тщательно, потратил кучу нервов и денег, но все же нашел свою мать, которая оказалась известным профессором психологии, - парень горько усмехается. - Неожиданно, правда? Человек правит мозги другим, когда сам просто вот так вот избавился от собственного ребенка.   Тэхён молчит, не представляя, что может сказать в такой момент. Его даже десерт больше не интересует, хочется только стать тем смайликом, у которого отпадает челюсть. Значит, у профессора был ребенок? Этого он не ожидал совсем, даже подумать не мог, что такое возможно, хотя вроде как логично, теоретически она могла рожать и не раз. Но все равно не укладывается в голове.   - А самое веселое знаешь что? – он как-то горько поглядывает на Тэхёна.   - Что?   - Что после теста ДНК оказалось, что мой отец является одновременно и моим дедом, - Хосок отошел от формата рассказа. Сейчас как-то не до этого, история все еще его тревожит, не дает нормально жить, отчего думать сложно.   - Он издевался над ней, она мне рассказывала, - подает голос Тэхён, окончательно откладывая ложечку. Кажется, с едой на сегодня все. – И насиловал. Я не оправдываю ее действий по отношению к тебе, просто говорю.   Хосок вздыхает:   - Да, я знаю. После того, как накопал ее имя, я наблюдал за ней. Довольно долго, смотрел, с кем общается, где живет. Ездил в ту деревню, искал старых жителей, по крупицам собрал эту историю, от которой немного волосы дыбом…   - Постой, ты знал, что она убивает девушек и ничего не сказал? – Тэхён, кажется, сейчас задохнется от возмущения. Неужели этот парень напротив – такой же больной, как и его мать? Равнодушный?   - Нет, не знал. Я не следил за ней 24/7, у меня были лишь передвижения, переписки в телефоне, выписки со счетов и все такое. Довольно много, но не все. Я узнал позже, когда она уже украла Юн Чхэ Ён. Нашел видео с камеры, которое пропустили полицейские, и бросился на помощь, отследил геолокацию. И тебя там нашел.   Да, небольшая ложь во благо. Он, конечно, поступает некрасиво, но лучше Тэхёну не знать, что он та еще мразь на самом деле, которой, в общем, плевать на всех. Тэхён должен ему сочувствовать, чтобы быть на его стороне.   - Почему ты не обратился в полицию? – Тэхён не может найти ответа на этот вопрос.   - Она была женщиной, которая меня родила, - отвечает Хосок после некоторого времени раздумий, причем абсолютно честно в этот раз. – Я не смог. Просто не смог, не знаю, что еще тебе ответить. Решил сначала спасти Чхэ Ён, потом уже что-то решать. А в итоге так и не спас…   Тэхён его понимает как никогда. История девушки все еще не заживает и в его душе.   - Она в больнице, - отзывается Тэхён, - и врачи говорят, что она вернется к нормальной жизни, - он запинается, - когда-то. Так что не все еще потеряно. Кстати, откуда ты знаешь Чхэ Ён? Так говоришь, будто вы знакомы.   Хосок усмехается. Не такой уж и глупый этот парень.   - Она была моей любовницей. Ничего серьезного, конечно, но оставить ее умирать я тоже не мог, - еще одна чистая правда.   - Ты так пытался подобраться поближе к профессору? – мелькает в голове Тэхёна интересная мысль.   Хосок кивает:   - Сначала да. Потом это стало просто ради приятного проведения времени, она была не против такого расклада.   На несколько минут пространство за столиком заливает гул кофейни. Никто не знает, что еще можно сказать.   - А еще я следил за тобой, хотел извиниться, - это сказать было довольно трудно. Тяжело предугадать, как парень отреагирует на такую правду, не испортит ли это всю уже проделанную работу?   Тэхён снова начинает задыхаться. Что за бред тут происходит?!   - Ты серьезно?! – он чуть ли не кричит. – Но зачем?   Хосок опускает голову, пытаясь показать, насколько заинтересован десертом, но затем, с громким вздохом, снова ее поднимает.   - Вы с ней были очень близки, - в его голосе слышится какая-то неприятная горечь, которую никак не получается скрыть. – Я пытался понять – почему? Почему она выбрала тебя, но оставила меня гнить в могиле. Еще и не прикопала, а просто оставила умирать медленно, от голода. Может, просто не смогла прикончить, может, еще что произошло. Я не говорю, что ты виноват во всем, что случилось со мной, просто хотел понять, почему ты.   Тэхён молчит. Медленно водой в чайнике закипает, грозясь вырваться из-под крышки. За ним все это время следили. Лезли в личную жизнь, копались в грязном белье, разбирали по частям пазла все, что должно было быть скрытым от чужих глаз. Но одновременно он Хосока понимает. В какой-то мере, конечно.   - Если тебе станет от этого легче, - выдыхает парень, - то я был для нее чем-то вроде подопытного кролика, не больше. Интересным случаем, необычным заболеванием. Вот почему я.   Хосок улыбается.   - Неожиданно легче.   - Ты так и не поговорил с ней? – Тэхёну хочется задать этот вопрос и уйти прочь. Оставить эту историю за спиной, забыть обо всем.   - Нет.   - Жалеешь?   - Нет. Считаю, что, наверное, так и должно было произойти. У меня есть прекрасная семья, чудесные родители. Не представляю, что было бы, останься я там, среди этих больных на всю голову. По сути, эта женщина жила мне никем. Никем и умерла.   Тэхён поднимается.   - Ладно. Не беспокойся, я не скажу никому, что видел тебя там, никто об этом не узнает. И о твоих секретах. По крайней мере, от меня никто не узнает. Если прекратишь за мной следить.   Хосок выдавливает из себя самую добродушную улыбку, на которую только способен.   - Давно уже прекратил, честно. Кстати, помнишь ту девушку, которая оклеветала твоего брата? Ее так и не нашли.   Тэхён натягивает на голову шапку, в процессе слабо кивая.   - Да, помню. А что с ней? Что ты знаешь?   Сидящий парень придвигает к себе свой десерт и начинает ковыряться в нем ложкой, пытаясь понять, что же это такое вообще.   - В том то и дело, что ничего. Но она очень много времени проводила с профессором, а потом пропала. Когда люди пропадают, это не к добру. Будь осторожен, Ким Тэхён. Мало ли что.   Вдали звякает колокольчик двери, разрывая резким звуком мерный гул кофейни. Тэхёну хочется еще что-то сказать, но он не может – пытается переварить все, что только что услышал, а для этого требуется тишина и одиночество. Нужно поскорее уходить.   - Ладно, буду, - бросает он, и, скомкано попрощавшись, убегает прочь.   Хосок еще некоторое время сидит за столиком, наслаждаясь перерывом и божественным десертом с кофе, затем пару минут, словно загипнотизированный, смотрит на шнурок на своем запястье. Когда эти пара минут заканчиваются, он медленно снимает его с руки и выбрасывает в первый попавшийся мусорный контейнер.   **   Надеть перчатки. Причесаться. Выбрать из расчёски каждый волосок, чтобы никто не мог использовать их против тебя.   Вдруг кто-то следит?   Убрать постель, постирать. Не должно остаться никаких следов. Включить чайник.  Поставить купленную в магазине за пять кварталов отсюда овсянку быстрого приготовления – нужны силы. Упаковку сжечь. Покупать еду ближе или доставку заказывать ни в коем случае нельзя.   Вдруг кто-то следит?   Посмотреть новости. Мир пока молчит, война пока еще не началась. Ты замечаешь знаки, что это случится скоро, но у тебя еще есть немного времени. Как можно тщательней вымыть всю посуду, желательно еще и прокипятить. Убрать временное пристанище – не должно остаться ни грязного пятна, ни обрывка бумаги, только идеальная чистота. Проверить слив в ванной. Протереть все поверхности. Собрать все немногочисленные вещи, пересмотреть три раза, ничего ли не забыла.   Вдруг кто-то следит?   Снять домашние перчатки, надеть те, которые на выход. Поглубже укутаться в шарф. Сильнее натянуть шляпу. Вещи должны быть неброскими, должны слиться с толпой. Оставить ключи на реcепшн, имитировав кашель и отвернувшись. Выйти прочь, не оставив после себя и следа. Исчезнуть, раствориться здесь, чтобы материализоваться в другом городе.   Возможно, там все же удастся ее найти. Возможно, она прячется именно там.  Ей не избежать судьбы, как бы ни пряталась. Ты это знаешь. Знаешь, что твоя миссия – довести миссию профессора до конца. Ты найдешь Елену. Она должна умереть. Главное сейчас – выбраться незаметно, запутать следы по улицам и спокойно добраться до автобусной станции.   Вдруг кто-то следит? **     - Все хотел спросить, почему у тебя на проходе в ванную свисает шнурок? Неудобно же, постоянно на него натыкаться, - Намджун начинает говорить еще где-то за пределами комнаты, потому слышится не слишком отчетливо. Он вытирает голову полотенцем на ходу, надеясь, что этого действительно хватит и выход на улицу через двадцать минут не приведет к соплям и таблеткам.   Джин лежит поперек кровати, спустив ноги на пол и раскинув руки в разные стороны. Глаза прикрыты, он даже не поднимает головы, когда Намджун к нему обращается. Неожиданно на душе так приятно и спокойно, даже тепло, чего не было уже очень много лет, потому он пытается растянуть эти ощущения на как можно дольше.   - Так и задумано, чтобы постоянно натыкаться, - бубнит Джин, все еще не открывая глаз. – Это напоминание об одном из самых моих постыдных поступков. А так же о том, что я больше никогда в жизни не буду напиваться до чертиков.   Намджун удивленно изгибает бровь. Он даже близко себе представить не может, что именно Джин может считать самым постыдным поступком. Интригует. Поэтому подходит вплотную к кровати и нагибается над расслаблено лежащим мужчиной.   - И что же это за поступок такой? Неужели великий Ким Сокджин где-то облажался?   Джин медленно открывает глаза, кладет свои руки на щеки Намджуна и с очень серьезным лицом, четко выговаривая каждое слово, отвечает:   - Ким Сокджин никогда не лажает, атеист ты неверующий. Отбрось все последние капли сомнений и уверуй в Ким Сокджина!   После чего тут же сам начинает тихо хихикать, не выдерживая серьезного лица.   Намджун только закатывает глаза. После всего того, что этот человек творил в его присутствии это выступление кажется просто обыденным.   - Ладно, великий Ким Сокджин, - мужчина разгибается, так как начинает ныть спина от простоя в неудобной позе, - я уверую, когда расскажешь, о чем же таком напоминает тебе тот шнурок.   Джин тяжело вздыхает, снова прокручивая в голове ту ситуацию.   - Ладно, так уж и быть, расскажу. А потом вытяну из тебя пару постыдных историй.   Намджун только кивает, зная прекрасно, что это вряд ли случится.   - Дело было не так давно, пару месяцев назад, кажется. Может больше, может меньше. Так вот, был у меня тяжелый день, решил зайти в клуб и немного развлечься, отдохнуть, так сказать. В итоге перебрал с выпивкой, значительно так перебрал. Познакомился с парнем, который, кажется, перебрал еще больше меня. Слово за слово, и вот уже мы в его квартире, обжимаемся. После того, как все закончилось, парень отрубился полностью, а мой пропитанный алкоголем мозг решил, что пора одеваться и сваливать. Только вот какого-то черта шнурок от штор тоже показался ему одеждой, чем-то вроде венка.   На этих словах Намджун прыскает, представляя себе эту картину. Наверное, даже так выглядел как обычно безупречно.   - Смешно тебе, - наигранно обижено тянет Джин, - а я с этим шнурком на голове по людной улице тащился! И в такси ехал! Еще и с соседкой встретился у двери, для полного набора.   Смех Намджуна становится еще громче.   - Смейся-смейся, я тебе это припомню, - он вздыхает, но тоже не может сдержаться от улыбки. Ситуация и правда забавная, чего уж там. – Ну, короче говоря, с того дня я больше не напиваюсь. Ты только представь, какой позор, утащить из дома человека шнурок от штор. Да, всего лишь шнурок, но ведь утащил без спросу! И шел с ним на голове до самого дома. Ужас. И самое постыдное то, что я вообще не помню, как тот парень выглядит и где живет, не говоря уже об имени, вернуть обратно вещь не могу. Потому и висит этот шнурок там в ванной, напоминанием о том, что пить мне нельзя.   Он некоторое время наблюдает, как задорно смеется Намджун, вытирая выступившие слезы, тонет в этих милых ямочках на щеках, затем усмехается:   - Кажется, это первый раз, когда я вижу, чтобы ты так искренне смеялся.   Намджун делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться:   - Ты просто никогда до этого не рассказывал мне таких веселых историй.   Какой-то миг он еще улыбается, затем резко становится серьезным. А что Джин вообще рассказывал ему о себе, если уж на то пошло?   Тот уже давно закрыл глаза обратно и не замечает этой резкой перемены.   - Знаешь, я думаю, что это нечестно, - выдает Намджун через некоторое время. Голос звучит как обычно спокойно.   - Ой да хватит ныть, - бубнит Джин, не открывая глаз. – Ну, забрал я твою девственность, не раздувай из этого такой огромной проблемы. И вообще, тебе понравилось, я точно уверен, потому что ты ведь был со мной, а я знаю, что делаю. Но, так и быть, в следующий раз будешь сверху.   Намджун лишь закатывает глаза. Ему все еще иногда кажется, что это нереально, что Джин с его дурацкими фразочками существует только в его голове. И от этого иногда становится тревожно. Особенно учитывая, что он ни слова не говорил до этого о своей позиции вчерашней ночью, ни разу не пожаловался и, тем более, не ныл. И буквально только что у них была абсолютно другая тема для разговора.   - Кажется, у тебя опять проблемы с головой, - спокойно парирует мужчина, натягивая на себя рубашку. – Во-первых, я вообще не об этом, а во-вторых – я не девственник.   Джин вздыхает и немного дергает одной ногой, разминая. На нем никакой одежды, Намджун может даже заметить, как покрылась мурашками от холода кожа.   - Я имел в виду анальную девственность, не придирайся к словам, Джу-Джу, бумочка.   Намджун застывает с одной ногой в штанине брюк.   - Ответ тот же, - бросает он будто невзначай, но тут же чувствует накрывшую его волну возмущения. – Даже не могу выбрать, что звучит хуже: «Джу-Джу» или «бумочка». Что это вообще за «бумочка»? У тебя начались проблемы с речью?   Спокойствие и безмятежность как ветром сдувает. Джин резко подрывается на кровати и впивается заинтересованным взглядом в спокойно одевающегося мужчину. Неужели этот вечно прячущий эмоции за маской спокойствия болван может быть еще более интересным? Любопытство тут же затмевает все остальные чувства.   Джин поднимает одну бровь и немного прикусывает губу, от чего у Намджуна в голове опять проносится «безупречный». Как вообще можно быть таким? Выглядеть намного более аристократично голым и с растрепанными волосами, чем он сам уже полностью собранный и приведший себя в порядок?   - Бумочка, неужели у тебя были парни до меня? Негодник какой, а я-то думал, что ты весь такой чистенький и гетеросексуальненький мне в руки попал, - он игриво подмигивает, на что Джун хмыкает, но не может сдержать уголков губ, которые все намереваются немного растянуться в улыбке.   - Постой, - Джин прикладывает указательный палец к губам, - или может это вы с женой просто экспериментировали…   - О небеса, только не начинай, - тут же перебивает его Намджун, чувствуя, как комочек неловкости и стеснения в груди растет и расширяется. – Был у меня парень.   - Но ведь ты говорил, что ни с кем не был после… - он запинается. - Ну, ты понял.   - Это было до Сато, - ее имя, сказанное рядом с обнаженным парнем, с которым у него совсем недавно был секс, звучит как-то неправильно. Намджуну становится даже немного неприятно.   Джин поднимается с постели, подходит ближе, чтобы поправить пуговицы на рубашке, в спешке застегнутые неправильно. Неожиданно придвигается почти впритык, чуть ли не касаясь губами уха, шепча:   - Бумочка, какой же ты проказник, оказывается. Становится все интересней.   Затем с хохотом наблюдает за резко отпрянувшим Намджуном, еще более смущенным и сбитым с толку. Знал бы тот, как ему нравится таким способом выводить мужчину хоть на какие-то эмоции. Плюс, он такой милый, когда смущается. Таки добился своего.   - Я же просил тебя так не делать, - голос громче, чем обычно. Почти что возмущение.   - А мне просто безумно нравится, когда ты весь такой смущенный и нет, я не прекращу. Это слишком прекрасно.   Намджун закатывает глаза и демонстративно отворачивается, натягивая на себя пиджак.   - И откуда взялось это дурацкое «бумочка»?   - Я его придумал.   - Зачем?   - Ну, у нас ведь вроде как отношения. А у вроде как пар обычно есть милые словечки, которыми они называют своего партнера.   - Дай угадаю, мои слова о том, что звучит ужасно, тебя не остановят.   - Конечно нет. Как по мне, звучит очень мило.   Намджун лишь машет рукой. Действительно, толку с больным человеком спорить о его галлюцинациях, только себе хуже сделаешь. Тут он вспоминает о том, с чего вообще этот разговор начался, и становится намного более серьезным. Он разворачивается обратно к Джину и смотрит на него таким пронзительным взглядом, что тому становится не по себе.   - Чего? – мужчина будто съёживается, обхватывает себя руками, словно защищаясь от невидимой угрозы.   - Я говорил, что считаю нечестным то, что происходит.   - О чем ты? – Джину хочется то ли броситься ему на шею, то ли бежать прочь.   - О том, что мы договорились быть рядом, поддерживать и все такое.   - А разве это не так? – ведет голым плечом мужчина.   - Нет. Ты знаешь обо мне очень много всего, ты слушал мое нытье в тот день, когда мне было особенно плохо, знаешь о моих проблемах. Я же о тебе не знаю ничего.   - Неправда! – Джин даже машет руками от возмущения.   - Я даже не знаю, из какого ты города, – тут же затыкает его железными фактами Намджун. – Не говоря уже о более личных и серьезных вещах. Ты лишь сказал мне, что когда-то давно кого-то потерял, и все. И больше ничего.   Джин несколько раз открывает рот, чтобы возмутиться, чтобы опровергнуть, но дельных мыслей в голову все еще не приходит. Потому что что тут можно сказать, когда он прав? Потому что никто не имеет права лезть в душу, да даже заглядывать внутрь немного сквозь мутноватое окно. Потому что все, что там происходит – закрыто для чужих глаз, засекречено, опасно для жизни. Но Намджун прав. Он ведь сам предложил эти отношения, ему поверили и открылись. Чтобы было честно, он тоже должен открыться. Даже через «не хочу».   - Ладно, - Джин нервно кусает губу, боясь того, что сейчас готов сказать. – Что ты хочешь знать? Я отвечу. Чтобы было честно.   Намджун некоторое время молчит, все так же пристально вглядываясь во все так же безупречное лицо, хоть и уже немного взволнованное, нервозное. Неужели ему согласились приоткрыть железный занавес и показать, наконец, настоящего Сокджина?   - Для начала, я хочу знать как ты, - вырывается, будто само по себе. – Просто как ты? За этой всей мишурой из шуточек, дурацких фразочек и «я отлично». Как ты?   Джин вздрагивает. Он ожидал любого вопроса, но не этого. Становится одновременно безумно страшно и безумно тепло. Никто и никогда не пытался залезть так глубоко, допроситься, докопаться до таких, казалось бы, обычных вещей. Отвечать не хочется, но сам факт того, что кому-то не все равно греет душу.   - Мне холодно, - неожиданно даже для себя начинает Джин, отводя взгляд куда-то в бок. – Всегда холодно. Когда рядом кто-то есть, когда я окружен людьми, это не чувствуется настолько остро, потому я всегда пытаюсь быть в чьем-то обществе как можно дольше. Но когда один, этот холод накатывает с утроенной силой. Видишь, я сплю под двумя одеялами зимой, и все равно морозит. Врач говорит, это что-то психологическое. Ее звали Лин, и она уже больше десяти лет назад покончила с собой. Уже более десяти лет мне до боли в костях холодно.   Он громко хватает ртом воздух, боясь утонуть в неожиданно нахлынувших эмоциях.   - Но сегодня ты был со мной всю ночь, - он улыбается искренне, чисто. – И ты очень теплый, я мог к тебе прижаться и нормально уснуть. Потому, именно сегодня я честно «отлично», сегодня я смог согреться.   Некоторое время Намджун молчит, переваривая все услышанное. Он знает, что расспрашивать дальше не стоит, ведь на него только что и так вывалили огромное количество информации. В первый раз правдивой и серьезной. Им обоим нужно все разложить по полочкам и возобновить разговор уже чуть позже.   - Видишь, не так и сложно, - улыбается Намджун, легонько чмокнув напрягшегося мужчину перед ним в щеку.   И уходит на кухню, надеясь насладиться хорошей чашкой кофе перед очередным рабочим днем. Сердце все еще трепыхается пойманной рыбкой после таких откровений.   - Джин? – уже в дверях комнаты он поворачивается ко все так же стоящему на месте мужчине, который, кажется, даже не шелохнулся. – Просто хочу напомнить, что я рядом. В любой момент. Бумочка.   И убирается прочь из комнаты.   И уже через несколько минут, когда насыпает в кружку приятно пахнущий порошок, который очень скоро станет ароматным кофе, Намджун неожиданно чувствует, как его легонько, как-то неуверенно обнимают со спины, обхватив ладонями талию и уткнувшись лбом куда-то в загривок. Джин не говорит ни слова, только громко выдыхает, но они оба понимают, что слов и не нужно.   Намджун лишь снова улыбается и накрывает собранные в замок обнимающие его руки своими ладонями. Он ловит себя на мысли, что это, кажется, один из самых интимных моментов в его жизни.   - Сходи оденься, холодно ведь в квартире. А я сделаю тебе кофе.   **   - О чем задумался?   Юнги уже несколько минут наблюдает за молчащим Чимином, интригующе закусившим свою пухлую губу и высматривающим что-то на потолке.   Он вроде как пришел просто на вечерний секс, а в итоге уселся на диван немного отдохнуть, Чимин улегся на этот самый диван, забросив на него ноги, и уже больше часа они в такой позе просто разговаривают. Казалось бы, разочарование, но Юнги, почему-то, не хочется, чтобы это заканчивалось.   - Думаю об иронии всего происходящего, - тянет Чимин, поднимая руки и взъерошивая свои персиковые волосы. Его голова лежит на подлокотнике дивана, чей темно-серый цвет красиво сочетается с ярким цветом волос парня.   Юнги мысленно интересуется, не подбирал ли этот помешанный на идеальности маньяк цвета специально.   - В чем именно ирония? – лениво интересуется мужчина. Он сейчас настолько доволен жизнью, что не хочется даже шевелиться, чтобы не потревожить это хрупкое равновесие.   - Да просто… - бубнит Чимин. - Мы спим вместе, встречаемся чуть ли не каждый день, переписываемся постоянно, я блин твои вещи в своей машинке стираю, а ты даешь на почте мой адрес. Но, если так подумать, друг о друге мы совершенно ничего не знаем. Кто, откуда, что любит, чем интересуется.   Размышления застают Юнги врасплох, почему-то становится даже немного стыдно перед парнем, ведь он еще сразу после их знакомства разузнал о Чимине все, что только можно узнать из официальных источников. И не совсем официальных. А затем, после нескольких недель вечерних встреч, еще и личные привычки перестали быть загадкой. Кажется, тут проблема только в одну сторону, и Юнги очень хочется ее исправить.   Он уже и сам не помнит, с какого момента по уши в этом парнишке, только вот сказать не решается, чтобы не напрягать. И не потерять. Но Чимин, вроде как, тоже всегда рад побыть с ним, потому Юнги уже ни в чем не уверен.   - Ты любишь кислый чай, с кучей лимона, - выдает мужчина через некоторое время раздумий. - Цитрусовые запахи. Обожаешь коал. Всегда мерзнешь в ноги, потому ходишь по дому в теплых носках и тапочках. Когда спишь, укрываешься с головой и почему-то вздыхаешь. Обожаешь острую еду и булочки из соседнего магазина. А еще всегда мнешься или мило пританцовываешь, когда нужно постоять на месте, потому что спокойно выстоять – выше твоих сил. И очень любишь пофилософствовать, порассуждать о всяком. Смотришь документалки допоздна, задумавшись и засунув в рот палец, или ссоришься на своих форумах с кем-то на тему: «Украл ли пятнадцатый слуга четырехтысячного воина Александра Македонского у своего хозяина ночной горшок, или это был шестнадцатый слуга?»,  а потом ходишь днем как зомби.   Чимин молча опускает подбородок, переводя взгляд с потолка на лицо следователя. Тот смотрит внимательно, как-то выжидающе, что ли. Может, хочет какого-то одобрения или подбадривания за то, что такой молодец, столько узнал? Но, надо отдать должное, действительно много чего о нем смог узнать за это время. Чимину на мгновение становится даже как-то неуютно от этого.   - Разве это "ничего не знаю"? Думаю, ты обо мне тоже много чего успел понять.   Парень задумывается.   - Ты обожаешь мандаринки. Не можешь находиться в радиусе меньше пяти метров от цветов, потому что тут же начинаешь чихать. Носишь носки со смешными надписями или рисунками. Я тогда так охренел, когда увидел у серьезного дяденьки следователя носки с ебущимися пингвинами, - Чимин начинает хихикать, воспроизводя в памяти эту картину.   Юнги сам расплывается в улыбке, вспоминая выражение лица парня.   - Всегда все подогреваешь, как можешь есть такое горячее – не представляю. Ненавидишь морепродукты. Обожаешь, когда тебя целуют в шею и обнимают со спины. Обожаешь, когда для тебя готовят. Боишься, когда щекочут почему-то только левую ногу, с правой все нормально. Режим у тебя дурацкий, просыпаешься посреди ночи и работаешь, забросав бумагами мне весь пол в гостиной, потому что, - он делает руками кавычки, - "мне лучше думается, когда смотрю на твою стену из фотографий".   Юнги улыбается и нежно поглаживает покоящуюся на его бедрах стопу парня. Что поделать, так действительно лучше думается. Он бы сюда и доску свою перетащил, и все материалы дел, да вот только Чимин тогда точно это все сожжет, потому что будет "неидеально".   - Прости за это, - Юнги улыбается и немного щекочет парня, хотя через теплые носки не так хорошо чувствуется. - Но мне правда здесь как-то лучше работается.   Чимин хихикает и отдергивает ногу.   - Да все нормально. Спасибо, что не оставляешь это все потом, а убираешь за собой, - и он не шутит. Ему действительно приносит удовольствие мысль, что его пунктик не вызывает между ними никаких ссор, наоборот, Юнги изо всех сил пытается с этим мириться – ставить все на место, выравнивать, убирать. Его глупое сердце от такого отношения просто тает карамелью.   А затем пронизывает острыми шипами, ведь это всего лишь «встречи для тела», зачем он вообще такой нужен Юнги на постоянной серьезной основе? Мужчина ведь в разы старше, умнее, на высокой должности в полиции. Обычная система все говорить прямо в этот раз знатно сбоит, терять хотя бы эти подобия отношений совсем не хочется.   Улыбка неожиданно пропадает, лицо снова становится задумчивым.   - Спасибо, что вообще терпишь мои дурацкие причуды, - голос Чимина звучит немного грустно.   - Да ладно, при чем здесь терплю? – Юнги вовсю водит ладонями по одетым в махровые носки с коалами ступням. - Это не такая уж огромная проблема - убрать сразу или разровнять.   На пухлых губах появляется улыбка:   - Ты первый, кто это говорит. Обычно все мои отношения с другими людьми заканчиваются скандалами и упреками о том, что я маньяк ненормальный. - Так ты и есть маньяк ненормальный, - смеется Юнги. - Но почему-то меня это только умиляет.   Некоторое время они молчат. Чимин, сделав хитрую моську, легонько водит пальцами ноги (точнее носком) по животу мужчины, иногда поднимаясь выше, к груди.   - Но все же, это мелочи. Основного мы друг о друге не знаем, - снова начинает он. - Я даже не знаю, где ты живешь, ты никогда меня к себе не приглашал. Не знаю, кто ты, откуда, живы ли твои родители, есть ли братья, сестры.   - Вот же тебя понесло, - хмыкает Юнги, перехватывая обнаглевшую стопу, которая полезла ниже живота, к стратегически важному месту. Почему-то сейчас хочется просто посидеть вот так еще с ним, поболтать. А секс, конечно, хорошо, но чуть позже.   - Ты можешь не говорить, - тут же отзывается Чимин, - я тебя не заставляю же. Просто пытаюсь выразить свою мысль.   - Я не приглашаю тебя к себе просто потому, что мне больше здесь нравится, - Юнги осторожно тянет парня за ноги, придвигая поближе так, что его ягодицы почти что упираются в бедра мужчины. - По сравнению с этим местом моя квартира - неуютная убогая халупа. Но, если это для тебя так принципиально, без проблем, можем в следующий раз пойти туда.   - Ты правда меня туда отведешь? – в голосе Чимина неподдельное удивление. На самом деле это еще одна вещь, о которой он все никак не решался спросить, постоянно считал, что это очередное подтверждение факта, что для Юнги все несерьезно.   - Да пожалуйста, - тот спокойно пожимает плечами. - Если хочешь, то в следующий раз можем встретиться там.   - Ладно.   - Я родился и вырос в соседнем городе, - продолжает Юнги, поняв, что парень больше не собирается ничего говорить. - Обычная семья, родители, мама учитель, отец архитектор. Есть старший брат, который сейчас директор большой строительной фирмы и которого мне постоянно ставят в пример. Это бесит иногда, но мы, в общем, нормально общаемся. Есть собака, пудель, зовут Холли. Оставил ее у родителей, не хотел тащить из большого дома в свою малюсенькую квартирку, где она весь день одна будет.   - Собака звучит мило, - закусывает губу Чимин. Он и не ожидал, что Юнги начнет вот так просто о себе рассказывать.   - Она крутая, - лицо мужчины расплывается в улыбке от воспоминаний о любимом питомце. - Как дойду до телефона, покажу тебе фотку.   Юнги продолжает поглаживать Чимина по ногам, по бедрам. Только сейчас замечает, что теплая домашняя кофта немного задралась, когда он стаскивал парня ближе к себе, потому быстро начинает ее поправлять.   Чимин от этого улыбается, но затем тут же мрачнеет.   - А я...   - Не надо, я знаю, - тут же прерывает его Юнги.   - Что ты знаешь?   - Твою историю, - мужчина тяжело вздыхает, вспоминая тот день, когда читал все материалы, которые следователи нашли на Чимина, и не мог понять, как это может относиться к знакомому ему улыбчивому парнишке. -  Я накопал о тебе информацию еще в первый день, после нашего знакомства.   Чимин заметно напрягается и тут же поднимается, убирая ноги с бедер Юнги. Он садится в позе лотоса, повернувшись к мужчине лицом и внимательно наблюдая.   - И что же ты накопал?   - Чимин, давай не будем, - Юнги разочарован, что хрупкое равновесие и чудесная атмосфера нарушена. - Не хочу снова обо всем напоминать.   - Скажи, - он кусает губу, кажется, чуть ли не до крови. - Я просто хочу знать, что ты знаешь, - в душе еще живет немного надежды на то, что следователь не так много нашел. Почему-то так не хочется, чтобы он знал.   Юнги вздыхает:   - Твой отец погиб в аварии, когда тебе было два года. В твои 14 мать арестовали за жестокое обращение с ребенком. Она избила тебя до полусмерти, сломанная рука, пара ребер...   Он смотрит на исказившееся болью лицо парня и тут же затыкается.   Молодец, Юнги, лучший способ не заставлять его снова через это проходить - рассказать детально обо всем, что с ним сделали.   - Ее признали психически больной, - цедит он сквозь зубы. Не хочется продолжать, но ведь Чимин сам попросил, надо все быстро решить и никогда к этому больше не возвращаться. - Она до сих пор в психушке. Ты пытался покончить с собой в больнице, наглотался таблеток, но тебя спасли...   Он снова замолкает. От выражения лица парня душа воет волком, хочется его просто обнять, защитить от всего мира, чтобы ничего похожего больше никогда не случилось.   - Чимин, давай не будем, - Юнги поддается желанию и подхватывает парня под бедра, заставляя расставить ноги и усесться себе на колени. - Я просто хотел сказать, что я знаю, и все. Тебе не нужно снова это вспоминать.   Чимин и не противится, наоборот, послушно обвивает его руками и утыкается носом в место между шеей и плечом.   - Я высветлил волосы, - голос еле слышный, сначала кажется, что просто показалось.   - Ты о чем?   - В тот день я высветлил волосы, - Чимин отодвигается немного и теперь смотрит прямо на него. Лицо так близко, что чуть не касается кончика носа. -  Из-за этого она слетела с катушек. Потому что очень хотела, чтобы я был таким, каким меня хотят видеть люди. Потому что только те, кто нравится людям, чего-то добиваются в жизни.   - Чимин, не надо... - он замолкает на полуслове. На лице парня больше нет болезненного выражения, только какое-то облегчение. Наверное, ему просто надо было это кому-то сказать.   - Все хорошо, - тот слабо улыбается. - Это уже в прошлом, а я изо всех сил стараюсь там не жить. И, знаешь, стало легче, когда ты это услышал. Легче, что кто-то кроме меня теперь знает. Не беспокойся, - он чмокает мужчину в нос и опять утыкается своим в его шею, - меня так легко не сломать.   Юнги кусает губы, не понимая, как лучше поступить, что сказать или сделать, чтобы не стало еще хуже. С одной стороны, раз Чимин говорит, что все в порядке, значит так и есть. А с другой – как тут не беспокоиться, если перед ним теперь призраками до конца жизни будут стоять эти наполненные болью глаза ни в чем невиновного ребенка, с которым были слишком жестокими. И да, таких детей в мире миллионы, но начинаешь действительно понимать только тогда, когда столкнешься с таким лицом к лицу. И увидишь эти глаза.   Чимин некоторое время молчит, лишь как-то громко, натужно дышит. Он пытается успокоить так не вовремя нахлынувшие эмоции. Затем снова отодвигается и хитро усмехается:   - Вот так вот нагло сунуть нос в чужие дела.. Господин следователь, да вы свинья.   Юнги усмехается в ответ и осторожно берет его за подбородок, касаясь большим пальцем пухлых губ.   - Старший следователь, - поднимает одну бровь. - И да, свинья первоклассного качества.   Чимин отстраняет его руку и пододвигается намного ближе, почти что выдыхая в губы мужчины тихое:   - Я бы вас хорошенько так прожарил, господин старший следователь.   Юнги чувствует, как по телу расплывается горячая волна. Вот чертенок, умеет его завести. Он кладет руки парню на ягодицы и почти что вдавливает парня в себя.   - Вот как, господин Пак. Не боитесь, что я прожарю вас?   Чимин на это только хитро ему подмигивает и, прогнувшись вперед, оставляет на ухе мужчины теплое дыхание от шепота:   - Жду этого с предвкушением каждый раз, господин следователь.   - Ты невыносим, - Юнги тяжело сглатывает и засовывает руки парню под свитер, затем целует куда-то в шею. - Пошли, буду оправдывать твои ожидания.   - Нет, постой, - Чимин кладет ладони по обе стороны его лица и легонько отпихивает. - Ты знал обо мне и все равно продолжаешь приходить?   - У всех есть прошлое, - пожимает плечами Юнги, наблюдая, как весело плещутся чертики в глазах парня. - Тебе просто не повезло заиметь такое жестокое и неприятное. Но это ведь не значит, что ты плохой. Да и я еще при первой встрече понял, что у тебя с головушкой твоей прекрасной не все в порядке.   - Ты тоже ненормальный, если тебя это настолько заводит, - усмехается Чимин и оставляет на губах мужчины невесомый поцелуй.   - Не прям заводит, - Юнги прикрывает глаза, пытаясь успокоить сбившееся от этого пристального взгляда дыхание. - Цепляет, скорее. Не помню, когда в последний раз кто-то смог меня настолько заинтересовать, что я уже в который раз возвращаюсь.   Ему прям чешется сказать, как сильно хочется постоянно возвращаться, как глубоко он заинтересован, но нет. Нельзя. Не стоит. Он ведь не хочет потерять то хрупкое равновесие, на котором стоит мир, принадлежащий им двоим.   - Мне безумно приятно слышать, что я тебя интересую, - тянет Чимин. - Настолько, что хочется улыбаться.   - Так улыбайся, - хмыкает Юнги, все еще не открывая глаз. - Ты безумно красивый, когда улыбаешься.   Чимин тут же прислоняется лбом к его плечу, чувствуя, как неожиданно щеки начинают гореть. Этого только не хватало.   - Черт, кажется, тебе удалось меня смутить.   - Не думал, что можно чем-то смутить парня, который вытворяет откровенно пошлые выкрутасы в гей-клубе на сцене, увешанной плетями, цепями и латексом, - хмыкает Юнги, снова начиная шнырять руками по телу парня.   - Хэй, ты видел мое выступление?! – он отстраняется и смотрит на мужчину такими широко раскрытыми от удивления глазами, что тому хочется засмеяться.   Юнги все же исполнил одну из своих фантазий, которая болталась по голове еще с самой первой встречи, и таки попал на выступление парня. Он знал, что Чимин сейчас почти не выступает и даже подработку бросил, чтобы сосредоточиться на каком-то очень важном предложении, которое могло решить дальнейшую судьбу, и о котором до сих пор не рассказал, боясь сглазить. И на дипломной работе. Потому свое попадание на это выступление считал огромной удачей. Правда, после этого очень чесались руки сжечь клуб к чертям собачим.   - Видел.   - Тебе понравилось? – в голосе столько надежды.   - Не очень.   Чимин грустнеет на глазах.   - Правда? Жаль, - он опускает голову и смотрит куда-то на грудь Юнги. - Мне бы очень хотелось, чтобы тебе понравился мой танец.   На свитере мужчины замечается небольшое темное пятно, от которого тут же начинает зудеть где-то между лопатками. Дурацкий следователь, почему такой неаккуратный?! Надо бы постирать свитер поскорее.   - Да нет, сам танец отличный, я в восторге, - тут же отзывается Юнги, приводя парня в замешательство.   - А что тогда не так?   - Клуб, - чуть ли не рычит Юнги, вспоминая сотни жадных глаз, которые нагло пялились на его персиковолосое (полураздетое) чудо. - И огромная куча людей, которые на тебя смотрели. Они меня раздражали.   Чимин хитро двигает бровями и усмехается:   - Вы ревнуете, господин следователь?   Юнги хочется сказать, что он готов разорвать каждого, кто хоть на метр подойдет к тому, кого считает своим, да только нельзя. Чимин не поймет.   - Возможно, я еще не решил, - только и бурчит в ответ.   Чимин замечает на его лице смущение, от чего глупое сердце снова тает карамелью. Его ревнует тот, кого он сам ревнует до безумия.   - Это неожиданно очень приятно, - он снова целует тонкие, недовольно сжатые губы. - Хотите, станцую персонально для вас, господин следователь? Загладить вину.   Юнги снова чувствует, как по телу бежит горячая волна. Разве он может от такого отказаться? Да никогда в жизни.   - Старший следователь, - для приличия бубнит он. - И да, господин Пак, не откажусь. Вы этим очень хорошо все загладите. И поднимите уровень моего доверия.   - Высоко подниму, господин старший следователь? – Чимин берет в рот указательный палец и немного прикусывает.   Юнги крепче сжимает его ягодицы и чуть ли не хрипит:   - Выше некуда, господин Пак. На очень затвердевшую высоту.   - Договорились, господин следователь, - Чимин показательно облизывает палец и вытаскивает изо рта. Руку тут же перехватывает Юнги и берет ее в свою ладонь.   - Такие умилительные маленькие пальчики, - вздыхает он. - Если бы я не знал, что они вытворяют, решил бы, что ты ангелочек.   Неожиданно для самого Чимина отделяет указательный и подносит к своему рту, облизывая.   - Это у тебя фетиш такой - пальцы облизывать? - смеется Чимин, но руку не одергивает.   - Я вообще хочу тебя всего облизать, - ржет Юнги, убирая палец изо рта, - но знаю, что ты тогда полдня из душа не вылезешь, маньяк ненормальный.   Он подается вперед и целует парня в нос. Тот выглядит озадаченным.   - Но зачем меня полностью облизывать?   Юнги пожимает плечами:   - А хрен его знает. Может я как собака - хочу оставить на тебе свой запах, обозначить, что это мое. Чтоб другие не лезли...   Юнги резко замолкает. До него только спустя миг доходит то, что он только что сказал, после чего сердце будто замирает. Черт, это ж надо было так проколоться! Обещал ведь себе следить за словами. Ага, уследил.   Молодец, Юнги. Правильно все сделал, лучший способ не потерять его.   Чимин строит хитрую моську, придвигается к нему поближе, губами чуть ли не касаясь уха, и шепчет:   - Значит, я - твое?   Сердце бешено колотится после этих слов, внутри разливается тепло, и его даже уже не так волнует грязное пятно на свитере Юнги.   Следователю очень хочется сейчас провалиться сквозь землю. Руки предательски потеют, но он находит выход - нагло вытирает их о кофту Чимина, делая вид, что поглаживает. Он не хотел говорить ничего, не хотел обязывать парня к чему-нибудь, пока тот сам не захочет, хоть иногда от ревности сходил с ума, представляя, как его персиковолосое солнышко трогает кто-то еще. - Знаешь, а я был бы не против быть твоим, - тянет на ухо Чимин, чувствуя, что пауза затянулась.   - Ты бы смог быть только с одним партнером? - Юнги кажется, что все происходит не с ним, с кем-то другим. В голове только одна мысль: "Серьезно?"   Чимин резко отстраняется, некоторое время молчит, пристально глядя на мужчину, затем, неожиданно, лепит ему пощечину. Не так, чтобы сильно, даже, можно сказать, слабенько, но на щеке след горит адским пламенем.   Юнги замирает, даже немного открывает от удивления рот.   - Эй, ты чего?! - через секунду вырывается из него возмущенный возглас.   Чимин хмурится.   - Ты за кого меня вообще принимаешь, а? Думаешь, я вообще такая шлюха, которая не сможет держать себя в штанах?! Чтобы ты знал, говнюк, у меня все это время никого не было, - он на миг замолкает, а потом еще громче, чуть ли не крича, и с каким-то упреком, выдает: - Потому что ты мне нравишься, дебил!   В порыве злости хочет слезть с коленок, но Юнги его не пускает, прижимает крепче к себе. Неожиданно его пробивает на смех. Все это время он неправильно понимал ситуацию. Черт, кажется, это впервые вообще, обычно ведь он такой прозорливый, а тут, блять, самое важное не заметил и не разобрал. Стыдно. И почему-то смешно. Наверное, больше от облегчения.   - Прости, прости, - все еще смеется он, крепко сдерживая брыкающегося парня, не покидающего идеи слезть с него. - Понимаешь, я просто от тебя без ума, потому и думать больше нечем.   Чимин тут же прекращает брыкаться и тоже начинает тихонько хихикать.   У Юнги отлегает от сердца. Вроде как прощен.   - Господин следователь, вы просто первоклассный говнюк, - бубнит Чимин ему на ухо, снова обнимая за шею.   - Старший следователь. Но спасибо за первоклассного, господин Пак, я стараюсь.   Некоторое время они просто молчат, нежась в объятиях друг друга, наслаждаясь общим теплом, затем Чимин снова немного отстраняется и пристально смотрит в глаза улыбающемуся до ушей мужчине.   - Господин старший следователь, так что же между нами? - выдает он.   - Вы мой, господин Пак, вот и все, что между нами.   Чимин прищуривается.   - А вы - мой, господин следователь?   Юнги улыбается.   - Твой, со всеми потрохами.   - Мы встречаемся?   - Да.   - Хорошо.   Кажется, это его полностью устраивает, потому парень возвращается обратно в такие желанные объятия.     **   - Чон Чонгук! Твои последние оставшиеся клетки мозга тоже решили переехать, или что?! – Тэхён не может собрать мысли, это единственное, что получается выдавить из себя, прежде чем он задыхается от возмущения.   Нет, ну уже просто невыносимо. Кажется, этот парень решил устроить ему седые волоски намного раньше, чем они должны были бы появиться!   - А что? Просто хочу как-то необычно отпраздновать твою защиту диплома, - Чонгук невинно улыбается и наклоняет голову, тут же морщась – ветер мощным ударом сбивает с него капюшон, нагло бросая в лицо горсть колючих снежинок.   - Но не нашей же смертью ее праздновать! – чуть ли не орет Тэхён. Ему хочется дать своему парню хорошенького такого леща, да вроде как-то и жаль этого ненормального.   Не слишком разборчивый голос диктора говорит, что какой-то там поезд по какому-то там направлению отбывает через две минуты, и у Тэхёна такое чувство, будто этот самый поезд сейчас нарезает круги по его легким, разрывая все, чего можно коснуться. Железнодорожный вокзал – совершенно не то место, в котором он ожидал оказаться после: «Я приготовил тебе очень интересный сюрприз, пойдем».   - Мы не умрем, ушки, что ты как заевшая пластинка заладил?   Тэхён лишь качает головой и подходит ближе, натягивая ему на голову обратно капюшон. Вот упрямый, для шапки он слишком гордый, а капюшон на куртке ужасно неудобный и толку от него никакого, отчего приходится постоянно натягивать обратно. И, главное, хитрый говнюк, сам никогда не поправит, будет ждать, пока это сделает Тэхён, даже если уши отмерзнут. Парня это одновременно умиляет и бесит до жути. Ну холодно же, серьезно.   - Ты забыл, о чем я тебе рассказывал? Забыл, что все мои предсказания сбываются? Все, без исключений. Ты хочешь еще раз из-за этого поссориться? – Тэхён смотрит на него с такой серьезностью в глазах, что, кажется, в любой момент превратит стоящего напротив в каменную статую.   Чонгук не выдерживает и чмокает его в щеку.   - Только не злись, я не собираюсь с тобой ссориться, мы ведь празднуем.   - Как-то не весело. Чонгук, серьезно. Пойдем отсюда, у меня мурашки по коже от одного вида этого места, - Тэхён берет парня за руку и пытается тянуть прочь, но это как тянуть заупрямившегося быка.   Чонгук вместо этого тянет его обратно на себя, со спины обнимает за талию, все еще осторожно, ведь рука уже почти зажила, но не совсем, разворачивает на 180 градусов и подталкивает ближе ко входу. Тэхён изо всех сил сопротивляется, но куда ему против горы мышц.   - Эй, ты… - Тэхён уже готов уничтожать, но его самым грубым способом перебивают.   - Я не забыл и я не идиот, - чеканит Чонгук, пропуская мимо ушей ядовитое: «Это сомнительно». – Но ты ведь сам говорил, что твои видения сбываются точь-в-точь, так?   - Ну, - бубнит тот, все еще пыхтя и пытаясь выбраться из медвежьей хватки. Кажется, люди вокруг считают их совсем уж ненормальными, хотя, если быть честным, до нормальных им очень и очень далеко.   - Так вот, могу тебе дать сто процентов, что мы не умрем, если сядем в тот поезд, на который я купил билеты.   Еще и билеты купил. Нет, ну Тэхён, ну вот где были твои мозги, когда влюблялся в этого больного?   - Почему ты так в этом уверен?   - Потому что, - Чонгук, наконец, отпускает его и делает очень серьезную мину, поднимая вверх указательный палец для большего впечатления, - этот маршрут – в соседний город. Дорога идет исключительно по равнине, никаких даже малюсеньких пропастей для того, чтобы твое предсказание сбылось.   Тэхён вздыхает. Вроде и логично, но сердце все равно не на месте. Нельзя вот так легкомысленно играть с судьбой. Она легкомысленных не прощает, перемалывает в первую очередь.   - Чонгук…   - Нельзя постоянно бояться поездов, нельзя ставить жизнь на паузу, потому что ты увидел, что когда-то там мы умрем, - голос звучит удивительно серьезно. – Я люблю поезда, не хочу бросать это все только из-за какого-то страха, надоело уже бояться. Страху надо смотреть в глаза. Давай, просто доедем до соседнего города, затем вернемся по той же дороге обратно. Все, я большего и не прошу.   И уже сидя на жестком сидении в почти пустом вагоне Тэхён пытается понять, каким же таким образом его уговорили залезть в этот гроб на рельсах. Гипноз, не иначе.   - Вот видишь, ничего не случилось, - добродушно бормочет Чонгук, внутренне подвывая от того, как крепко Тэхён впился в его ладонь своей. Будто хочет заставить плоть срастись, чтобы больше никогда не отпускать. Слишком уж трогательно, его простодушное сердце готово сродни нежной барышне хлопнуться в обморок.   - Пока что ничего не случилось, - чеканит парень, тяжело вдыхая. Его взгляд буравит грязное окно поезда, за которым разразился ледяной мир из книг о природных катастрофах. Земля уже и так запакована в снег, остались лишь неясные силуэты деревьев, а он все идет и идет, никак не может насытиться своей властью над этой частью планеты. На самом деле Тэхёну очень нравится погода, просто не с окна поезда. Не после того видения.   - Ушки, хватит бубнить, - Чонгук нежно трется щекой о щеку парня, надеясь немного успокоить. Ему и самому уже не нравится эта ситуация, этот слишком напряженный Тэхён. – Все будет нормально, прекрати думать о плохом и наслаждайся поездкой.   Тот только раздраженно выдыхает.   - Тебе надо сходить к психиатру, - бормочет он, осторожно касаясь свободной рукой шеи. След от шнурка давно уже сошел, но фантомные ощущения, будто он все еще там, иногда продолжают досаждать.   Вроде головой и понимает, что Чонгук прав - если пропасти по дороге нет, то его видение не должно сбыться. Но сердце все равно не на месте, выстукивает какой-то бешеный бит по ребрам и не может прекратить. Тэхёну страшно. Сейчас, впервые за очень и очень долгое время в его жизни все хорошо, так не хочется это потерять из-за дурацкой причуды одного ненормального.   Чонгук хмыкает:   - И что я ему скажу? Что мой парень видит смерти и увидел нашу, в поезде? Тогда меня точно в дурку запрут.   Вроде обычные слова, вроде ничего такого, но сказано таким тоном, что у Тэхёна остается горькое послевкусие на кончике языка, плавно утекающее по горлу в душу. Горчат все те воспоминания о врачах, по которым его таскали большую часть жизни. Неприятно. Просто неприятно.   Свою оплошность Чонгук замечает сразу, как и на мгновение поджавшиеся губы парня. Тэхён никогда не скажет, но он знает, что задел. Потому тут же опускает голову тому на плечо и шепчет:   - Прости-прости-прости-прости, знаю, слишком жестоко получилось. Я не хотел тебя обидеть.   Тэхён выдавливает из себя улыбку и кладет свою голову на его. Шапка с медвежьими ушками не самая удобная для такого: одно ухо начинает немного давить, но это не так важно. Он замечает, как косо смотрит на них пожилая женщина, сидящая через два сидения, но лишь мысленно посылает ее куда подальше. Он всю жизнь живет под косыми взглядами, уже давно плевать с высокой колокольни.   - Все нормально, - Тэхён еще крепче (хотя, казалось, куда уж крепче) сжимает ладонь Чонгука, при этом немного переворачивая ее и водя взглядом по выбитым на фалангах буквам. В кучу собирается слово: "Odium".   - Чонгук, почему «ненависть»? – он до этого все никак не удосуживался спросить, хотя давно уже носит в голове эту мысль, а тут прекрасный способ сменить тему разговора.   - А? – тот немного теряется, успевая разомлеть на родном плече, погрузиться в сладкую дымку полудрема.   - Тату. Почему ты набил «ненависть»? Это ведь латынь.   Чонгук немного шевелит головой, чтобы взглянуть на собственную руку, будто вообще впервые видит. Его больше волнует, что ее крепко сжимает рука Тэхёна, все остальное не имеет значения.   Парень громко вдыхает:   - Это напоминание.   - О чем?   - О том, - хмыкает Чонгук, устраивая свободную ладонь на коленке Тэхёна, - как сильна моя ненависть к прошлому, к своей слабости. Что я ненавижу бояться. Думал, может хоть немного поможет это все преодолеть.   Парень вздыхает, чувствуя тяжелый ком, прокатившийся по душе. Как бы ему хотелось взять и стереть все ужасное прошлое Чонгука, стереть ластиком этот мерзкий серый карандаш, чтобы остался только чистый белый холст.  Жаль, что мир так не работает.   - И как? Помогло?   Тяжелый выдох.   - Не очень. Но мне нравится.   Тэхён ничего не говорит, лишь осторожно поглаживает по темным буквам большим пальцем. Он думает, что Чонгуку надо бы с кем-то об этом поговорить, выговориться, выкричаться, выболеть. Даже предлагал психолога, но тот только махнул рукой и посмеялся, мол, ему и так хорошо, какой к черту мозгоправ?   Тэхён бы вот не отказался от этого, ему в последнее время не хватает тех разговоров с профессором, во время которых решались все большие и маленькие проблемы жизни. Да только вряд ли он в ближайшем будущем сможет довериться еще какому-то психологу. Слишком неприятный опыт, потому это место по праву занял Чимин.   - Он искал меня недавно, - через какой-то отрезок молчания тянет Чонгук. – В участке.   Тэхён выныривает из своих мыслей и трется щекой о его волосы.   - Кто?   - Отец.    Тэхён вздрагивает. Рвется подняться, посмотреть в глаза Чонгуку, узнать как он, что с ним после такого, но тот лишь кладет свою руку на противоположное плечо парня, таким образом одновременно обнимая и удерживая на месте.   - Спокойно, - бормочет Чонгук. – Все норм. Меня там не было, а дальше проходной его не пропустили. Оставил свой номер телефона, сказал позвонить. Дежурный возмущался еще, что на него смотрели как на говно и позвонить прям приказали.   Тэхён поднимает свободную ладонь к плечу и осторожно поглаживает руку Чонгука, не имея ни малейшего понятия о том, что ему делать.   - И ты позвонил?   - Пф-ф, еще чего, - злобно выплевывает тот. – Нет, конечно, и не собираюсь. Меня с этим человеком ничего не связывает, не хочу вообще, чтобы он был в моей жизни.   Мягкий поцелуй в макушку – все, что сейчас может придумать Тэхён.   - А… - он хочет задать давно интересующий его вопрос, но решает, что лучше промолчать. Не время сейчас. Да и никогда, наверное, не время.   Он даже представить себе не может, что бушует в душе Чонгука, если у него самого неутихающий шторм. Человек, с которым связаны самые жуткие моменты детства, не может снова вернуться просто так, без вызванных возвращением гроз.   Но Чонгук, на самом деле, спокоен. Действительно спокоен. Ну ладно, почти. Когда он узнал, что отец его искал, хотелось биться головой и кулаками о стену так долго, пока ничего не останется либо от одного, либо от другого. Но затем это все прошло, подозрительно быстро. Возможно, его чувства насчет этого человека успели притупиться за столько лет жизни отдельно, возможно, благодаря Тэхёну, который сейчас с ним, он не знает. Он лишь знает, что, не смотря на то, что ненависть и страх никуда не делись, они больше не занимают так много места в его душе.   Больше территорий отведено Тэхёну и всему светлому, что появилось в его жизни вместе с парнем. И сейчас Чонгука волнует лишь то, что он не один, что о нем заботятся, что существует один человек в шапке с медвежьими ушками, который с недовольной миной поправляет спавший капюшон, волнуется, поел ли он, выспался ли, не грустно ли ему, который обнимает, когда плохо, сдерживает, когда Чонгук бесится и по вечерам берет иногда так, что потом ноги трясутся как у слабой барышни. Или по выходным. От этой мысли Чонгуку хочется лишь облизнуться. Жизнь сейчас слишком хороша, чтобы тратить ее на дурацкие волнения о прошлом.   - Спрашивай, - лишь бормочет он, борясь с желанием податься вперед и лизнуть парня в шею. Останавливает лишь то, что может сделать больно еще не до конца зажившей руке.   - Ты о чем?   - Ты хотел что-то спросить. Не бойся, я сейчас готов сделать ну вот совершенно все, что ты только захочешь, - мерный перестук рельсов его убаюкивает, успокаивает, как в детстве.   Тэхён слабо улыбается. Его все еще не отпустила злость за эту авантюру с поездом, но как тут вообще злиться, когда тебе такое говорят?   - Ладно. Мне просто очень интересно уже давно, ты можешь не отвечать на этот вопрос… - некоторое время он медлит, затем все же решается. – А что с твоей матерью? Ты никогда не думал найти ее? Узнать, что с ней?   Чонгук вздыхает. Еще одно неприятное воспоминание, но тут он сам виноват, дал зеленый свет.   В это время поезд начинает тормозить на одной из промежуточных станций, от чего по проходу проносится несколько пассажиров, тревожа сонное спокойствие, воцарившиеся в вагоне. Когда они исчезают, Чонгук делает еще один глубокий вдох, желая покончить с этим раз и навсегда.   - Иногда думал о том, где она, что с ней. Но искать не собираюсь. Я не знаю ее мыслей, ее мотивов, но эта женщина в здравом уме ушла и оставила меня с ним. Прекрасно зная, на что меня подписывает. И за столько лет даже не попыталась найти, узнать как я. Потому нет, я не буду искать того, кому плевать. Что бы она ни могла сказать в свое оправдание, никакие слова не смогут заставить простить ее за то, что она ушла и оставила меня с ним. Пусть живет себе своей жизнью, в моей я ее наблюдать не хочу.   Тэхён кусает губу. Он не может понять всех эмоций Чонгука, но в общем понимает такую позицию. Пусть все книги, все учения кричат о том, что нужно простить и отпустить, некоторые вещи просто не прощаются. Как бы ты ни старался. Тут остается только научиться жить со своей обидой, и, кажется, Чонгук научился. И даже, возможно, смирился.   -  Раз уж мы начали этот разговор, - парень поднимает голову с плеча Тэхёна и хитро на него поглядывает, - может, ты тоже расскажешь, наконец, почему только Намджун ездит к родителям, а ты всегда остаешься дома?   Прямое попадание. Парень замечает, как Тэхён мнется, нервно облизывает губу, затем улыбается одной из своих фальшивых улыбок, которые Чонгук успел выучить наизусть.   - Жду, пока они сильнее соскучатся, - так же фальшиво хихикает он, - тогда кормить лучше будут.   Чонгук лишь хмыкает, затем немного наклоняет голову.   - А теперь правду.   Тэхён недовольно дергает плечом, после чего улыбается еще шире:   - Это чистая правда.   Тяжелый взгляд продолжает буравить его, намереваясь пробиться сквозь все выстроенные железные стены напускного веселья, сквозь которые никому раньше не удавалось пробраться к настоящему Тэхёну.   - Я жду, - не отстает Чонгук.   Еще несколько вязких мгновений Тэхён мечется, не зная, как спастись от этого взгляда, как сбежать, исчезнуть, лишь бы ничего не отвечать.   Дурацкий следователь, какого хрена ты вообще в это полез?   Но в какой-то момент просто сдается. Это ведь не конец света, правда? Чонгуку можно знать. Улыбка одним мазком стирается с губ, глаза наполняются обидой и отчаянием.   - Я нежеланный гость в их доме, - наконец, выдавливает он из себя с таким трудом, будто для каждого произнесенного звука приходится поднимать тяжеленную скалу над головой.   - Почему? – у Чонгука больно колет под ребрами. Он знает. Знает, что это. Не в такой интерпретации, как Тэхён, но в довольно похожей.   Парень смотрит сквозь него, быстро дыша и пытаясь хоть немного совладать с эмоциями. Сколько бы он ни старался, все еще больно. Слишком.   - Они всегда меня стеснялись. Всегда боялись того, что скажут люди, что поползут слухи. Слухи все равно поползли, от чего меня начали таскать по больницам и психиатрам, запрещали видеться с друзьями, кому-то что-то рассказывать. Потом начали проверять телефон и все переписки, следили за каждым шагом, часто не выпускали из дома. Когда умерла Сато, и я уехал, стало вроде как полегче. Но около двух лет назад случилась буря. Был день рождения мамы, собралось много родственников и знакомых, считай, пол города. И именно в этот момент я увидел, что она умрет от рассеянного склероза. Сказал это при всех. После чего меня выставили из дома, как нашкодившего котенка, и сказали больше не возвращаться. Некоторое время после этого я еще пытался что-то исправить, звонил, но на той стороне никто никогда не брал трубку и не перезванивал, потому в один момент я прекратил. Какой смысл стучаться в дверь, которую специально не хотят открывать? Намджун все еще пытается как-то исправить ситуацию, но мы оба знаем, что это бесполезно. Теперь и ты знаешь.   - Мне очень жаль, - все, что получается выдавить у Чонгука. Он никогда не был мастером по подбору правильных слов, этот момент совсем не исключение.   Тэхён слабо улыбается, теперь уже по-настоящему. По крайней мере, Чонгук теперь знает о нем чуть больше, что тоже неплохо.   - Все хорошо. Теперь просто молись, чтобы мы не умерли, иначе я тебя и на том свете найду и весь мозг выем!   Чонгук лишь смеется. Он знает, что ничего не случится. Что они спокойно доедут до соседнего города, выпьют по чашке кофе («фу, какая же дрянь») в кафе рядом с вокзалом, а потом так же спокойно вернутся обратно, уже в сумерках.   И Тэхён, выбравшись из поезда, выдохнет облегченно и пробормочет:   - Значит, не сегодня.   А Чонгук, поймав неожиданно философский вайб, парирует:   - Не сегодня. Да, если верить твоим видениям, мы не сможем избежать судьбы, умрем рано или поздно, как и все остальные люди в этом мире. Но это будет не сегодня и не завтра, не в следующем месяце и не в этом году. Потому что мы не будем ездить по маршруту, который проходит через пропасть. Да, однажды это все равно случится, но не сейчас, у нас есть еще достаточно времени для того, чтобы просто жить и наслаждаться этой жизнью. И когда это таки произойдет, в поезде или не в поезде, у меня не будет ни единого сожаления, потому что я к тому времени проживу большую и красивую жизнь с тобой. Да и умереть с тобой звучит довольно неплохо.   Он подойдет ближе и возьмет Тэхёна за руки, серьезно смотря тому в глаза, замечая, как там зажигается все больше и больше звезд, их свет проникает все дальше, глубже, в самые загнанные и темные закоулки души, по которым уже столько лет прячутся все страхи и обиды. Этот свет, кажется, будет готов заслепить все плохое, что когда-либо происходило в его жизни.   - Считай это еще одной игрой, вроде той, про город, в котором нет меня, - продолжит Чонгук, загипнотизировано глядя в эти глаза. - Только это будет город, в котором не было того видения. Его не случилось, и мы просто живем дальше.   На что Тэхёну не будет что ответить, он только хмыкнет и потянет Чонгука прочь от вокзала, в затопленный огнями ночной город, изо всех сил пытаясь скрыть улыбку, с боем пробивающуюся наружу.   - Кстати, - в какой-то момент Чонгук остановится, - давно хотел сказать, что безумно счастлив, что это, - он повернется вокруг своей оси, указывая рукой на мир над головой, - город, в котором есть ты.   И будет с замиранием сердца наблюдать, как улыбка все же расплывается по бледным от холода губам.   - Чон Чонгук, я тоже хотел сказать, что безумно счастлив, что это, - он, копируя, так же повернется вокруг своей оси, - город, в котором есть мы.