Время 3:27

      «Каждый приносит этой войне свою жертву. Для кого-то ценой становится жизнь их близких: семьи и друзей. Для кого-то — всего лишь собственная ж…»       Тео слышит, как его зовёт сиделка, кажется, Сара или Мара, не помнит точно её имени. Регулярно персонал госпиталя сменяется, так как никому из сотрудников нельзя задерживаться на одном месте дольше двух недель. Это правило было введено, когда Орден перестал доверять даже тем, кто так или иначе оказался на их стороне. Даже самому себе.       Но данное ограничение не касается главных целителей. Их осталось слишком мало, и смена занимает то ценное время, которого у них нет. Они и так потеряли достаточно много бойцов.       Тео выходит из своего «кабинета», если крошечную комнатушку с минимумом мебели можно назвать кабинетом, в общий зал.       — Дэвис, — всё, что произносит сиделка, прежде чем уйти.       Нотт подходит к комоду с хозяйственным инвентарём госпиталя, берёт журнал, потрёпанный и изветшалый, и тянет за тонкую синюю верёвочку, использующуюся в качестве закладки, чтобы открыть нужную страницу.       Он сверяется с часами, висящими над входом в госпиталь — 5:41, — и достаёт ручку из нагрудного кармана футболки, которая давно выцвела из кипенно-белого в грязно-жёлтый оттенок. А сама ткань после сотни стирок больше напоминает пожёванную бумагу.       Имя — Джонатан.       Магловскую ручку ему оставила Грейнджер, после того как Тео сменил её на посту целителя в этом госпитале. Это было три года назад, когда правила о смене персонала ещё не были введены.       Он сохранил ручку, поверив Гермионе на слово в том, что писать данным приспособлением гораздо проще, чем пером. Писал Тео много, поэтому смог на собственном опыте убедиться в её правоте.       Фамилия — Дэвис.       На букве «в» остаётся жирная капля чернил. Да, этот метод письма тоже неидеален, но Нотта беспокоит не это.       Возможно, это последнее упоминание Джонатана Дэвиса где-либо.       Возможно, вся его семья мертва и больше никто не вспомнит о нём.       Возможно, это единственное, что от него останется.       Клякса.       Над последней колонкой Тео всегда заносит руку на несколько секунд. Делает паузу, которая не поменяет ровным счётом ничего — парень не вернётся с того света. Но Нотт не может не дать себе пятнадцать жалких секунд. Потому что это похоже на подписание приговора.       Время — 5:41.       Грейнджер сказала, что это важно.       Но, если честно, Тео кажется, что она начала вести журнал в порыве какого-то собственного импульса. Сделать что-то, когда не смогла сделать ничего.       Вряд ли потом эти записи отправят в какой-то исторический архив или типа того. У них больше нет никаких архивов.       Вряд ли кто-то вообще вспомнит о них, если случится экстренная эвакуация из того места, где сейчас находится госпиталь.       Но он всё равно пишет каждый раз, каждый чёртов раз, имя, фамилию и время. Грёбаной магловской ручкой, которая оставляет следы на именах тех, кто больше никогда их не услышит.

***

      Послеобеденный обход занимает всего час. Не потому, что здесь мало пациентов. Потому, что большинству из них уже ничем не помочь. Семь из десяти солдат умирают в бою. Девяносто семь процентов из тех, кто оказывается в госпитале, умирают уже на больничной койке. Простая математика подсчёта человеческих жизней.

***

      Тео щурится от яркого солнца, когда выходит из зачарованной палатки на улицу. Снаружи она совсем небольшая, но внутри госпиталь занимает больше ста квадратных метров.       Зажигалка не поддаётся с первого раза, оставляя на большом пальце чёрные полосы. Наконец дым пробирается в лёгкие, проникает в самые дальние уголки, отравляя на своём пути каждую клетку. И заставляет почувствовать.       Ты убиваешь себя.       Медленно, но верно подходишь к порогу смерти.       Она гостеприимна.       Тео опускает веки и снова делает затяжку.       На самом деле этого недостаточно. Этого пиздец как недостаточно, и, если бы он мог позволить себе способ быстрее, чем курение, он бы сделал это.       Тео осматривается, прежде чем пройти в чащу леса, и замечает на поляне справа цветы шафрана. Фиолетовые лепестки тянутся к весеннему солнцу, не обращая внимания на следы засохшей крови на земле вокруг. Будто всё это не важно и жизнь может существовать даже там, где существует война.       Но это обманчиво.

***

      Сухие ветки хрустят под ботинками, когда Тео исследует чащу. Осторожно изучает местность в поисках нужного обозначения. Каждый раз это что-то новое, потому что им нельзя выдать себя. Слишком мягкая кора дерева или скопление грибов, которые не растут в этой местности.       Наконец под одним из деревьев на расстоянии нескольких метров он обнаруживает почти прозрачное голубое свечение.       Слишком очевидно.       Конечно, Тео понимает, что неподготовленному глазу не зацепиться за едва заметную, колеблющуюся над выступающими корнями магию. И, скорее всего, посыльный торопился, так как не успел придумать более неприметный способ обозначить место с заветной коробкой.       Но когда один неверный шаг, ошибка или промах могут стоить жизни десяткам людей — он не в состоянии подавить свою тревогу.       Кто-то мог увидеть.       Тео снова осматривается, прежде чем подойти к нужному дереву.       В несколько мгновений он пересекает расстояние и присаживается, закрывая своим телом светящиеся голубые огоньки. Он достаёт палочку из кобуры, закреплённой на талии, и направляет её на волны переплетённых между собой корней.       Шёпот заклинания, срывающегося с его уст, не дает тишине чащи различить ни звука, и в этот же момент массивные древесные косы расступаются в разные стороны, освобождая небольшой участок свежей почвы.       Ему требуется ещё около минуты, чтобы смахнуть руками верхний слой земли и вызволить из углубления небольшую, помятую коробку. Никаких опознавательных признаков — это тоже одно из правил.       Не проверяя содержимое, здесь это попросту небезопасно, Тео подхватывает находку под мышку и вновь осматривается. Молчание громадных деревьев прерывает лишь его собственное частое дыхание и слабый звон сталкивающихся друг с другом стеклянных сосудов, доносящийся из коробки. Нотт пытается контролировать дрожь в руках, но получается из ряда вон плохо, так как он всё ещё слышит это чёртово дребезжание.       Ему нужно как можно скорее пересечь чащу и добраться до госпиталя. Остаться незамеченным.

***

      Тео останавливается в нескольких метрах от палатки. Со стороны леса, слева от госпиталя, до самого входа тянутся тёмные красные следы. Ещё свежие.       Безусловно, он и раньше видел кровь. Много крови.       Но будто то, как ты с ней столкнёшься, имеет какое-то особое значение.       Когда ты не знаешь, кто оставил эти ещё тёплые, но уже почти впитавшиеся в землю лужи. Когда ты не знаешь, насколько безжалостны раны, ставшие им причиной.       Тео делает глубокий вдох и шагает вперёд. Наступает подошвой ботинок прямо на влажную почву, слышит, как она хлюпает под ногами. Одёрнув ткань, он моментально окружает себя гулом нескольких голосов, смешавшихся между собой. Он видит толпу, собравшуюся вокруг одной из дальних коек.       Ни криков. Ни стонов. Ни даже хриплых всхлипов.       Ничего, что могло бы дать понять — этот кто-то ещё жив.       Толпа вокруг предполагаемого раненого состоит из группы уже знакомых ему авроров. Он знает, в каком случае в госпиталь отправляют именно их.       Тео делает несколько уверенных шагов и резко останавливается, когда из-за плотной ткани полога в конце коридора выходит Аластор Грюм.       Каждый раз при виде этого человека по телу проходит нервный озноб. Видимо, не только у него Грозный глаз вызывает такое ощущение, так как авроры сразу же отходят в сторону, уступая главнокомандующему дорогу, и Тео замечает у изголовья кровати макушку светлых волос.       Его бросает в жар.       Он должен как можно скорее проверить.       Узнать. Убедиться. Выдохнуть с облегчением.       Но все, что ему удаётся, — удержать, не уронив на пол, ценную коробку в руках.       Грюм бросает пару слов одному из своих и, хромая, направляется в сторону главного целителя. Он не особо торопится, и это наталкивает Нотта на самые страшные мысли: возможно, торопиться уже не имеет никакого смысла.       — Нотт.       Его голос режет слух, как скрежет ржавого гвоздя по стеклу.       — Ещё один. Парни оставили его в общем зале, пока сиделка возится с грёбаным матрасом.       За пологом, там, откуда вышел Грюм, Орден установил камеру для пленников. Ржавые прутья решётки отделяют того, кто окажется в ней, от остальных раненых. Потому что пленники с вражеской стороны находятся в госпитале совсем по другим причинам.       Кровать с металлической сеткой — единственное, помимо унитаза в углу, что находится в импровизированной камере. И даже это кажется Теодору неподходящим. Просто неуместным, учитывая то, что происходит с узниками дальше.       Сара уже перенесла один из захудалых матрасов из общего зала. И это тоже будто совсем не вписывается в реальность Тео. Будто кто-то из тех, кто становится их заложником, — один из тех, кто убивает их солдат на поле боя и глазом не моргнув, — заслуживает подобного отношения. Заслуживает хоть немного чувствовать себя… человеком?       Возможно, это некое искупление Аластора в собственных глазах.       Возможно, несмотря на то что он военный до мозга костей, несмотря на его холодность и беспристрастность, несмотря на его неимоверную жестокость, он пытается проявлять что-то наподобие сострадания.       — Действуем по такому же плану. Сейчас он без сознания, поэтому у тебя есть несколько часов, чтобы залечить самые серьёзные раны. Он должен быть готов, когда мы вернёмся через несколько дней.       Когда появляется Сара и коротко кивает, оповещая о проделанной работе, один из парней взваливает обездвиженное тело на плечо и скрывается за пологом.       Тео не нужно видеть лица, чтобы наконец осознать, что это он.

***

      В госпитале воцаряется привычная тишина, когда отряд Грюма покидает палатку.       Стекло дверцы шкафчика с зельями звенит, когда Тео открывает его. Сначала он аккуратно расставляет бутыльки из принесённой им коробки. Словно специально оттягивая момент, когда придётся зайти в камеру к пленному.       Слишком противоречивые чувства бурлят в нём, просачиваясь сквозь ткани внутренних органов и оставляя в них кровоточащие дыры.       Одновременно с желанием видеть его живым у Тео теплится надежда, что, пока он возится с этими проклятыми зельями, он умрёт. Лишит его возможности стать причастным к этому. К мучениям, которые в конечном счёте имеют лишь один исход.       Он скользит взглядом по рядам склянок с жидкостями, мысленно подбирая нужные. Не то чтобы у него был большой выбор. На самом деле зелья поставляют в довольно скудном количестве. Раз в две недели, иногда раз в месяц. Этого едва хватает, чтобы помочь хотя бы половине их раненых.       Использовать ценные бутыльки на пленных кажется Тео предательством. Но Грюм видит ситуацию иначе: добыть ценную информацию у заложников стратегически важнее, нежели сохранить несколько жизней.       «Мы спасём гораздо больше, когда закончим эту войну. Нужно чем-то жертвовать».       Сведения, которые они смогли получить последний раз, уберегли от смерти около ста человек. Поэтому Нотт никогда не спорил с ним. Игнорируя жжение несправедливости внутри, точно исполнял приказы высшего руководства.       Крововосполняющее зелье, экстракт бадьяна (точнее, несколько его капель, оставшихся на дне) и заживляющая мазь. Сиделка сталкивается с Тео в проходе через полог, и ему приходится прижать бутыльки к груди, чтобы они не упали на пол и не разбились.       — Вы уверены, что на него стоить тратить бадьян? У нас и так осталось его очень мало, остальные раненые…       Сара не заканчивает фразу, наткнувшись на взгляд Нотта. Холодный и острый. Который будто лезвием рассекает любые попытки женщины препятствовать.       Сиделка покорно кивает и, не произнеся больше ни слова, отправляется к пациентам.

***

      Тео не видел Драко с битвы за Хогвартс. С того самого момента, когда однокурсник встал за спину Волдеморта, присоединившись к своим родителям. И пересёк невидимую черту, которая за эти годы громадной каменной стеной возвысилась между ним и Ноттом.       Он всегда оставался для Теодора призраком прошлого, за которого тот цеплялся в самые отчаянные моменты. В моменты, когда в нём угасала жажда к жизни, превращаясь в жалкую горстку пепла.       Он никогда не думал о Драко как о враге. Эта правда тонула в воспоминаниях, когда они с Малфоем сидели плечом к плечу на уроках зельеварения или защиты от тёмных сил. Когда они болели за одну команду по квиддичу во время чемпионата или когда гуляли большой компанией слизеринцев по Хогсмиду перед Рождеством.       Тео не представлял, как Драко произносит смертельное заклинание, направляя палочку в сторону своего противника. Никогда не представлял, что однажды этим противником может оказаться сам Нотт.       Он не знал, за что Малфой сражается и кем является на самом деле.       Поэтому, когда Тео останавливается перед его камерой, реальность грудой сваливается ему на плечи. Раздалбливает кости, заставляя уронить голову и прижаться лбом к холодным ржавым прутьям.       Тео делает глубокий вдох, чувствуя в носовой полости запах приближающейся смерти и гниющих ран. Такой отчётливый, что руки сами тянутся к палочке, а губы сами произносят открывающее замок заклинание.       Малфой настолько бледный, что Тео, не решаясь подойти ближе, непроизвольно сглатывает. Если бы не еле слышное, хриплое дыхание — он бы уже не надеялся нащупать пульс, бьющийся сквозь тонкую кожу на запястьях.       Его футболка разорвана в клочья. Грудь испещрена кровавыми полосами, пропитавшими ткань настолько, что та почти срослась с кожей. На руках и ногах не осталось ни одного ногтя, а левая половина лица представляет собой единый кровоподтёк, без намека на хоть один здоровый участок. Правая бровь рассечена, и кровь, сочащаяся из рваной раны, тянется тонкой струйкой, очерчивая острые скулы и линию подбородка, и останавливается во впадине между ключицами. Несколько прядей некогда светлых волос окрасились в багровый и оставили отпечаток на сером, прогнившем матрасе.       Сложно предположить, сколько костей сломано, но, учитывая внешние повреждения, Тео не успеет срастить их до конца, до того как вернётся Грюм.       Лёгкое движение пальца руки, безвольно свисающей с койки, заставляет Тео прийти в себя. Он моргает несколько раз, надеясь, что увиденное окажется чёртовой галлюцинацией. Кошмарным сном, который никогда не должен был присниться.       — Драко.       Звучит жалко. Потому что он знает — сейчас Малфой его не услышит.       Но даже этот ничтожный полушёпот стучит по вискам, отзываясь острой болью. Тео боится представить, что с ним произойдёт, когда Драко очнётся. Когда Тео услышит его голос, оттенки которого бережно хранил на подкорке своего сознания.       Он понимает, что теряет драгоценное время, рассматривая изуродованные черты такого родного лица. Когда каждая минута на счету, когда Драко на его глазах буквально борется один на один со смертью.       Пока Теодор борется с самим собой. Потому что, как только он приступит к лечению, он сделает выбор.

***

      13 сентября 1993 года       Тео удивляется, когда Драко первый раз садится с ним за одну парту во время пары по ЗОТИ. Два года, что Нотт учится в Хогвартсе, он не общается практически ни с кем со своего факультета. Скорее всего, многие считают его отчуждённым и замкнутым. И он не может винить их за это.       Драко понадобилась помощь с тестом, и Тео не видит причин не помочь ему.       25 декабря 1994 года       Во время Святочного бала Тео кажется, что Драко выделяется на фоне остальных. Он ещё не понимает, чем именно, но почти весь вечер не может оторвать глаз от парня, успевшего стать близким другом.       23 декабря 1995 года       Они вместе идут в Хогсмид выбирать подарки семье и друзьям. Драко подшучивает над ним всю дорогу, пытаясь убедить в том, что Тео обязательно должен выбрать подарок Эмилии Свонсон, которая совершенно точно ему нравится.       И он не догадывается, что всё это время Нотт присматривает подарок именно для Драко, но так и не решается купить его.       10 апреля 1996 года       Они выпивают бутылку огневиски на двоих и откровенничают всю ночь.       Драко рассказывает о своём детстве и родителях. То, что до этого было скрыто от чужих глаз под непроницаемым занавесом.       Теперь они проводят практически всё свободное время вместе, и Тео наслаждается каждым мгновением, запоминает каждый взгляд, каждую шутку и каждое прикосновение.       5 июня 1997 года       Драко искренне удивляется, когда Тео дарит ему кольцо с гравировкой.       I'm there for you.       Ему кажется, что такие подарки обычно дарят девушки своим парням.       Но улыбка всё равно пробивается сквозь привычную маску безразличия.       2 мая 1998 года       Тео смотрит, как Драко пересекает площадь Хогвартса и встаёт рядом с родителями. Нотт пытается поймать его взгляд, но Малфой уже сделал свой выбор.

***

      Тео садится на край кровати, и пружина протяжно скрипит, будто вслух заявляя о выборе, который он в итоге делает.       Он решает начать с глубоких порезов на груди, на которые планирует потратить весь оставшийся бадьян. Как только он дотрагивается до края ворота футболки, чтобы открыть себе доступ к искалеченному телу, у Малфоя вырывается тихий стон. В некоторых местах кровь успела засохнуть, и ткань прилипла к ранам, вызывая боль при любой попытке избавиться от неё.       Нотт прикасается кончиком палочки к материи и шёпотом произносит: «Тергео», очищая футболку от пятен. Ещё один стон, более громкий и мучительный, пронзает барабанные перепонки Тео и заставляет его сжать свободную руку в кулак.       Он осторожно разрывает ткань посередине и отбрасывает её куски на кровать по обе стороны от тела Драко. Порезов ещё больше, чем ему показалось вначале. Короткие и небольшие чередуются с длинными и глубокими. Прямые — с витиеватыми. Словно мазки на портрете этой грёбаной войны.       Тео капает экстрактом бадьяна на самые серьёзные раны, задевающие несколько слоёв кожи. Они начинают срастаться, что приносит Малфою новые вспышки боли и заставляет его сдавленно стонать.       Драко всё ещё не приходит в сознание, и это наталкивает Тео на мысль о том, что, должно быть, Грюм влил ему в глотку лошадиную дозу усыпляющего зелья. Разумеется, в целях безопасности — чтобы у Нотта было время исцелить пленника.       — Сана Вульнус , — он проводит кончиком палочки по другим порезам, еле слышно произнося исцеляющее заклинание. Они не затягиваются до конца, но риск заражения существенно снизится.       Полотенцем, смоченным тёплой водой, Нотт осторожно стирает следы крови с груди Драко, обходя стороной болезненные места. Он не пользуется заклинанием, переживая, что магия может задеть заживающие раны. Ткань быстро пропитывается, окрашивая руки чужой кровью.       Сверху Тео наносит заживляющую мазь, но результат от лечения на этих участках будет заметен ещё не скоро. Нотт обводит пальцем отвратительные узоры, прохладной субстанцией лишь на незначительную долю приглушая мучения Малфоя.       На левой половине лица и правой брови также появляется толстый слой мази.       Это единственное средство, которое в госпитале присутствует в достаточном количестве.       Чтобы понять, в каком состоянии находятся внутренние органы и кости, Нотт вычерчивает в воздухе руну. Над телом Драко появляется проекция диагностики организма насыщенно-зелёного цвета. К удивлению Тео, все кости целы, кроме трёх нижних рёбер с левой стороны. Он знает, что в госпитале осталась пара бутыльков костероста. Он попросит Сару дать его Малфою позже, когда боль от лечения других ран станет легче. Пока Драко не двигается, эти травмы не доставят ему большого дискомфорта, так как на проекции Тео не увидел риска для жизни.       Когда он подносит к губам Драко склянку с крововосполняющим зельем, ему приходится с силой надавить большим пальцем на подбородок, чтобы влить необходимое количество в рот.       Тяжёлое, но размеренное дыхание Драко заполняет собой пространство.       У Тео появляется слабая надежда на то, что, возможно, сейчас он чувствует себя лучше. Возможно, он облегчил страдания Малфоя, которого через несколько дней вновь отдаст на растерзание Аластору Грюму и его аврорам.

***

      Тео стоит перед зеркалом в своей комнате, опираясь руками о раковину. Он всматривается в лицо в отражении, пытаясь найти в нем остатки того, кем был прежде. Есть ли хоть что-то?       Нотт подносит руку к лицу. Проводит ладонью, оставляя на коже багровый след. И этот след — самый очевидный ответ на его вопрос.

***

      Тео возвращается к последней записи в своем дневнике.       Фраза обрывается на слове, буквы которого он сейчас не в состоянии вывести. Поэтому он переворачивает страницу и утыкается взглядом в чистый лист.       «Это мой долг, верно? То, что я должен сделать. В эти моменты я представляю себя другим человеком».

***

      На вечернем обходе Тео обрабатывает раны солдата, который поступил в госпиталь пару дней назад после пожара в одном из штабов. Пожиратели выследили их ночью и подожгли хижину. Ожоги почти зажили, но на теле останутся пятна уродливых шрамов. На самом деле, почти все его тело — один уродливый шрам.       Сара подходит сзади и кладёт руку на плечо Тео. Слегка сжимает, когда наклоняется и тихо произносит:       — Он зовёт вас.       Нотт замирает.       Он не готов столкнуться с ним лицом к лицу.       Не готов услышать, что он ему скажет.       Женщина мягко забирает банку с заживляющей мазью из его руки, застывшей над телом пациента.       — Я закончу.       Тео кивает, позволяя сиделке занять его место.       Белый шум, вибрирующий в голове, вытесняет из разума любые здравые мысли.       Нотт практически бессознательно подходит к комоду с чистым постельным бельём. Оно уже давно абсолютно непригодно для использования, но им хотя бы удаётся избавляться от пятен крови.       Чистые простыни не предназначаются для пленников. Но он не может противиться воющему чувству, сдавливающему грудную клетку.       Взгляд падает на небольшую стопку футболок на нижней полке, так же предназначенных только для пациентов. Не отдавая отчёт своим действиям (предпочитая не отдавать отчёт своим действиям), Тео берёт одну футболку.

***

      Нотт крепко сжимает палочку в руке, когда останавливается возле железной решётки. Малфой не сразу замечает его, и это даёт Тео ещё немного времени.       Буквально несколько секунд, пока стальные радужки не впиваются в его кожу. Словно кислота разъедает слой за слоем.       — Боишься зайти?       Голос Малфоя не такой, каким Тео его помнит. Грубее и ниже.       — Я не боюсь.       Глаза Драко находят волшебную палочку в его ладони, и на лице появляется злобная ухмылка.       — Я безоружен.       — Я знаю.       Тео одними губами произносит заклинание и слышит щелчок замка.       Скрип ржавых петель рассекает слух, когда он толкает дверь и заходит внутрь.       — Что это? — Драко смотрит на стопку в его руках.       — Я принёс…       — Простыни? — Малфой даже приподнимается в кровати, чтобы убедиться, что понял правильно. — Ты принёс мне грёбаные простыни?       Его смех дрелью просверливает дыру где-то в черепе Тео.       — Ты чёртов мудак, — Малфой обволакивает каждое слово чёрной желчью.       — Ты тоже, — Тео оставляет стопку из простыней и футболки на полу возле кровати.       Он выпрямляется и наблюдает, как Драко яростно бегает взглядом по его лицу в попытках отыскать что-то.       — Сара должна была дать тебе костерост, — Тео точно знает, что она дала его. Он переспрашивал несколько раз, чтобы быть уверенным.       — Да, я выпил это восхитительное варево.       Нотт кивает, на мгновение опуская глаза в пол, и тут же возвращает внимание к Малфою.       — Зачем ты позвал меня?       — Спросить? — звучит скорее как вопрос, нежели утверждение. — На самом деле я хотел посмотреть тебе в глаза и спросить, зачем ты сделал это.       То, что он больше всего боялся услышать. Зачем.       У Тео совершенно точно не подготовлен ответ. Он думал об этом слишком много, но так и не нашёл, что ответить даже самому себе.       Тем не менее он непроизвольно открывает рот, чтобы сказать хоть что-то, когда Малфой обрывает его:       — Зачем ты предал нас?       На секунду Тео кажется, что он ослышался. Он ожидал совсем другого вопроса.       — Предал? — звучит настолько удивлённо, что Драко сводит брови к переносице.       — Мы были друзьями.       Тео никогда не думал о том, как это выглядело в глазах Драко. Битва за Хогвартс. Возможно, он считал, что Тео должен встать с ним плечом к плечу. Как все годы до этого.       — Я просто сделал выбор. Как и ты.       Драко будто собирается протестовать, но осекается.       Около минуты они просто смотрят друга на друга, не решаясь сказать ни слова. Тео ловит себя на мысли, что всё это время считает тяжёлые вдохи Малфоя. Он разворачивается и уже на выходе из камеры произносит:       — Мы никогда не были друзьями.       Тео понимает, что для Драко это имеет совсем иной смысл.

***

      Утром, выйдя из своей комнаты, Нотт видит Сару, расставляющую зелья в шкафчике в общем зале.       — Экстракт бадьяна? Откуда?       Женщина, не отвлекаясь от своего занятия, отвечает через плечо:       — Мистер Грюм принёс еще несколько бутыльков. Просто счастье какое-то.       — Грюм? Он был здесь? Зачем?       Горло сжимает жалящее беспокойство, острыми когтями впиваясь в нежную кожу.       — Да, он забрал пленного, — так же небрежно бросает Сара.       — Но он должен был вернуться лишь через несколько дней, Малфой ещё не восстановился после прошлого раза, — Тео лихорадочно бормочет это самому себе, но всё же слышит ответ.       — Наверное, им этого было достаточно, — она всё-таки поворачивается, замечая в голосе Нотта неясные ноты, и слегка пожимает плечами.       Он пересекает расстояние до камеры за считаные секунды, чтобы убедиться. Кровать пуста.

***

      Ударяясь о края керамической поверхности умывальника, тёмные капли стекают неровными струйками в слив. Тео хочет чувствовать эту боль, поэтому давит бритвой сильнее, оставляя на руке глубокие порезы.       Но она всё равно не заглушает ту, которая находится внутри него.       Этого всё равно недостаточно.

***

      Прошло уже три часа.       За это время Тео обошёл каждого пациента по два раза, пытаясь отвлечься от отравляющих его сознание мыслей.       Когда полог открывается, взгляд тут же отыскивает пятно белых волос. Нотт не позволяет себе двинуться с места, когда два аврора, небрежно взяв Малфоя под руки, ведут его через общий зал в камеру. На этот раз он в сознании.       Только после того, как они скрываются из виду, Тео подходит к Грюму.       Аластор, не тратя время на приветствие, выдаёт главное:       — Он ничего не сказал. Снова.       Вопрос вязкой жижей застревает у Тео во рту.       — Мы вернёмся завтра. Ты знаешь, что делать.       Грюм устало вздыхает. Возможно, это слишком даже для него.

***

      Простыни полностью пропитались кровью.       Буквально невозможно определить, что когда-то они имели другой цвет.       И сейчас Тео понимает — с его стороны принести их Драко было насмешкой. Жестокой шуткой, не имеющей ничего общего с заботой.       Нотт стоит напротив, боясь пошевелиться. Боясь сказать хоть слово, будто любой звук может уничтожить последние крупицы жизни в Малфое.       Драко с трудом открывает отекшие веки, пытаясь разглядеть очертания Тео.       Глухой, хриплый смех срывается с его губ.       — Ты же понимаешь, что ничем не отличаешься от них?       Тео знает, что это правда. В этом всё дело.       Они ничем не отличаются друг от друга.       Они все отпечаток войны.       Они и есть война.       До Малфоя были и другие пленники.       Кто-то сдавался быстро — и Нотт не знает, что с ними случилось потом.       Кто-то так же упорно держался — и с ними происходило то же самое: Тео исцелял каждого столько раз, сколько это потребуется.       До него этим занималась Гермиона Грейнджер.       С другими было легче. Было понятнее.       Ты солдат, и это твой долг.       Это на благо. Это нужно для того, чтобы всё наконец закончилось.       Тео до поздней ночи залечивает раны Малфоя в полной тишине.       Драко стойко выдерживает каждую процедуру, не произнося ни слова.       Наверное, они оба поняли, что им нечего друг другу сказать.       Они находятся по разные стороны и сражаются за разные вещи.       Когда Тео заканчивает, он прислоняет к губам Драко усыпляющее зелье. Тот, даже не сопротивляясь, выпивает его.       Малфой закрывает глаза, ожидая, когда сон настигнет его. И перед этим успевает задать лишь один вопрос, на который так и не услышит ответа:       — Сколько раз ты готов сделать это?       Столько, сколько потребуется.       Тео всматривается в изувеченное лицо. Протягивает руку и, проводя кончиками пальцев по коже, натыкается на бугорки шрамов. Их слишком много.

***

      «Я не могу смотреть на его страдания, причиной которых являюсь я сам».       В конце строчки на бумаге остаётся жирная клякса.

***

      Нотт не спит всю ночь, вслушиваясь в темноту. На его руках появились новые порезы, которые он не собирается залечивать. Они останутся напоминанием.       До слуха доносится топот нескольких пар ботинок. Они вернулись. В этот раз не прождали и суток.       Тео впивается пальцами в края матраса, не позволяя себе двинуться с места.       Он не будет противостоять этому. Он не имеет права.       Через час солнечный свет начинает просачиваться сквозь плотную ткань палатки.       Нотт встаёт и, минуя общий зал, оказывается в пустой камере. На полу окровавленной тряпкой валяется футболка.       Тео поднимает её и относит в свою комнату, осознавая, что это единственное, что от него осталось.

***

      Проходит ещё шесть часов, когда Тео, закончив послеобеденный осмотр, выходит на улицу и закуривает. Он стоит у входа, вдыхая едкий дым, который никогда его не убьёт. Он быстрее сделает это сам.       Взгляд натыкается на цветы шафрана на поляне справа от палатки. Фиолетовые лепестки прибиты к земле чьей-то подошвой. Безжалостно.       Тео слышит глухой звук шагов. Слева из леса выходит одних из тех авроров. Его руки и одежда в крови, и Тео знает, чья это кровь.       Он устало подходит к Нотту и просит закурить.       — Он ничего не сказал?       Почему-то Тео уверен в этом.       Аврор сначала застывает, будто не совсем понимает вопроса, но через мгновение его лицо приобретает совсем измученный вид.       — Нет. Но это больше не твоя проблема.       Тео кивает. Молча заходит в палатку и достаёт журнал из комода.       Имя — Драко.       Каждая буква тупой болью отдаётся в висках.       Фамилия — Малфой.       Тео старается не оставить кляксу грёбаной магловской ручкой.       Он поднимает взгляд на часы, висящие над входом в госпиталь.       Время — 3:27.

***

      Тео возвращается к странице в дневнике, на которой осталась незаконченная фраза.       «Каждый приносит этой войне свою жертву. Для кого-то ценой становится жизнь их близких: семьи и друзей. Для кого-то — всего лишь собственная жизнь. Моя жертва в этой войне — любовь к Драко Малфою».