Ангелы не спят

      — Тоша? Это ты? Это правда ты?       Оксана смотрела на друга такими живыми глазами, каких Антон не видел уже ровно месяц. Она как маленький ребенок сложила руки на груди и трепетно лепетала, не веря своим глазам. По щеке скатилась девичья слеза, и ему сразу стало так тепло и уютно, будто он вернулся в давно знакомое место, ставшее родным домом. «Она жива, и это главное. Она может плакать и смеяться, потому что ее сердце бьется, а все остальное — неважно, » — думал Антон, рассматривая девушку. Ее лицо было бледным, но на щеках прежний румянец, нос чуть вздернут, ресницы подрагивают, а радужка ясно-голубого цвета с бирюзовой окантовкой словно открывается заново своими причудливыми крапинками и извилистыми узорами. Шастун притянул Оксану к себе и вцепился пальцами в розовое худи, боясь отпустить хоть на секунду. Девушка задрожала от выступивших на глаза слез.        — Тш-ш, — Антон успокаивающе гладил ее по волосам. — Я… не понимаю.        — Ну, это нормальное твое состояние, — тихо хихикнула Оксана, прижимая друга к себе сильнее и чуть покачиваясь из стороны в сторону. Антону стало легче от ощущения близости с этим подрагивающим тельцем. Ощущения, как вздымается, а потом вновь опускается грудная клетка, как сердце бьется в такт своему оному. Как она смеется. Тихо так, но до боли знакомо.       — Окс… Черт, как же давно я не произносил это вслух. — Шастуну было смешно. Это ненормально. В голове крутилась тысяча вопросов, загоняя парня в ловушку, но вряд ли Оксана может дать на них ответ. После приступа беспричинного и даже безумного смеха, которому Антон все-таки не дал вырваться наружу, наступило молчание. Они просто стояли посреди двора и наслаждались обществом друг друга.       — Как и почему ты меня узнал? — неохотно отстраняясь, поинтересовалась Окс. Антон выглядел как воробушек, которого только что пробудили от зимней спячки. Суркова мысленно посмеялась с такого сравнения и поправила его взбившуюся челку. Теперь он выглядел как приглаженный воробушек.       — И как ты здесь вообще очутился? — вспоминая причину своего появления, грозно спросила Оксана, упирая тонкие ручки в бока. Парень смутился от такого напора подруги.       — Пойми, я не мог больше стерпеть. Ты… ты просто ушла, и я не знал, что делать с информацией, что тебя нет, — постепенно понимая, что собирается сказать Антон, Оксана округлила глаза, в уголках которых уже начала образовываться влага, и прикрыла рот ладонью.       — Только не говори, что…       — Да, — неуверенно кивнул парень.       — Прости, боже, прости меня пожалуйста. Я не хотела, чтобы так получилось. Я не хотела, чтобы кто-то вообще знал. Хотела просто тихо уйти, понимаешь? Извини, прошу, хотя это так глупо, ведь нельзя вернуть тебя к жизни. Я такая эгоистка! Прости-прости-прости! — она шептала тысячу извинений, прерываясь на всхлипы, утыкаясь другу в грудь и сжимая потными ладонями его пиджак, выглядящий так нелепо в представлении самой Оксаны.       — Окси, прекрати. Меня ведь никто не заставлял, так что ты не виновата. Давай лучше присядем и поговорим.       Оксана кивнула, как в трансе села на качели, укрывая колени кофтой, и, после недолго царившей тишины, наконец, заговорила:       — Знаешь, что я сегодня делала? Жила. Снова жила. Снова дышала. Снова очутилась на земле. У меня снова появились руки. И глаза, и губы… — она прервалась и закашлялась. — Когда я прыгала с окна, думала только о том, что это, вероятно, самая большая моя ошибка. Жизнь не ценишь, пока она есть. А потом… Потом становится слишком поздно.       — Это самый главный бич нашего времени, — пожал плечами Антон так небрежно, будто это было в порядке вещей. Суркова недоверчиво оглядела парня с головы до ног и, хлопая пушистыми ресницами, на которых блестящими каплями красовались слезы, посмотрела тому в темно-зеленые, почти болотные глаза.       — Что ты делаешь тут так поздно? — спина Антона вмиг покрылась холодной испариной, глаза остекленели, а пальцы стали судорожно перебирать кольца. — Тош? Все в порядке?       Черт! Черт! Черт! Ничего «в порядке» тут не было. Он должен был убить Оксану.       — Окс, — Антон поразился тому, как же холодно и отстраненно звучал его голос. — Как давно ты тут сидишь?       — Не знаю, — Суркова задумалась над столь неуместным вопросом. — Когда я пришла, ты уже стоял на этой площадке, что-то высматривал. Я не знала, что это ты. К тому же, в галстуке и пиджаке, — хихикнула она. — Откуда он у тебя?       — Подожди, а кто-то еще здесь был? Ну, до тебя?       — Да откуда же мне знать? — вскипела Оксана, но тут же остыла, по-видимому что-то вспомнив. — А, хотя… Когда я была вон за той многоэтажкой, — она указала на здание из бежево-коричневого кирпича, что стояло неподалеку, — буквально за углом, с этой площадки выбежала какая-то девушка. А зачем она тебе?       — Блять, — ругнулся Антон и облегченно вздохнул. Внутри смешались радость от того, что Окс — не жертва, и разочарование, что та девушка сбежала, и теперь непонятно, как ее найти. — Ты можешь описать ее?       — Что, черт возьми, происходит? Я на допросе?       — Пожалуйста, Оксана, — взмолился Шастун, складывая ладони в характерном жесте, — это правда очень важно! Суркова потерла переносицу и забавно надула губки, уводя взгляд в левый верхний угол и чуть щурясь в попытках вспомнить образ той девушки.       — На вид лет восемнадцать, молодая и, я бы сказала, хрупкая. Длинные волосы, испуганный, но какой-то даже хитрый взгляд. Я не смогла разглядеть лица, она быстро умчалась. О, и она немного прихрамывала… Боже! — Оксана побелела, смотря в лужу возле песочницы и выискивая что-то в отражавшемся ночном небе.       — Что? Что случилось? — нетерпеливо притопнул ногой Шастун.       — Тош, это была Ира.

***

      Лениво расхаживая по кабинету, Арсений словно ожидал кого-то. Звонка. Чертового звонка. Это так глупо, что он ждал, пока тот мальчишка ему позвонит, как школьницы ждут звонка от своего недо-парня (как они там его называют? Краш?).        — Перестань уже, голова от тебя кружится. Ты думаешь, он сразу все сделает так, как нужно? Тогда у меня плохие новости для тебя: ты самый наивный глупец, — сказал мужчина, вальяжно развалившись в кресле и попивая вино рубинового цвета из стеклянного бокала. — Где гарантия, что мальчишка не пойдет в полицию?       — Хватит. Я вдоволь наслушался этого. Пей гребанное вино молча, пожалуйста.       — Кстати, вкус неплохой. Выдержка и крепость — идеальны.       — Еще бы, — фыркнул Арсений. — Знакомься, «Шато Шеваль Блан» 1947 года. Прямиком из Франции. Мне пришлось отвалить за него больше тридцати трех тысяч долларов, так что распивай аккуратнее.       — Надеюсь, мальчишка стоит этих денег, — мужчина обвел комнату взглядом, скептически прикидывая, что вся мебель, находящаяся в ней, стоит и то меньше, чем бутылка вина. — И почему ты просто не убьешь его?       — Поверь, я задаю себе тот же вопрос. Он необычный. Дикий. Неприрученный…       — Соблазнительный? — на этот вопрос он не стал отвечать.       Ухмыльнувшись, Арс схватил телефон и набрал номер, который никак не был подписан. На самом деле, ни один из контактов не был подписан. Слишком рискованно.       — Ну? — рявкнул он в трубку.       — Я сбежала, прости.       — И на кой черт ты вообще это сделала? — Попов гневно смотрел на мужчину, который заинтересованно поддался вперед, вслушиваясь в их разговор. — Возвращайся немедленно!       — Аргх, его нет. Он ушел, — девушка на том конце трубки пыталась отдышаться после побега. Ветер дул в динамики, заглушая ее голос. Арсений уже приготовился взорваться в любую секунду, как она продолжила: — Стой! Я что-то вижу… — Арсений выжидающе закусил губу. — Ох, хвала Танатосу, перо! Он справился!

***

Слезы или дождь? Одно и то же. И временами они так похожи.

      Антона захлестнула волна паники. Точнее, она уже топила его. Медленно, растягивая экзекуцию, но беспощадно. Убийство само по себе пускало по телу электрические разряды, вздымая волоски, но для Антона это все еще казалось своеобразной игрой, будто все вымышлено каким-то детским умом. Может, не совсем здоровым, но детским.       Теперь же, когда оттягивать момент было некогда и убийство представляло собой вполне возможную прерогативу, Антон все больше терял самообладание, оказавшись в не самом лучшем свете перед подругой. Щеки его были мокрые, и он не мог понять, от чего именно: дождя, неожиданно прошедшего на пути домой, или слез, которые бесконтрольно стекали по скулам, шее и ключицам, впитываясь впоследствии в безукоризненно белую рубашку, в один миг ставшую такой неудобной. Однако о том, чтобы надеть свою старую футболку, впитавшую в себя запах смерти и земли, не могло идти и речи, так что придется страдать от «нормальной», привычной для таких, как Арсений, одежды.       — Я не могу в это поверить, — наконец не вытерпел он, чувствуя, что не справляется с потоком хлынувших эмоций и что Суркова — единственный человек, который может ему в этом помочь.       — В этом мире я уже ни во что не верю, — ответила Оксана, нервно мешая зеленый чай ложкой и постукивая ей о стенки кружки.       — Постой, а сколько ты уже тут?       — Я не считала, Антон! — взвыла она. — Я была в отчаянии. Проснулась хер пойми где на мокрой земле после того, как умерла. Какой-то мужик сказал, что лучше мне убираться отсюда поскорее, потому что я могу стать жертвой. Что я должна была сделать? В календарике отметить этот день красным фломастером?       — Прости, Окс, не подумал, — виновато произнес Антон и мгновенно потускнел.        — Шаст, — протянула она, — может, расскажешь, кто эта девушка и почему она тебя волновала?       — Ира, — тупо ответил Антон, прижимаясь к кухонной стене.       — Не держи меня за дуру. Ты не знал, что это Ира и все равно активно расспрашивал. Кто это? И почему ты, блять, в этом костюме? Я же знаю, что ты ненавидишь весь этот пафос.       Вопросы казались слишком сложными для сознания Шастуна. Как бы сильно он не напрягался, пытаясь ухватиться хоть за одну мысль, те лихорадочно разбегались в разные стороны, а голова начинала болеть с удвоенной силой. Он не знал, стоит ли рассказывать об их с Арсением «договоренности», считая эту затею слишком опасной для них обоих. Однако, желание разделить груз, так внезапно навалившийся на его плечи, оказалось сильнее страха.       — Оксан, ты только не переживай, — начал Антон.        — Ты знаешь, что так говорят, когда хотят сообщить о том, что чья-то бабуля умерла? — скептически изогнула она бровь.       — Да ты послушай! Дело в том, что когда я появился здесь, все так неожиданно закрутилось, что я внезапно оказался у Арсения Сергеевича.       — Хочешь сказать, что ты был у нашего преподавателя?       — Да. Я его сразу узнал, а он меня — нет. Но суть не в этом. Он маньяк. И, чтобы не стать одной из его жертв, мне придется убивать.       Оксана стушевалась и раскрыла рот в непонимании. Ее руки крепко сжимали кружку. Стенки, нагревшиеся от кипятка, явно обжигали ее тонкие пальцы, но она не спешила их убирать. Из бирюзовых глаз брызнули слезы, но когда она попыталась смахнуть их, рука обессиленно рухнула на стол, не слушаясь из-за тремора.       — Ты не убийца, — пугающе-холодным тоном произнесла Окс.       — Нет, конечно, — Антон приблизился к ней, в успокаивающем жесте поглаживая ее напряженные плечи, но она отстранилась. — Послушай, я еще никого не убил.       — Охренеть, успокоил! — саркастично выдала Суркова на выдохе. — И я должна была быть твоей жертвой.       — Да нет же! Та девушка, Ира.       — Но ты думал, что я, верно? — Антон раскрыл рот, но она не дала ему ничего сказать. — Ты бы убил меня? Хотя, не отвечай. Конечно, убил бы. Так трясешься за свою шкуру, что готов предательски вонзить мне нож в спину. Или предпочитаешь дуло к виску? Ну да, свинец всяко надежней клинка.       — Прекрати! — рявкнул Антон и тряхнул подругу за плечи. Та зажмурилась и стиснула зубы. — Я уже потерял тебя один раз. Винил себя, места себе не находил, пока Димка пытался привести меня в чувства, хотя ему самому, знаешь ли, было хуевенько. Я наказал себя, спрыгнув с той же многоэтажки, где когда-то мы вместе сидели до утра. Там, где ты сначала вскрыла себе запястья, а потом и вовсе сбросилась. Неужели ты полагаешь, что я позволю этому случится вновь? Ты уверена в том, что я смогу своими же руками тебя прикончить? Ты в своем уме? — он перестал трясти Оксану, вовремя подмечая, что та уже готова разрыдаться. Только вот… слез не осталось.       — Антон, мы оба на взводе. Мы оба понимаем, что творится какая-то чертовщина и что это ненормально. Мы оба хотели убежать от проблем, а теперь нам приходится гоняться за ними. И мы оба мертвы, Тош.       — Ты права. Нам нужно трезво мыслить. Вопрос лишь в том, почему мы узнаем друг друга, но никто не узнает нас? — Шастун потер виски и внезапно замер. — Конечно. Ты сама сказала: мы оба мертвы. Может, только мертвые нас узнают? — Оксана сморщила нос и помотала головой в разные стороны.       — Это глупо. Тогда в этом мире было бы полно стариков. Может, только те, кто умер, скажем, неестественной смертью? Ну, я имею ввиду, суицид.       Антон странно посмотрел на подругу, но всецело согласился с ней. К тому же, раз его тут никто не знает, можно начать новую жизнь. Черт! О чем он только может думать, когда день набирает такие обороты? Теперь жизнь и вправду изменится, но в его ли пользу?       — Прошу, давай просто ляжем спать, а завтра уже будем что-то делать, — устало выдохнула она, убирая пустую кружку в раковину. Антон к чаю не притронулся.       Парень расстилал кровать, сочтя, что будет неуместно оставлял гостью спать на диване, пусть и был он неплохого качества. Оксана, тем временем, направилась в ванную. Привести себя в порядок не мешало бы, особенно с учетом того, что с момента смерти она только и могла мечтать о душе, а места ее ночлежек оставляли желать лучшего.       — Там нет ничего, — крикнул ей вдогонку Антон, подразумевая отсутствие каких-либо уходовых средств. — Надо бы купить, но с деньгами туго, сама понимаешь. Мне и сигареты купить не на что, хотя в этой ситуации без курения не обойтись. — Суркова молча вынула из кармана худи несколько банкнот и положила на комод, стилизованный под хай-тек, сопровождая это многозначительным «не спрашивай».       — Хочется хоть как-то помочь, учитывая, что ты взял меня под крыло. И я даже подозреваю, откуда у тебя такая шикарная квартира. Кстати, — она замялась, подбирая слова, — ты же не оставишь меня на эту ночь одну?       Антон слегка замялся. Не то, чтобы ему самому хотелось побыть в одиночестве — совсем наоборот, — но идея спать в одной постели с подругой казалась абсурдной в силу воспитания.       — Конечно, раз ты так хочешь.       — Спасибо, — Окс улыбнулась. — Это всего на одну ночь, обещаю. — Не экономя воды (ведь Арсений все равно за все это заплатит), она обильно намочила волосы, чтобы смыть въевшуюся грязь и какой-то странный запах, стянула кофту и кинула в раковину, тоже заливая водой. И только сейчас она поняла, что это за запах. Запах смерти. Живот моментально скрутило. Оксана и подумать не могла, что смерть может как-то пахнуть, но теперь она ощущает это как никто другой. Но описать она его не могла. Он отличный от всех, какой-то земельный, но при этом до тошноты сладкий. Именно в этот момент девушка осознавала всю тщетность небытия.       Оксана обхватила руками свою голову, сжимая у висков. Мокрые пряди прилипали к коже, оставляя на ней ручейки, которые тут же скатывались ниже и впитывались в футболку, что, по сути своей, являлась единственной одеждой, от которой не тошнило. Она же, наоборот, пахла домом. Пахла жизнью. Пахла тем, что она так люто ненавидела, пока жила, и так полюбила, когда умерла. Иронично.       Мысли, словно хомуты, стянули голову, доставляя боль, несравнимую ни с чем.       «Нет! Нет! Нет! Этого нет. Этого всего нет. Ядомаядомаядома, » — вторила Оксана самой себе, будто мантру. На самом деле это и было ее мантрой с тех пор, как она сюда попала. Обычно она помогала сконцентрироваться и мыслить рационально, но только не сейчас. Сейчас все по-другому. Она шарила по карманам в поисках одного маленького предмета, но руки отказывались ее слушать. Наконец, Суркова извлекла кусок металла, который купила еще пару-тройку дней назад, покуда не представляла своей жизни без него. Подняла руку и занесла над ней лезвие, которое радостно отозвалось блеском отражавшейся лампы. Оксана сглотнула, рука с зажатым мертвой хваткой лезвием дернулась, и…       Ничего. Абсолютно ничего.       Оксана непонимающе уставилась на запястье. Боль мгновенно утихла, а место, где она хотела порезать, осталось нетронутым. Она раскрыла рот в немом шоке и снова прислонила лезвие к коже, но на этот раз сильнее. Короткая боль. Ничего. Крик Оксаны.       Шастун появился в дверях ванной моментально. Он не знал, что могло там приключиться с подругой, но на всякий случай был на стороже.       — Окс? Что такое? — сердце Антона отдавало бешенные ритмы, а глаза бегали по ее телу.       — Смотри! — Оксана повторила действие еще раз. Антон, не веря своим глазам, подошел ближе и ощупал кожу девушки.       — Тош, — тихо вымолвила она, — ни крови, ни царапины. Ничего.

***

      Девушка виновато смотрела то на Арсения, то на мужчину, скрывавшегося в тени кабинета. Оправданий не было. Она нарушила правила игры Попова, и теперь понесет наказание. Однако, она ухмыляется уголком рта, пряча непрошенную улыбку в рукаве джинсовки.       — Ты невыносима, девочка, — взвыл Арсений, обессиленно рухнув на диван подле мужчины. — И тебе все сходит с рук! Как я мог опуститься так низко?       Девушка знала Арсения дольше, чем положено в такой работе, но тот оставался загадкой. За ходом его мыслей было не угнаться, а потому она тихо отмалчивалась, подавая ему руку, чтобы встать и навернуть в размышлениях пару кругов по комнате.       — Новое задание для тебя, — наконец заговорил Арсений. — Ты должна будешь втереться в его доверие, станете ближе, и ты вытянешь из него всю информацию. Неважно, какого рода. Главное, что он тебя не знает и не должен знать. И ты легко этим воспользуешься. Справишься?       — Спрашиваешь! — фыркнула девушка. — Не в первый и не последний раз. Но, — она потупила взгляд, — почему он так важен для тебя?       — Ты и сама знаешь: если я прошу об этом тебя, то это личное.       Уходить от вопроса было любимой тактикой Попова. Ответ, вроде, и был, но пользы от него ни-ка-кой.       Девушка прошествовала к выходу, попутно схватив со стола ключи от квартиры и мобильник. На экране, как всегда, не было ни одного уведомления, что несколько удручало, но, увы, к одиночеству быстро привыкаешь.

***

      — Просто ответь: зачем? — Антон не хотел напирать на подругу, но ее мотивы были ему непонятны. Казалось, она и сама не может ответить. Оксана тряхнула головой, словно отгоняя неведомые Антону мысли.       — Я не знаю, — призналась она после недолгого, но будто растянувшегося на часы, молчания. — Я сорвалась, признаю. Но ты не на том делаешь акцент! — Конечно, Суркова намекала на поразившую ее неуязвимость. Это было нереальным вдвойне, если учитывать, что она вообще-то умерла.       — Тут есть два объяснения, — неуверенно начала Оксана, желая перевести внимание Антона на текущую проблему. — Первое: после смерти мы стали неуязвимы; и второе: мы гребанные зомби. Оба звучат невозможно.       — И оба пиздецки логично, — закончил за нее Шастун, вставая с кровати и прохаживаясь по комнате со сложенными за спиной руками. — И это меня пугает.       — Я так устала от всего этого. Прости.       Оксана подошла к другу и уткнулась тому в грудь, желая зарыться в этом тепле, спрятаться от мира, что так жестоко поступал с ней в который раз. Но умом она понимала, что Антону так же тяжело, если не больше. Он тоже боялся.       Черт, ну и чем она думает? Антону придется убивать, чтобы не умереть самому.       Уловив несколько бесстрастных слезинок, тут же со злостью стертых рукой самой девушки, Шастун устало трет глаза и подавляет в себе отчаянный стон.       — Тебя нельзя оставлять ни на минуту, — поняв, что так можно довести подругу до белого каления, вздыхает он.— Давай ляжем спать. А на утро все будет хорошо.       Оксана, прекрасно понимая, что это ложь, глупо улыбается и кивает, аккуратно укладывается на кровать и поворачивается спиной к Антону. Антон же принимает эту игру в молчанку, ложится рядом и робко обхватывает подругу за талию, вдыхая аромат мокрых волос.       Он до последнего ворочается, но, когда сил ни думать, ни решать что-либо совсем не остается, приникает головой к плечу Оксаны и позволяет себе расслабиться впервые за этот бесконечно долгий день.       Наутро, проснувшись от противного рингтона новенького, подаренного Арсением, телефона, Антон подмечает, что девушка будто испарилась, но находит в себе силы встать и пройти к устройству. Мельком взглянув на экран, он осознает, что «Неопределяемый номер» — это синоним к «Арсений Сергеевич», и прикладывает телефон к уху.       — Да? — вопрошает он, и, услышав на том конце знакомый голос, трет глаза, избавляясь от остатков сна. «Двадцать. Блядских. Минут. Седьмого. Ну какого черта?»       — Понимаю, что ты, вероятно, хочешь меня сейчас убить…       — Вы, как всегда, проницательны, — скептически фыркнул Антон, прерывая пламенные речи маньяка.       — Заткнись и дослушай, — рыкает Попов в ответ. — Мы определили местонахождение жертвы, так что как можно быстрее собирайся и будь готов к первой охоте. У тебя десять минут, после чего я позвоню. Машина уже будет ждать тебя у парадной.       Арсений положил трубку, как только Антон хотел возразить, так что парень просто отложил телефон, чтобы не выронить его из потных ладоней. Ира. Одно имя, словно мелькающее на задворках сознания тревожно-ярким красным, заставляет его вновь и вновь сглатывать ком в горле. Он схватился за виски, растирая их пальцами, наивно полагая, что это поможет от боли, простреливающей налившуюся свинцом голову.       — Тош, все в порядке? — тихо шепчет подруга, на что Антон хватается за сердце, как при инфаркте. Оксана, заметив побледневшее от нарастающего ужаса лицо друга, не могла остаться при своих мыслях. Она уперлась одной ногой в стену, разделяющую кухню от гостиной, и скрестила руки на груди.       — Не хочу, чтоб ты лишний раз волновалась, — отмахнулся Антон, стараясь придать своей улыбке хоть каплю искренности, но Суркову такой ответ не устроил. — Ладно… — продолжил он, спустя несколько секунд. — Это из-за Иры. Мне придется ее… Ну, ты поняла. — Оксана подняла руки, капитулируя. Она знала: ее друг не убийца. Но тень сомнения пролегла у нее в душе, когда он произнес «придется» таким тоном. — Я и сам не в восторге от этой идеи! — вдоволь насытившись недовольным взглядом, возразил Антон. — Но он псих. Он прикончит меня, не задумываясь. — Шастун не знал, что пугает его больше: прерогатива остаться без подруги или без головы. Или… Лишить жизни невинную девушку. Но и та не без греха. Хоть все прошлое было вне пределов этого мира, Антон почему-то был уверен, что Ира, она и в Африке — Ира.       — Мы бессмертны, — только и сказала Оксана, отворачиваясь от парня так, как будто тот был ей бесконечно противен. Впрочем, он не отрицал и такую возможность.       — О чем ты вообще… — Антон осекся, припоминая детали прошедшей непростой ночи. — Да, возможно, но…       — Ты убьешь ее, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказала она.       — Нет. — тон Антона был решительным, несмотря на все гложущие его страхи. Жесткое отцовское воспитание давало о себе знать и отголоском звучало сродни закону джунглей: «Либо ты, либо тебя». Он еще с детства привык, что надо спасать свою шкуру любой ценой, иначе это обойдется слишком дорого, пусть в «беспечной» юности ставки и не были столь высоки. Оксане, к счастью такого пережить не пришлось, и она никогда не сможет понять загнанного в угол мальчишку.       Даже не посещая уборную, Антон наспех оделся в до отвращения пафосную одежду, рывком схватил с тумбы телефон и ключи и, немного подумав, вручил последние девушке, как бы намекая, что она, в общем-то, полностью свободна в передвижении. Коротким порывом он обнял Оксану, которая, в силу характера, не смогла протестовать и просто поддалась навстречу, не желая никуда отпускать друга. Но Антон, одарив Суркову мало обнадеживающим взглядом, быстро скрылся за дверью.       — Неужели ты даже не струсил? — обезоруживающая улыбка Арсения сопроводила его к заднему сидению, где уже успел устроиться маньяк собственной персоной и некий мужчина, чье лицо было отвернуто к окну, а тени пролегали от макушки и до середины плеча, как и черная одежда не давая разглядеть его. Тот не проявил к мальчишке никакого внимания, но Антону почему-то казалось, что тот посмеивается.       «Конечно, я бы тоже смеялся, если бы какой-нибудь последний идиот метил на место убийцы. Хоть и не по своей воле, » — думал Шастун, усаживаясь как можно дальше, насколько это вообще возможно, от опасно сверкнувшего глазами Арсения и прижимая к себе колени, что в силу высокого роста парня не помещались под сидением.       В салоне, несмотря на компанию не из приятных, было тепло и уютно, как если бы он возвращался из гостей поздним вечером на такси. Пространства было более чем достаточно, так что мужчины могли свободно расставить ноги, и Арсений пользовался этим преимуществом особенно активно, будто нарочно стесняя движения юноши.       Шастун старался думать о чем угодно, но только не о прижимавшемуся к нему колену. К счастью, его мог отвлекать вид из окна, который был едва различим из-за нещадно затонированного окна, тихая музыка из радио (кажется, то был Лазарев, но негромкий разговор Арсения с мужчиной сильно препятствовал прослушиванию) и крышесносный аромат мужского парфюма, который впитался в кожу сидений и одежду Арсения Сергеевича.       Музыка, льющаяся из динамиков, создавала ложное ощущение обычной жизни. Как ни крути, это был иной мир, но певец, которого так любил Шастун, прямо сейчас звучал, как в последний раз. И будь, что будет.       Как только машина остановилась у въезда во дворы, по спине прошелся не предвещающий ничего хорошего холодок. Антон с опаской открыл дверь черного лансера (его поразило то, что у такого солидного мужчины совсем не солидный, как например, бугатти или майбах, автомобиль) и, воровато оглянувшись по сторонам, вышел из машины, подгоняемый шипящим на него Арсением.       Двор встретил его тонким лучом пробивающегося через горизонт солнца. Воздух был чист, прозрачен и полон особенного утреннего запаха, а звенящая тишина будто опаивала травяным солодом. Антону хотелось упиваться этим воздухом, смотреть на медленно растущий рассвет и радоваться тем мелочам, что при жизни не имели никакой ценности.       — Тебя еще учить и учить, — Арсений как-то по-отечески и с добротой, несвойственно для него улыбнулся, но вскоре эта улыбка стала казаться адово острой, и Антон почувствовал себя как на лезвии ножа. Ну, в смысле, к его горлу буквально в один миг примкнуло блестящее, купающееся в лучах восставшего солнца острие кортика с обшитой золотом рукоятью. — Если жертва не умрет сегодня — ты умрешь вместо нее.       И почему он такой двуличный?       Шастун мысленно хмыкнул, вспоминая про неуязвимость, появившуюся так вовремя, но потом осекся, ибо сомнения закрались в голову также неожиданно, как и уверенность в себе. Что, если только Оксана такая? Вдруг, это проявляется только со временем? Может, Суркова просто неудачно пошутила?       Смесь сомнений и страха зрительно ощутимо отразились на лице парня, и тот сглотнул, ощущая себя беззащитным котенком в глазах маньяка.       Напряжение между Арсением и Антоном было прервано заливистым смехом, который так любил и одновременно с тем ненавидел Шастун. Смех Иры. Он не мог спутать его ни с чем другим, так что опасения подтвердились: это точно первая любовь Антона — Кузнецова.       Девушка зашла за поворот, о чем-то громко переговариваясь по телефону. Шастун старался не захламлять голову лишними рассуждениями о том, почему она в семь часов утра на улице, с кем она так рано разговаривает и почему прихрамывает на правую ногу, точно также, как и в родном Воронеже. Случай на волейболе. Неудачная операция, ставшая началом конца и концом начала Иры, после которой та не может заниматься любимым делом.       — Что предпочитаешь: нож в спину или дуло к виску? — Антон поморщился, будто от зубной боли, вспоминая, где и от кого слышал эту фразу ранее. — Ты прав. Свинец надежнее. — Попов словно специально добивал, сам того не подозревая. Вручив ошеломленному парню пистолет (Антон не был силен в названиях оружия), Арсений, крадучись, двинулся вслед за жертвой.       Ира, не отрываясь от телефона, остановилась у фонарного столба, привалившись к нему спиной и щуря глаза, как кошка, от восходящего солнца. Его лучи бегали, играясь, по лицу, рукам и одежде, явно не предназначенной для такой погоды.       — Давая быстрее, — шикнул Арсений, со спины обхватывая запястья Антона и направляя дуло на девушку. — Целься лучше.       Шастун высвободил руки, мол, и сам справлюсь. Но он ошибался. Он не справляется. Руки дрожат, не давая навести прицел, а на глазах наворачиваются слезы при представлении бездыханного, залитого кровью тела.       — Всегда будь уверен, будь аккуратен, будь точен, — эта строгая установка Попова заставила повиноваться. Антон вновь направил дуло на Кузнецову. По вискам скатилась капля пота и упала на пистолет. — Стреляй! — громче, чем следовало, крикнул Арсений. Ира повернулась на источник звука и замерла. Вопреки предположениям Антона, что девушка начнет убегать, кричать, молить о пощаде, она ухмыльнулась и сделала шаг вперед. Арсений выставил руку в предупреждающем жесте. — Достаточно. Антон спра…       Выстрел заглушил голос Арсения. Уши заложило, а виски прострелило болью, будто это в Антона выстрелили. На деле же, к земле, прижимая руку к ноге, приникала Ира, шипя и корчась от боли.       — У меня палец соскользнул. Я не хотел. Я… — зачем-то испуганно оправдывался Шастун, задыхаясь от слез. Все в действительности. Он чуть не убил ее.       — Врача! — рыкнул Арсений в сторону автомобиля, подбегая к Ире и усаживая ее на скамью, предусмотрительно подхватив за талию. Как по мановению волшебной палочки, рядом с Ирой тут же очутился тот самый мужчина из автомобиля. Попутно натягивая белый халат, он доставал бинты, какие-то медикаменты и повязки из строго черного ящика с золотой гравировкой, которую Шастун никак не мог расшифровать, так как внимание его было приковано к девушке, корчившейся от боли. — Живее! Ну, сколько можно возиться с этим гребанным ящиком? — рычал Арсений, заботливо поглаживая Кузнецову по голове и, в противовес этому, чуть не взрываясь от гнева.       Антон чувствовал, что должен сделать хоть что-то, а не стоять столбом, наблюдая, как истекает кровью Ира. Стоило ему сделать пару шагов вперед и со злостью стереть с глаз пелену слез, как ноги непослушно подогнулись. Он застыл, так и не дойдя до скамейки. Переводил взгляд с мужчины на мужчину, совсем не веря тому, что видел.       И правда: какова вероятность того, что после смерти, в мире, где царит хаос и орудуют убийцы, он встретит своего завкафедрой во главе всего криминала, девушку-предательницу, которая чуть не свела счеты с жизнью по его вине, и своего лучшего друга, вовсю орудующего бинтами?       Как оказалось — 100%.