scars

— Извините, к нему нельзя, — предостерегающе выставляет руку перед Джеймсом Чейз. — Мне можно, — снисходительно улыбается Уилсон, отодвигая чужую руку и обходя молодого человека. — Да? И почему же? Вы его брат, отец, любовник, — слегка раздраженно фыркает блондин, вопросительно выгибая бровь и скрещивая руки на груди. — Муж, — бросает Джеймс с улыбкой, оборачиваясь через плечо, и захлопывает за собой дверь кабинета. Все мои истории когда-нибудь обязательно должны закончиться. Хорошим финалом? Трагедией? Чьей-то скоропостижной смертью? Поцелуем крупным планом? Закрывающими титрами? Слезливыми мотивационными цитатами? Не имеет значения. Они закончатся. Но для начала им нужно начаться. // — Я сказал Чейзу, что я твой муж, — улыбается Джеймс, кивая на дверь, за которой только что произошел описываемый весьма странный эпизод. — Да ты сплетник, — напускно возмущённо хмурится Грег, запихивая в рот горсть чипсов. Я снимаю свое пальто и вешаю его рядом с его извечной кожаной байкерской курткой. В этом кабинете не меняется ничего. Не меняется и он сам. Он сидит, закинув ноги на рабочий стол, и блуждающим взглядом утыкается в телевизор на противоположной стене. Снова по кругу смотрит сопливые медицинские драмы и ест чипсы, вытирая руки о висящий рядом халат и вертя в них трость. — Он был так удивлён, — усаживается в кресло напротив Хауса брюнет. — Я думал, ты рассказал им. — Чтобы Чейз и Кэмерон тут же начали пускать на тебя слюни, — вдруг возмущённо вскрикивает Хаус, вскакивая с кресла. — Ты же знаешь, я не люблю делиться. Снова дурацкая улыбка и прищуренные глаза. Неуютно. За столько лет я так и не научился нормально относиться к его "анализу". И его нельзя винить за весь этот цирк. Появиться на его работе спустя столько лет, когда до этого отправлял ему только смс раз в месяц, чтобы узнать, всё ли с ним хорошо? Что ж, отличный план. Просто гениальный. — Так и будешь молчать, — опирается бедром на стол Грег. — Ты свободен в четверг, — поднимает глаза в ответ Джеймс. — Есть какие-то планы, — крутит в руках трость Хаус. И задумчиво молчит, пока между нами снова виснет эта липкая отчаянная тишина. — Достал билеты на футбол, — вытаскивая бумажки из кармана и помахивая ими перед чужим лицом, бормочет Уилсон. — Зачет, — довольно вскрикивает Грег, как маленький хлопая в ладоши. Он рад. Улыбается. И смотрит с почти ничем неприкрытой теплотой. Он все ещё хочет видеть. И каждый раз отвечает на мои смс с завидной скоростью. Будто знает, когда мне без него станет невыносимо пусто и одиноко. И я снова приплетусь. А он примет. Потому что. — Я люблю тебя, — констатирует Джеймс, поднимаясь с кресла, и, снимая пальто с вешалки, останавливается посреди кабинета, глупо смотря в пол. — И я тебя, — совершенно беспечно улыбается Хаус, ловя подброшенный в воздух мяч и поднимая взгляд на Джеймса. — Но это ничего не значит. Потому что мы оба идиоты. // — Сказал, что он его муж, — фыркает Чейз, испытующе смотря на коллег. — Да ну, бред, — отмахивается от парня Форман, недоверчиво кривясь. — А почему бы и нет, — как всегда оптимистично и слишком обтекаемо вдруг отзывается Эллисон. У каждой истории есть начало. Есть конец. И есть сама история, которая не всегда бывает приятной. Из-за концовки. Обстоятельств. Собственных решений. Или людей в ней. Но так или иначе это история. Которую ты когда-то пережил. И когда-то о ней придется рассказать. — Мистер Чейз, это была только наша с вами тайна, а вы уже успели ее разболтать, — тихо открывая дверь в лабораторию, проскальзывает внутрь Джеймс. — Так это правда, — всё ещё недоверчиво уточняет Эрик. — Ну, мне было двадцать пять, ему на десяток больше, он любил машины, футбол, алкоголь и был чертовски хорош в постели, — констатирует брюнет посмеиваясь. — Но он никогда не рассказывал, — упирается дальше Чейз. Я знаю, что, наверно, не должен этого делать. Но кому-то из нас когда-нибудь пришлось бы заговорить об этом. Таблетки. Депрессия. Сотни тысяч потраченных на сеансы психолога. Проработанная от и до, застарелая травма все ещё отдавалась болью где-то в районе пятого и шестого ребер. Все еще отрывала куски плоти, пожирая ее и восполняя звенящей пустотой. Все еще будила нас обоих посреди ночи. Все ещё пыталась бить. Туда, где ничего не осталось. Никого не осталось. Кроме него. — Ну, либо он хотел удвоить шансы на тебя, либо боялся, что утята узнают, что папочку подобрали в стриптиз клубе, — пожимает плечами Джеймс, наклоняя голову в бок и слегка прищуриваясь. — Ого, — выдыхает Эллисон. — Пришлось засунуть в его блестящие черные трусы десятку, иначе бы он не отстал, — наклоняясь ближе к собеседникам, заискивающе шепчет Джеймс, и ответом ему служит стройный удивленный возглас — Вот это Хаус, — растягивает губы в издевательской улыбке Форман. Пять лет брака. Счастливые лица на свадебной фотографии. Он в кожанке поверх костюма верхом на мотоцикле. Я, закрывающий лицо руками от безграничного счастья. Новая квартира. Пара байков. И медовый месяц в путешествии по Америке. Все это было красивой сказкой. Пока не оказалась уродливой правдой. На койке госпиталя. — Но как вы…, — осторожно тянет Эллисон, в голове которой никак не складывается два плюс два. — Как я позволяю ему снимать проституток, ходить с тобой на ужины и непрозрачно намекать Кадди на секс, — хмурит брови Джеймс, смотря на девушку. — Вам не обидно, — поднимает на Уилсона полные жалости глаза девушка. — Обидно из нас двоих только ему, — судорожно выдыхает Уилсон, нервно барабаня пальцами по бедру. — Почему, — непонимающе хмурится Чейз. — Потому что он все еще не простил. Скорая. Больница. Белые стены, запах хлорки и писк аппаратов. Бесконечные бумаги. Стоны боли. И его бледное, как скатерть на нашем обеденном столе, лицо. С умоляющими глазами. Если бы я мог забыть… Но этот кошмар мне приходится проживать раз за разом в каждом из одиноких снов. Потому что он хотел другого. — Тромбоз аневризмы, вызвавший инфаркт конечности, — закусывает губу Джеймс. — О нет, — выдыхает Эллисон. — И вот он лежит на больничной койке, сжимает мою руку и слушает мольбы Кадди, отказаться от собственной ноги. — Это было единственным верным решением, — кивая, как болванчик, соглашается Форман. — Ему нужно было не верное решение, а нога, — нервно потирая переносицу, шепчет Уилсон. — Вы пытались уговорить его? — Кадди сказала, что это единственный выход. Но решала не она и даже не я, а он. И он отказался от ампутации. — Предложил другие пути? — Шунтирование. Надо было восстановить кровоток, и если область поражения была небольшой, нога бы восстановилась. — Но? — Но четырехдневная закупорка вызвала гибель миоцитов. — После шунтирования продукты гибели с кровью попали бы в тело, — понимающе снова кивает Форман. — Цитокины вызвали бы отказ органов, а калий — остановку сердца. Он бы был обречён на боль, постоянную, — прикрывая подрагивающие веки, едва шевелит губами Джеймс. — Вы сделали, как он хотел, — напряженно сверля взглядом потолок, подаёт голос Чейз? — Мог ли я сказать ему нет? Это была его нога. Они провели операцию, он очнулся и вместе с этим пришла боль. Треснувшие губы. Красные, в полопавшихся капиллярах, глаза. Худое изможденное болью тело. Выпирающие под тонкой мраморной кожей ребра. Серое полотно лица на белом полотне больничного белья. Трясущиеся руки и просьбы о новой дозе морфия. Я сжимал его руку в своей и все никак не мог понять, почему он. Почему, черт возьми, именно он? Неужто никто там сверху не видел, как мы были счастливы? Как мы любили. Как хотели просто быть. Просто жить и продолжать целоваться под дождем под джазовую музыку. Рассекать на мотоциклах. Вместе готовить. Заниматься сексом во всех возможных и невозможных местах — Ему становилось хуже. Остановка сердца. Постоянная боль. Он предложил Лизе альтернативу, ввести его в медикаментозную кому и переждать самый пик боли так. — Это могло сработать. — Он подписал на меня доверенность, а Лиза рассказала мне об альтернативе. — Но вы же не… — Вырезать часть поврежденной мышцы. Это была не ампутация, и ему бы стало легче. — Но он отказался,— глупо упираясь рогами в собственную правду, всё настаивает Эллисон. — Я думал, что спасаю его, — вдруг вскрикивает Уилсон в гнетущей тишине кабинета. И вдруг дверь за моей спиной издает легкий скрип и мое дыхание прерывается на вдохе и растворяется вместе со всеми моими мыслями. — Он и правда спасал, — произносит Хаус, закрывая за собой дверь лаборатории. Я слышу стук его трости и точно знаю, что он у меня за спиной. Они таращатся на него, а я даже не могу обернуться. Он кладет руки мне на плечи, и я умираю. Снова. Как в тот день, когда я стал единственной причиной его мучений. Причиной его боли. — Они ввели меня в кому, а он подписал бумаги на ампутацию. Пытался спасти меня, — сильнее сжимая пальцы на чужом плече, чеканит Хаус. — Очаг поражения был слишком большим, — зарываясь лицом в собственные ладони, шепчет Джеймс. — Но это должно было помочь, — непонимающе вскрикивает Кэмерон, переводя взгляд. — Диагноз был поставлен слишком поздно, из-за этого пациент был обречен на постоянную боль, — прикрывая глаза, глухо отзывается Хаус. — Вы очнулись… — И отправил мне бумаги о разводе в тот же день по почте, — смаргивая предательски струящиеся по щекам слезы, трясущимися губами шепчет Джеймс. — Но я любил тебя, Грег. — Я люблю тебя и сейчас, но это увы уже ничего не исправит, Джимми.