Воссоединение

      На самом деле, Серёжа обожает Новый Год. Все эти блестящие украшения, яркие огни. Будучи совсем маленькими, они с Олегом на спор съедали горы конфет и разыгрывали воспитательниц. Серёжа запрещал Олегу приставать к поварихам, а Олег защищал от розыгрышей их любимую учительницу. Когда им было десять, Олег пересобрал подаренные конфеты в красивые пакетики, и Серёжа разнес их самым заботливым взрослым. Тогда он, помнится, впервые признал постоянно приходящего к ним полицейского частью семьи. Вскоре тот полицейский навсегда исчез из их жизни, но Серёжа до сих пор относится к людям в форме с приязнью, несмотря на более поздний не самый лучший опыт взаимодействия с ними.       Он помнит, как в подростковом возрасте ушёл в отрицание «семейных» праздников и отказывался веселиться вместе с Олегом. Тот тоже вскоре сдался, отринул навязанное новогоднее настроение, и в итоге они вместе огрызались на незнакомцев, притаскивающих им подарки раз в год, а после забывающих об их существовании. Серёжа скалился на воспитательниц, желающих подарить им атмосферу праздника, и рассказывал Олегу об их меркантильных планах. Уже во взрослом возрасте в кабинете психолога Серёжа понял, что Олег никогда не видел в работницах детдома родителей и не пытался с ними сблизиться, как это делал он сам. Но в двенадцать Серёжа рассказывал своему другу об ужасах их одиночества и выплескивал на него боль предательства ожиданий.       Это закончилось в четырнадцатый Серёжин Новый Год. Он весь день огрызался на младших, ближе к вечеру довёл какого-то мальчика, которого недавно притащили в приют, до слёз, отобрав конфеты, и, испугавшись самого себя, сбежал. Олег нашёл его, влепил затрещину и позволил выплакаться на собственном плече. Ночью они вдвоём отметили праздник: Олег пообещал найти Серёжиных родных, а Серёжа поклялся не быть таким мудаком. Тогда он впервые поймал себя на мысли, что они двое уже достаточная семья, независимо от кровных уз и возраста.       Как ни странно, Серёжа своё обещание сдержал, а про Олегово забыл. В следующие несколько лет Новый год они встречали только вдвоём.       Длилось это до их совершеннолетия. Олега призвали в армию, и при всём желании провести праздники вместе они не могли. В Новогоднюю ночь среди новых университетских друзей Серёжа впервые за многие годы почувствовал себя болезненно одиноким.       Но следующий Новый год они вновь встречали вместе. Серёжа смотрел на повзрослевшего, возмужавшего Олега и не мог налюбоваться самым родным на свете человеком. Олег лишь обнимал его крепче, когда Серёжа дрожал, и не переспрашивал о его состоянии. Вскоре Серёжа узнал, что Олег подписал контракт с армией.       И теперь уже взрослый Серёжа перед самым Новым годом прозябал в одиночестве в собственном офисе, не получив от Олега ни единой весточки. Он пытался злиться на друга, который, не предупредив, исчез на слишком долгий срок и не отвечал на сообщения, но на деле Серёжу обуревала тревога. Олег ведь на войне, и кто знает, что там может произойти.       «Ты знаешь», — ответил его мысленный голос с особым цинизмом, но Серёжа лишь отмахнулся. Надо просто подойти к столу и распечатать, наконец, конверт, чтобы узнать, что там с Олегом.       «Или не узнать», — успокаивал сам себя Серёжа, проводя пальцами по плотной бумаге. Ему не хватило решимости вскрыть конверт, и он вновь отошёл к окну.       Вечерние улицы освещались разноцветными огнями. Праздничный Питер напоминал волшебный город из детских воспоминаний, по улочкам которого они с Олегом гуляли, сбежав из детдома. Воспитательницы занимались другими, более проблемными, детьми в то время, и отслеживать куда и зачем уходили двое мальчишек им не хотелось. И они с Олегом гуляли часами, разглядывая другую жизнь, состоящую из праздника и достатка. Серёжа показывал на полные семьи: на матерей, покупавших своим детям сладости, и отцов, громко веселящихся на другой стороне улицы. Олег, горько посмеиваясь, рассказывал, как на самом деле живут семьи, и скорее уводил друга от дорогих магазинов.       Сейчас Серёжу практически невозможно перепутать с бездомным воришкой, да и сбегать подальше, чтобы поболтать на запретные темы, уже было не нужно, но Олега рядом не было, и вся новая жизнь казалась Серёже излишней: таким же обманчивым достатком, в котором, на первый взгляд, всё для счастья есть, но за закрытыми дверями таятся холод и боль.       «Меня хотя бы не бьют», — напоминает себе Серёжа, наблюдая за снующими далеко внизу людьми. Лучше бы он вновь оказался среди них рядом с Олегом, чем продолжал бы торчать наверху в одиночестве.       «А Олега могут бить прямо сейчас», — нахмурился он, поворачиваясь к рабочему столу. Конверт сиротливо лежал на прежнем месте, и со стороны выглядел безобидной бумагой. — «Может, ему срочно нужна моя помощь, а я здесь предаюсь ностальгии».       Серёжа стремительным шагом приблизился к столу и поднял конверт. ***       Зазвенели открывающиеся двери лифта, на свет вышагнул тёмный человек. ***       — Олег? — удивленно спрашивает Серёжа и роняет то, что держал в руках.       Бумаги с тихим шорохом падают на стол. Высокий темноволосый человек, только что появившийся в слабоосвещенной праздничными фонариками части помещения, тонко улыбается и подходит ближе к другу.       — Откуда ты?.. — начинает Серёжа, но перебивает сам себя, и говорит другое. — Я так рад тебя видеть! Это неожиданно, но…       — Как только смог, сразу вернулся к тебе, — спокойно отвечает Олег и останавливается на половине пути к Серёже.       Серёжа сам рвётся вперёд, навстречу такому долгожданному гостю. Он врезается бедром в край стола, но даже не шипит от боли, слишком увлечённый только появившимся другом. Олег же замечает и морщится, делает ещё один шаг вперёд, но, будто одёргивая самого себя, замирает вновь.       Серёжа не обращает на его странные движения особого внимания и, подойдя вплотную, хватает за руки.       — Ну как ты? — вглядываясь в родные глаза, спрашивает он. — Я так тебя ждал…       — Скучал по тебе, — зажато отвечает Олег и едва наклоняется вперёд, не отнимая рук.       — И я по тебе очень скучал, — эхом отзывается Серёжа и наконец-то обнимает друга, пряча горящее лицо в чужой шее.       Олег неподвижно стоит в его объятиях, но Серёжа не волнуется по этому поводу: друг живой, только вернулся из Сирии. Он рядом; и этого уже почти достаточно.       — Надолго ты дома? — не поднимая головы, тихо спрашивает Серёжа и круговыми движениями поглаживает чужую спину. Это обычно успокаивало их обоих.       Олег молчит некоторое время, потом вздыхает и отстраняется, но не отходит, лишь заглядывает в глаза. Хмурится, ненадолго отводит взгляд на окно: в его зрачках отражаются разноцветные огни украшенных улиц. Когда он вновь смотрит на Серёжу, светлые глаза горят решимостью.       — Навсегда, — отвечает друг и поднимает Серёжины руки со спины к шее. — Я больше никогда не оставлю тебя одного.       Серёжа на мгновение теряется, но уже в следующую секунду Олег крепко прижимает его к себе, и он не может ни о чём думать, находясь в долгожданных родных объятиях.       — Я так рад твоему возвращению, — Серёжа не удерживается и говорит это ещё раз: тихо, на ухо, будто раскрывая секрет.       Олег гулко сглатывает и прижимается носом к его виску:       — Я тоже, — также почти неслышно, но несомненно уверенно отвечает он. — Я тоже.       О смятых бумагах, оставшихся на столе, Серёжа так и не вспоминает.