Хороший мальчик

Гулкие звуки шагов по пустынным коридорам словно отдавались эхом в собственном горле ударами бешено колотящегося сердца. Джейс едва ли не бежал, на ходу застегивая рубашку, медленно осознавая масштаб того, что он натворил. Паника поднималась липкой волной тошноты, но где-то внутри теплилась надежда, что Виктор ничего не узнает. Всё будет как прежде, словно Джейс дождался, словно ему годами хватало невинных прикосновений… Конечно, он не винил Виктора. Виноват во всем этом был только он — не защитил, не исцелил, поддался. Предал. А теперь малодушно, сбежав из чужой постели, бежит обратно, надеясь вымолить прощение. Он чертыхнулся у дверей в их общую лабораторию, в последний раз проверяя собственный внешний вид. В груди все ещё трусливо билась идея не говорить. Джейс прогнал её, сжимая зубы и толкая массивные створки. В лаборатории было пусто. Пусто и до странного непривычно — над столом с экспериментальным хекстеком пульсировала и мерцала странная… штука. Джейс отвлёкся от окружающего бедлама, подходя ближе. Штука больше напоминала объемную звезду, пульсирующую всполохами розового и голубого. Она двигалась, слабо дёргаясь из стороны в сторону, и Джейс ощутил сильное желание коснуться кончиком пальца одного из острых шипов, но одернул сам себя — достаточно на сегодня опасных потаканий. Посторонние мысли медленно вытекали из головы, только лишь в глазах яркими вспышками ускорялась пульсация цветов — «Словно сердце забилось быстрее» скользнула на грани сознания последняя отстранения мысль, и тут же исчезла, засвеченная вспышкой розового. Голубой цвет уже давно приелся Джейсу. Он был везде — попеременно сверкал в небе, перемещая в пространстве торговые корабли, тусклым отблеском цеплялся за край зрения на собственном запястье, подсвечивал столы в лаборатории…отражался в усталых больных глазах любимого человека. Джейс устал от него. Устал от собственной неспособности — словно несмотря на почти инвалидность Виктора, немощным из них двоих был он. Виктор боролся, терпел его выкрутасы, работал, работал, работал… А Джейс был слабым. Ему отчаянно не хватало кого-то сильного рядом, кого-то, кто снова рискнет всем ради него. Он мог поднять самый тяжёлый молот в кузнице, мог часами без проблем удерживать невероятную тяжесть, но это… медленная смерть Виктора была в разы страшнее того чувства, с которым он годы назад подошёл к краю собственной разрушенной лаборатории. Розовый… он был чем-то новым. В мягкой пульсации живого нежного цвета глаза отдыхали. Джейсу казалось, он может остаться у этого стола навечно, утопая в мягкости красноватых отблесков, позабыв о Мэл, о мире, о Викторе… Рука сама потянулась к острым граням, и свет будто потянулся ей навстречу — камень, словно считывая его, почти бесперебойно светился ровным сиреневым свечением, маня так сильно… — Не тронь. Джейс дрогнул, чувствуя себя мальчишкой, которого мать поймала за кражей спелых слив с праздничного стола. В тени ночных сводов блеснули привычным янтарем родные глаза, и Джейс расслабился, немного отходя от стола. Он двинулся было подойти, но немного привыкшие ко тьме глаза выхватили узкую бледную ладонь. — Я устал. Джейс и рта не посмел раскрыть, ошпаренный вдоль позвоночника резким осознанием того, что Виктор каким-то невероятным образом все уже узнал. Он так и остался стоять у стола, слушая удаляющиеся шаги, в которых резко стало недоставать привычных нот. Вселенная действовала вполне закономерно: Джейс избегал всеми силами советницу Мэл, уже вторую неделю не видя Виктора и краем глаза. Он уже почти окончательно уверился в том, что все потерял. Странный хекстек исчез, лаборатория простаивала, медленно покрываясь жадным слоем пыли. Она покрывала все, словно мечтая проглотить остатки счастливых воспоминаний, за которыми сюда забредал Джейс. Пыль покрыла стол, за которым работал Виктор, листы чертежей, к которым он прикасался. Джейс мечтал остаться там, чтоб пыль поглотила и его, навсегда запирая в вакууме оставшихся частичек Виктора. Прошли месяцы, прежде чем он снова отважился пройти мимо дверей старой лаборатории. Он выбрался оттуда с таким трудом, только для того, чтоб узнать, что Виктор исчез, и сколько бы его не искали, упорно отказывался находиться. Горе парализовало Джейса. Он отказался от места в совете, переехал в лабораторию поменьше, и зарекся хоть как-то контактировать с окружающим миром, вышвыривая из лаборатории любого, кто посмел туда заглянуть. Изредка лишь, в непонятной тоске от такого желанного одиночества, выбирался в коридоры, размять кости и вдохнуть хоть что-то помимо хекстековой пыли. И в одну из таких ночей он отважился. Уговаривая себя изменить привычный маршрут, он был убеждён, что ничего странного не произойдёт. Убеждая себя оставить все в прошлом и погрузиться в нынешнюю жизнь без остатка, он почти точно знал, что Виктор больше не вернётся. Увидев полоску слабого розоватого свечения из-под двери их старой лаборатории, он уже не был в этом так уверен. Руки пробило тремором — последствия одного из не очень удачных экспериментов, во время которого его сильно контузило — и он снова почувствовал себя ровно так же, как и полгода назад. Он гулко сглотнул, трясущимися руками оттянув воротник намертво застегнутой мешковатой рубашки, и толкнул створки, внутренне мечтая, чтоб они не дрогнули. Дверь, с лёгким скрипом, поддалась. В лаборатории было темно, лишь почти родным розовым свечением, преследовавшим Джейса каждую ночь, пульсировал на экспериментальном столе хекстек. Он подавил желание подойти ближе, и огляделся, закрывая за собой дверь. Пушистый слой пыли исчез. Лаборатория казалась пустой, однако Джейс не обманулся этим ощущением, с напряжением в затылке ощущая чужое присутствие. Чутье его не подвело. Раздался тяжёлый вздох, скрип шарниров старого кресла, и в темноте, вызывая острое чувство дежавю блеснул холодный янтарь. Джейс выдохнул, понимая, что задержал дыхание, и чувствуя, как по лицу сорвались- таки две горячие капли, как только в гудящей тишине повисло тихое: — Ну здравствуй.