Котенок и тигр

— Ты мне не доверяешь? — спросила Рюджин прямо перед выходом на сцену для выступления. Почти скуля, она умоляла ее довериться ей, хотя бы увидеть в ней хорошее. Она ищет ее глаза, и ее сердце замирает. Йеджи оглядывается на нее, и она хотела сказать «да», она действительно хотела, но не могла. Потому что бояться девушки, стоящей перед ней, вполне уместно. Она думала, что знает ее. Она действительно так думала. Они были неразлучны. Все эти бессонные ночи и мучительные часы репетиций перед этим мюзиклом, проведенные вместе с ней? Она любила все это, каждое мгновение. Она ценила каждую секунду, создавала улыбку, смех в уме. Каждое воспоминание и задолго до того, как она это узнала, она полюбила. Рюджин раздраженно вздыхает. — Я… пожалуйста, Милая. — Нет, ты не можешь использовать это прозвище. Я… — Йеджи прерывисто вдохнула. — Я не знаю тебя, Рюджин. Я тебя совсем не знаю. Итак, как, как, просто как я могу тебе доверять? Как ты могла вообще просить об этом? — Она заикается, чтобы спросить. Она хотела знать. Но Рюджин не могла найти слов, чтобы сказать. Итак, не услышав ответа, который она могла бы услышать, Йеджи ушла, повернувшись и оставив ее. Рюджин стояла на своем месте, замерзшая, с разбитым на миллионы кусочков сердцем, которые она не могла собрать, чтобы снова соединить воедино. И она находит это жалкой иронией, что, несмотря на пистолет, заряженный пулями, надежно поднятый за ее спиной, слова Йеджи были гораздо более смертоносными, и она просто мучительно умерла из-за этого. Прямо. На. Месте.

***

Их выступление продолжается. Последнее из многих, что у них были. Занавески раздвигаются, и зрители смотрят широко раскрытыми глазами, уже пораженные. Если есть какие-либо признаки того, что они поссорились, это не было заметно, никто из их коллег по мюзиклу вообще не заметил, как и публика. Они оба это хорошо скрывали, профессионализм в высшей степени. Но Рюджин гораздо лучше умела скрываться, пока не настал момент, когда ей нужно было наконец сделать то, что она должна была. Она стояла за Йеджи, пока гаснет свет. Они разыграли эту сцену тысячу раз, от бесчисленных репетиций до выступлений. Но на этот раз все по-другому, на этот раз она держит настоящий пистолет, направленный на девушку перед ней. Она делает прерывистый, рваный вдох. Она должна сделать все, чтобы ее руки не дернулись. — Я знаю, что ты мне не доверяешь, — медленно шепчет Рюджин, — и все, что я скажу с этого момента, будет просто ложью. Йеджи резко вдыхает, когда Рюджин подходит к ней с другой стороны. Ее сердце сильно и громко стучало в груди, и она чувствовала себя рядом с ней в безопасности, и почему-то одновременно напуганной и незащищенной. Но что-то не так. — Но, любимая, если есть одна вещь, в которой я была полностью честна с тобой, — Рюджин замолкает. Она решила. Она бы перевернула сам ад с ног на голову, если бы это означало ее спасение, и она сделает это прямо сейчас. Ее рука тянется к шее Йеджи, сжимая воротник, который она носила во время выступления. Это подделка; опасно и резко. Она крепко схватила его и наклонилась к ее уху, чтобы хрипло прошептать: — Это то, что я люблю тебя, Йеджи. Это никогда не было ложью, — И она сильно дергает за воротник, заставляя его оторваться. Она бросила его на землю и оттолкнула Йеджи. Она закончит это сегодня вечером. Она перестала играть с ним в игры. Йеджи задыхается от силы, с которой Рюджин дернула ошейник, но не так, когда она ахнула после того, как Рюджин пробормотала эти слова справа от нее, прежде чем оттолкнуть. Тогда она знала, что именно поэтому все кажется неправильным, вот почему ей это не нравится. Она могла только отступить назад и наблюдать за Рюджин, ее руки едва держали ее. Казалось, Рюджин просто ускользнула от нее. Во благо. Она могла только наблюдать, как Рюджин избивала и избивала, и вся их музыкальная сцена внезапно превратилась в ужасный кошмар. Посетители и все остальные зрители закричали и бросились бежать, а она не хотела уходить, но ее затащили в подполье. Она могла только наблюдать, как все разворачивается перед ее глазами. Наконец, Рюджин встретилась с ним лицом к лицу. Она взводит пистолет и направляет его прямо ему на голову, тяжело вздрагивая от всех сражений, которые она вела. — Ты была замаскированным тигром, — Мужчина презрительно усмехается, глядя ей прямо в глаза, — Но ты всего лишь идиотка, даже если ты тигр, Рюджин. Ты смеешь бросить все ради этой девушки? Она твоя цель… Рюджин усмехается, перебивая его, и ее дуло не колеблется. — Ты не прав. Я стала тигром, потому что влюбилась. Я могу быть дурой, но, по крайней мере, я не дура из-за тебя, — Она заявляет, ее глаза устремляются туда, где она увидела Йеджи. Йеджи встретилась с ней взглядом, и она почувствовала, как каждая клеточка ее существа рушится на пол от взгляда, которым одарила ее Рюджин, и от слов, которые она громко произнесла. Ей хотелось выйти из укрытия и принять за нее пулю, как будто она не боялась ее раньше. Мужчина проследил за взглядом Рюджин и ухмыльнулся. Он направляет пистолет, чтобы выстрелить, что Рюджин сразу заметила это. Она прицелилась, выстрелила и попала в его пистолет, заставив его выпасть из рук. Мужчина поворачивается к ней, почти рыча на то, что она только что сделала. — Я больше не следую за тобой, как глупая маленькая кошечка. Я закончу это, — пригрозила Рюджин, подходя на шаг ближе. Она сжимает челюсти и прерывисто выдыхает, — Я больше не хочу быть твоей хорошей кошечкой, быть твоей послушной рабыней. Он маниакально смеется, и это было чистым злом, что Рюджин не могла не вздрогнуть от этого звука. Она это ненавидит. — О, Рюджин, ты даже не можешь нанести удар, не говоря уже о том, чтобы выстрелить в меня. Рюджин ухмыляется, показывая свою собственную хитрость. Если он был злым, она тоже может быть в последний раз. — Ой, но ты забыл, я больше не кот, — отвечает она. И прежде чем он успел открыть рот блефовать больше нечем, она наклоняет свой пистолет и стреляет в голову. Один выстрел, который все завершил. Один выстрел, и следующее, что Рюджин почувствовала, она была охвачена сокрушительным, удушающим объятием не кого другого, как Хван Йеджи. — Это было так-- — Безрассудно? — Тупо, — поправляет Йеджи, отстраняясь и изо всех сил изучая Рюджин. Она отмечает все синяки и порезы, которые у нее были, и не заметила, что в уголках ее глаз собрались слезы. — Эй, — проворковала Рюджин, — Шшш, не плачь, ладно? — Ты была глупа и безрассудна, дура, дура. Что, черт возьми, это было, Рюджин? Ты могла умереть! — Йеджи, наконец, взорвалась, не в силах сдерживаться. Все, что она рассказывала перед тем, как мюзикл начал закрываться дымом, все это исчезло в тот момент, когда Рюджин сказала, что она любит ее, на сцене, где они стояли. Рюджин притягивает ее обратно в объятия, наслаждаясь близостью к ней и вдыхая воздух облегчения, когда все закончилось. — Я спасла тебя. Мне пришлось. Я бы не простила себе, если бы ты умерла или если бы с тобой что-то вообще случилось… — Йеджи оторвалась от объятий и не теряла ни секунды, чтобы втянуть ее в поцелуй, заставляя замолчать. Йеджи доверяла ей, она доверяла ей свою жизнь. По-настроящему. Потому что как она могла сначала этого не увидеть? Как глаза Рюджина сияли искренностью, которую она искала. Как красиво отражаются все эмоции, которые она испытывала к ней. Она прерывает поцелуй. — Я тоже тебя люблю, Джин-и, — Прижавшись лбом к ней, она добавляет, — Но, пожалуйста, не делай этого снова, в наших отношениях я должна быть глупой и безрассудной. Ради всего святого, ты убийца, разве ты не могла бы быть чуточку умнее? — Йеджи слегка ворчит. — Если глупость означала спасение тебя, то знай, что я с радостью стану самым глупым убийцей на свете, Милая, — Рюджин возражает в ответ, с улыбкой на губах, прежде чем заключить ее в объятия, растаяв на ее руках.