среди холодных стен холодного города

Санкт-Петербург. северная столица, жемчужина балтики… ебать, как официально, да? а если глубже? Питер. город несбывшихся мечт и разбитых сердец. именно он — город, где раз за разом отращивают и ломают крылья, город, по тротуарам и крышам которого потоки серой дождевой воды лениво ползут, нехотя пытаясь смыть грехи с живущих здесь людей, а ветер уже долгие годы насквозь продувает до костей, стараясь выбить из тел свинец, которым тут многих кормят ещё с раннего детства. чем здесь так всегда пахнет? чаем? шоколадом? сырой землей? свежей кровью? ложью и слабостью? а от чего мы все тут задыхаемся? может, от воды, которой теперь даже в воздухе больше, чем в книжках толстого? или от плотного табачного дыма, заполонившего собой переулки? а если захлебываемся в океане уныния, совершенно не замечая, как ржавый крестик на шее вдруг превращается в камень и тянет ко дну? ко дну, на котором покоятся обросшие водорослями якоря, когда то державшие чью-то судьбу на толстой цепи, не позволяя отойти в свободное плавание, вдохнуть свежий бриз, наконец выйти из этого города, выбежать из беспощадных каменных джунглей и закопаться глубоко под землю, лишь бы их мерзкие лианы не пробрались в твою голову? забавно. единственным, чем сейчас давился бледный парень, подпирая свою белую, как в психушке, стену — была его собственная вязкая пучина рефлексии. он не может сбежать. не хочет. сердце бьется в такт падающим на окно каплям воды — так же медленно и хаотично. пальцы такие же холодные, как мокрый асфальт. кстати, как давно он их не чувствует? пустой взгляд застыл подобно слою туч на небе; они провисят там ещё очень долго. Янн успел стать одним целым с этим местом. глухие подвалы стали уютными, ветер — родным, а берег залива — домом. столбик диагнозов на справке складывался в какой то незамысловатый стих, вызывая лишь вымученную полуулыбку каждое утро. каждое ебаное утро, когда тело чудом находит силы поднять себя с кровати. иронично, но только худое одиночество и заходит по вечерам на чай, проскальзывая сизым призраком под стальной дверью; лёгкий аромат свежих булочек с творогом, доносящийся из открытого нараспашку окна, порой разливал по опустевшей душе еле тёплое, болезненно знакомое чувство — странное умиротворение. точно такое, как в далёком детстве, когда все искрилось от ребяческой чистоты. но было оно настолько мимолётным, что растворялось в тот же момент, когда парень только-только успевал его осознать. взгляд прошёлся по иссохшим фикусам, пыльным, давно вставшим часам, мягкому серому креслу… разве оно там стояло? да хуй его знает. Янн шумно вздыхает — для него грань между реальностью и тем, что было в голове, давно размылась. хотя… действительно ли можно называть все то, на что падает солнечный свет, реальным? ведь все бессмысленно. все так глупо и бесполезно. люди — жестокие мешки с костями, то, что они называют жизнью — мышиная… нет, крысиная возня, а потолок с облупившейся краской давит так, будто хочет похоронить под ковром. для кого все это делается? Бога же на самом деле нет, никто не похвалит и не рассудит. толпа пытается придумать себе бога собственного, найти его внутри себя, объяснив «совестью и разумом» — вот только их остатки догнивают где-то под старым деревянным полом, усеянным пробоинами. рука незаметно сжимает волосы сильнее, плавно оттягивая, когда из транса ударом в солнечное сплетение выбивает горячая, бегущая по щеке слеза. тараканы в голове сейчас начнут меланхолично играть на фортепиано, пиздец, какая же мерзость. тыльной стороной ладони Янн судорожно утирает соленую дорожку, почти слыша, как трещит скелет сознания. обездвиженный, истощенный, изношенный скелет его сознания, здорового в котором было столько же, сколько и огня в море. ветер, влетевший через форточку, потянулся по паркету, вызывая мелкую дрожь. сердце пропустило удар, в голову выстрелило резко подскочившее давление, воздух будто стал гуще и тяжелее, заполняя собой лёгкие и лениво вытекая обратно. парень замер. разбухающее внутри чувство тревоги теснило собой органы — в фильмах обычно в такие моменты начинает играть гнетущая скрипка. но… в чем же дело? Янн уставился на входную дверь. через пару мгновений пространство режет звонок, кажущийся оглушительным — юноша дёргается, реагируя на звук. снова, блять, снова его силой вытягивают со дна! шумный выдох в колени. он понимает, что давно зашёл в тупик. и прямо сейчас за дверью мог стоять кто угодно, но парень был убежден — его жизнь поделилась не белое и чёрное, так что его поджидает либо столь желанное спасение, искупление, возрождение; либо же наконец сама смерть пожаловала к нему, выбрав самую острую косу и бархатное платье в пол. панику сменяет безразличие — терять совершенно нечего, да и надежда умирает последней, так ведь? точно. нужно открыть дверь.