Колядки

Антон пел одну и ту же песню в пятый раз, и уверенность крепчала в нём всё сильнее и сильнее, как и веселье. Он проникся завораживающей атмосферой: разодетыми в пёстрые тряпки снежными бабами, гуляющим по улице румяным женщинами в красивых одеждах, песнями и умелой игрой гармошки. Казалось, будто деревня разделилась на отдельные группки, каждая из которых стремилась привлечь внимание. Антон не знал, куда деть взгляд и ощущал, как его всё больше затапливал восторг. После очередного дома Саша заглянул в мешок и довольно потёр руки. — Чувствую, нам сегодня повезёт. — Почему? — спросил Антон. — Много вафель. Они довольно ценные. — А кто вообще будет проверять все угощения? И у нас, и у других… — Всё потом. Потом всё узнаешь. Антон хотел спросить что-то ещё, что терзало его ещё с начала шествия, но никак не мог вспомнить. В голове был полный хаос, перед глазами мелькали крупные снежинки, улыбки, шорох обёрток и звон колокольчиков приятно ласкал уши. Погода была ясной, холодной, и Антон постарался согреть озябший нос, задрав маску на лоб. Саша оказался прав, и она действительно выделила Антона на фоне остальных, а многие хозяева просили его выходить вперёд, подбадривали дрожащий голос, хлопали. Пару раз они пересеклись с соперниками, которые улюлюкали, указывая на свой мешок и напоминая об оставшемся времени. Антон заглядывался на сладости, собранные вместе с одноклассниками, и ему было очень непривычно видеть столько дорогих угощений. Большинство из них в местном магазине он не видел никогда. Казалось, что наконец он втянулся, наконец вписался в компанию, в которую и не ожидал влиться. Казалось, так продолжится всю ночь, и вся деревня узнает его не только как «городского отпрыска». Антон не сразу понял, что немного отделился от других, идущих по узкой тропинке к самому крайнему дому. По левой стороне, совсем недалеко, чернел лес, который даже при светлом небе выглядел жутко. Антон засмотрелся на него, медленно передвигая ноги, глубоко вдохнул. Запах хвои был насыщенным, его слабо оттенял запах от маски. Антон поёжился, поправил воротник и только хотел набрать шаг, как быстро мелькнувшая тень слева вынудила с испугом повернуть голову. Антон замер, заколотившееся сердце отдалось сквозь куртку. Тишина, неожиданная, тяжёлая, вызвала ещё больше волнения. Антон быстро осмотрелся, но ребят, которые не должны были далеко уйти, не было. Антон сглотнул и ускорил шаг. Снег стал будто рыхлее, обволакивал валенки, тянул вниз, стал доходить до колен, и Тоша не сразу заметил, что тропинка исчезла. Он замер посреди снежного ковра, начал озираться, ощущая нарастающий жар и узел в районе живота. — Саша! — крикнул он. Собственный голос показался глухим, словно окружённым бетонными стенами. Горло тут же запершило, обжёг холодный воздух при резком вдохе. Температура будто понизилась на несколько градусов, от ветра закололо щёки. Антон в панике отступил и тут же дёрнул ногой, попавшей в холодную воду. Резко опустил взгляд. Но воды не было, был всё тот же снег, ботинок, увязший в нём полностью. «Промочил». Деревья стали толще, темнее, ниже. Плотная стена из них была и слева, и справа. Ни одного дома, ни одного огонька, только крупные звёзды и уродливо-багряная луна. При виде неё, огромной, с трещинами и разломами, ледяной кулак сжал лёгкие. Антон с трудом протолкнул воздух и попытался вылезти из сугроба. — Саша! Кто-нибудь!.. Нога врезалась во что-то твёрдое, Антон запнулся о ботинок и рухнул коленями в хрусткий сугроб. Запах древесины, чего-то трухлявого забился в нос, от него взбурлилась тошнота. Антон неловко выбрался из посеревшего сугроба и сорвался на бег. Мокрые ресницы слипались, а колючий снег забивался в рот. Антон на бегу утёр лицо промокшей варежкой. По краям вдруг замелькали полосы, а когда Тоша повернул голову, увидел ряды домов. Снова поселение. Он из последних сил и горящих лёгких свернул вправо, не сводя глаз с покатой крыши, высокой трубы с плотным тёмно-серым дымом. Паника била уже не на шутку. — Эй!. Резкий, грубый, совсем незнакомый оклик откуда-то позади не вынудил остановиться: Тоша лишь ускорил шаг, сжимая кулаки. Казалось, что ещё чуть-чуть, и он коснётся стены, попадёт под желтоватый свет из окна, очнётся от этого кошмара, вновь услышит голоса одноклассников и шуршание конфет. Антон вскинул руку, чтобы поправить съехавшую шапку, и наткнулся рукой на холодную пластмассу. Маска. Она не ощущалась всю дорогу, а сейчас Антон чувствовал давление от завязки на затылке, которое чувствовать никак не мог, видел чуть выпирающую надо лбом часть. Он слепо схватил маску и резко дёрнул, желая сорваться. В ушах загудело, перед глазами дрогнули дома, ослепительный снег отдал тёмной рыжиной, и небо начало меркнуть. — Нет! — сипло крикнул Антон, в панике протягивая руки к уходящим под снег домам. — Нет!.. — Эй, успокойся уже! — Нет! — обрывисто выплюнул Петров, распахивая глаза. Он проморгался, и с ресниц наконец исчезла стылая влага. Дужки очков холодили кожу, голые красные пальцы сжимали чужую одежду, а горло обдувал ветер. — Головой треснулся? — вновь спросили грубо. Мальчишеский голос был смутно, очень плохо узнаваем. Антон повёл дрожащий взгляд по кожаной куртке, серому, не туго завязанному шарфу и напоролся на волчью голову. И тогда то его прорвало. Но выкрику из ослабшего горла выйти не дали: жёсткая рука с размаху вжалась в рот, а Тошин затылок — в стену. — Не ори. Он попытался вырваться, запах крепких сигарет защекотал чувствительные рецепторы, вынуждая сухо сглотнуть: курево Антон не переносил. Дёрнув головой, Антон сместил мутный взгляд, увидел под ногами обычный снег, свои обычные валенки. Раскатистый смех вдалеке, разговоры вперемешку с перезвоном колокольчиков: всё стало, как прежде. Тошнота стала отходить. Антон вцепился в чужую руку, попытался отвести от лица, но волчья голова мотнулась. — Успокоился? Сейчас я уберу руку, а ты не поведёшь себя по-глупому, понятно? Антон прищурился, тяжело дыша носом. Хватка постепенно начала слабнуть, а когда и вовсе пропала, он быстро утёр губы рукавом. — Что происходит? — Это у тебя надо спрашивать. Валяешься здесь, в сугробе, без перчаток и в этой жуткой маске, — волчья голова махнула рукой вниз, и Антон увидел свою маску, наполовину закопанную в сугроб. Тут же наклонился к ней и вытащил дрожащими пальцами. — Не страшнее, чем твоя. — Не спорю, — Антон расслышал усмешку и поджал губы. Понимание, что с ним случился обморок, тревожно обволокло всё тело. Он ведь мог… Мог замёрзнуть тут насмерть, если бы никто не прошёл. А тут — это где? Антон обвёл глазами местность, предполагая, что они находились у самого края деревни. В тупике, углу между постройками. — Я что-нибудь говорил, пока был без сознания? — неуверенно спросил он, прижимая маску к груди. — Нет. Почему ты зашёл так далеко? Здесь ведь никто не живёт. — Я был с ребятами. Кстати, — Антон чуть обрёл уверенность, — где они? — Мои дожидаются меня. А своих ищи сам. — Стой! — Антон и сам себе ты удивился, как у него хватило смелости на этот поступок. Но рука уже сама бросилась вперёд, схватилась за рукав кожанки. — Как мне… Как мне вернуться? Я не знаю, что может случиться… — Боишься? — довольно раздалось впереди. — Думаешь, я буду тебе помогать? Нет, он и мысли на допускал, что Рома Пятифан ему когда-нибудь поможет. Но вдруг послышался тяжёлый выдох, шорох, и краем глаза Тоша заметил, как волчья голова оказалась в Роминых руках. — На меня смотри. — Ты мне не помогаешь, а я не слушаю тебя, — пожал плечами Антон, хотя внутри всё дрогнуло. Глупо было не опасаться Пятифана. Особенно здесь, в закутке, где кроме них ни души, а Рома отчего-то выглядел недовольным. И сделал шаг вперёд, сразу после Тошиных слов. — Смотри. Против воли, под опасением получить, Антон осторожно поднял голову. Ромино лицо в полутьме казалось ещё жёстче, чем есть на самом деле. На его щеках не было свеклы, на бровях — следов угля, на коже не мерцали глупые блёстки. Губы были разукрашены, но не празднично, а раной в самом уголке, содранной кожицей. На лбу темнел синяк, под левым глазом была лёгкая припухлость бледно-фиолетового цвета. Антону не было очень страшно, но холодок всё равно начал покалывать поясницу. Он весь напрягся, сжался и нахмурил брови, готовый дать отпор в случае неожиданного нападения. — У тебя усы размазались, — со смешком сказал Пятифан. Антон дёрнул руку к щеке, но быстро остановился и сжал пальцы. — Спасибо, — буркнул он, отвернувшись. Молчание после было неловким. Антон слышал голоса, которые всё ещё не приближались, которые очень хотелось заслышать рядом. Но так же он услышал хруст снега, увидел тень перед собой и только после поднял голову на подошедшего Рому. Незначительная разница в росте сейчас казалось существенной. Смотря на кого-то снизу вверх, Тоша редко чувствовал спокойствие. А тут и не взрослый вовсе, а пугающе-уверенный, грубоватый задира. Это пугало похлеще, даже чем когда отец повышал на него голос. Рома сунул руку в карман и вытащил бумажный комок. — На, — хмыкнул он и вытянул вперёд ладонь. Тогда-то Антон и заметил, что бумажка была немного испачкана чёрным. — Там уголь. — Зачем? — недоверчиво прищурился Антон, а мысли о том, какое безобразие было у него на лице, никак не отпускали. Ему было стыдно. — Чтобы не выглядеть так убогого, — пожал плечами Рома. Сказал спокойно, безо всякой интонации, и Тоша не знал, что и думать. — Не двигайся. Когда он развернул бумажку, Тоше двинуться хотелось. Подальше, подальше от него. Рома сжал пальцами уголёк и наклонился. — Платок есть? — Я сам. Тоша вытащил носовой платок, совсем новый, немного натёр снегом и начал оттирать щёки, попутно пытаясь бочком пройти мимо Пятифана. — Куда? — тот преградил дорогу. — А если опять грохнешься? — А что? — со слабым, под налётом опасения вызовом спросил Антон. — Да мне пофиг, просто не хочу остаться крайним в случае чего. — Я найду своих одноклассников, — буркнул Тоша и сделал пару неуверенных шагов вперёд. Больше его никто не остановил. Внутри всё сжалось, когда он увидел огни, увидел взрослых, стоящих возле дома. Он ускорил шаг, натягивая варежки и высматривая знакомую одежду. Саша с остальными нашёлся за зелёным домом, возле приоткрытой калитке. Он изумлённо уставился на него и резко дёрнулся в его сторону. — Тоха, ты где был?! Мы тебя искали, ни в один дом больше не ходили! — Правда, — кивнула Лида, взволнованно рассматривая встрёпанного Антона с ног до головы. Её коса растрепалась, мишура осыпалась, а пальто было выпачкано в ю снегу. — Ты ведь не мог заблудиться. — У меня живот заболел. — Антону было так неловко, что он не знал, куда деть взгляд. Поэтому и врать получалось плохо. — Я возле одного дома сел, думал отдохнуть… Меня долго не было? — Да нет, — пожал плечами Саша, — не особо. Если бы долго — тебя бы с факелами отправились искать, поверь. Ну правда, мог бы и крикнуть, что тебе плохо, — Рябов скрестил руки на груди и набычился. — Что мы, бросили бы тебя… — Это было бы самое странное Рождество в моей жизни, — неловко пошутил Антон, хотя на душе скребли кошки. — Простите за это. Теперь я в порядке. Ну… пойдёмте дальше? До конца гулянок Тоша не выпускал из головы ситуацию. Уже не радовали конфеты, не смущали взгляды взрослых. Он полностью погрузился в мысли, но больше даже не смотрел в сторону леса, такого близкого и такого жуткого.

***

Когда вышли в школу, весь класс был на нервах. Подсчёт вели в среду, очень неопределённый день по мнению Антона: и не начало недели, и не конец. К тому же, уроки в среду были сложными, и даже участие в колядования не убедили учителей не проверять домашнее задание. После уроков оба класса собрались в раздевалке. Антон с интересом смотрел, как один мальчик из восьмого «Г» поочередно доставал каждую сладость из одного мешка, потом из другого, как вслух вёл подсчёт и укладывал две кучки сладостей на широком столе. Кажется, мальчика звали Андреем. Оба мешка были наполнены не на столько, чтобы это продлилось надолго. В какой-то момент Тоша и вспомнил, о чём хотел спросить ещё вчера. Он придвинулся к взволнованному Саше. — А как вы понимаете, что будет честно? Даже если мешки хранятся у классных руководителей, это как-то… Ведь каждый учителей будет за свой класс. — Нет-нет, у нас с этим строго, — нахмурился Саша. — И шоколадками их не подкупить. Они ведь между собой не враждуют, это только мы. Они сами говорили, что хотят от нас честности. И Андрею доверяют, он хорошист. Антону всё равно это было чуждо. Такой праздник, и какие-то соревнования. Но он уже стоял вместе с остальными, чувствовал себя полноценной частичкой класса, и от волнения покалывало в животе. — Вафли! Вот это роскошь! — воскликнул Андрей. — Мармелад, батончики… Антон прикрыл глаза, глубоко вдохнул, и на мгновение ему почудился запах сладостей: шоколадных вафель, фруктового мармелада, ирисок. Антон всё ещё не до конца понимал, по каким критериям выберется победитель. Если по количеству каждой сладости, то будет как минимум непонятно, как максимум — нечестно, потому что в их мешке одних шоколадных батончиков было штук десять. Антон обводил взглядом ребят, которые знали куда уж больше его и вовсе глаза смотрели на стол с мешками. — Та-а-ак!.. — Андрей вскинул голову, диковатым, полным азарта взглядом посмотрел в обе части класса, потёр руки. Шорохи, шепотки стихли. — У вас ничья! — Чего? — возмущённо воскликнул один из «бэшек». — Не может быть, у нас больше! — Не больше. У вас по сорок штук сладостей. Давайте, пересчитывайте, если не следили. Поднялся гомон, пара ребят кинулись к мешкам, только учительницы переглянулись с улыбками, и классная руководительница Антона перевела на него взгляд, полный гордости, кивнула. Всё завертелось, и он растерянно озирался, пока рядом тяжело не вздохнул Саша. — Вот блин, — он потёр ладонью лицо и поджал губы. А Антон не смог ничего ответить, потому что взгляд неосознанно, быстро метнулся в сторону приоткрывшейся двери. Рома Пятифан стоял, прислонившись плечом к дверному косяку. Олимпийка на нём сегодня была чёрного цвета, большеватая для него в плечах. При дневном освещении на его лице ещё сильнее выделялись синяки, что его совершенно не волновало. По-крайней мере, весь его вид говорил о не скованности. Вдруг его взгляд метнулся к Антону, и Ромины губы дрогнули в улыбке. Он даже не подошёл к своим, лишь окинул их спокойным взглядом. А вечером, по дороге из школы, он перехватил Тошу почти у начала леса. Сначала Антон не обратил внимание на похрустывание позади, не расслышал толком из-за плотной шапки, но когда навалились со спины, паника пронзила всё тело. Антон резко обернулся, толкаясь. — Эй, зайчик, — Рома отступил на пару шагов, подняв руки. Его взгляд был насмешлив. — С ума сошёл? — раздражённо взъелся Антон, сжимая дрожащие пальцы. От страха бешено заколотилось сердце. — Что тебе нужно? Зачем ты меня преследуешь? — Ты свою сменку забыл. И действительно, в его руке покачивался серый мешочек с зелёными завязками. Антон растерянно отступил и быстро стащил с плеч рюкзак. Понимание, что он действительно не взял обувь, обрушилось тяжёлым грузом. — Спасибо, — тихо сказал он, неловко протягивая руку. — Я и не- заметил, что не положил в рюкзак. — Ага, — кивнул Рома и небрежно пихнул сменку ему в руки. — Заяц, ты всегда такой рассеянный? — Я не рассеянный. — Насмешка задела. — И перестань называть меня так. — Ха, ну уже нет. Антон хмуро одёрнул руку и сделал пару шагов назад. Поворачиваться спиной не хотелось, но ещё больше не хотелось идти дальше, в лес, который сегодня казался ещё мрачнее, чем обычно. Вновь перед глазами мелькнули страшные воспоминания о видении, вызвав ледяные мурашки. Антон лишь сейчас, говоря с другим человеком, понял, настолько он волновался. — Ну, иди, — Рома наклонил голову набок. — Вперёд. Будто он знал, что сейчас чувствовал Тоша, упивался этим. Но взгляд его был больше не насмешливым, а серьёзным Антон понимал, что ему будет страшно пройти хотя бы половину пути. Но так же понимал, что просить Рому о чём-то он не будет. Поэтому через силу развернулся и сделал несколько пробных шагов. Спустя ещё несколько внутри всё напряглось, задервенело. Спустя шагов десять снег позади вновь захрустел, раздался тяжёлый выдох. — Просто боюсь, что ты можешь заблудиться и в трёх соснах. — Если ты хочешь меня побить, то я не позволю сделать это так просто. — Не в этот раз. Рома перегнал его быстро, и когда его спина замаячила впереди, Антон ощутил смешанные чувства. Было боязно, что до дома он не дойдёт, но в то же время было боязно, что посреди леса его снова накроет, видения сведут с ума. Антон поглубже зарылся в колючий шарф, крепче сжал завязки сменки и ускорил шаг. Что-то странное дышало в спину, холодило затылок, скрытый плотной шапкой. Будто сам лес шептал, нагонял беспокойство. Антон вновь взглянул на Ромин затылок, сглотнул и ещё чуточку ускорил шаг. Всё это походило на бред, но сейчас было спокойно. Пусть даже победить не удалось.