Их мир.

— Блин. Я случайно, прости, — говорила Элл каждый раз, когда Милена начинала беситься. Лениво поправляла крыло, убирая с него распатланные волосы. Ещё более распатланные, чем волосы Милены, когда на её голову в очередной раз упало нечто плотное. Элл часто так делала, кажется, почти всегда, не пропуская ни единого шанса накрыть подростка своей пернатой конечностью. А Милена постоянно злилась. Ворчала про причёску, проливала крем-соду на синие джинсы, но никогда не убирала крыло. Никогда. Она могла прошипеть что-то явно нецензурное от неожиданности или прокричать это что-то, но ни разу не просила его поднять, заправить или ещё как-то избавить светлую голову от этого груза. Милена была явно раздражена, да. Она ворочалась на месте, тёрлась подошвой кроссовок о трещащий асфальт и недовольно вздыхала, но делала это настолько аккуратно, настолько тихо, что можно было легко понять о её нежелании убирать этот навес. А Элеонора разве что тепло усмехалась упрямости своей пары. «Гордо делает вид, что недовольна, но не отодвигается» — проносилось в её голове каждый раз, когда она глядела на этот вид. Видели те видео, когда коты смотрели на то, что их напрягает, но словно из принципов оставались на месте? Так вот, сейчас Милена прекрасно отыгрывала роль тех самых котов, терпеливо настаивая на своём. И, кажется, сама не понимала, насколько важна эта реакция была для Элл. Может, она не знала, может — не обращала внимания, но, если бы Милена наблюдала более напряжённо, то сразу бы поняла простую истину. Элеонора ложила крыло только на её голову. Она сама не помнила, когда это началось; однажды Элл просто в каких-то потаенных инстинктах «защитить» накрыла её, пока в руках был стаканчик каркаде и маковая булочка. Милена недоумевала, возмущалась, но, как только Элли с извинениями убирала крыло, весь тот пыл пропадал в миг, оставляя отнюдь не облегчение. Удивление. В следующий раз, чисто в целях эксперимента, она не убирала крыло по первому нецензурному слову, увидев весьма любопытную реакцию. А потом это повторялось снова, и снова, пока не переросло в неконтролируемую привычку. Но Элл не была против, пока это не касается других людей. Пока это было лишь их дело, ей было всё равно. Элеонора часто думала, что их обьединяет — что заставляет шестрадцатилетнюю школьницу, носящую с собой пистолет, и тридцатилетнего ветерана войны-пирокинетика быть вместе? Быть одними против всего мира, умудряясь плевать ему в лицо? Вероятно, ничего. Они просто были, и им было плевать на причины. Они барахтались в этом дерьме уже слишком много, чтобы терпеть это в одиночку. Возможно, когда-нибудь им повезёт, и они разойдутся, зыбыв друг о друге, начиная свой путь счастья. Когда-нибудь... В новой жизни. Но уж точно не сейчас. Сейчас море плавно блестит на последний лучах солнца, волнами сходит с пляжа и тихо шумит на песке. Милена лениво перебирает ногами, сидя на бордюре и пусто глядя куда-то в горизонт. Крыло Элл надёжно защищает блондинистые волосы от холодного ветра. Она прижимается к нему, как котёнок, трётся щекой о мягкие перья, отстраненно гладит крылышко . А потом берет за верхушку, тянет, оборачивает вокруг себя и укрывается, словно плед. Как бы она не хотела отрицать, Элли тёплая. Уж точно теплее, чем собственное сердце и плоть. Небо всё меньше сверкало пастельными пятнами, погружая их маленький мир во тьму. В бескрайнюю ночь, пожирающую всё вокруг. Но рано или поздно придёт тёплое утро, и тогда они точно покажут всем всю подноготную. Покажут свой мир, что намного темнее ночи.