Ураганы с человеческими именами

Солнце жутко припекало — во дворе совершенно некуда было деться. Единственными источниками тени были только высокие колонны, на которых держалась колючая проволока, но и те были слишком узкими, чтобы в них можно было спрятаться. Питер расстегнул пару пуговиц на своей униформе, будто это могло помочь справиться с жарой, и устроился поудобнее на жесткой скамье в самом углу двора. В его руках лежала книга c достаточно скучным сюжетом, повествующим о жизни одинокого моряка-отшельника, и Паркер бездумно листал ее, не особо вчитываясь в текст. Он прочёл больше сотни книг, в тюремной библиотеке уже практически не осталось ни одной, к которой он бы не прикасался. Но это было его любимым занятием уже третий год. Подумать только. С момента вынесения приговора прошло три года, а это примерно одна тысяча девяносто пять дней. Это число казалось ничем по сравнению с деньгами, которые приходилось видеть Паркеру у Морриса, и эти деньги не стоили того, чтобы он сейчас находился здесь. Но Паркеру все ещё не верилось, что уже три года он в тюрьме и что три года назад он почти убил того детектива. Питер захлопнул книгу и положил ее на колени, после чего переключился на разглядывание двора, щурясь от солнца. В колонии жизнь не сладкая, этого не отнять. По двору сновали совершенно разные люди, которых объединяло только одно: они все были преступниками. Паркер оказался одним из самых молодых в своей колонии, но его история напрягала даже достаточно бывалых экземпляров, поэтому к нему мало кто лез. Конечно, первые полгода пребывания в заключении ему пришлось изрядно попотеть над тем, чтобы показать, что он не слабый смазливый мальчик, каким его окрестили в первый же день. Питер даже начал задаваться вопросом, почему это место называют исправительной колонией, если вместо того, чтобы исправляться, ему приходилось быть еще более агрессивным, чем на свободе. Но постепенно он смог выстроить вокруг себя определенные рамки, за которые мало кто решался заступать. Его панические атаки продолжались и здесь, но впервые они сыграли ему на руку: с психами мало кто хотел иметь дело, поэтому после пары серьезных приступов желающих его задеть стало еще меньше. Питер исправно ходил к психиатру раз в неделю, принимал лекарства и в целом вел себя более, чем пристойно. Паркер влез в драку лишь однажды. Это случилось, когда какой-то глупый новичок решил померяться силой во время обеда и вывернул на голову Питера свою недоеденную порцию за то, что тот сделал ему замечание и попросил не так громко чавкать. Тогда они оба получили по несколько дополнительных часов исправительных работ и занесение в личное дело, но после этого парень старался не влезать в конфликты. Он нашел для себя отдушину в книгах в небольшой библиотеке на территории колонии. Поначалу выносить их за пределы библиотеки было запрещено, но так как заключенному все равно некуда было деваться, постепенно строгий охранник привык к Питеру и стал разрешать брать чтиво с собой в камеру или на прогулки во дворе. За чтением время шло быстрее, и, хотя спешить Паркеру было совсем некуда, ему становилось легче от этой мысли. Раз в месяц к нему приезжала Брук. Несмотря на то, что колония все же была местом особенно строгого режима и что к остальным почти никто никогда не приходил, их встречи были гораздо ближе, чем в изоляторе. После тщательных обысков девушку пропускали в большой зал, обычно пустующий. Он был предназначен для встреч, но их почти не случалось. Из-за этого Питер ощущал себя значимым. Сестра появлялась как свет в конце туннеля, принося с собой запах города. Она пахла бензином из-за машин, купленными духами. На её белой шее все ещё контрастом отдавались два следа от ожога. Первое время парень жутко винил себя этом, и лишь позже смирился, что это произошло из-за жестокости Морриса. Брук иногда приносила брату цветы, которые он клал рядом с собой на койку. Ни вазы, ни чего-то ещё, чтобы поставить их в воду, ему не давали, поэтому цветы увядали очень быстро. Но Питер любил их. Брук с Питером занимали самый дальний столик и общались обо всем на свете. В основном, конечно, говорила сестра, а парень слушал. Жизнь у Брук стремительно налаживалась. Она уже полтора года как работала в небольшой телекоммуникационной компании рядовым программистом, имела стабильный почасовой оклад и социальные гарантии и даже снимала приличную квартиру в Бронксе. Брук перебралась в Нью-Йорк вместе с Эмерсоном. И, хотя Питер все еще не до конца верил этому парню, девушка выглядела достаточно счастливой, чтобы старший Паркер не беспокоился слишком сильно. Эмерсон здорово помог им обоим в том подвале. Питер смог незаметно передать ему небольшой складной нож, один из которых прихватил с собой в тот день. Эмерсон освободился сам и вытащил Брук, а на деньги из сейфа Морриса они смогли свалить из города раньше, чем их нашла полиция. Поэтому памятуя о том, что тот сделал, Паркеру было достаточно того, что он видел искреннюю улыбку на лице сестры. Все остальное время, за исключением семи часов общественных работ ежедневно, Питер проводил в своей небольшой камере. Всё его удобства состояли из узкой кушетки с тонким и жестким матрасом, колючей плоской подушки, маленького рукомойника и унитаза в углу. Но камеру Паркера можно было бы назвать люксом: у него было крохотное окошко под самым потолком. Он часто лежал, разглядывая этот небольшой прямоугольник, который менял цвет в зависимости от времени суток. Можно было сказать, что Питера вполне устраивало положение вещей. Поначалу ему было жутко одиноко и мерзко от самого себя. Он упрекал себя в том, что докатился до подобного, но вскоре смирился. Чего стоило ожидать от его деяний? Паркер в какой-то мере знал, что это закончится либо смертью, либо тюрьмой, либо Коламбусом. Увы, увидеть Коламбус ему было не суждено. Это место стало его домом на ближайшие несколько десятилетий, поэтому Питер решил: лучше будет принять это как данность, чем накручивать себя и жить в месте, которое вызывает только ненависть и агрессию. Он стал вести себя так, словно находился не в заключении, а в не очень комфортном пансионе. Вроде ребёнка, чьи родители устали от вечных истерик и непослушания и отправили в пансионат. Паркер всегда здоровался с охраной, иногда даже с улыбкой, спокойно воспринимал все требования или замечания к себе, вел себя тихо и не велся на провокации, как многие здесь. Со временем его тревожность притупилась — он научился контролировать свои мысли и эмоции, не позволяя им брать верх. И внезапно ему стало гораздо легче, чем прежде. Конечно, порой, чаще всего по ночам, парню снились кошмары, от которых бросало в пот, но Питер делился этим с врачом, и они вместе прорабатывали проблемы, которые могли бы быть причиной таких снов. Паркер безусловно скучал по внешнему миру, по сестре, по возможности пойти и купить пива в магазине. Ничто не могло заменить привилегий свободного человека. Однако ему и вправду легчало. Он больше никого не убивал, никому не врал. Ком тяжести постепенно терял свой вес. У Питера не было права на свободу, но он обрёл притупленное смирение и облегчение. В какой-то момент Паркер начал задаваться вопросом: может, единственный способ, когда ему будет легко и комфортно, — заточение? Может, ему нужно было родиться хищным зверем и всю жизнь провести в клетке? Питер не знал, какой сейчас был день недели, и даже насчет месяца был не уверен. Он только знал, что сейчас точно лето. И это был единственный раздражитель, который вызывал у него негодование, потому что увильнуть от прогулки было нельзя, а жариться на солнце было таким себе способом отдыха. Но, видимо, сегодня над ним решили сжалиться, потому что во дворе появился охранник, громко крикнувший его фамилию: — Паркер! Он поднял глаза, вопросительно выгнув брови, а охранник жестом подозвал его. Взяв книгу подмышку и сунув руки в карманы, парень подошел к нему: — Я здесь. — Вижу, не слепой, — охранник закатил глаза. Его звали Боб, и он был одним из наименее бесящих людей в колонии. Он даже пару раз одолжил Питеру сигареты, пока никто не видел. — к тебе пришли. — Круто, — Паркер кивнул. По его подсчетам, Брук как раз должна была вот-вот приехать. Но, к его удивлению, Боб привел его не в зал встреч, где его по обыкновению должны были обыскать перед входом, а затем провести к свободному столу. Боб повел его на несколько этажей выше, туда, где жила охрана и начальник колонии. Перед кабинетом последнего они и остановились. — Руки. Боб быстро ощупал Питера с головы до пят, вывернув все карманы, чтобы проверить их на наличие каких-либо предметов. Тот стоял с разведенными в стороны руками, терпеливо выжидая, пока Боб закончит проверку. — Я больше не собираюсь приносить кому-то вред. Охранник никак не отреагировал на фразу парня, продолжив кропотливо его обыскивать. В голове Паркера пронёсся неприятный флешбек, когда Генри почти так же обыскивал его перед тем, как Питер встретился с Моррисом, от которого и получил то роковое дело. Босс так беспокоился, как бы не попасть за решётку. Но ему повезло: там оказался Питер, а Моррис остался убитым. — Чисто. Проходи, — Боб толкнул перед ним решетку, закрывающую проход к кабинету, а сам остался стоять снаружи. — я подожду тебя здесь. Иди. Тебя ждут. Все еще не понимая, что происходит, Питер с опаской взялся за ручку двери и постучал. Услышав басовитое «Да!» изнутри, он вошел в кабинет начальника колонии. — Мистер Паркер, рад Вас видеть. Начальника звали Марком Стоуном. Он был грузным мужчиной лет пятидесяти с черными волосами и такой же густой черной бородой. Собственно, из-за нее он имел и одноименное прозвище, иногда проскальзывающее среди заключенных. Он всегда носил темно-синюю форму и туфли с жесткими набойками, стук которых заставлял хотеть слиться со стеной в своих камерах едва ли не каждого заключенного. Но сегодня Стоун сидел за своим столом с достаточно приветливой улыбкой, а когда Питер вошел, он прервал беседу с двумя мужчинами, сидевшими спиной к двери. — Если я что-то натворил, то можно было бы сделать это менее официально… — недоверчиво протянул Паркер, закрывая за собой дверь. Он замер в нерешительности на пороге, не совсем понимая, что он тут делает. — Я знаю, что ты, парень, очень острый на язык, но прошу тебя воздержаться от таких выпадов. — Я не совсем понимаю, зачем я здесь… — парень сощурился, переводя взгляд со Стоуна на еще двух мужчин. Один из них повернулся. Паркер узнал его — его брови взлетели вверх от удивления. — К тебе кое-кто пришел, поэтому я бы не стал так пугаться. Вообще, это запрещено, поскольку в наших правилах прописана возможность посещения лишь для одной личности, которая уже занята одной девушкой, которая ежемесячно сюда приходит. Но об этой встрече меня попросили из департамента, так что я сделал исключение. Думаю, мистера Уилсона ты должен помнить, — Стоун усмехнулся в бороду, а шеф Ричард Уилсон коротко кивнул. — Все еще не понимаю… — Паркер неуверенно кивнул в знак приветствия, а затем его взгляд привлекла шея второго мужчины. Питер моргнул один раз, затем второй, а через мгновение невольно отступил назад, неосознанно и беззащитно пытаясь найти ручку двери позади себя. Ему тут же захотелось убежать, унестись, пока лёгкие не взорвутся. — Привет, Питер. Тони сидел во втором кресле и едва заметно улыбался ему. Паркер решил, что это весьма жестокая галлюцинация, и тряхнул головой, но детектив никуда не исчез. Питер сглотнул, не веря своим глазам. — Что это значит? — Ричард, думаю, мы можем выйти ненадолго, — Стоун кашлянул, прерывая повисшее молчание. — Думаю, да, — Уилсон кивнул ему, и они одновременно поднялись со своих мест. Питер боковым зрением из мельтешащих точек видел, как они прошли мимо, а кто-то из них даже похлопал его по плечу, но он все также не мог оторвать глаз от человека, который сидел в паре метров от него. Когда дверь за спиной щелкнула и закрылась, он наконец смог заставить себя дышать. — Ч-что ты тут д-делаешь? — Питер неожиданно начал заикаться. Он сжал пальцы, царапая ногтями кожу, чтобы убедиться, что это не очередная галлюцинация. Но нет. Тони встал и медленно подошел к нему — осторожно, будто в любой момент был готов получить удар ножом, хотя было ясно, что для нападения у парня были лишь собственные кулаки, которые он сжимал до боли. Тони изменился. Он отрастил волосы, и теперь они неровными линиями спускались почти до его ушей, появилась бородка, а его глаза стали… Более живыми? В последний раз, когда Питер видел их, тёмные радужки полыхали ненавистью по отношению к нему, но сейчас… Будто ничего и не было. Но это все же был Тони. Не тот, который снился ему в кошмарах и был недосягаем и о котором Паркер вспоминал в каждом разговоре с психиатром, а живой и настоящий. — Тони… — только и смог выдохнуть Питер, когда тот оказался совсем близко, а через мгновение сгреб его в объятия, прижимая к себе, пока руки Паркера безвольно висели по бокам. — Питер, — спустя полминуты Старк отстранился и улыбнулся, проведя ладонью по его непривычно коротким волосам. Это простое движение сработало как спусковой крючок: парень вдруг рухнул на колени, обхватывая детектива за ноги: — Прости меня! Прости, пожалуйста… Я не хотел, чтобы так получилось, клянусь… Тони, прости! Старк немного опешил от такой реакции и растерянно погладил его по голове. — Пит… — Тони, пожалуйста… — голос парня сорвался, утонув в слезах. Он так долго учился держать эмоции в себе, но из-за неожиданного потрясения все его выстроенные блоки разом развалились, выпустив рыдания наружу. Старку ничего не оставалось, кроме как все же с трудом отцепить руки Питера, крепко обнимающие его колени, и опуститься рядом на немного пыльный пол. — Эй, посмотри на меня, — он обхватил лицо Паркера ладонями, останавливая его метания. Пальцы быстро стали мокрыми от текущих по его щекам слез, но Тони только осторожно провел подушечками по его ресницам, убирая влагу. — Тише, все нормально. — Да как нормально… — прошептал парень, хватаясь за его запястья. От тепла его рук он молниеносно перенесся в тот день три года назад, когда они были только вдвоем и он чувствовал себя защищенным от всего мира. — Я же… — Подожди. Мне не нужно, чтобы ты сейчас оправдывался или просил прощения. Я пришёл не за этим. В горле Питера пересохло. Он видел губы Тони, которые не улыбались, и подумал о сотне вещей, ни одна из которой не была хорошей. На секунду он задумался, что тот пришёл освободить его, но жалкая надежда умерла, даже не успев расправить крылья. Конечно, нет. С чего бы Старку ему помогать? Он и так сделал слишком много. — А зачем тогда? Вместо ответа Тони подхватил Паркера, поднимая его на ноги, и подвёл к креслу у стола. Посадив парня на него, он обошёл стол и сел на другое кресло напротив. Так, словно два оживших мертвеца, убийца и детектив продолжали смотреть друг на друга в абсолютной тишине. У каждого сил хватало только чтобы глядеть на второго и не узнавать в знакомом лице родные черты. Оба успели слишком сильно измениться за три года. Оба успели опустошить себя до предела. Наконец он открыл рот, склонил голову и произнёс: — Поговорить. Питер нахмурился. — Поговорить? То есть... — Да, Пит. Люди разговаривают, знаешь. Когда у них случается дерьмо или они сомневаются, они подходят к близким и делают вот так, — Старк повернулся направо, как будто рядом кто-то сидел, и очень осознанно посмотрел на пустой воздух. — Эй, дорогая, думаю, я в заднице. У меня проблемы на работе, меня предают друзья. Я чувствую себя плохо, поэтому я хочу услышать, что ты думаешь. Может, я делаю что-то не так? Как считаешь? Или хочешь поддержать меня? Вот так, Питер. Парень непонятливо пожал плечами. Он не понимал, к чему Тони клонит. — Да, конечно, все так делают. Я... Я знаю, да. И я тоже так делаю... Делал. Раньше. — Не уверен, что это правда. Я несколько раз просил тебя все рассказать, а ты опомнился в самый последний момент, когда уже даже я не знал, могу ли помочь. Тони сложил руки на груди, откинувшись на кресле. Питер сжал губы. Он сразу все понял. Его пристыдили за то, что он так долго играл эту партию, и Тони узнал, что являлся наживкой, действительно когда был почти мёртв. У Паркера защемило сердце от того, что Старк до этого дня все ещё считал, что способен вытащить парня. — А как я должен был это сказать... — он едва подал голос. — В квартире поставили прослушку. А когда ты стал доверять мне настолько, чтобы поверить в это сумасшествие, было уже слишком поздно... — Вот как. Что ж, ладно, — Тони махнул рукой, будто отбрасывая эту подтему со стола их переговоров. — я хотел просто тебя увидеть. Прошло много времени, думаю, накопилось, что обсудить. — Да, да, — Паркер закивал. Он нормально не общался ни с кем, кроме Брук, уже больше тысячи дней. Поэтому даже такая компания принесла ему волну облегчения. Он чувствовал себя прижатым к стене рядом с Тони, но ему так хотелось, чтобы детектив его простил. — Но для начала хочу поинтересоваться, — вдруг спросил Старк, — с каким Питером я говорю? Что-то сдавило грудную клетку Питера, не давая ему сделать даже глоток воздуха. Вдох застыл где-то в горле. Губа дрогнула. Его руки, слабо сжатые в кулаки, сильно дрожали. Он скорее был готов поверить в то, что это была галлюцинация, вызванная его безумным желанием, не угасающим ни на секунду за все это время, не нашедшим выхода. Мираж. Воплощение его задушенной надежды. — О чем ты? Это же я, Питер... Это я. — Конечно, ты Питер. И тот парень, пустивший мне пулю в бедро, — тоже Питер. Видишь ли, имя мало что меняет. Был очень дерзкий Питер Паркер, был милый и даже застенчивый Пит, который любил обычный кофе, — парень замер, осознав, что Тони запомнил это. Одна мимолетная фраза, которую полицейский хранил все эти три года. — а потом я узнал, что существует Питер, умеющий стрелять получше меня. — Зачем ты так говоришь? — парень растерялся. Он не понимал Тони. Не понимал, к чему эти слова. Всё с самого начала шло так, будто Старк намеренно явился, чтобы выплеснуть гнев. Паркеру было известно, что он этого заслуживает, но это было жестоко. Он признался, он раскаялся и просил прощения много раз, и сейчас он молча сидел, уставившись перед собой. Его снова окатило чувством вины. — Я мудак, никто не спорит, — наконец ответил Питер. — и я лжец. Но если ты скажешь мне ещё сотню раз, что я обманщик и подонок, я не перестану им быть. Мне тоже безумно жаль, что пришлось обманывать тебя. Тони вздохнул. По нему не было, видно что он сожалеет о сказанном. — Просто я бы хотел сейчас поговорить с тем Питером, которого полюбил. — Тогда я здесь. Тишина снова заполнила комнату, как вода. И парень был благодарен, что Старк прервал её, не позволив ей затянуться. — Я вижу. Как ты здесь? — Нормально. Тут не так и плохо. Я привык. А ты как? — В порядке. Знаешь, особо за эти три года ничего не произошло. Я взял отпуск, поехал в Огайо, прожил там полгода и вернулся обратно. А потом уволился окончательно. Беседа двух закадычных друзей выходила просто ужасно. Они оба ощущали неловкость, в особенности Питер. Он не мог делать вид, будто всё нормально. Будто ничего не было. И, когда Старк упомянул увольнение, Паркер удивлённо поднял взгляд: — Ты уволился? — Да. — Но... Почему? — Питер покачал головой, не веря этому. — Вы ведь распутали такой дьявольский клубок, ты распутал, Тони! И ты просто все бросил? — Ну, — Старк хвастливо усмехнулся, — вообще-то, меня собирались повысить до инспектора. Но то ранение здорово подкосило здоровье. А потом я понял, что катись оно все к чертям. — Выходит, это из-за меня? — Как сказать... Когда кто-то, кого ты хочешь забыть, напрямую связан с твоей работой, то работа превращается в этого человека. И ты уже не можешь жить без отвращения и чувства недосказанности. Я старался забыть тебя, да только как забудешь, если все напоминает о тебе одном? У Питера быстрее забилось сердце, но он радовался тому, что Старк продолжал смотреть куда-то на собственные ладони и не мог прочитать проскользнувшую по лицу тревогу. На секунду он замешкался. — Но это нечестно... Та девушка, она ведь тоже была из полиции... И ты её не забыл, — начал активно жестикулировать Паркер, пытаясь доказать свою правоту. — те фотографии! Ты же наоборот старался ради неё, я сразу это понял. — Стой, какие фотографии, какая девушка? — Тони свёл брови, но до него практически сразу дошло. — А... Ты про Пеппер. Видел фотографии? Ну конечно, я мог и не удивляться, — он усмехнулся с горечью и печалью. — Ты и там успел покопаться. Понятно. Питер слишком поздно понял, что сболтнул лишнего и что его эмоции сыграли против него. Впрочем, они никогда не являлись решением проблемы. Он виновато опустил взгляд и стыдливо сглотнул, проклиная себя. Это было ужасно. — Её убили, Пит. Убили из-за сраной наркоты. Брат Морриса, как ты понял. А я ему отомстил. А он в ответ решил мстить мне, используя тебя. Видишь, как иронично вышло. А мы ведь могли никогда не встретиться, если б не Пеппер. — Но ты же не уволился после её смерти. — Она меня не предавала. Её убили, и я решил посвятить ей всю мою работу. Она была моей музой, как у писателя. Она была храброй. Не ожидал, что Пеппер вернётся вот так в мою жизнь... — Но я тебя тоже не предавал! Я не хотел! Тони, я знаю, тебе очень больно, но послушай! — Питер вскочил со своего места. Старк выставил руку в попытке усадить его обратно. Ладонь, слегка коснувшаяся плеча, словно вонзила в тело сотню иголок. Прикосновение заставило очнуться от мутного онемения. — Не предавал? Да что ты говоришь! Я не знал, что это называется как-то по-другому! — Я не хотел, ты же понимаешь! Я не хотел рушить твою жизнь ради себя, мне пришлось попытаться, я хотел свободы, но не такой ценой! — воскликнул Паркер, перевешиваясь через стол поближе к лицу Старка. Он словно хотел залезть ему под кожу и докричаться до самой души. — Тогда расскажи мне, в какой момент ты подумал, что стоит это закончить? Не в тот ли, когда я признался в чувствах, а ты сказал, что это взаимно, лишь чтобы я не ушёл? О, план несчастного Питера мог сорваться, поэтому он решил поиграть в Ромэо и Джульетту! Скажи мне, как это, вести человека на смерть, чтобы обрести себе свободу? — Тони чувствовал, как начинает терять терпение и контроль. Он слишком долго сдерживался. — Я не врал, я любил тебя и люблю! И мне вообще-то сложно! — не выдержал Паркер. Он посмотрел на Старка с вызовом, но тут же пожалел об этом. — Сложно? — криво усмехнулся Тони. — Тебе сложно, Питер? А ты хоть раз задумался над тем, как сложно было мне? А? Ты был вторым человеком, к которому я реально что-то почувствовал, и вторым человеком, без которого я остался. — Раньше я не мог тебе довериться! — А потом смог? Решил попользоваться мной по-другому? — Нет, я не хотел... Тони... Прости... — Да мне абсолютно плевать на твоё «прости», Питер! Если ты думаешь, что попросив у меня прощения и отсидев три года, ты заслужишь моё прощение, то ты чертовски глубоко заблуждаешься. — Я боялся, Тони! Ты не понимаешь, они бы тебя убили! Моррис обо всем знал! Всегда! Даже когда я не подозревал об этом! — слова рвались быстрее мысли; Паркер выплевывал их краснеющими губами, его почти колотило нездоровой дрожью. И внутри снова начала сгущаться эта предпаническая пустота, рождая ледяное крошево пота. — Чего ты боялся? Боялся, что прострелю тебе голову, когда узнаю, что ты тут не ради работы твоей сестры? Боялся, что если не будешь сосать мне, я тебя зарежу, убью, что? — Тони... — О, а как мастерски ты волновался за мою жизнь... Какая актёрская игра, черт, я же реально поверил! Что, страшно было, что меня слишком рано убьют и не за кем больше будет прятаться? — Тони, пожалуйста, не надо! — заумолял Питер. У него уже начала кружиться голова. — Ты мне правда до сих пор дорог! — Питер, я не знаю, могу ли я тебе верить. Ты сам когда-то пытался встать на моё место? Ты думаешь, дело лишь в том, что ты обошёлся со мной, как последний мудак, но это не так, потому что... — Хватит! Я знаю, блять, знаю, я все три года знал! Питер больше не мог этого выдерживать. Он опёрся ладонями о стол, быстро переместив на них вес тела, и перепрыгнул ногами через всю столешницу, а после схватил Тони в крепкие объятия. Он не делал этого три года. Он не помнил, когда они обнялись в последний раз. Это напоминало захват тонущего человека, и Паркер осознал, насколько он скучал. Собственное дыхание стало для Питера слишком шумным и тяжелым. Ему бы хотелось не дышать сейчас вообще. Но, что еще хуже, он слышал, как бьется чужое сердце. Он снова слышал его стук спустя столько времени. Слышал его бешеные громкие удары. Питер слышал, потому что его сердце впервые спустя столько времени снова оказалось рядом с ним. Он так давно отдал его стоящему сейчас рядом человеку, и оно все еще билось. Он не раздавил его, не убил и не выбросил. Тони оставил его себе, трепетно храня и оберегая все эти годы. — Ты не приезжал... Ни разу... — прошептал Паркер, едва сдерживая слезы. Они уже не обнимались — просто стояли в сантиметрах друг от друга, не решаясь посмотреть в глаза. Плечи парня крупно дрожали, он напоминал разбивающееся стекло. — Я не был готов. А сейчас решил приехать. Мне нужно было кое-что сказать. — И что же? Внутри Старка запылало новое, неведомое доселе чувство. Оно росло с каждой секундой и становилось все сильнее. Оно придало ему сил и решительности. И поэтому он сказал: — Знаешь, Питер... Возможно, это разобьет тебе сердце, зато откроет глаза. Ты убийца, и этого никак не отнять. Ты совершал ужасные вещи и творил то, за что мир никогда тебя не простит. Твои руки не по локоть, а по плечи в крови, и ты сам измазывал меня этой кровью невинных людей, когда лгал мне. Это самое страшное. Ещё сильнее сжав кулаки, Питер терпел. Было больно, но он не смел сказать ни слова. Просто он знал, что заслужил. Он знал, что сделал Тони гораздо больнее. Питер услышал ответ на вопрос, который знал сам с самого первого дня. Но именно он измучил его за все три года больше всего. Ему было необходимо услышать эти слова, и теперь, когда он наконец дождался этого, он мог спокойно дышать, не чувствуя бесконечную боль в груди. — Я знаю. Убийца улавливал каждую нотку в голосе Тони. Как раньше. Словно он и не расставался с ним, не убегал так далеко, лишь бы заглушить ту же самую боль, которая так же сильно терзала его самого. — Мы делаем друг другу больно даже на расстоянии, — озвучил Питер свои мысли, — и похоже, так будет всегда. — Мы просто не те, кто нужны друг другу. Из убийцы и детектива ничего бы не вышло. Наверное, трудности приходят с осознанием, что мы по разные стороны баррикад. — Но я не хочу тебя отпускать, — сказал Питер и взял Тони за руку. — Ты — причина, почему я стал сомневаться, хочу ли я свободы. Ты всегда был этой причиной, я не хотел делать тебе больно. Между нами случилось много ужасных моментов, но было много и хороших. Я хотел увести тебя из-под огня, и это все не зря. Я люблю тебя, Тони. Он правда любил. Он понимал, что спустя такое время воспоминания возвращаются. Это место сделало Паркера более смиренным, оно научило ждать, однако не нашлось ещё того, что могло паяльником выжечь трепет и чувства из груди. И Питер хотел, чтобы и у Старка внутри нашлись эти чувства. Чтобы он не смог противостоять им. — Питер... Я думаю, что тоже, но это плохая идея. Ты и сам это знаешь. Я приехал проститься. Я уезжаю. Стоило Старку это сказать, в груди Питера обвалился кусок фундамента. Он замер, не осознав толком, что сказал Тони, лишь посмотрел в его глаза, умоляя, чтобы ему послышалось. — Что? — Я уезжаю в Коламбус. Не думаю, что когда-нибудь вернусь. Так что это, пожалуй, наша последняя встреча. Тони прекрасно осознавал, что большая часть того, что говорит Питер, равносильна и к нему. Он тоже чувствовал что-то, что пока что не мог идентифицировать, но не знал, похоже ли это на последствия отчаяния, отсутствие терпения либо притупленного осознания собственного проигрыша. Он только понимал, что так будет лучше. Тони бы хотел, чтобы Питер прошёл по касательной, и ему не пришлось бы едва не умереть. Но это было так обязательно, ведь такие, как Питер, проходят навылет. — Но... — Давай без этого, Пит. Я знаю, что ты скажешь. И мне бы наверное тоже хотелось бы много что тебе сказать, но все уже сказано. Паркер замолчал. У него были прекрасного цвета глаза, тонкая бледная кожа и тёплые руки. Он все ещё оставался тем ураганом, который прошёлся по Тони, ураганом с человеческим именем, разрушившим все на своём пути. Он оставил отпечаток, но сумел всколыхнуть душу Старка и дал почувствовать себя живым. Питер заслуживал тюрьмы, но он не заслуживал, чтобы так и не попрощаться. Молчание — это худшее, что может после себя оставить человек. Можно обрубить все с концами, но Тони понимал: они оба нуждались в этом разговоре. К тому же, Старка тоже захватила эта слишком ранняя тоска, когда они все ещё стояли максимально близко друг к другу, зная, что буквально через несколько минут их время закончится. — Значит, Коламбус... — Да. Там красиво, кажется. — Чертовски красиво. Мы с Брук хотели поехать туда, когда выберемся. Тони едва улыбнулся. Он не знал об этом, так просто совпало, что даже их сердца рвались в одно и то же место, чтобы обрести там жизнь. Наверное, они не были идеальной парой и никогда бы ей не стали, но Старк чувствовал, что они обязаны были встретиться. Произошедшее изменило их в равной мере. Этот ураган прошёлся по ним обоим. Питер смотрел на лицо Тони, который стоял почти неподвижно, как замерший на мгновение порыв ветра, прекративший вздымать океан. Старк помотал головой, выпутываясь из оков тихого замешательства, и взглянул изучающе, пристально, но с нежностью. — Если бы у нас было больше времени... На эту фразу от Тони Питер едва улыбнулся. В груди защемило и заболело, будто отнимая последнее родное, что заставляло сердце биться. Тонкие пальцы слегка коснулись руки Тони, и через секунду Питер задохнулся от последнего крошащего взгляда, прощаясь в ответ: — У тебя есть всё время мира.