грязь зауна

Виктор говорил, что Заун — его дом. Виктор просил, чтобы Джейс постарался помочь Зауну. Очистить его от всей грязи, сделать таким же прекрасным и достойным, как остальной Пилтовер. Ведь это неправильно — когда весь город считается преуспевающим торговым и культурным центром, а где-то у него под боком стоит отстойник, помойка, которая вроде как не при делах. Но Виктор говорил — еще как при делах. Заун — часть плоти Пилтовера, и разве это не мерзко, когда кусочек твоего тела гниет заживо? Джейс, задумчиво почесывая затылок, парировал: тогда уж лучше отрезать сгнивший кусок, не? Виктор отвечал: я тебе сейчас, блядь, отрежу. Это была маленькая детская мечта Вика. Ладно, не такая уж и маленькая, мечта эта. Но Джейс точно знал: Виктор с младых ногтей хотел бы, чтобы его детство проходило не в агонизирующем Зауне, а в живом, процветающем. И… и Джейс пытался понять это, как мог, со своей позиции пилтоверца. Именно поэтому на светском вечере оказались Силко и Джинкс. Цвет нации Зауна.

*

Силко приходится Джинкс приемным отцом, но то, как он ведет свою названную дочку, положив руку ей на спину, выглядит несколько двусмысленным. Джинкс облачена в черное платье со шлейфом, стреляет безумными глазками туда-сюда, облизывая взглядом дорогую жизнь, и лицо демоницы разворочено лукавой улыбкой от уха до уха. Силко, одетый в костюм с иголочки, держит бокал шампанского в руке и встречает окружающую реальность с безразличием уставшего от бытия человека. Один глаз у него — льдисто-бирюзовый, второй — черный, со зрачком, подобным солнечному затмению. Бледнокожая кокетка и скорченный старик — как леди-вамп и чернокнижник. Мэл говорит: «Они выглядят на голову отбитыми больными ублюдками. Не в обиду Виктору». Джейс молчит, но согласен. Не в обиду Виктору. Джинкс проходит мимо стола, заставленного едой, и с детским любопытством разглядывает изысканные блюда, особенно десерты. Силко болтает со столичным денди, который явно заискивает перед фигурой отца Зауна. Странно. Обычно такие пижоны полны спеси и не позволяют себе общаться на равных с выходцами из нижнего, а тем более проявлять к ним уважение. До Джейса доносится обрывок фразы Силко: — …поставки, возможно, будут налажены уже сегодня, так что… Позже Джейс находит Силко и Джинкс на балконе. Целующимися. Вокруг них цветут цветы и пальмы в горшках, на небе мерцают холодным светом звезды, за полупрозрачными занавесями идет светский вечер, а они стоят вдвоем и целуются — названный отец и названная дочь. Причем младшая проявляет больше рвения: цепляется за спину Силко, чуть ли не рвет на лоскуты его пиджак и дергается на месте, неспособная утихнуть и потухнуть даже во время поцелуя, будто бесноватая. Силко остается только быть глыбой, айсбергом, чтобы на нем могла извиваться маленькая змейка Джинкс. Джейс застывает на границе между своим миром — миром Пилтовера и светского вечера — и их миром — миром Зауна и грязного безумия. Джинкс отлипает от губ Силко и замечает Джейса. Скалится, но молчит. И хватает Силко за лицо, чтобы он смотрел только на нее и не видел незваного гостя. «Это неправильно, это неправильно, этотакнеправильно», — думает Джейс и нервозной походкой возвращается к Мэл. — Поговорил с Силко? — спрашивает она. — Как думаешь, что Заун может нам предоставить? Я имею в виду… — Мэл касается плеча Джейса. — Нам двоим и нашему продвижению. Это на тот случай, если Джейс подумает о Пилтовере в целом. Пилтовер ведь большой. И некоторым здесь помогать просто-напросто не надо — если хочешь помочь себе. — Чуть позже. Силко занят. Мэл сдержанно улыбается и кивает. Джейсу становится тошно. Светский вечер проходит в привычном темпе: разговоры ни о чем либо о политике, ароматы духов, искры шампанского во рту. Только Джинкс и Силко нарушают идиллию. Они то появляются, вызывая волнительную паузу всего мероприятия, то пропадают — и от того Джейсу лишь хуже, потому что страшен тот враг, который не видим. Мэл периодически подбодряет Джейса улыбками и кивками. Джинкс периодически разбивает Джейса улыбками и истерическими запрокидываниями головы, будто у демоницы ломается шея, не выдержав тяжести безумия в мозгу. Джейс находит больную парочку в одной из темных комнат вдали от сияющего зала светских вечеров. Джинкс сидит на коленях отца, закинув руку за его шею, и целится инъектором ему в глаз, любовно приговаривая: chu, chu, chu~u. Наконец, игла кинжально вонзается в зрачок, и Силко вскрикивает, вздрагивает, но остается в кресле, под дочерью, только хватается за уколотое место. Маленькая змейка впрыскивает яд. Джейсу становится жутко. — Привет, — говорит Джинкс. — Ты немного не вовремя. Снова. — Я заметил, — соглашается Джейс. Силко трет глаз ладонью, выдыхает и хриплым голосом произносит: — Это мерцание, Джейс. То, что помогло Зауну более-менее подняться с колен. И может помочь Пилтоверу достигнуть новых высот. — Извините, но я не доверяю фиолетовой отраве, которую вводят в глаза. — Кто сказал, что надо в глаза? Мой случай — уникальный, Джейс, — Силко показывает на изувеченный мглой глаз, который сейчас кровоточит пурпуром, — а вот тебе, к примеру, эта долбежка в глаза ни к чему. Ты можешь мерцать иными путями, юноша. — Мое тело не нуждается в такой дряни, — морщит нос Джейс и расправляет плечи. — Уверен? А может, тебе стоит попробовать, чтобы познать новые возможности своего организма? Джейс собирается отказаться, но под его боком появляется Джинкс: тонкой рукой скользит по мускулистым бицепсам Джейса, лукаво скалится, взирая обезумевши, и держит во второй руке инъектор на манер кисти художника — порочный демиург. — Ну ты чего? — воркует Джинкс. — Все же хорошо, мы пришли с миром. И, хотя она в разы меньшего роста, нависает над ухом Джейса: — Если бы мы пришли с войной, то давно бы все подорвали, оставив после себя ебучие руины, правда, Джейси-и? Как думаешь, что Заун может нам предоставить? Я имею в виду… Нам двоим и нашему продвижению. В любом случае, Джинкс и Силко удалось взорвать Пилтовер, даже не используя пороха, и самый лучший выход в данной ситуации — присоединиться и возглавить, пока не поздно. Джейс вздыхает: — Мерцание, значит?