Оскверненные лепестки любви

      Она бежит изо всех сил, хватаясь за стены, но ноги не слушаются, а каждое движение приносит боль, от которой хочется кричать. Ало-золотой галстук расслаблен, волосы растрепаны, а мантия больше не скрывает красную от крови рубашку. — Герми-о-на. — протягивает до дрожи знакомый голос. Его шаги все ближе. Страх сильнее. Ее шаги быстрее. Вместо крика кряхтит, сжимает сильнее челюсти и не позволяет новым сгусткам крови с лепестками вырваться наружу. Жаль так не работает и с остальным телом.       Она бежит хромая, боясь обернуться и снова увидеть это лицо. Лицо того, кто построил ее мир и, кто разнес его вдребезги.       Мир временами темнеет, боль в груди растет, а сердце задает бешеный ритм.       Когда все это началось? Это началось в книжной лавке? Она только попала в волшебный мир и посетить книжный магазин, не купив дополнительную литературу она не смогла. Бродила между полок, заставленными книгами до самого потолка, и чувствовала, что впитывает в себя дух магии. Читая корешки и проводя по ним руками, она не заметила, как забрела в плохо освящённую часть. Заметила она это только когда одна из книжек случайно упала на пол. Гермиона развернулась чтобы поднять книгу, но остановилась на половине действия, замерев. Что ее сковало? Отчего она замерла? От двух зеленых огней в темноте или от взгляда, что вжился в подкорку ее сознания и снится иногда в самых жутких кошмарах? Из самой темноты на нее смотрел мальчик ее возраста. Его взгляд не был полон ярости, он не был безразличен в отличии от жеста, с которым он захлопнул книгу в своей руке, он не был никаким, но и назвать каким-то она его тоже не могла. Не было ничего такого в его походке, когда он шел к ней, ничего, пока он поднимал книгу у ее ног и ничего, когда он просто прошел мимо, отдав книгу прямо в руки. Она не могла понять отчего она безотрывно смотрела в его глаза без каких-либо эмоций, будто под гипнозом, но поняла, что не дышала все это время, пока он был рядом. Она упала на колени, когда он уже ушел и начала рвано дышать, только тогда она поняла в каком ужасе была от этого взгляда.       Сдерживать стоны было все труднее, кровь не переставала идти из груди. За ней простиралась дорожка из крови и лепестков синих, словно небо, но запятнанных, будто в грехе. Намек на усмешку от собственных мыслей промелькнул на лице. Может это и правда был грех. Она наблюдала за ним в коридоре. Он шутил и смеялся со своими друзьями, дарил доброту и свою яркую улыбку людям. Ей он никогда не улыбался, ей доставалась только усмешка. Усмешка после проигрыша, усмешка после победы, усмешка после замечания и даже после обычного столкновения взглядов была усмешка. Никто не понимал, как такой светлый человек попал на Слизерин, а она не понимала почему всегда усмешка.       Дышать становилось труднее и проносящиеся воспоминания не делали лучше. Она часто видела его в библиотеке, в пустых коридорах, под деревом или возле озера с книгой. У него всегда был умиротворенный, спокойный вид. Он всегда был сосредоточен и увлечен книгой настолько, что ничего не замечал вокруг. А она наблюдала. Наблюдала, как ветер слегка развивает его вечно непослушные волосы, как солнце играет своими лучами на его теле, как руки держат книгу, переворачивая страницы и как его лицо меняется за время чтения. Сначала она этого жутко стеснялась и одергивала саму себя ругая. Но потом, сама того не замечая, перестала отрывать от него взгляд. Смущалась, зарисовывала, запоминала и не могла сосредоточиться на своих делах.       Девушка остановилась не в силах больше сдерживать сгустки крови и цветов во рту. На дорожке грешных лепестков теперь есть и оскверненные цветы. А потом их поставили в пару в проекте по травологии. Это было уже в конце седьмого курса и отрицать собственные чувства она не видела смысла. Им надо было выбрать какое-нибудь растение и составить про него доклад. Она предложила васильки, а он так просто согласился, ведь, как оказалось, это были его любимые цветы. Но предложила она их потому что это были ее любимые цветы.       Она бы засмеялась, если бы не было так больно. Тогда ей казалось это невероятным счастьем. Кто же знал, что она возненавидит всей душой то, что так же сильно любила. Они работали над этим проектом весь месяц, занимались в библиотеке дважды в неделю, вторник и пятницу. Собирали информацию, систематизировали ее, брали образцы, изучали, планировали презентацию проекта, и все отрабатывали. В итоге они так сблизились, что даже узнали много нового друг о друге. К примеру, у него есть кошка по имени Шейн и ее очень сильно напоминает Гермиона. Тогда она очень сильно засмущалась от такого комментария. Но усмехаться он не перестал. Шутил, смеялся, но продолжал усмехаться. Было странно.       Она устала и больше не может идти. Боль разрывает ее тело. Слезы перемешались с кровью и цветами. Она забилась в какой-то угол и со страхом прислушивается к звукам. Шаги еще далеко, она отдохнет немного и пойдет дальше. В ночь перед защитой проекта ей не спалось. Предчувствие плохого душило. Воздуха катастрофически не хватало. Она оделась и решилась пройти по территории школы. Выходя во двор, она заметила знакомую фигуру, но порыв подойти тут же подавила. Вокруг него лежали васильки, а сам он сидел на траве, лучи полной луны придавали ему внеземную ауру, он был будто ангел. Ангел, что плел венок. Венок из синих васильков с улыбкой на губах. Наблюдая за ним, она не заметила, как сама улыбается и дышит через раз, сердце ее бьется о ребра и готово вот-вот выскочить. «Я подарю его ей». Так он и сказал, держа в руках готовый венок.       Девушка не понимала от чего плачет. От боли или от осознания всех воспоминаний. Она уже не хочет никуда идти, ее конец не далеко, как и его шаги. С самого утра она была в приподнятом настроении и чуть ли не прыгала от радости. «Я признаюсь ему сегодня, сразу после доклада» — так она думала с самого утра, пока не встретила синий венок в коридоре. На голове другой девушки. Девушки, что переплетала свою руку с его и получала его нежную улыбку. Боль в груди была настолько сильной и резкой, что Гермиона вскрикнула, он посмотрел на нее, усмехнулся и снова перевел взгляд на свою подругу. Расстегнув рубашку, она ужаснулась. В отражении зеркала туалета, на белой коже яркими пятнами цвели два василька, тронув один из них она тут же пожалела. Боль была резкой, невыносимой, кровь брызнула из раны, а Гермиона заплакала.       Движение легких при дыхании приносило боль, васильки цвели на груди, словно поляна диких цветов, кровь лилась без остановки, в глазах уже темнело от недостатка, но в сознании что-то еще оставляло. Каждый день стал невыносимым. Они были везде. Поцелуи, объятия, взгляды. От каждого нежного взгляда росли и расцветали цветы. Под конец года жуткие мешки и потерю сознания все сваливали на преддверье экзаменов. А он наблюдал. Он целовал ту девушку и наблюдал, как лицо Гермионы кривилось от боли. Она читала в его глазах наслаждение. Иногда он случайно задевал ее руки, плечи, места, где росли цветы. Он будто знал, где растут свежие и это было больнее всего. Смотрел прямо в глаза и наслаждался болью в них. Она поняла почему он на Слизерине.       Шаги остановились совсем рядом. Гермиона поняла, что каждый раз в сознание возвращает его магия. — Гарри, пожалуйста. — умоляла она. Его нечеткий силуэт присел на корточки, чтобы быть на одном с ней уровне. — Почему ты сбежала, Гермиона? Сегодня ведь последний день в Хогвартсе, наш выпускной. Скоро начнется бал, а ты сбежала. — он растягивал слова в наслаждении, а рот не закрывался от широченной улыбки.       Она снова видела этот взгляд зеленых глаз. Взгляд, как тогда, в книжном магазине. — Нет, стой, не теряй сознание. Я хочу, чтобы ты все помнила четко. — он взял ее за подбородок. В этот момент она резко закашлялась лепестками с кровью. Он не убрал и не оттряхнул руку. Не успела Гермиона никак среагировать, как на лице парня оказались линии из крови и лепестков. — Ну что? Я прекрасен?       Она смотрела на него не отрывая взгляд. Кровь, лепестки и зеленое пламя двух глаз. — Ох! Ты, наверное, не видишь из-за темноты. Давай переместимся ближе к свету.       Он схватил ее резко, надавил на места с цветами, а у нее даже не было сил кричать. Она кашлянула еще пару раз и почувствовала прохладу со спины. Он встал вместе с ней на окно. — А теперь? А теперь ты видишь насколько я прекрасен?       Он был безумен. В его взгляде читалось веселье и наслаждение от всего этого. Он наслаждался страданиями. Ее страданиями. А она считала его прекрасным. Только не ангелом больше. — Ты прекраснее всех ангелов, дьяволов и всех существ, что есть в этом и других мирах. — умиротворенно улыбнулась девушка уже в не состоянии чувствовать боль. Ветер колыхал волосы за спиной. Она чувствовала скорую свободу из этого ада. Из ада, в который завел ее он. — Ах! — чуть не плача от счастья. — Как же это чудесно!       Смех ли это слышит она или смерть уже что-то шепчет. Не важно. Как же это все блекнет в сравнении с зелеными огнями перед ней, кровью и лепестками.