you should see me in a crown

она рождается куда раньше положенного срока: вместо весенних красок и тёплого солнца первую наследницу империи приветствуют снежные бури и злая метель. словно родной сестре, они поют ей песни о богах и о героях, о старых-старых временах и секретах тысячи миров: первая и единственная дочь владыки становится вестницей перемен и новой эпохи в жизни своей империи. крохотная, точно самый настоящий котёнок: она почти ничего не весит, невнятно завернутым свёртком оседая у сердца. она не плачет с надрывом, что так свойственно детям, не кричит от страха или больно уж яркого света – только изредка мотает головой да жмётся к обессиленому телу. совершенно беспомощная, до странного маленькая и по-детски розовощёкая: принцесса взирает на мир чёрными, точно бархат ночи, глазами, и глупо открывает рот. шэнь цзю не спускает её с рук ни на секунду: прижимая дочь к груди, он непривычно ласково проводит пальцами по гладкой макушке, стараясь уместить в этот наивный жест всю свою нежность по отношению к ней. это странное, незнакомое чувство кристально ясное, точно первый выпавший снег. пальцы шэнь цзю плохо гнутся и мелко дрожат: с каждой пройденной минутой его тело становится всё слабее, запах крови на простынях – отчётливее, а на кончике языка оседает горечь и металлический привкус. роды, которых бинхэ так яро опасался, прошли всё же не лучшим образом: возможно дело было в смешанной крови их ребёнка, возможно в отсутствии отца под боком. только одно было ясно наверняка: шэнь цзю был ослаблен, и находился в действительно ужасном состоянии. то, что при уровне его совершенствования, должно было стать не больше, чем временным дискомфортом, грозилось вылиться в нечто более страшное и опасное, чем могло показаться на первый взгляд. золотое ядро – залог силы и умений, залог счастливой и долгой жизни – казалось практически досуха иссушённым. ци – нестабильная, находящаяся практически на грани, словно ему снова было двенадцать, а за плечами догорало гордое поместье хозяев – было недостаточно даже для простейшего заклинания. она текла вяло и неохотно, беспорядочно расходясь по телу слабыми потоками. шэнь цзю мотает головой, отгоняя чёрные пятна перед глазами и впивается ногтями в ладонь. мельтешащие перед ним повитухи, не пойми как оказавшиеся в покоях, не вызывают и капли доверия: лица их сухие и напряжённые; злые, покрытые сеткой глубоких морщин. шэнь цзю чувствует, как внутри всё сильнее спирает дыхание и почти до тошноты подкатывает к горлу глубинный, непонятный страх. тот, что выламывает кости и в крошку стирает изнутри. тот, что казался давно позабытым и оставленным в далёком, далёком прошлом: страх далеко не за себя, но за близкого сердцу человека. шэнь цзю хочется вырвать его из себя наживую, хочется растоптать и развеять пеплом по ветру; он готов выть и метаться, лично разбить его на десятки, тысячи мелких осколков так, чтобы больше никто и никогда не собрал воедино. страх – понимание того, что ничего не получится исправить; понимание того, что ты слишком слаб чтобы защитить и укрыть ото всех горестей и несчастий. в комнате пахнет смертью, пахнет злобой и превосходством. лоб горит, а собственное тело медленно но верно погружается в непонятную горячку. под подушкой шэнь цзю нащупывает врученный лично императором, мужем и законным супругом клинок: резная сталь, усыпанная вереницей защитных заклинаний, приятно холодит руку и оплетает кожу своей силой в одно мгновение, даруя ощущение мнимой защиты. шэнь цзю едва заметно испускает короткий вздох в очередной попытке унять бешено стучащее сердце и шумящую кровь. бинхэ пришлось уехать с самого утра: за окном только начинало светать, а покои были насквозь пронизаны жаром догорающих свечей и благовоний. они расстались на весьма приятной ноте, абсолютно спокойные и наивно уверенные в своём будущем: бинхэ обещал не задерживаться и возвратиться как можно скорее. мальчишке претила даже мысль о том, чтобы оставить его одного, но владыка восточных земель просил их о помощи, а потому проблему в лице неожиданно разбушевавшихся горных кланов не удалось бы отложить в дальний ящик даже при желании. это было не слишком приятной, но всё же мерой необходимости, что было совершенно не в новинку ни для бинхэ, ни для цзю. план был прост и точен: усмирить особо рьяных, и хорошенько заткнуть уж больно говорливых. ...что до наступивших в его отсутствие схваток, то это оказалось весьма неприятным совпадением, не так ли? шэнь цзю напряжённо думает что после, если он всё же переживёт эту ночь – а он это сделает, чёрт возьми – обязательно пересмотрит вопрос касательно принимаемой прислуги и займётся этим делом лично, раз уж даже десяток тщательно отобранных управляющих не в силах справиться со столь впечатляющей задачей. он по привычке кусает щеку изнутри и сжимает зубы, в попытке заглушить поток мыслей. его дочь, его дражайшее дитя, его кровь и душа – морщит нос и слабо шевелится, укутанная в шёлковые простыни. шэнь цзю дарит ей вымученую, немного кривую улыбку, целует в лоб и растерянно гладит по голове – его золотая девочка только сильнее прижимается к груди и вяло чмокает губами. ему немного стыдно перед ней за это: проси не проси, но молока от этого больше не станет. он думает о том, что она непременно вырастет красавицей из красавиц; той самой, что будет знать себе цену и сможет поставить на колени любого неугодного, с помощью меча или отцов. она будет в полной безопасности. шэнь цзю баюкает её, слабо раскачивая на руках. повитухи взирают на неё, точно на лакомый кусок мяса, хищно расхаживая вокруг и тихо переговариваясь между собой. сильно осунувшееся, уставшее и окрашенное лихорадочным румянцем лицо шэнь цзю тут же озаряет молчаливый оскал. — лично освежую каждую, кто подумает хотя бы на шаг к ней приблизиться, – шипит он, внимательно вглядываясь в глаза самой молчаливой из них. — а после сделаю это ещё раз, отрезав косы и насадив головы на колья. страх внутри даже не думает улечься или исчезнуть, но готовность убить, если того потребует ситуация, отрезвляет получше студёной воды. *** продержаться в сознании получается не так уж и долго – всего то пару часов, – но видят боги, это упрямство слишком дорого обходится телу. шэнь цзю медленно моргает, когда проходится лезвием по лицу, а после всаживает его в глотку отчаянной старухи, решившей сунуться к нему с непонятными тряпками. густая, нечеловеческая кровь марает его руки, марает простыни и пушистый ковёр: он вытирает клинок о её одежды, а после отпихивает тело в сторону и только сильнее забивается в угол кровати, на грани отчаяния прижимая к себе крошечный свёрток. на лице его чада не отражается ничего, кроме спокойствия и умиротворения: шэнь цзю незаметно прокусывает палец и мажет им по её языку, заставляя глотнуть каждую каплю. кровяные паразиты должны... должны... что? он понимает что отключается: марево перед глазами и лютая слабость делают своё дело на ура. обессиленный и окончательно истощенный, шэнь цзю слишком быстро теряет связь с миром и погружается в холодную, липкую темноту. это происходит словно по мановению чьей то руки: секунда, и перед глазами уже мелькает расшитый звёздным небом полог балдахина и бесконечный мрак, что обещает быструю бесхитростную смерть. он ощущается... как абсолютное ничто. как пустота или вакуум, откуда живым выбраться не представляется возможным. он принял бы это с облегчением, окажись в подобной ситуации на пару десятков лет раньше. но сейчас его ждёт дочь, которой со временем он непременно заплетёт косы; ждёт император и супруг в одном лице, с губ которого хочется урвать ещё парочку поцелуев; ждёт целая империя и дворец. шэнь цзю засыпает. *** глаза, по ощущениям, открываются спустя целую вечность: во рту непривычно сухо, а воздух слишком резко врывается в лёгкие. шэнь цзю кашляет, срываясь на глухой полухрип из-за саднящей глотки и сковывающей виски боли. его мутит и бросает в дрожь – тело всё также напрочь отказывается слушаться, но удушающая слабость – к превеликому счастью – испаряется напрочь. "а может, и не к счастью", – мелькает на границе сознания, когда он наконец различает черты лица напротив: глаза инъин невозможно красные, словно кто киноварью подрисовал ей пару клякс в уголках, а нежная ладонь, прижатая к груди шэнь цзю, дрожит, словно ещё секунда, и девчонка грохнется в обморок. — ты не могла бы... – голос звучит так слабо, что шэнь цзю сам едва ли его слышит, но инъин встревоженной пташкой поднимается, готовая сорваться с места прямо сейчас. —...помочь мне встать. она кивает, в смятении дёргая прядку волос: лепечет и болтает болтает без умолку, словно от этого станет легче. шэнь цзю наблюдает за её метаниями, словно за первыми шагами птенца: с интересом, но без особого энтузиазма. он с трудом поднимается с кровати, опираясь о стену и руки его бывшей ученицы – ноги дрожат, а колени подгибаются так сильно, словно на их месте стоят напрочь разболтанные шарниры. пошатываясь, шэнь цзю подходит к окну. в глаза бьёт яркий, резкий свет: он жмурится, прикрывая их рукой, и замирает. в голове набатом бьётся мысль, уловить которую совсем не получается. — инъин...– слова даются тяжело и язык едва ворочается, словно он в самом деле наелся песка. глотку снова начинает жутко саднить, а привкус метала на губах становится сильнее. он стирает проступившую кровь рукавом чистого халата цвета цин, сгибаясь практически напополам – окончательно сдаваясь и принимая поражение. несколько добрых минут его рвёт водой и желчью, и откровенно говоря, это не самое приятное чувство. — учитель. обжигающе горячие ладони на теле кажутся едва ли не спасением, когда знающе проезжаются по его спине и сжимают напряжённые плечи. прижимаясь к чужим одеждам, шэнь цзю улавливает знакомый ветивер, дымку костров и всё той же злочастной крови – и тело тут же обмякает в кольце сильных рук. это выходит непроизвольно, скорее на инстинктах, чем с неким умыслом – он чувствует себя совершенно разбито, и спутанное сознание не придумывает ничего лучше, чем отдаться на милость судьбе и своей паре. на секунду чувство треклятой слабости возвращается, отчего сердце снова заходится в рваном ритме. у него не получается ни издать, ни выдавить из себя ни звука: бесполезно открывая и закрывая рот, шэнь цзю снова ведёт, но в голове вдруг становится на место нечто важное. он пытается вырваться и подняться, самостоятельно осмотреться, но оказывается только сильнее прижат к груди. бинхэ гладит его по голове, точно загнанную в угол зверушку, целует шею и местечко за ухом. — всё в порядке, ты в порядке. просто потерпи ещё немного. бинхэ – скрытый волосами профиль и непривычный холод в голосе – надавливает пальцами на шею и сжимает его ладонь в своей. волна чего-то горячего проходится по телу вспышкой, исчезая так же быстро, как и появляется. шэнь цзю почти истерично улыбается, когда вспоминает произошедшее накануне: он пытается повернуть голову, в попытке обнаружить следы их ребёнка, и естественно никого не находит. его встречает абсолютная пустота и наполненные тьмой углы. — наша дочь, – хрипит шэнь цзю и цепляется пальцами за одежды мужа. он снова пытается отодвинуться – хочется то ли разрыдаться, то ли порвать всё на куски – но оказывается только заботливо поднят на руки. бинхэ утыкается носом в излом между шеей и плечом, облегчённо выдыхая. его поведение сейчас совсем не вяжется с привычным образом: шэнь цзю даёт им обоим возможность прийти в сознание, механически перебирая меж пальцев пряди кудрявых волос. — она жива. мобэй и хуалин уже взяли след. — вырву этим сукам кишки, а после подвешу на площади, – сипит шэнь цзю, с мрачным удовольствием представляя как расцарапает тварям лица. — всё чего пожелает твоя душа, золото. хоть ноги им потом отрезай, я только подам в руки нож, – шепчет бинхэ и что-то сдавленно мурчит. шэнь цзю закрывает на это глаза, обессиленно прижимаясь к горячему телу и снова наполняя лёгкие его запахом. что-то внутри него хочет устало проскулить бинхэ на ухо, а после четвертовать себя за это – секундная слабость оказывается чем-то более глубинным и сложным, но давать ей выход в такой момент попросту мерзко. он умывается, сменяет нижние одежды и в странной тишине замирает на краю кровати. — инъин, – говорит бинхэ, чертя на полу странного вида руны. она появляется также скоро, как и исчезает: собранная и напряжённая, точно струна. — дворец на тебе. попроси миньянь усилить охрану в левом крыле. синьмо вспыхивает огнём, когда рассекает ткани времени и миров. инъин едва заметно улыбается, скорее для вида отвешивая небольшой поклон. говорит: — мы будем ждать вас. возвращайтесь скорее. и уходя, чинно закрывает за собой дверь. шэнь цзю вдруг думает о том, когда она успела так вырасти: всегда усердная и солнечная девочка, с распухшим от слёз лицом и красным носом. — она хороша, – в голосе шэнь цзю проскальзывают нотки довольства и умело скрытого восхищения. бинхэ подходит ближе, невзначай проезжаясь ладонью по его бёдру. он поднимает его на руки, отвечая слегка недоуменно, словно это в порядке вещей: — было бы странно, не стань она такой, когда выросла под крылом владыки цинцзин. бинхэ ступает в открывшийся портал, и шэнь цзю делает глубокий вдох, по привычке сжимая края его воротника. демоническое царство встречает их кровавой луной и звонким лаем гончих.