Демоны наших кошмаров

      — А я сказал, мы сделаем так, как предлагает Клифф. — Джеймс стоял, скрестив на груди руки и прожигая барабанщика взглядом угрожающе прищуренных глаз.       — Ты можешь делать что угодно, но я свою партию не изменю. — Ульрих вызывающе вскинул подбородок. — Она звучит и звучит хорошо. Так какого дьявола я должен её менять?!       Хэтфилд скрипнул зубами. Ларс с самого утра вёл себя, как девчонка переходного возраста с пмс: препирался по поводу и без, цеплялся к каждому слову, выпендривался в студии — словом, изображал из себя мудака, причём весьма успешно. В том же ключе думал и Ульрих про вокалиста. Клиффу же с Кёрком было очевидно, что эти двое просто не проспались после вчерашней пьянки и теперь искали, на ком бы сорвать вызванное головной болью недовольство.       — Конечно! Тебе же виднее! И наплевать на знания, больше, чем у нас троих, вместе взятых, и уж тем более — у те…       — А может кому-то просто хочется всё контролировать? Хочется иметь над ситуацией контроль, которого никогда не было? — перебил Ларс. — Маленький закомплексованный мальчик, которому по ночам…       — Заткнись, Ульрих! — рыкнул Джеймс, сжимая кулаки. Глаза полыхнули грозным огнём.       — …Нужен тот, кто успокоит его после кошмаров? — язвительно закончил барабанщик.        Ларс осознал свой промах, лишь почувствовав жгучую боль в переносице. Джеймс в пару шагов пересёк студию и с размаху ударил Ульриха по носу, отчего голову того откинуло назад. Из вздёрнутого носа закапала кровь.       — Джеймс, ты кретин. — Бёртон первым «отвис» и подхватил Ларса за предплечье, намереваясь увести в кухню и приложить к носу лёд.       — Джеймс… — Кёрк же продолжал сидеть, широко распахнув глаза, с занесённым над струнами медиатором, который по осознании происходящего выпал из пальцев. — Что вы… Ты… Да что с вами такое вообще?!       Ларс дрожащей рукой провёл по губе и ошалело посмотрел на свои пальцы. На них бурыми пятнышками осталась кровь. Он поднял загнанный взгляд на Хэтфилда, и в глазах тут же появилась жгучая обида, сменившаяся злостью. Ульрих вырвался у Клиффа из рук раньше, чем тот успел что-либо сказать, и бросился на Джеймса в попытке вцепиться ему в волосы. Вскрик — и Ларс держится за запястье, грубо перехваченное вокалистом у самого лица.       — Как малые дети, ей богу… — Клифф практически под мышкой утащил брыкающегося барабанщика в кухню.       — Джеймс, какого чёрта?! — Кёрк вскочил с кресла и теперь тыкал пальцем Хэтфилду в грудь с гневеым шипением.  — Вы с самого утра ведёте себя хуже детей, не поделивших в песочнице совок! Ты…       — Да пошёл ты! — Джеймс развернулся на пятках, не слушая поток обвинений и укоров, и вышел, громко захлопнув дверь.       Ветер хлестал вокалиста по лицу, заставлял слезиться глаза, дождь в один миг вымочил волосы и куртку. Джеймс шёл по пустынным серым улицам, сталкиваясь иногда с торопящимися в сухость и тепло прохожими.

<***>

      Ларс ближе подтянул ноги к животу, сильнее сжал пульсирующее запястье,  заслышав щелчок замка на входной двери. Шаги приблизились к комнате и стихли, послышался лёгкий скрип дверной ручки. Ульрих зажмурил глаза и упрямо спрятал лицо в покрывале. Он спиной чувствовал чужое присутствие, нерешительно занесённую над плечом, но не касающуюся его, руку… Ларс шумно вздохнул и поёжился, окончательно подтвердив, что не спит.       — Есть будешь?       — Уйди. — глухо отозвался Ульрих.       Он ожидал, что Джеймс начнёт спорить, огрызаться… Но тот лишь молча отошёл. А потом Ларсу на плечи опустилось мягкое одеяло. Хэтфилд не сказал больше ничего, ни единого слова, не стал язвить… Просто ушёл. Ушёл тихо, даже не хлопнув дверью.       — Джеймс? — прошептал Ульрих и поймал себя на мысли, что ждал ответа, надеялся, что Джеймс не ушёл. Но тишину комнаты не нарушило ничего, кроме его шёпота.       Тогда Ларс перевернулся на спину и стиснул пальцами края одеяла. Вся его злость куда-то улетучилась, оставив после себя только шлейф лёгкой обиды и неимоверной тоски. А вскоре где-то глубоко зашевелилось, заскреблось нечто иное… Совесть. Сам ведь виноват, не надо было давить на больное! Знал же, что перед тобой человек, с такой неохотой открывший тебе душу, человек скрытный и пугливый, как дикая кошка, которая ни за что не дастся в руки, если не доверяет тебе безоговорочно.       Ульрих едва успел закрыть глаза и сделать вид, что спит, когда дверь в комнату снова открылась. Бешено колотящееся сердце, совсем как в детстве, выдавало его ложь.       — Вижу же, что не спишь. Можешь не отвечать, если хочешь. — без упрёка, но с какой-то тихой усталостью произнёс Джеймс, поставил со стуком что-то на небольшой письменный стол и ушёл. Ларс слышал, как он замер на мгновение в дверях, и живо дорисовал в голове его полуобернувшуюся фигуру, неуверенно лежащие на ручке пальцы и знакомый задумчивый взгляд с тоской в глубине. А после — щелчок закрывшейся двери.       Сгорая от любопытства, Ульрих повернулся к столу. Среди листков с текстом и нотами, среди кип журналов и кассет стояла тарелка с пригоревшим омлетом и чашка чая. Ларс оглянулся на дверь. Сколько он ни старался, услышать какие-либо звуки из коридора не выходило.       С первым же кусочком омлета на зубах хрустнула скорлупа. Потом Ларс понял, что в нём катастрофически не хватает соли. А в крепко заваренном чае танцевали чёрные чаинки, которые с каждым глотком липли к губам. Ульрих попытался выловить их вилкой, но только всколыхнул новый водоворот. «Да, Хэт, готовить ты так и не научился» — с тёплой улыбкой подумал барабанщик, глядя на медленно оседающие чаинки.

<***>

      Вечер подкрался быстро. Бёртон с порога заявил, что участия в «разборках малолетних идиотов» принимать не намерен, и ушёл на кухню, волоча за собой один из двух матрасов. Кёрку одинаково не хотелось спать на кухне, будучи отделённым от кафеля только сравнительно тонкой подстилкой, и разбираться с одной из двух бестий. Поразмыслив, он, всё же, выбрал соседство с кафелем. За сим, Ларс с Джеймсом были вынуждены делить матрас на двоих.       — Я на полу. — буркнул Хэтфилд, накинув на большие диванные подушки простыню.       — Как хочешь. —  с деланым равнодушием заявил Ларс, с волнением, однако, глядя, как его недавний враг устраивается спиной к нему на импровизированной кровати.       Сна не было ни в одном глазу. Ульрих долго лежал, глядя в потолок. Взгляд рассеянно следовал за трещинами в краске, а слух ловил малейшие шорохи со стороны соседа по комнате. Ларс задумчиво рассматривал темноту, борясь с желанием встать за кассетником и наушниками. Когда лежать и бездействовать уже не было сил, со стороны подушек донёсся непонятный глухой звук. Ульрих тут же повернулся туда и стал вглядываться в светлое пятно на  полу. Звук повторился.       Он был похож на жалобный скулёж щенка, маленького, беспомощного, оставшегося без мамы где-то в неизвестности. Лишь через пару минут до Ларса дошло, что исходили эти звуки из-под одеяла, где белела в темноте светлая макушка Джеймса. «Он что, плачет…?» — думал лихорадочно Ульрих, выпутываясь из собственного одеяла. Нет, конечно, кошмары не были редкостью. Ларс часто делил спальное место с Хэтфилдом и видел, как тот хмурился ночами, ворочался и разговаривал во сне… Но чтобы он плакал, это на памяти Ульриха было впервые.       — Эй, Джеймс, — барабанщик тронул его за плечо, но в ответ получил лишь придушенный, жалкий всхлип.  — Джеймс, это я.       Хэтфилд пробормотал что-то непривычно плаксивым голосом и откинул с плеча его руку. Он вздрагивал от судорожных, сдавленных рыданий, чем совершенно сбивал с толку Ларса. Не вязался у него в голове Джеймс, с которым они подрались днём, и тот мальчик, который сейчас сбился перед ним в комок под одеялом. Тот, с чьих щёк текли на подушку горячие слёзы…       — Джеймс! — крикнул громким шёпотом, чтобы не потревожить сбежавших на кухню, Ульрих.       Голубые, затянутые слезами глаза распахнулись, и беспокойный, невидящий взгляд заметался по сторонам. Руки шарили по одеялу, будто в поисках чего-то. Ларс стиснул его трясущиеся пальцы. Джеймс наконец осознанно взглянул на переполошившегося Ульриха, и щёки его заметно покраснели. Молча он отвёл глаза, стыдливо избегая смотреть на Ларса.       — Джеймс, всё хорошо? — Ульрих совершенно забыл о распухшем от удара носе, о своей обиде…       — Да. Спасибо… — промямлил Хэтфилд и предпринял попытку освободить руку. — Эй, ты что?!       Ларс, недолго думая, залез под одеяло, и, игнорируя слабые протесты Джеймса, обнял его поперёк груди. Тук. Тук-тук — трепыхалось под рёбрами сердце. Ульрих положил ладонь туда, где слышнее всего было тревожное сердцебиение.       — Не надо, иди к себе. — Джеймс снова попытался отпихнуть барабанщика, но с явной неохотой.       — Почему? Тебе неприятно? — наигранно обиженно пробубнил Ларс и чуть ослабил объятия, однако щёку с плеча не убрал.       — Я и сам могу справиться… Мне не нужны ваши сопли… Не надо меня утешать… — с обречённой злобой зашептал, словно в бреду, Хэтфилд. Он отвернулся и зажмурился в подушку, упрямо сжав губы. Казалось, он не верит в то, что говорит, и пытается убедить себя.       «Справится сам? Не утешать? Он что, про то, что я с утра говорил…?» — Ульриха кольнула совесть. Его слова про кошмары и того, кто успокоит, задели Джеймса глубже, чем он предполагал.       — Прости… За то, что сказал там, в студии. — Ларс попытался заглянуть ему в лицо. — Я не думал, что это тебя так… Что это настолько важно. Извини.       Джеймс долго молчал. Слышно было, как срывается с его губ частое, прерывистое дыхание. Наконец он повернулся набок, лицом к Ларсу, и как-то просяще жалобно посмотрел ему в глаза.       — Я не хотел, Ларс, не хотел делать больно… Честно. Я не… не… — веснушчатые щёки горели пунцовым, слова путались, язык заплетался. — Ты так побито выглядел днём, лёжа тут, на кровати… но я не мог заставить себя извиниться… И… и я…       — Всё ещё не умеешь готовить.  — Ларс улыбнулся, когда Хэтфилд дёрнул рукой по направлению его припухшего носа, а потом его ладонь опустилась на саднящее запястье. — Ладно тебе, я сам хорош. Знал же, что не стоит задевать эту тему… Повели себя, в общем, оба, как два идиота.       Тишина комнаты обволакивала. Под одеялом от двух тел было тепло, дыхание согревало подушку. Ларс задрёмывал, чувствуя щекой тёплое, почти горячее плечо.       — Я… очень боюсь просыпаться один. — тихий шёпот заставил Ульриха удивлённо захлопать ресницами. — В смысле, вот ты открываешь глаза — и никого. Вообще никого. И знаешь, что идти тоже не к кому.       — Что?.. — Ларс со сжимающимся сердцем смотрел на бегущие по бледным щекам слёзы. Джеймс лежал спокойно, и, если бы не блестевшие, мокрые щёки, можно было подумать, что он просто задумался. — Джеймс…       Ульрих разом забыл все слова. То, каким несчастным, разбитым и невероятно одиноким выглядел сейчас Джеймс повергало его в безмолвный ужас. Это неправильно! Джеймс молчаливый, стеснительный — это да. Но он так редко плачет! А тут…       — Ч-что ты… Уйди, Ульрих! — Джеймс отшатнулся, когда барабанщик протянул руку, намереваясь смахнуть ему слёзы.       — Да тихо ты, не шуми. — засмеялся Ларс. — Можно подумать, я тебе паука в волосы посадил.       — Пауков я не боюсь, а ты мне чуть глаз не выколол. Придурок. — беззлобно отозвался Хэтфилд. Слабая, нерешительная улыбка тронула его губы.        — Врёшь. Просто не хочешь, чтобы я лез к тебе. А пауков никто не любит. — авторитетно заявил Ларс, видя, что беседа растормашивает Хэтфилда. Разговор перешёл в совершенно отрешённое от утреней ссоры русло.       — …И всё-таки я тебе неслабо зарядил с утра. — посерьёзнел Джеймс, справившись с хохотом. — Как нос? Не сильно опух? Вроде не гнусавишь, как индюк.       — Да ну тебя. — надулся Ульрих, только вошедший во вкус и принявшийся перечислять пугающие особенности всяких гадов. — Нормально всё. Не сломал, и ладно. И вообще, давай спать, сейчас… Нифига себе! — Ларс присвистнул. — Уже почти четыре!       — А может… Что ты говорил про скорпионов? — всполошился Джеймс и с интересом придвинулся к барабанщику.       — Мужик, скоро солнце встанет, я спать хочу. — Ларс демонстративно натянул на нос свой край одеяла.       — Ладно, я тогда пойду музыку послушаю. Спать… не хочется что-то…       — Эй! — Ульрих поймал его за руку.       — Ларс, твою мать, оставь меня! — почти обречённо крикнул Джеймс.       — Да что с тобой такое? — Ульрих сел и переместил руки вокалисту на плечи. — Ты сам не свой.       — Боюсь я, ясно?! — зло прошептал Джеймс и спрятал лицо, будто ожидая поток упрёков за свои страхи.       — Чего именно, Джей? — тёплая рука, приобнявшая его за лопатки, вызвала волну мурашек.       — Того, что каждую ночь приходит ко мне вот уже неделю. — сипло ответил Джеймс и сглотнул.       — И… Что оно такое?       — Не знаю, оно будто не имеет чётких очертаний… Иногда я вижу бездонный колодец. Я падаю в него, а где-то внизу, на дне, это нечто ждёт меня. Как будто это просто сгусток… сгусток ужаса. Знаешь, когда стоишь перед стеной леса тёмной ночью, чувствуешь нечто похожее, но только здесь во сто крат страшнее. — Хэтфилд доверчиво поднял на Ларса глаза. В них плескался затаённый страх, что вот сейчас барабанщик засмеётся, встанет и уйдёт, сказав, что его страхи смешны и достойны маленького ребёнка. Но Ульрих, нахмурившись, внимательно слушал его исповедь. — И оно шепчет, что мама умерла по моей вине, что я был недостаточно внимателен к ней, что не удержал отца…       — Джеймс, не надо… — Ларс потянулся и на сей раз беспрепятственно стёр с бледных щёк солёные дорожки. — Это просто отражение твоих страхов, в которых ты не хочешь признаться даже самому себе. Это твои демоны, Джеймс, и они хотят уничтожить тебя. В смерти Синтии нет твоей вины, ровно как и в уходе отца. Но ты, пусть неосознанно, но веришь в это, и твари пользуются твоей беззащитностью.       — Послушать тебя, так будто книгу наизусть рассказываешь. — улыбнулся, шмыгнув носом, Хэтфилд. — Спасибо тебе, коротышка.       — Я безумно хочу спать, Джеймс. Ещё чуть-чуть, и я буду декламировать тебе Фауста вместо колыбельной! — Джеймс прыснул и с хохотом упал спиной на подушки.       — Хорошо-хорошо. Может ты, сказочник, знаешь, как с этими «демонами» бороться?       — Не знаю пока, но вместе что-нибудь придумаем. — Ульрих взял одеяло и потащил его к матрасу.       — Эй, это что, способ борьбы такой? Хочешь меня заморозить к чертям вместе с дрянью из снов? — хохотнул Хэтфилд.       — Нет, всего лишь хочу поспать на удобной подстилке, а не на разъезжающихся подушках. — Ларс похлопал рукой по матрасу рядом с собой. — Приглашаю присоединиться.

<***>

      — Ты смотри, спят, черти. — ухмыльнулся Бёртон, заглядывая через щель в комнату, где на матрасе спали Джеймс с Ларсом. Ульрих обнимал вокалиста за шею, прижимая к груди лбом, а тот беззащитно свернулся рядышком, в ответ протянув к соседу руки. — Помотали нам и друг другу нервы, а теперь дрыхнут в обнимку.       — Дети, что с них взять, сам же сказал. — пожал плечами Хэмметт, зевая. — Может тоже спать? А то я завтра ноги передвигать не буду.