Однажды в Портаклой

Место действия: Ирландия 9000 Время действия — параллельное

Скорее всего, он был последним, кто оставался в третьей высотке. Первая и вторая опустели почти молниеносно, но в третьей, на седьмом и девятом этажах еще долго держались какие-то несчастные алкоголики или преподаватели на полставки… Черт знает, у кого еще хватало выдержки и не хватало ресурса, чтобы съехать. Желательно в другой район. А еще лучше на другую планету. С Землей за последние полтора года что-то произошло. Точнее, как говорил американский пересмешник, со старушкой планетой все было в порядке. А вот человечеству пришел конец. Затяжной, неяркий, без изящных драм и спецэффектов. Конец. Карл собрал почти все вещи в ноябре, когда по лестницам, мимо его квартиры ходили уже только «существа». Так он называл этих тварей. Не называть же их школьники-зомби, правда? Он собирался неспешно, затягивая этот простой процесс, размазывая его по времени микроскопическим слоем. Тонкой нефтяной пленкой. Заброшенный дом таращился на мир слепыми темными окнами, пугая людей. Даже наглухо отбитые кнакеры и наркоманы не совались сюда. Жизнь полностью покинула высотку номер три и только на шестом этаже в двух окнах еще оставался свет. Карл ненавидел переезды. И рухнувшие планы на жизнь. Он четко и дотошно распланировал свое будущее. Любой придурок из внешнего мира повесился бы от тоски. Но не Карл Блэкхок О’Нил. Карл четыре года ходил под себя и накрепко свыкся с мыслю о том, что кроссворды из Херальд и под две сотни кабельных каналов в пакете «Премиум» — отличный способ скоротать время до инсульта, который его однажды прикончит. Но пятнадцатого декабря, в прошлом году, после четырех лет ползанья по своей, взятой в ипотеку и старательно выкупленной у банка с опережением, квартире, он встал с инвалидного кресла и пошел. Карл не верил в чудеса, но доктор Ева сказала, что иногда организм может выкинуть самый невероятный фортель, так что ему просто повезло с нервами, позвоночником и всей этой галиматьей. — Похоже, мы ошибались. Похоже, ни одна из пуль все же не повредила основной канал… Понятия не имею в чем дело, — она в сотый раз вертела на экране результаты его мрт. Бла-бла-бла. Он ни слова не понимал из того, что говорила эта большая добрая женщина. Карл прекрасно знал, что ему помогла гимнастика индонезийских монахов-отшельников. И только она. Он сохранил вырезку из Геральд с подробным описанием и схемами, и ни дня не пропускал. Четыре года. Вот и все чудо. Индонезийские монахи-отшельники, кто бы их ни придумал, чтоб забить последнюю полосу, знали толк в упражнениях. В углу гостиной стояло его роскошное инвалидное кресло с электроприводом, подарок от Управления. Три тысячи евро. Гарда разорилась на своего сержанта. Он так и не смог его продать. И, честно говоря, не особо пытался. Потому что с трудом переносил мысль, что придется общаться посторонними. Даже просто взять у них деньги. Однако как только он смог ходить, он купил машину. Ради машины Карл даже лично вылез из своей норы и доехал на автобусе до Инчикора. И слушал болтовню продавца больше сорока минут. И даже отвечал ему. Односложно, но все же… Пенсию Карлу назначили вполне приличную, так что он смог позволить себе четырехлетний форд. За то, что наркоман из Ратмин ист всадил ему в спину три пули, Гарда Шихана платила почти не жадничая. Ведь он был без пяти минут инспектор. В пол шаге от того, чтобы снять форму… Синий форд. Он стоял в накрепко запертом импровизированном гараже. Там, где до него не могли добраться сдуревшие от ярости идиоты с коктейлями Молотова и школьники-зомби. «Существа». Карл любил свою машину гораздо больше, чем кого-либо из людей. Люди имели характерную особенность становиться невыносимыми, подличать, пресмыкаться, презирать тех, кто слабей, слепнуть и глохнуть, когда в них нуждаются, люди были откровенно противными, а форд не болтал и хорошо служил. То, что происходило в загаженных коридорах третьей высотки, Карла Блэкхока не волновало, пока «существа» не трогали его любовь. Но однажды стало понятно, что район превратился в ад и даже самый стойкий Данте должен был собирать манатки. Однако были особи, которым происходящее даже нравилось. Карл несколько раз встречал в переходе между подземными парковками третьей и второй высотки, чокнутого священника. Бородатый придурок с лицом ополоумевшего керна, шатался вокруг домов с какой-то целю. И цель эта благой не казалась. «Дети дьявола» или как-то так он обозвал «существ», а они попытались забить его палками. Но почему-то быстро отвлеклись на драку между собой. Возможно «святой крест» католической ирландской церкви изгонял всякую скверну. Или старая рухлядь существ не интересовала. Больше «живых» людей Карл не видел, но замечал свет в коттеджах по соседству. Кто-то еще упорствовал в отрицании. Карл «существ» не занимал. Они, казалось, вовсе не видели его. Лишь поначалу пытались всем ульем напасть, но он выстрелил в потолок из купленного у барыг семь лет назад Баррета М82, и мелкие засранцы резко передумали убивать строптивого соседа, сиганули, наскакивая друг на друга в темноту лестничной клетки. Вниз. Баррет имел успех. Карл хранил винтовку в разобранном виде много лет, как иные хранят детское порно. Срок грозил серьезный, но охота пуще неволи. Он отлично знал, на что шел, но обладание этой роскошной, смертоносной игрушкой победило доводы разума. Теперь, когда полиция в район не совалась даже в хорошие дни, Карл собрал свой «тайный грех» и никуда без него не выходил. От греха. В тот вечер он почти закончил сборы. Осталось только съездить на почту, отправить документы подтверждающие наследование дома в Портаклое с тремя акрами земли. Эта развалюха, много лет назад опустевшая и, скорее всего уже превратившаяся в хлам, досталась ему от «отцов». Тех двоих мужиков, которые привезли его в Ирландию сорок три года назад из резервации Роузбад в Южной Дакоте. Один из этих педиков был братом его отца, чокнутого ирландца, Джеральда О’Нила, который женился на такой же чокнутой девке хункпапа по прозвищу Ленивая Оса и вместе они испортили Карлу Блэкхоку первые семь лет жизни в индейской резервации, где его били за то, что он «белый», и следующие семь лет жизни, когда, уже в школе святого Эндрю, его лупили за то, что он «узкоглазый». Если бы эти двое чокнутых не свалились на старом вольво в какое-то ущелье, по дороге из Бэдлендс и не оставили своего малолетнего отпрыска круглым сиротой, Карл возможно таскался бы по бесплодной иссушенной земле штата в темно-синей форме шефа племенной полиции. Или спился бы и сдох в канаве. Если бы да кабы. Дядюшка Уиллоби и его любовник «папочка» Бенджамин дали кому надо на лапу и усыновили ребенка, став, таким образом, счастливой детной гейской парой. Первопроходцами. Они перевели второе имя Карла на английский, заменив обидное лакотское «глупый», на красивое английское «ястреб» и записали всю конструкцию в метрики как фамилию. Какая красота: маленький дикарь по прозвищу Черный Ястреб. Ни у кого такого нет. Сыночек-сыночка-сынок. Через пару лет они осознали свою трагическую ошибку и завели четырех разномастных корги. Карл сел за руль, устроил винтовку так, чтобы ее не было видно, но можно было легко взять, и отравился на почту. Как раз к закрытию, чтобы было поменьше людей. Если конечно люди там еще водились. Ему не хотелось уезжать в деревню. Карл был насквозь городским человеком. Не важно, что родился в жуткой дыре, которую и деревней-то назвать язык не поворачивался. Город проник в его жилы и остался там навсегда. А чертово «поместье» на отшибе приморской дыры Портаклой, навевало только тоску. Но выбора не было. Счастье, что папаши ему оставили какое-то жилье, хоть он и отказывался изо всех сил от этого наследства. Однако зверский налог после смерти последнего из «отцов» Карл заплатил. И получал ежегодно счета от земельной и жилищной инспекций. Тяжелая ноябрьская тьма обрушилась на город ровно в пять. И, поскольку лампы в фонарях никто не заменил с тех пор, как все их перебили камнями озверевшие ублюдки, и никого на дороге не было, Карл включил дальний свет. Странную парочку он заметил почти сразу. Не сразу определил, что это парочка, а не хаотическое нагромождение человеческой плоти. Мужик с младенцем на руках застыл в свете фар, как одуревший кролик. Карл ударил по тормозам. — Куда вам? — спросил сухо, деловито, в душе проклиная самого себя за идиотский поступок. Какого черта он остановился? Какого черта опустил левое стекло? Какого черта вообще рот открывал? — Спасибо — вяло пробормотал странный тип, — спасибо… — Садитесь, — мягко предложил Карл, — я на почту, а потом довезу вас до дома. Мужик сел рядом, прижимая к груди хнычущего ребенка и оказался лохматым, похожим на наркомана в ломке, парнем лет двадцати пяти от силы. — Спасибо, — голос у него был слабый и словно надорванный, его вообще изрядно трясло, так что версия о наркомании была вполне жизнеспособна, — большое спасибо. Однако Карл проработал в полиции восемнадцать лет и моментально понял, что этот человек смертельно напуган. — Он наверное, замерз, — максимально спокойно сказал он кивнув на ребенка. — Она. — Девочка… — Эльза. — Хорошо. А я Карл. — Том. — Я включил печку, сейчас станет теплее. — Спасибо, — как заведенный повторял парень, — спасибо. Карл развернул машину, решив, что почта подождет до завтра и поехал назад. — Второй, — проговорил Том, указывая на коттеджи, которые понастроили в надежде превратить трущобы в респектабельный район. — Хороший выбор, — кивнул Карл, — два этажа, почти особняк. — Ужасно, — парень отвернулся и уставился в темноту за окном, — там ужасно. Только ванная крепкая. — Что-то случилось? — Да. Нет. Я не знаю. — Том, да? Том, — он говорил тем самым, профессиональным спокойным и веским тоном, какой заставлял расслабляться малолетних ублюдков, пойманных за курением марихуаны на пустыре, — вам нужна помощь, верно? Может быть, я отвезу вас куда-нибудь в другое место? — Нет никакого другого места, — нервно пробормотал парень, — только это. — Тут опасно с ребенком. — Да. Они наверняка убьют нас ночью. Или завтра. — «Они»? — Эти… дети… существа. Я не знаю кто они… Но Карл его отлично понял. — Я живу в третьей высотке, на шестом этаже, — сказал он, остановив машину рядом с коттеджем. Дверь была разбита и наспех заколочена чем-то похожим на обломки кухонного шкафчика. — Господи, — прошептал Том. У него были огромные полные ужаса больные глаза в обрамлении ярких, словно нарисованных неумелым гримером, темных кругов, — зачем вы… Там же… — Двери у меня покрепче ваших, — пожал плечами Карл, — ну… Пойдем. Посмотрим, что можно сделать, чтоб вас не убили. — Ничего нельзя. Они все крушат. Они очень сильные и их много. Девочка зарыдала в голос. Изнутри коттедж напоминал поле боя. Винтовка произвела на Тома неизгладимое впечатление, кажется, он даже чуть расправил плечи. — Она стреляет? — Да. — Думаете, можно застрелить этих тварей? — Не знаю, но звука выстрела они боятся. — Они боятся, — эхом повторил Том, — хоть чего-то они боятся… — Давайте я подержу Эльзу, — Карл сам себя не узнавал, но остановиться не мог, — а вы пока… Я не знаю, что тут можно сделать… Соберите вещи и поедем ко мне. Тут нельзя оставаться. Исключено. Он взял на руки ребенка и орущая девочка немедленно затихла. Ее очень заинтересовала длинная прядь его волос выбившаяся из-под шапки. Эльза тут же попыталась сунуть ее в рот. — Нет… — Том мотнул головой и растерянно уставился на разгром, — в тот дом нельзя… Они там живут, они нас убьют! — Не убьют, — веско сказал Карл, поморщившись от боли: малышка решила сначала выдрать клок его волос, а потом уже сожрать, — собирайте вещи, Том. Возьмите самое необходимое. Остальное я заберу утром. Ребенка нужно покормить и наверное… сменить подгузник… Вам конечно лучше знать, что с ней делать, но в любом случае здесь оставаться нельзя. Собирайтесь. — Почему вы это делаете, Карл? — великое переселение отняло у Тома все силы, но трястись он не перестал. Даже после того, как получил кружку горячего какао. Карл Блэкхок, всю сознательную жизнь испытывавший пассивное отвращение к человечеству, не выпускал из рук задремавшую Эльзу. — Не знаю, — сказал он и улыбнулся, — времена такие. — Спасибо. Парень говорил «спасибо» через слово, но это почему-то совершенно не раздражало Карла. — Вам бы поспать, Том, вы похожи на вампира и не на того вампира, который нравится девушкам. — Я не знаю… Я не смогу, наверное. Они там ходят. Вы же слышите их? — Слышу. Ходят. И что? Эту дверь они не вынесут, даже если соберутся все вместе. Он достал из сумки чистое белье, расстелил постель и позвал ласково: — А идите-ка спать сюда, Том. Здесь вообще ничего не слышно, даже чайки не орут. Малышку можно устроить рядом, я сейчас соображу, куда кроватку поставить… Идите, не нужно там сидеть, раз страшно. — Мне везде страшно, — парень стоял в проеме двери, безвольно свесив руки вдоль тела и совершенно измождено наблюдал за тем, как Карл заправляет одеяло в старый темно-синий пододеяльник, — это болезнь. Я лежал в больнице. — Что за болезнь? — спокойно, без лишнего любопытства, спросил Карл, взбивая подушку, — если не врачебная тайна, конечно. — Посттравматический синдром и депрессия. Они гоняют меня на группу каждую неделю, иначе Эльзу отберут. Я хожу… Езжу с ней… На автобусе. — Это типа психологическая помощь? — понимающе кивнул Карл, — да, я тоже бывал на таких. Здравствуйте, я Джо и я алкоголик… Не помогло. — Алкоголик? — огромные глаза, кажется, увеличились вдвое. — Шутка, — покачал головой Карл, — все эти терапевтические группы напоминают чертовых анонимных алкоголиков. — Вы тоже ходили? Почему? — Да вот по той же причине, что и вы, Том. Мы с вами, можно сказать, собратья по несчастью. Я вам потом как-нибудь расскажу, как загремел… А сейчас… Заходите. Я серьезно, Том. — Спасибо вам… Я не знаю, что сделать, чтобы вы поняли, как я благодарен вам… Карл. — А я понимаю, — он улыбнулся второй раз за день. Что происходило с заслуженным мизантропом национального бюро криминальных расследований Гарды? — Я понимаю, — повторил Карл мягко. В его черных, миндалевидных глазах так и остались отблески улыбки, они спрятались в сетке морщин и затаились, чуть насмешливые и ласковые, — но вам придется просто принять это, Том. Идите сюда, давайте соберем кроватку и будем укладывать Эльзу. Ей давно пора спать. — А еще я боюсь выходить на улицу. Агорафобия, — он подошел ближе и нерешительно замер у края кровати, — панические атаки. — Цветник, — серьезно сказал Карл, — вы будете спать у стены, там спокойнее. — Я не хочу вас стеснять… Это все… странно, да? — Сейчас все странно. Ложитесь. — Я, наверное, буду мешать… Я совсем не могу спать… Может быть, все-таки не стоит? — Стоит. Я вам сказку расскажу, сначала Эльзе, потом вам. У меня и не такие засыпали. — Вы работали с детьми? — Все мы чьи -то дети, — сказал Карл, похлопав по кровати рядом с собой. — я восемнадцать лет отпахал в Гарде. Я слышал сказок больше чем все братья Гримм вместе взятые. Снимите куртку и свитер, я вам обещаю, этой ночью ничего не случиться. Эльза уснула почти молниеносно. — Идеальный ребенок, — едва слышно проговорил Карл и осторожно уложил девочку в кроватку, — я думал они двадцать четыре на семь с одной стороны срут, а с другой орут. Том усмехнулся, темные круги под его глазами, теперь вовсе напоминали черные провалы. — Как-то так… — Эльза уникальная, — серьезно сказал Карл, — это факт. Теперь ваша очередь. Покажите, на что вы способны. — В смысле? — два зеленых, лихорадочно блестящих глаза тревожно глянули на него из черных провалов. — Спать, Том. — Я не могу спать. — Хорошо, тогда просто лежать. — Здесь? — Да. — Я не знаю… — Вас смущает, что придется спать рядом с чужим мужиком? Понимаю. Но придется поверить мне: я совершенно безопасный. — Нет… Не в этом… — Или, если хотите я уйду в гостиную. — Нет! — в этом слове было столько ужаса, что Карл, который уже и сам задумался о нелепости ситуации, плюнул на все, — не надо! — Тогда вы к стене, а я с краю. — Мне раздеться? — Хотите? — Нет… — Ложитесь как удобно. — Я похож на идиота, да? — Нет, Том. Не похожи. — Раз уж мы будем спать… тут… вместе…- он снял ботинки и заполз на кровать, прижавшись спиной к стене и поджав ноги, — давайте на «ты»? — Принято, — Карл накрыл его пледом и лег рядом, — оставить свет? — Да… Нет. Если она проснется, я боюсь… придется вас… тебя побеспокоить… — Я понял, как менять подгузник, думаю, справлюсь. — Вы… ты ловко справился. Как будто раньше это делал. Я осваивал это мастерство несколько дней… Она все время плакала, пока я возился. Она плачет, когда я рядом. Моя подруга… сказала, что ребенок чувствует мой страх. Чувствует страх и плачет. — Хорошая, должно быть, подруга, — равнодушно шепнул Карл, повернувшись на спину, — знает как утешить. — Она… замечательная… была. — Сейчас Эльза рядом с тобой и не плачет, Том. Спит без задних ног. Выбрось всякую фигню из головы, хорошо? Что она там может чувствовать? У нее мозг размером с горошину. — Но… дети все чувствуют! — Да? Что-то я не заметил. — Это потому что ты спокойный. Ты… другой. Особенный. — Нет, Том. Я обычный мужик, который решил, что тебе и твоей дочке нужна помощь. — Почему-то раньше никто не решал… — Потому что девяносто пять процентов людей равнодушные придурки, занятые всякой ерундой. — Ты не такой. — Я такой, Том, просто я вас увидел на дороге. А остальные не заметили. Людям надо орать в лицо, чтобы они услышали. Некоторых надо еще и бить. — Я не могу никого бить… — Это хорошо. — Ты мог бы убить человека, Карл? — Не знаю, не пробовал. Человек может убить меня, вот что я знаю на этот счет. Один такой ублюдок прострелил мне спину в трех точках. — В тебя стреляли? — Да, один наркоман в ломке. Я сам не ожидал, что он начнет палить. Наверное, принял меня за Сатану или еще что… Когда у героиновых ломка — они совершенно чокнутые. Этот сидел, по-моему, на всем, что можно пустить по вене. Уилан Кин, так его звали. -Звали? Ты его застрелил? -Нет. Из чего? Из пальца? Я сержант Гарды, а не крутой Уокер у меня с роду оружия не было. Его посадили. Думаю, до Страшного суда не выйдет. Может, помер уже, не знаю. Я не интересовался. — Было больно? — Жутко. Я орал первые три часа без остановки. Пока меня не обкололи наркотой в реанимации, а потом все что ниже пояса перестало работать. И болеть тоже. Я бы многое отдал, чтобы оно болело тогда… Полжизни. — Это твое инвалидное кресло там стоит? — Мое. — Кошмар. — Но, как видишь, сказочка кончилась хорошо, Золушка вышла за принца, — Карл пошевелил пальцами ног, чтобы проверить не спорол ли чушь и вдруг отчетливо вспомнил то беспомощное ощущение: он колол свои ляжки иглами, лупил их. Он бы грыз их и рвал зубами, лишь бы хоть что-то почувствовать. Но ничего. Бессмысленная, тяжелая и мертвая плоть. — Я научился ходить на руках, — Карл усмехнулся, чтобы прогнать противный морок и не грузить и без того измученного парня своими старыми страхами, — я все научился делать руками. Не представляю, как справляются те, у кого и рук нет. Руки — это шикарный инструмент. Вот… А так-то я никого не убивал, не бил даже… Ну, разве что в старшей школе. — Господи… Какой ужас… — Все кончилось хорошо, не думай. Рассказать тебе, как я побил Джима Данна и Паркера О’Каллахана? Это довольно смешная история. Потому что Данн был ростом под два метра и играл в баскетбол, а второй придурок был в ширину как три меня… И, пожалуй, еще парочка тебя. — Ты поправился? — Да, как видишь. — Как? — Встал и пошел. Я серьезно. Врачи сами не знают, почему я четыре года ползал в инвалидке, а потом встал и пошел. Но, конечно, все просто было так: я занимался тайными упражнениями индонезийских монахов. Их печатали в газете. Я раньше выписывал много этого дерьма. — Монахи? — Да, а что? Ты что-то имеешь против индонезийских монахов? — Нет, конечно! Четыре года… Ты такой… сильный. — Я, наконец, понял, почему я все это делаю, Том. — Почему? — парень, уже звучавший немного вяло и сонно, немедленно оживился. — Чтоб хвастаться. А ты чтоб говорил, какой я сильный. Я изучал психологию целый год на специальном курсе в Дублине, там про это было. Нарциссизм или вроде того. Том усмехнулся. — Ерунда! Я тебе не верю. — Зря. Это очень по-человечески. На этой херне основана вся благотворительность… Ну, кроме той, которая позволяет избегать налогов. Парень чудовищно сопротивлялся, но уснул, причем так крепко, что когда Эльза начала ныть у себя в кроватке, он только простонал что-то неразборчивое, натянув на уши одеяло. Карл встал, сменил ребенку подгузник, подогрел бутылочку со смесью, держа жующую его волосы девочку на одной руке, покормил, походил с ней по гостиной из стороны в сторону, чтобы угомонилась и заснула. Зато, как только Эльза оказалась снова в своей кроватке, подорвался в ужасе ее отец. — Тише, — Карл буквально поймал его в полете и обнял крепко, чтоб не вырвался, — ребенок спит! — Они здесь! — сдавленно прохрипел Том, — они пришли за ней! Еще не проснувшийся, в совершеннейшем ужасе, он попытался вырваться, чуть не выдрал кусок предплечья Карла, вцепившись в него со всей дури, потом всхлипнул жутко и жалко, и сник. — Нет, никто не пришел и не придет. Три часа ночи. Я грохну любого, кто попытается в такое время сюда вломиться. И мне ничего не будет, — Карл говорил тихим, но очень грозным шепотом, хотя все равно звучал нелепо, — я серьезно, Томми, я никого сюда не впущу, и никто не тронет Эльзу. И тебя. Это не могло сработать с человеком в панике. Но это сработало. — Ты будешь стрелять? — прошептал Том еле слышно. — Еще как. — И у тебя хватит… пуль? — Это автоматическая винтовка, сынок, за нее я могу сесть лет на десять. Смеешься? Да я полк положу не перезаряжаясь. Соврал безбожно. Но кто ж его за руку поймает? Том поверил. Его трясло, но паника явно отступала. Карл освободил руку, на которой остались ярко-красные следы ногтей, и погладил его по спине. — Все нормально. Малышка только что заснула, не нужно ее будить. Потом не уймется. Давай, забирайся к стене. Хочешь пить? — Хочу. — Сейчас принесу, ложись, хорошо? — Не уходи… далеко. — До холодильника и обратно. Клянусь. — Прости меня, я веду себя как идиот. — Говори еще тише, Томми! Разбудишь ребенка — я пристрелю тебя! — Нужно купить какую-нибудь книжку по уходу за детьми, — когда Том наконец успокоился и завернулся в одеяло, Карл положил руку ему на плечо. Чтобы быть в курсе, если вдруг начнется очередной приступ. Слишком много лишних контактов, но ему почему-то было наплевать, — или у тебя есть на старой квартире? Какой-нибудь доктор Спок, или что там еще сейчас читают? — Спок? Ты еще Макаренко вспомни — проворчал из-под одеяла Том, придвинувшись чуть ближе, — кто читает этот ветхий завет сейчас? Но в книжном я нашел только «Инфекционные болезни у детей» и начальный курс педиатрии Янсена. Купил, конечно, а что делать? — Дурацкий магазин. Нужно съездить в серьезное заведение. Какой к черту начальный курс педиатрии? Надо понять, как с ней правильно обращаться… Как играть, чем кормить… Ну знаешь ли… Когда начинать варить макароны с сыром. Меня в детстве постоянно пичкали этим дерьмом. — Понимаю о чем ты… У нас был хороший семейный врач, мисс Кинни. Но она уехала. Как все. Все уезжают. Не знаю даже… Я перестал об этом думать… Дурак. Совсем чокнулся от страха. — Ладно, это мы как-нибудь исправим. В конце концов, женщины как-то справляются, даже там, где никаких семейных врачей и медкарт нет. И книжек никаких нет. — Может у них это от природы… — вздохнул Том. — Да ты сексист, парень, я погляжу. Не болтай ерунды. Все что могут они, сможем мы. — Мы, — повторил Том еле слышно, — ты говоришь так, словно мы твоя семья. — Не заводи опять эту пластинку, я тебя прошу. Давай сделаем вид, что все происходящее нормально. А то замучаемся придумывать всему объяснения и оправдания. — Но… — И не спрашивай зачем. Сейчас такие хреновые времена, что этот вопрос не уместен. Слишком много энергии уйдет на ответ. Не знаю. Все, закрыли тему. Короче нам нужна книжка про детей и какие-нибудь сказки, чтоб читать ей. Ребенок должен развиваться. — Я видел у тебя «Гарри Поттера» на полке. -Да. Мне принес ее Махмуд, мой соцработник. Молодой парень из Египта. Прилично говорил по-английски. Таскал меня по дому, мыл… Ну все эти инвалидские дела… — Том напряженно завозился под своим одеялом и Карл решил быстренько сменить тему, — притащил мне, сказал, что это библия поколений. Какая-то английская хрень. Думаешь ребенку такое можно? — Ты не читал «Гарри Поттера»? — Нет, а должен был? — Ты дикий человек, Карл. — Что, библия поколений? — Я почитаю тебе. Господи, я и не знал, что ты такой отсталый! — Поговори еще мне… — усмехнулся Карл, чуть сжав пальцами его плечо, — умный нашелся. Ладно, завтра будешь читать нам свою библию для недоумков. Сам напросился.