Ab cinis in flamma (в режиме редактирования)

Ступая по мраморным плитам, выложенным в коридорах дворца шахматной мозаикой, Ланселот не слышал собственных шагов. Непримиримый гул извергающейся с темных небес ливневой завесы поглощал всякий шум, отзываясь в ушах неистовым рокотом и вызывая сильное желание заткнуть ладонями уши. Поежившись, Ланселот повел плечами - раскатистый дождевой грохот лишал его острого слуха, что пробуждало в груди боязнь. Стремительный поток льющейся с неба воды отражался холодным отблеском в дрожащем свете факелов, струясь плотной стеной по оконному стеклу, сквозь какой виднелась лишь непроглядная мгла. Лишь единожды Ланселот увидел сквозь плотные грозовые сгустки облаков яркий проблеск голубоватых молний. Казалось, словно мир за этими стенами окутывает гнетущий мрак и стремительно поглощает в своей черной пасти порочный замок Пендрагонов. Мужчина бросил взгляд на проходы, стараясь уловить топот чужих шагов, и глубже втянул влажный воздух в легкие - ни души; видно, прислуга не расхаживает этими коридорами, пока Его Величество проводит встречи. Помощь Зеленого Рыцаря оказалась Ланселоту без надобности: только переступив порог покоев, чуткое обоняние Пепельного тотчас же уловило знакомый запах весенних цветов, ведущий рассеянным шлейфом тем путем, где ступала дева. Никогда ранее не бывавший во дворце, Ланселот без труда бы пришел к дверям столового зала сам, ведомый лишь ее восхитительным ароматом. Но все же мужчина поблагодарил сира Гавейна, решив умолчать о своем умении - не стоит лишний раз напоминать о том, каким образом ему удавалось выслеживать и уничтожать фэйрийские деревни. Обнаружив, что ведущий его шлейф обрывается, Ланселот с облегчением выдохнул, мысленно благодаря Всевышнего - Эльмина больше не покидала столового зала. Раздраженно хрустя пальцами, Ланселот неслышно расхаживал по небольшому коридору в попытке сдержать мучительное нетерпение. Время словно нарочно тянулось все медленнее, сжимая внутренности от нестерпимого напряжения и разжигая в груди яростное негодование. Мужчина досадно пожимал ладонями - до жути хотелось посильней садануть кулаком по стене. Или разок пройтись по самодовольной роже Утера. Любопытно, этому кичливому корольку хоть единожды ломали его задранный нос? На губах Ланселота промелькнула усмешка. Услышав резкий скрип заржавевших петель, мужчина развернулся и тихо приблизился к арочному проему, ведущему на другой проход, где располагалась стража. Оставаясь в тени, Ланселот наблюдал, как один из рыцарей тянет за кованую ручку и отворяет двери, учтиво склоняя голову перед господами. Тяготившее душу тревожное напряжение поунялось, как только глаза увидели Эльмину, и в тот же миг сменилось внезапным смятением. Затаив дыхание, Ланселот замер, растеряв из головы все гнетущие его опасения. Суровое когда-то сердце католического воителя сладко сжалось, совершив несколько чувственных ударов и отзываясь искристыми восторженными всплесками во всем теле. Дева была подобна спустившемуся с небес неземному ангелу, озаряющему дивным белоснежным сиянием мрачные коридоры замка. Вступившая в прекрасные лета расцвета женской красы, она благоухала прелестным молодым обликом, словно пылающий розовым заревом цвет папороти, и Ланселот не мог отвести глаз. Словно околдованный, мужчина очарованно проследил ее блестящие в пламенном свете, длинные, волнистые локоны, стекающие темной янтарной волной по плечам, спине и до округлых чресел - кончики пальцев приятно загудели, вспомнив их изумительную мягкость, когда в последний раз они касались ее волос темными ночами в Железном Лесу. Прелый влажный воздух сменился манящим ароматом древесных пионов, окутывая разум дурманящей пеленой. Глубоко наполнив легкие восхитительным ароматом, Ланселот на миг прикрыл веки, позволяя проникновенно насладиться его пряной сладостью - хотел бы он до конца своих дней дышать только им. Глаза скользнули по алебастровой коже, открывающейся чужому взору непривычно широким вырезом платья - впервые дева носила такое одеяние, обнажая тонкие ключицы и длинную шею. Взор остановился на тонкой вышитой повязке, напоминавшей о ее чужеземном роде - Эльмина давно не осмеливалась надеть ее, опасаясь привлечения лишних взглядов. Теперь же ее особый для бриттских краев облик невольно пробудил в разуме Ланселота те давние дни, что брали начало их скитаний по Железному Лесу. Мужчина невольно улыбнулся, вспомнив тот чарующий вечер, когда дева забавляла их своим волшебством и заморскими сказками, а после исцеляла его шрам на макушке, избавляясь от последних напоминаний о принадлежности его к монашьему сану. Казалось, столько воды утекло с тех пор, но Ланселот доселе помнил, какими ласковыми были ее пальцы, расглаживающие спутанные пряди его волос. Проникший сквозь пелену пленительного аромата людской запах вмиг развеял благоговейный трепет, охвативший сердце Ланселота, сменяясь прежней гнетущей тревогой и побуждая мужчину напряженно сжать ладони. Вслед за девой показался и Утер, не перестававший хищно разглядывать деву сверху донизу - казалось, плотоядная ухмылка никогда не сходила с его самодовольного лица. — Благодарим за прекрасный ужин и чудесную компанию,- усмехнулся Утер, обнажив зубы.- Нечасто доводиться беседовать с леди, чей ум столь же неотразим и прелестен, как и ее красота,- смело потянулся он к девичьей ладони, оставляя пьяными губами неприлично долгий поцелуй, не переставая при этом пялиться на деву. Ланселот нервно сглотнул, скрипнув зубами, чувствуя, как где-то внутри яростно вспыхивает внутреннее пламя. Рука сама потянулась к поясу, где обычно хранился в ножнах меч, и осеклась, сжав воздух вместо стали. Мужчина досадно чертыхнулся, пожалев, что не оставил при себе один кинжал, хоть и не знал, на что он ему сдался сейчас - не будет же он бросаться на короля, чья вооруженная стража в любой миг готова разрезать пополам любого, кто осмелится посягнуть на жизнь монарха. — Для меня было честью, что вы приняли и выслушали меня,- вежливо улыбнулась Эльмина, скрывая боязливую дрожь, вызванную откровенно опасливым жестом Утера.- Я безмерно благодарна вам за помощь, которую вы согласились оказать нам, и никогда не забуду о щедрости и великодушии Его Величества. Ланселот задумчиво свел брови - стало быть, девушке удалось убедить короля переговорить с датской знатью, дабы на их судне нашлось три лишних местечка для не столь благородных, как они, особ. Оставалось лишь уповать на то, что цена такого уговора не стоила деве слишком дорого. Мужчина бросил раздраженный взор на их руки - король не спешил выпускать ее ладонь из своей, покровительственно поглаживая тыльную сторону большим пальцем. Довольный хвалебными благодарственными речами, Утер кичливо усмехнулся, пристально глядя на деву, и, переведя взор на ее руку, какую он еще держал, накрыл второй ладонью, когда девушка попыталась ее убрать. Эльмина нервно сглотнула, ощущая, как сердце начинает скорее набирать бешенного ритма, а колени подрагивают от опасно пылающего огня в глазах Утера. — Ваши речи столь же мягки и ласковы, миледи, как и кожа ваших прелестных рук,- льстиво отозвался король, вызывая в деве жуткую дрожь, словно спину окатили ледяной водой.- Должны признать, даже у самой напудренной фрейлины она не такая безупречная, как у вас. Удивительно, что вы родились дочерью простолюдина, когда просто созданы, чтобы быть знатной леди. Растерявшись в коварно слащавых речах, Эльмина лишь кротко улыбнулась, совершенно не зная, что сказать в ответ на откровенные заигрывания короля, и попыталась сменить неподобающе пугающий настрой в более светскую обстановку. — Я слышала, завтра должна прибыть будущая королева Британии. — Да, кажется, их корабль должен прибыть к утру,- фыркнул он, недовольный сменой настроения беседы, но, благо, это позволило Эльмине наконец освободить свою руку из его цепких лап; она едва подавила желание спрятать руки за спиной, дабы Утер больше их не касался. — Полагаю, уже поздно. Завтра предстоит очень важный день, вам нужно отдохнуть,- отозвалась Эльмина, молясь, дабы на этом их беседа была окончена. Однако в тот миг ее мольбы ко Всевышнему были глухи, ведь Утер не имел на мысли отпускать деву этим вечером. Напротив, король бесцеремонно приблизился к ней, обхватывая широкой ладонью ее предплечье, и хищно ухмыльнулся, не давая ей отшатнуться. — Вы всегда были так проницательны, миледи,- Эльмина с ужасом ощутила, как ее щеку обдало его пьяное дыхание.- Королевские дела так выматывают, порой хочется отвлечься на что-то более прекрасное. Быть может, вы станете усладой для меня в эту последнюю ночь, когда я еще свободен от брачных уз? Пронизывающий каждую пору страх окутал колючими иглами все тело Эльмины, обнажая наружу ее страх. Глаза ошарашенно округлились, когда она ощутила, как Утер нагло опустил ладонь на ее талию и резко подтянул ее ближе, прижимая к себе и совершенно не смущаясь взглядов стоящей за ним стражи. Сковывающий ледяной хваткой ужас вмиг вышиб всю хмель из помутненного разума, а испуганное сердце готово было вырваться из груди, ощущая нависшую угрозу и не зная, как ее избежать. Раньше подобные попытки Утера ловко пресекались Мерлином, но теперь волшебника рядом не было, и даже на ее крики никто не придет на помощь - ни стражники, ни прислуга, ни кто-либо другой не посмеет пойти против короля, если он пожелает затащить ее в постель силой.  Но, видно, небеса все же оберегали ее, ведь через долю мгновения до ее ушей внезапно донесся такой знакомый низкий голос: — Леди Эльмина, Ваше Величество,- произнес Ланселот, изо всех сил пытаясь скрыть во взоре и голосе бушующую ярость, но часть его тревоги поумерилась, когда Утер наконец выпустил Эльмину из своих мерзких рук,- прошу меня извинить за то, что прервал ваш разговор, но Персиваль зовет леди Эльмину. Эльмина с невыразимым облегчением взглянула на Ланселота, мысленно благодаря Всевышнего за свое спасение, и нервно прикусила щеку, оглядев его напряженное лицо и гневно стиснутые желваки на скулах. Она слишком долго находилась подле него, чтобы знать точно и наверняка - он был зол, настолько, что, казалось, мгновение, и мужчина накинется на Утера с кулаками, или выхватит из-за спины меч и снесет его коронованную голову. И дева тревожилась не зря - Ланселот и впрямь готов был отрубить мерзлотному корольку его порочные руки, лишь бы они никогда больше не прикасались к Эльмине. Бурлящая яростным пламенем лава растекалась по телу, опаляя жаркими языками легкие и обжигая горло; на мгновение Ланселот даже ощутил, как его багровые метки обдают горячим теплом. Тень страха пронеслась по телу, когда он вспомнил пылающий в жгучем изумрудном пламени лагерь Троицы. Мужчина медленно выдохнул через нос, вынуждая себя успокоиться - не хватало еще сжечь дотла королевский дворец. — Что-то случилось?- обеспокоенно спросила Эльмина, глядя на мужчину. — Мальчик беспокоится, что тебя долго нет, поэтому не может заснуть. Пристально вглядываясь в глаза Ланселота, Эльмина коротко кивнула, едва сдерживая слезы в порыве безмерной благодарности. Она прекрасно знала: если бы Персиваль не мог заснуть, тревожась за нее, юный фэйри ни за что не остался бы сидеть в покоях сложа руки, а непременно последовал за мужчиной по пятам. — Ты так печешься за нее и мальчишку, Монах,- с презрительной усмешкой фыркнул Утер.- Можно даже подумать, что ты никогда раньше не истреблял таких, как они. Ланселот сглотнул, опустив взор - сквозь пылающий праведным огнем гнев просачивались едкие струйки досады и стыда. — Он больше не монах,- уверенно отозвалась Эльмина.- Ланселот осознал свои деяния и оставил прежнюю жизнь. — И все же, видно, ему нравится прислуживать,- ухмыльнулся Утер, сложив руки за спиной, продолжая смотреть на него.- Раньше ты был верным псом Кардена, а теперь нанялся к ней личным рабом. — Он не раб и не слуга,- твердо произнесла Эльмина, смело глядя в глаза Утера. — Кто же тогда? Любовник?- ехидно хохотнул Утер, вызывая глухие насмешки стражи. Эльмина нервно сглотнула, ощущая, как щеки предательски наливаются смущенным румянцем, но не позволила себе растерять уверенности и твердости в голосе. — Он - мой друг,- отозвалась она, взглянув на Ланселота, что изумленно поднял глаза на деву, вмиг забыв об охватившем его стыде за былые деяния. Он не мог поверить, что слух не подводит его, а слова были восприняты верно. Казалось, то был лишь плод его самых глубоких сердечных грез, надежду на которые он давно уж не лелеял. Ведь разве найдется кто-либо в здравом уме, кто смог бы назвать своим приятелем жестокого убийцу и погрязнувшего в пролитой чужой крови грешника? Если даже Господь всем сердцем презирал его, разве полюбит людская душа? Он - мой друг. Осознав, что речи Эльмины были правдивы и сказаны наяву, Ланселот ощутил, как ласковое тепло окутало его легкие, растеклось приятной негой по телу и проникло в кровь, отзываясь тугим комком в горле и щемящей болью где-то под ребрами.  Он не знал, что значит иметь друга, или быть им для кого-то. С детских лет Карден хорошенько позаботился о том, дабы юнец не имел теплой привязанности к кому-либо, опасаясь, что будущий каратель не сумеет безжалостно разить головы своих сородичей, если будет знаком с чувством сострадания и доброты. Любовь могла ослабить жесткую хватку контроля, какую пастырь имел над своим воспитанником. Он должен был любить лишь Господа Всемогущего и делать то, что нужно, во славу Его и во спасение своей проклятой души. Поэтому поначалу другие воспитанники монастыря сторонились его, с опаской глядя на его плачущие глаза, а после боялись лишний раз приблизиться, зная, с каким хладнокровным безразличием он режет чужие глотки. И со временем Ланселот смирился, довольствуясь скупым вниманием приемного отца и несметными попытками заслужить милость Всевышнего. Пока судьба не привела в его жизнь тех, кто показал ему благость людского тепла и простого ласкового слова, какое он испытывал лишь в глубоком детстве. Когда имел настоящий дом.  — Тогда с вами надобно быть осторожным, раз у вас такой смертоносный приятель,- вскинул Утер бровью, кивая в сторону стоящего за ее спиной Ланселота.- Доброй ночи, леди Эльмина. Учтиво склонив голову, дева присела в глубоком реверансе, когда Утер развернулся на каблуках и направился по коридору, жестом призывая стражников следовать за ним. Слыша, как в ушах еще отзывается бешеными гулкими ударами встревоженное сердце, девушка поднялась и замерла на месте, пока хода ступающих по выложенному мрамору сапог Утера и звон побрякивающих рыцарских доспехов не умолкли за очередным поворотом. От вежливой улыбки на лице Эльмины не осталось и следа. Скривив брови, дева приложила ладонь к грудной клетке, ноющей глухими болезненными позывами где-то под сердцем - слишком много тревоги она испытала за этот нестерпимо длинный вечер. Мутная голова отзывалась тупыми ударами в висках, высушенное горло саднило из-за выпитого вина, а внутренности испуганно сжимались от мысли, что могло произойти с ней, не окажись вовремя Ланселота рядом. Приложив другую ладонь ко лбу, дева устало прикрыла веки, судорожно выдыхая - давно она не испытывала такого душевного истощения.  Знакомая теплая ладонь внезапно накрыла ее плечо, заставив Эльмину очнуться от мутной пелены перед глазами и поспешно повернуться. Пронзительный взор светлых небесных глаз беспокойно оглядел девичий лик и с нескрываемой заботой вгляделся в ее затуманенные смарагдовые глаза. Мужчина тревожно свел брови, ощущая шлейф хмельного запаха - она была пьяна. Опасливая мысль закралась в его разуме: что если Утер напоил ее каким-то зельем, дабы подавить ее волю, и успел совершить что-то мерзкое? Ланселот втянул воздух поглубже, но не ощутил запаха крови или телесной близости. Слава Всевышнему, Утер не успел прикоснуться к ней непристойным образом. Хотя дева была явно напугана: он чувствовал, как подрагивают ее плечи то ли от влажного холода, то ли от охватившего страха. И руки его сами потянулись к ее плечам, желая обхватить хрупкий девичий стан и успокоить ее встревоженное сердце. — Эльмина,- тихо окликнул деву Ланселот, заглядывая в ее рассеянные, покрасневшие от усталости глаза и желая, чтобы она сказала хоть что-нибудь. И через мгновение она подалась вперед, обхватывая его шею тонкими руками, и, рвано выдохнув, уткнулась носом в ворот его кожаной куртки, что еще была пропитана запахом лесной хвои и сырой земли. Ланселот, не медля ни мгновения, обнял деву в ответ, мягко прижимая ее стан рукой и зарываясь пальцами другой ладони в мягкие волосы. Она все еще дрожала, но стискивала его в мягких девичьих объятиях так крепко, что Ланселот не мог не прижимать ее столь же трепетно, ощущая, как где-то под ребрами разливается благостное тепло, принося его встревоженной душе мир и покой. Хватаясь за мужчину, словно за спасительную лучинку, Эльмина прижалась к нему, глубже вдыхая такой близкий ей запах дымящей хвойной смолы. Поддавшись нежным успокаивающим поглаживаниям его пальцев на затылке, она благостно закрыла глаза, прислушиваясь к его размеренному глубокому дыханию, и старалась дышать в такт, дабы унять охватившую сердце тревогу. — Господи, как же я испугалась,- глубоко выдыхая, тихо прошептала она в его одежду, но Ланселот услышал, обнимая ее крепче в ответ. — Успокойся,- тихо молвил он, касаясь носом ее виска, и, прикрыв веки, медленно вдохнул пьянящий аромат пионов.- Ты в безопасности. Его тихий бархатный голос раздавался у самого уха, вызывая в теле ласковую дрожь и рассеивая все бушующие в душе страхи. Эльмина блаженно улыбнулась, чувствуя, как пронизывающий холод, леденящий ее кожу опасливыми речами и взором Утера, быстро тает под мягким натиском нежного окутывающего тепла, что излучали его ладони. Словно солнце, они согревали ее тело, наполняли чарующей живительной силой внутреннее пламя, давали столь глубинное всеобъемлющее чувство благости, что на миг она будто очутилась в родных краях Поморья, согретых горячими лучами ее солнечной матери. Да, она под защитой. Под его защитой.  Словно сквозь толщу воды, до их ушей донеслись далекий топот чужих шагов и неразборчивое многоголосое бормотание, что заставило молодых людей нехотя отпустить друг друга. Ланселот бросил взор на коридор, за каким исчез Утер, и ощутил приближающийся людской запах - видно, прислуга торопилась прибраться в столовом зале после королевского ужина. — Пойдем скорей отсюда,- прошептала Эльмина, возвращая взгляд мужчины, трепетно взяв его за руку. Ланселот согласно кивнул, мягко сжав ее маленькую ладонь в своей.

***

Они пребывали в молчании, пока направлялись в покои, и хоть Ланселот имел множество вопросов, он не решался задать их, пока они брели коридорами дворца: каждый камень здесь имел свои глаза и уши, а потому подобного рода беседы следовало лучше вести в укромном месте. Тихо отворив дверь, стараясь не издавать громкого скрипа, Ланселот пропустил деву в комнату и запер ее на засов - так надежнее. Ощутив промерзшей кожей поток теплого древесного воздуха, Эльмина с наслаждением вдохнула, прикрыв глаза. Наконец она могла расслабить напряженные от влажного холода и жуткой тревоги мышцы, впуская сквозь поры приятный жар пламени каминного очага. Сняв повязку со лба вместе с золоченым поясом и оставив все на сундуке у кровати, ее взор упал на аккуратно сложенные мужские вещи. Эльмина бросила короткий взгляд на Ланселота, замечая на нем чистую льняную рубаху, пока мужчина снимал вычищенную до блеска походную куртку. Оставленные на столике две пустые миски с кубками, наполненными водой, вызвали у нее облегченную улыбку - слава небесам, о них хорошо позаботились, пока ее не было рядом. Сквозь приглушенный ливневый шум и треск горящей древесины слух уловил тихое сопение. Повернув голову, дева не смогла сдержать улыбки и едва слышно хихикнула - юный фэйри мирно спал, разлегшись поперек кровати и раскинув руки в разные стороны. Подойдя к нему, дева осторожно вытянула из-под него одеяло и прикрыла ноги. Глядя на безмятежно спящего мальчонка, Эльмина тихонько присела на край кровати, вдумчиво вглядываясь в юные черты детского личика, его тихое размеренное дыхание, порозовевшие от жаркого пламени щеки, и осторожно потянулась ладонью, пригладив его взлохмаченную шевелюру. Она улыбалась, чувствуя тягучее невыразимое тепло в груди, что согревало и щемило сердце. Девушка сглотнула, отгоняя от себя непрошеные слезы; небеса забрали у нее родного сына, но взамен даровали другого, не по крови, но такого же близкого и дорогого сердцу.   — Слава Богу, сегодня он заснул согретым и сытым,- прошептала Эльмина.- И ничто не потревожит его мирный сон. Чуть повернув голову назад и взглянув на стоящего позади Ланселота, она проследила едва заметную улыбку на его губах и добрый заботливый взор, устремленный на спящего Персиваля; дева знала, он привязан сердцем и душой к юному фэйри не меньше ее самой. Тихонько поднявшись с постели, Эльмина присела в кресло и, удобно усевшись, откинула спину, облегченно прикрыв глаза - наконец она могла спокойно выдохнуть после ужасно напряженного тяжкого дня. Голова еще гудела и отзывалась тупыми позывами в висках после выпитого вина, а покрасневшие глаза ныли от усталости. Неприятно нахмурившись, она потянулась пальцами к вискам, слегка разминая их подушечками - раньше, когда такие боли настигали ее, или же верители приходили в ее травницу с подобными жалобами, она всегда пользовалась мятным маслом. Достаточно было мазнуть несколько капель по лбу, вискам и задней части шеи, дабы убаюкивающее действо этого восхитительного средства сняло всякое напряжение и головную боль. Жаль, что теперь под рукой не было ничего, что могло бы помочь. — Ты уверена, что в твоем кубке было лишь вино?- обеспокоенно спросил Ланселот, присаживаясь в кресле подле нее, подав ей теплой воды. — Да,- кивнула она, с благодарностью принимая кубок,- я бы почувствовала неладное с первого же глотка. Просто я слишком давно не пила ничего хмельного,- издала она слабый смешок, поднесла к губам медную чашу и с наслаждением сделала несколько больших глотков, чувствуя, как саднящее горло и разгоряченные внутренности жадно впитывают чистую воду. Ланселот коротко кивнул - дева имела такое же острое фэйрийское чутье и подобно ему могла уловить отраву в напитках или еде. Горящий каминный очаг пылко зашипел, сверкнув ярким всплеском, изжигая влажную древесину. Ланселот перевел свой взор на разгоряченный жгучий огонь, рассеянно вглядываясь в полыхающие языки; как с первых мгновений его рождения не угасало в его жилах истинное пламя, так имел он способность ощущать и различать запахи существ. Отец Карден говорил, что умение это есть порождение бесовской силы, ведь не оскверненная дьявольским касанием людская душа не имела подобных способностей. И в тот же час пастырь уверял воспитанника, что в его силах обратить врожденное проклятие против его темного создателя и направить во благо Всевышнего - использовать для разыскивания и умерщвления подобных ему демонов. Впрочем Карден не страшился пользоваться этой самой бесовской силой, поручив Ланселоту проверять его обеды на наличие всяких сторонних снадобий, а особенно сосуды с вином, что несколько раз приходили из Рима в качестве поощрения от Его Святейшества. Мужчина перевел глаза на деву, что расслабленно обмякла в удобном кресле и, прикрыв веки, с блаженной улыбкой потянулась всем телом, унимая ноющую боль уставших мышц. Согретая окутывающим теплом жаркого пламени, ее белесая кожа теперь алела мягким румянцем. Тень длинных ресниц падала на ее порозовевшие щечки, где едва заметно мерцали малиновой пыльцой ватреновы метки. Завороженно вглядываясь в чарующие девичьи черты, Ланселот ощущал, как борются в груди приятное трепетное чувство, согревающее душу, и омрачающая тяжесть, вызванная навязанными гнетущими раздумьями. Познала ли она в прошлом подобное, как и он, отношение? Стала ли она рабой собственного покойного супруга, в чьих руках была власть над клочком земли и тамошним народом? У подобных господ всегда имеется столь же много золота и силы, сколь и врагов, желающих его смерти; чего только стоит вспомнить его мерзкого брата Владислава. Мог ли ее возлюбленный князь лишь пользоваться ее умениями, как Карден использовал его, скрывая корыстные намерения лживыми любовными речами? Ланселот повел плечами, изгоняя из разума пустые мысли - их былое кануло в лета, и нечего задаваться вопросами, если ответы на них навсегда ушли в небытие вместе усопшими душами. К тому же, последствия беседы Эльмины с Утером тревожили мужчину куда сильнее - один живой заносчивый король представлял большую угрозу, нежели сотня отошедших в мир иной людских душ. — Я слышал, король согласился помочь нам,- отозвался Ланселот, привлекая внимание девушки. — Да,- кивнула она, приподнявшись в кресле, дабы согнать окутывающую сонную пелену перед глазами.- Он пообещал, что обмолвится словом с нужными людьми, дабы устроить для нас места на корабле. — И что он потребовал взамен на свои услуги? — Хотел знать больше про Меч,- вздохнула Эльмина, переведя взор на горящее пламя.- Ему, видно, подумалось, что перед двором я могла скрыть что-то. Утер был уверен, что я, как воспитанница Мерлина, была вхожей в узкий круг его доверия, и, стало быть, должна знать все его секреты. Но знала я Мерлина столь же плохо, как и все, кто когда-либо водил с ним дружбу. Он мало говорил о прошлом: зачастую то были лишь увеселительные истории, в каких высмеивалась глупость знатных господ и возносились его собственный ум и отсутствие всяких приличий,- усмехнулась Эльмина.- Но я так и не узнала, откуда он был родом, кем была его семья и имел ли он когда-то собственную. Я ведь только после его смерти узнала, что у него была родная дочь.  — Но Утер, видно, имел свои предположения. — Он готов был дать руку на отсечение, что Мерлин выбрал меня наследницей его волшебных сил и всех реликвий, какими он владел,- фыркнула девушка, устало потерев глаза. — Думаю, что уверенность эта исходила скорее от сира Берика, нежели от короля,- молвил Ланселот, чем вызвал пытливый взгляд девы.- Он то и дело шептал королю в ухо свои советы,- пожал он плечами, на что дева согласно кивнула. — После того, как Утер все же поверил в гибель Мерлина, он посчитал, что волшебник должен был перед смертью передать Меч другому - тому, кто по его взглядам был достоин владеть им. И раз я была последней, кто говорил с ним на смертном одре, то по его уверениям Мерлин должен был передать оружие именно мне. — И поэтому дал понять, что без полезных для него сведений он не станет помогать нам. Эльмина согласно кивнула, решив нарочно умолчать о тех низких методах, какими так часто пользовался Утер, дабы достичь желаемого. Едва ли теперь его угрозы выдать Ланселота в лапы церковников имели серьезную подоплеку. Хоть хитрости и изворотливости у действующего бриттского короля имелось с лихвой, при дворе он славился своим взбалмошным самолюбивым нравом - возвышенное до небес честолюбие не позволит Утеру пойти на уступки Папе Римскому, когда тот открыто пытался убить его руками Кардена. Он скорее нарочно упомянет в письме к Его Святейшеству о пребывании Плачущего Монаха в своем замке с целью досадить понтифику, нежели преподнесет тому голову Ланселота. — Я повторила то, что мне неведомо, где Мерлин сокрыл Меч,- обняла себя руками дева.- Но Утер хотел сведений, поэтому я сказала, что перед смертью Мерлин успел отдать клинок Моргане, чтобы та унесла меч в мир иной, где бы ни одна душа не смогла бы им овладеть. — И он поверил твоим словам? — Сперва он был в ярости, когда осознал, что Меч теперь недосягаем для его рук, но, слава Всевышнему, хвалебные речи быстро залечили его пострадавшее самолюбие,- усмехнулась она. — И что тогда он пожелал взамен на свою помощь?- нервно сглотнул Ланселот. — Ничего,- пожала плечами дева, откинув голову на спинку кресла и прикрыв веки.- Его обрадовала мысль, что враги также никогда не завладеют Мечом, поэтому в знак благодарности за честную беседу он пообещал помочь. Опустив взор под ноги, Ланселот беспокойно свел брови, ощущая, как все внутренности сжимаются в тугой тревожный ком. Мужчина, как никто другой, знал: всякая знать и тем паче особы королевского рода не оказывают услуги за столь малую, почти ничтожную, цену. Из напыщенно устроенного ужина Утер не дознался от девы того, что могло бы стоить его интереса, а короли, как известно, имеют необъятно большие аппетиты. Утер жаждал Зуб Дьявола всем существом и готов был заполучить могущественную игрушку любым способом - будь то разлад хрупких отношений с церковью, или же смерти тысяч невинных душ. Этого мерзкого королька не остановила бы ни одна божья заповедь, ни одна небесная кара; Ланселот не поразился бы, узнав, что Утер прибегал черной ворожбе или кровавому договору с самим дьяволом, дабы овладеть Мечом Власти. А теперь тому сообщили, что желанная вещь, о какой он грезил днями и ночами, никогда не станет его собственностью, что драгоценная игрушка навеки утрачена для его рук. С чего бы ему помогать им, когда они не только не принесли пользы, так еще и в один вечер разрушили грезы стать завоевателем могуществее Константина? Должно быть, его разрывает на части ярость от осознания, что тщетны были все его попытки отыскать Меч и спастись от самого сокрушительного провала, что близится с надвигающейся войной с саксонскими викингами. Он зол на всех: на собственных советников, дававших ему бесполезные наставления, на Кардена, чья глупость позволила получить и тут же утратить Меч, на Нимуэ, прибывшую в лагерь без клинка, хотя того требовал уговор, на Мерлина, сумевшего обвести его вокруг пальца и унести оружие из-под его носа. Если это так, Утер теперь воспылал жаждой мести, требуя немедленной жестокой смерти повинных в его позоре, и ярость его несомненно сокрушится, даже если настоящие виновники уже покоятся в земле. И чаще всего разъяренные собственным провалом властители обрушивают свой гнев именно на тех, кто принес плохие вести. Но даже если Утер не имел на уме казнить их, зачем ему помогать им безо всякой собственной корысти? Или же глубоко оскорбленное королевское самолюбие жаждало возмещения ущерба и возжелало другой награды - той, что имела непристойную подоплеку? Что могло бы произойти с Эльминой, коль он не последовал бы за ней и не ожидал ее возвращения около столового зала? Принял бы Утер отказ с должным уважением или приказал бы собственной страже затащить ее силой в свою постель? И оставил ли он теперь эти низкие желания? Ведь иначе даже собственная свадьба не станет для Утера преградой, дабы вынудить Эльмину страхом и угрозами согласиться на порочащую ее близость. Одна лишь мысль эта пробуждала в теле Ланселота отчаянный поток яростного жгучего пламени, что за одно лишь мгновение разгорелся в его внутренностях, растекаясь жидкой огненной лавой в крови и обжигая гневными порывами легкие, словно весь воздух обращался в расплавленную сталь. Досадно пожимая челюстями, Ланселот крепко стиснул ладони, ощущая уже знакомое щекотное покалывание. Мужчина досадно скрипнул зубами, глубоко вздохнув - нужно скорее успокоиться. Обеспокоившись слишком долгим молчанием своего собеседника, Эльмина повернула голову и, взглянув на мужчину, изумленно приподнялась в кресле, растеряв всякое желание вздремнуть: находясь в глубоких раздумьях, Ланселот неподвижно сидел, опустив взор, до побелевших костяшек сжимая ладони, что еще мгновением ранее расслабленно лежали на коленях. Желваки на острых скулах тревожно перекатывались, а багровые доселе плачущие отметины сияли ярким изумрудным бликом - совсем как в тот день, когда он одолел Моргану, прогнав ее одним лишь взмахом Меча Власти. Но теперь магического оружия не было в его руках. Эльмина знала, что Ланселот пока не мог вызывать огненные силы Пепельных по желанию - значит, какие-то тревожные мысли будоражили его нутро столь сильно, что пробуждали его внутреннее пламя. — Эй,- тихо молвила Эльмина, дабы не разбудить Персиваля, и потянулась ладонями к его рукам, обхватывая крепко стиснутые кулаки. Ласковое теплое прикосновение вырвало Ланселота из собственных дум. Переведя взор и взглянув на встревоженный лик Эльмины, вся клокочущая в груди ярость за миг стихла, словно кто-то волшебным образом щелкнул пальцами. Глубоко набрав воздуха и прикрыв веки, он медленно выдохнул, ощущая, как покалывающий жар на щеках и ладонях постепенно унялся. Опустив глаза на девичьи ладони, что мягко накрыли его руки, Ланселот ослабил твердую хватку и, разжав их, осторожно обхватил пальцами ее запястья, нежно касаясь бархатной кожи. Охвативший его яростный гнев сменился гнетущим сожалением и опасением вновь взглянуть на деву: он боялся увидеть, как страх отражается на ее прекрасном лице. Честно признаться, он и сам порой страшился этих внезапных внутренних порывов - с тех пор, как пробудилось в нем пламя Пепельных, он все чаще давал волю чувствам. Донедавна Ланселот и подумать не мог о подобном: всякие чувства, кроме благоговения и страха перед Господом, жестоко пресекались прежде, чем они успевали пробудиться в его сердце. Страхом и плетью Карден научил его хладнокровному смирению, дабы безупречный воин Паладинов убивал без всякого сожаления. И потому сейчас, обучаясь свободно испытывать простые людские чувства, Ланселот боялся напугать Эльмину или Персиваля внутренними порывами, с какими еще не мог вовремя совладать.  — Прости,- прошептал Ланселот, продолжая глядеть на их соединенные руки. — За что?- вскинула брови Эльмина, наклонив голову и пытаясь взглянуть в его опущенные глаза.- Тебе не за что извиняться. — Мои метки,- хрипло отозвался он.- Я пока не умею полностью это контролировать. — И в этом нет ничего плохого,- уверенно молвила дева.- В тебе таится большая сила. Нужно время, чтобы научиться с нею совладать. Тебе не нужно бояться или стыдиться своего дара, это часть тебя, твоей души. — И все же они встревожили тебя,- поджав губы, ответил Ланселот. Обеспокоенно сведя брови, Эльмина разглядывала его напряженный лик, отвернутый от рассеянного пламенного света и скрытый правой половиной в тени, и уже набрала в легкие воздуха, дабы что-то молвить, но внезапно замерла, позволив себе на мгновение вдумчиво рассмотреть мужские черты завороженным взглядом. Выбившиеся из тугой прически мелкие кудри обрамляли линии его лица, плавно смягчая их острую резкость, и чарующе переливались мягким золотистым блеском, как тогда, в свете солнечных лучей, когда она исцеляла его в лесу от ран, полученных после схватки со Стражами Троицы. Широкая точеная челюсть напряженно сжималась, отчего его очерченные скулы плавно перекатывались на светлых впалых щеках, где едва заметно искрились тающим изумрудным мерцанием его Пепельные отметины. Ощущая в груди разливающееся горячее тепло, Эльмина на миг забыла дышать, завороженная чарующим мужским обликом. Прекрасный Пепельный фэйри. Не познав лихую долю, Ланселот непременно был бы любимцем многих молодых девушек в своем и близлежащих селениях. Юные фэйрийки проходу не давали бы сильному славному воину, всякий раз замышляя хитроумные поводы для нарочно случайных встреч или непринужденной беседы, лишь бы он задержал свой взгляд и подарил очаровательную широкую улыбку. Чего греха таить, его привлекательный облик мог обворожить и саму королеву, если бы он, Ланселот, того пожелал. В той иной жизни, должно быть, они никогда бы не встретились, но Эльмина была уверена: в любой из них она была бы из тех несчастных девушек, что с первого взгляда очаровались им. Миг приятного видения чуть омрачился, когда взор девы упал на его стыдливо опущенные к ногам глаза, чей лазоревый глубокий блеск потускнел из-за гнетущей душевной тревоги. Красиво очерченные губы напряженно сжимались, но ни одна мышца в его теле не двинулась. Его пальцы, что мгновением ранее ласково поглаживали ее руки, теперь замерли на месте - девушка сама могла ощутить напряжение в его теле. Мужчина умолк, словно в ожидании смертного приговора. В ожидании наказания. Девичье сердце испуганно вздрогнуло, болезненно сжимая все внутренности; нет, он не должен чувствовать себя виноватым. Быстро поднявшись со своего кресла, дева поспешно приблизилась к нему и, не отрывая от него своих ладоней, уселась перед ним на полу, ласково накрывая ладонью его щетинистую щеку. Внезапный жест Эльмины вывел Ланселота из напряженного плена, побуждая взглянуть на деву с изумлением и трепетом, что за миг овладели его душой, прогоняя хмурые мысли. Дева увидела, как в его ясных небесных глазах мелькнула робкая искорка надежды, и тотчас же улыбнулась, всем сердцем желая прогнать из его разума все боязни. Ее пальцы ласково поглаживали чуть колючую щеку, ощущая, как постепенно рассеивается его напряжение, и трепетно коснулись багровых плачущих отметин, нарочно задерживаясь на них подольше и уделяя больше ласки. — Не стыдись самого себя, Ланселот,- прошептала Эльмина.- Тебе не нужно бояться собственного рода, ведь этим даром наделил тебя Господь. Также, как и незачем извиняться передо мной. Меня не тревожат твои метки и не пугает твое пламя. Куда больше меня волнует то, что тревожит твою душу. Глаза Ланселота на миг опустились, но дева чувствовала, что ее слова помогли: тело его заметно ослабило тревожное напряжение, мышцы чуть расслабились, а пальцы вновь трепетно поглаживали ее руку. Несколько мгновений мужчина молчал, собираясь с мыслями, и Эльмина не торопила, не желая принуждать его говорить, но продолжала мягко ласкать его лицо, стараясь унять его душевную тревогу. — Этот дворец лишен праведности,- тихо заговорил Ланселот, тяжело выдохнув.- Каждый здесь подобен дьяволу-искусителю. И я,- щеки его загорелись смущенным румянцем, а голос предательски дрогнул от охваченного волнения,- и я опасаюсь, как бы никто из них не... опорочил твою честь, или вынудил тебя пойти на это, угрожая тому, что тебе дорого. Эльмина видела, как мужчина нервно сглотнул, поджав губы. Она понимала, как трудно было ему вымолвить эти слова вслух, обнажить перед чужим взором свои тревоги, показать свои чувства другому. Его не учили говорить об этом - отцу Кардену было совершенно безразлично состояние своего приемного сына, важность состояла лишь в том, насколько крепко он держит в руках меч и с каким рвением подвергает себя телесным истязаниям. Но более всего девичье сердце тронуло осознание, что тревоги мужчины были о ней, о ее безопасности в этом дворце, о ее чести. Окутывающее все ее тело, мягкое, ласковое тепло пуще прежнего разлилось под кожей и столь сладостно стискивало ребра, что глаза болезненно защипали; Эльмина быстро заморгала, прогоняя подступившие слезы. Девичьи пальцы коснулись его подбородка, мягко подтягивая вверх, и Ланселот уступил в негласной просьбе, поднимая взгляд. Ее светлый лик сиял проникновенной добротой, мягко сомкнутые маленькие губы изогнуты в светлой легкой улыбке, какую он так любил наблюдать, но более всего его поразили глаза. Ее прекрасные смарагдовые глаза, что в огненном свете мерцали крохотными янтарными каплями, чарующе блестели, одаривая его неподдельным пленительным светом, в каком он всегда находил покой. Они горели искристыми огоньками, без страха обнажая все ее чувства. Благодарность. Нежность. Очарование. Восхищение. Ланселот смотрел, затаив дыхание, и не верил тому, что видит. Ему казалось, только он смотрел на нее, словно несчастно завороженный прекрасной неземной девой, какую никогда не сможет назвать своей. Он старался запомнить каждый миг, проведенный с ней, каждый раз, когда она позволяла ему обнимать ее, касаться ее рук, гладить ее мягкие волосы и взахлеб вдыхать ее чарующий запах, наполняя до отказа легкие. Он помнил каждый поцелуй, который посмел украсть с ее губ, и всякий раз его сердце вздрагивало от опасения, что это мгновение станет последним, и рвущей на куски надежды, что она позволит ему остаться.  Но Ланселот не осмеливался вымолвить вслух об этом желании. Разве у него было право говорить об этом, когда не был достоин даже того, что ему уже позволено? Он должен быть благодарен небесам за то, что познал такое благо, когда судьба его грешной души уже предрешена. Но еще ни одной земной душе не удалось заглушить голос сердца, а он неустанно отзывался в его душе терзающей надеждой. Вдруг небеса смилостивятся над ним? Вдруг она не хочет с ним расставаться? Вдруг она чувствует то же самое? И сейчас, всматриваясь в ее сияющие очаровательным трепетом глаза, Ланселот чувствовал, как взволнованно замирает его сердце в глубокой сокровенной надежде, а поток несказанных слов, что так долго заглушались угнетенными сомнениями, рвется наружу, обнажая давно терзающие чувства. — Всю жизнь я искал Божьей милости,- шептал он, опустив взор к ее маленьким ладоням, которые он держал в своих руках, поглаживая мягкую кожу мозолистыми пальцами.- Денно и нощно я молился об этом перед распятием, вглядывался в него, надеялся, что небеса однажды простят мой первородный грех и вознаградят мою душу спасением. Отец Карден говорил, что путь очищения тернист и тяжел, что проклятая дьявольским касанием душа должна пройти через все существующие на свете страдания, дабы обрести Божье прощение. И я шел этим путем, надеясь, что его слова и наставления направят меня ко свету. Я старался изо всех сил: я молился, страдал, совершал покаяния, причащался, убивал и страдал снова. Отец Карден верил, что этот поход очистит меня, что я обрету прощение, если буду делать то, что нужно, во имя Господа. И я делал и каждый раз терзал себя за сомнения, которые не мог изгнать из разума никакими покаяниями. Я нес смерть, уверяя себя, что спасаю падшие души, но никогда не ощущал Его милости. Я стремился ко свету, молился, просил благословения, но вокруг была лишь тьма, словно с каждым моим действием Бог отворачивался от меня все больше,- поджал он дрожащие губы, судорожно выдохнув.- И когда адское пламя почти поглотило мою душу, когда казалось, мне уже не обрести спасения, появилась ты,- прошептал Ланселот, с трепетом взглянув на деву.- И Бог ответил мне. И я познал свет после долгих скитаний во тьме. Ты принесла этот свет в мою жизнь, принесла покой, которого моя душа никогда не знала, принесла надежду, о какой раньше я не осмеливался и думать. Показала, что и к таким, как мы, Господь может испытывать любовь и милость. Я последовал за тобой и обрел благо, обрел Бога в своем сердце и надежду на прощение. Взволнованно затаив дыхание, Эльмина замерла, слыша, каким безумным трепетом занялось ее сердце, до сладостной дрожи отзываясь чувственными ударами о ребра и рассеиваясь теплыми потоками по телу. Не смея вымолвить и слова, с трепетом затаив дыхание, она внимала речам Ланселота, что с отчаянной пылкостью лились из его уст, словно глубокая исповедь, в какой так долго нуждалась его измученная душа. — Я спас свою душу благодаря тебе, узнал об истинной людской доброте, заботе,  любви к ближнему, о какой так много говорил Спаситель. И все это я узрел в тебе. Раскрыв ее руки, Ланселот трепетно коснулся губами внутренних сторон ее ладоней, задерживаясь на несколько мгновений, словно склонившийся перед образом святого молящийся; Эльмина едва могла сдержать волнующие слезы, чувствуя, как грудная клетка болезненно сжимается в ласковых объятиях переполняющей ее благодарной нежности, вызывая щемящее чувство на сердце. — Я буду верен тебе до последнего вздоха,- обхватил ее руки Ланселот, без страха глядя в ее блестящие от подступившей влажной пелены глаза,- и до конца своих дней буду оберегать тебя от любого зла, что может посягнуть на твою жизнь и честь. Я буду рядом, пока ты желаешь этого, и уйду, если попросишь. Но даже бесовское адское пламя не сможет заставить меня отказаться от тебя. — Я бы ни за что не стала просить тебя оставить меня,- дрожаще прошептала Эльмина, мягко обхватывая его лицо ладонями.- Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Всегда. Водночас прильнув друг ко другу, молодые люди позволили себе на миг забыть обо всех мирских тревогах, гложущих их разумы, и выпустить наружу чувства, горящие в их сердцах свободно дышащим, жарким пламенем. Обхватив девичье лицо широкими ладонями, Ланселот притянул деву ближе, прижимаясь к ее губам со всей безудержной пылкостью, что долгими днями томилась в груди, не имея выхода под гнетом терзающих сомнений ума. Зарывшись в ее мягкие распущенные волосы, пахнущие травами и пьянящими цветами, мужчина рвано выдохнул, обхватывая устами ее нижнюю губу и мягко вбирая в рот; как же долго он мучил самого себя тяжкими раздумьями о чувствах своих и ее, боролся с едкими речами покойного пастыря, что мрачным призраком преследовал его душу и даже после смерти отравлял те мгновения счастья, что смог испытать рядом с Эльминой. Каждая ночь была пыткой: сражавшиеся меж собою мысли рвали сердце на куски и, словно семихвостая плеть, наносили глубокие кровавые раны. Казалось, телесные истязания вызывали куда меньше боли. И все от того, что не давала покоя отчаянно живущая в душе искра надежды. Надежда на то, что его пылкие чувства будут приняты и восполнены со столь же глубокой жаждой. Надежда на то, что в сердце Эльмины горит тот же огонь. Надежда на то, что он больше никогда не ощутит ту зловещую пустоту одиночества. Надежда на то, что ему никогда не придется с ней прощаться. И Боже, каким же сладостным был миг совершенного блаженства, когда Ланселот осознал, что все его сомнения обратились в прах, как и гнетущая чернь в его душе, посеянная гнилыми проповедями отца Кардена много лет назад. А ведь он мог избавиться от душевных истязаний и обрести счастье намного раньше - стоило только набраться смелости и спросить.  Охваченный безудержным ликующим чувством, Ланселот смело нырнул языком в ее рот и, коснувшись кончиком ее нижней губы, полной от жаркого поцелуя, медленно провел по ней языком, с наслаждением ощущая ее горячую сладость. Эльмина с трепетом вздрогнула, едва сдержав в горле блаженный стон, растворяясь жидким пламенем в пьянящем жаре пылких касаний его губ. Казалось, она охмелела вновь, окутанная страстной негой, что поглотила с головой ее тело, разум и душу, распаляла до жгучего исступления внутренний огонь, отзывалась в каждой поре яростной жаждой, растекаясь сладостными волнами и остро отзываясь внизу живота. Дрожащий язык рьяно потянулся навстречу, касаясь его рта, лаская его мягкие губы, обвивая его влажный язык так рьяно, так горячо и восхитительно, что дева едва ли могла сдерживать судорожные вздохи, чувствуя окатывающие острые вспышки блаженства меж бедер. Сильное желание вспыхнуло в груди, требуя быть еще ближе, и Эльмина, оперевшись ладонями о его колени, рванула вверх, поднимаясь на ноги и обхватывая его лицо ладонями, дабы не разорвать пьянящий поцелуй. Крепко стиснув руками ее хрупкий стан, Ланселот притянул ее к себе, всем телом стремясь вверх к ее губам. Подрагивающие девичьи пальцы нашли бечевку, что стягивала волосы Ланселота, сняли ее одним движением и отбросили куда-то в сторону. Густые светлые локоны рассыпались по плечам, блестя в свете пламени золотистым отливом, словно пшеничные колосья. Запустив пальцы в мягкую шевелюру, еще влажную после недавно принятой бани, Эльмина мягко коснулась кончиками его затылка, нежно царапая кожу, и довольно усмехнулась, чувствуя, как Ланселот рвано выдыхает в ее губы. Будоражащий поток стремительными волнами проходит от загривка по спине, и Ланселот, с блаженным вздохом отрываясь от ее губ, прикрыл веки, наслаждаясь до щемящей сердечной боли приятными прикосновениями. В последний раз он ощущал ее касания у своей головы, когда она исцеляла шрам от креста и монашьей тонзуры на затылке. Но, быть может, теперь ему посчастливится почаще наслаждаться ее ласковыми касаниями.  Дева радостно улыбнулась, разглядывая его расслабленный лик, и млела от окутывающего ее благостного тепла, ощущая нежные касания его пальцев на ее спине. Девичье сердце восторженно трепетало от пылких чувств, губы горели, полные после пылкого поцелуя, а душа радостно ликовала от переполняющего блаженства. Продолжая поглаживать его волосы, Эльмина наклонилась к его лицу и бережно коснулась губами его теплых багровых отметин. Ланселот затаил дыхание, с жадным трепетом вбирая каждый поцелуй, что дева оставляла на его щеках и веках. Нежные губы едва касались его кожи, но он как никогда остро ощущал их мягкое тепло, невесомое, легкое, словно перышко, но оставляющее после себя горящие следы - казалось, его метки вновь сияли, пробужденные пламенем. Ланселот с замиранием сердца ловил каждое сладостное мгновение, что дева дарила ему своими касаниями и чувствами - он и думать не мог, что когда-нибудь ощутит себя столь блаженно. Разве возможно очутиться в раю, пребывая на грешной земле? Его губы сами потянулись к ней, жаждая еще одного поцелуя, дабы полностью убедить сомневающийся ум, что ему и впрямь это позволено. Целовать ее. Обнимать ее стан. Касаться ее волос. Быть с ней. Принадлежать друг другу душой и телом до последнего мгновения их жизни. И сердце Ланселота ликующе затрепетало, когда Эльмина без доли раздумий вновь прильнула к его теплым губам, запечатывая долгим ласковым поцелуем его уверения и без остатка развеивая все тревожащие мысли. Быть может, Господь уже простил его душу, даровав ему рай на земле, заключенный в ее объятиях.