
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Романтика
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Приключения
Фэнтези
Счастливый финал
Развитие отношений
Незащищенный секс
Стимуляция руками
От врагов к возлюбленным
Магия
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
ОЖП
Метки
Нежный секс
Средневековье
Выживание
Исторические эпохи
Психологические травмы
Плен
Телесные наказания
Упоминания смертей
Исцеление
Великобритания
Псевдоисторический сеттинг
Горе / Утрата
Вымышленная география
Раскрытие личностей
Травники / Травницы
Религиозные темы и мотивы
Погони / Преследования
Чувство вины
Обещания / Клятвы
Новая жизнь
Целители
От антигероя к герою
Скандинавия
XII век
Религиозные войны
Описание
Человек, кто лишился в жизни всего, что доставало ему благодать и безграничное счастье, всех, кто составлял незаменимые части смысла его существования, но имел несчастье остаться последним своего рода, желает лишь спокойно дожить свой одинокий век вдали от земной жизни и ее происшествий.
Однако, возможно, потеря всего есть начало чего-то более важного?
Примечания
Так как произведение все еще находится на стадии написания, возможны некоторые поправки и изменения некоторых эпизодов в предыдущих главах, о которых я обязательно буду сообщать.
Надеюсь, прочтение доставит вам эстетического удовольствия и глубокого погружения в прекрасные и в то же время ужасные годы Средневековья.
"Ab cinis in flamma" с латинского переводится как "Из пепла в пламя".
Lux in tenebris
26 августа 2021, 06:17
Эльмине казалось, она уже испытывала ранее подобный ледяной всплеск, а именно несколько дней назад, когда она только попала в лагерь Паладинов. Сознание ее окончательно вернулось в прежнюю реальность - она все еще закованная в стальные кандалы, пропахнувшая кровью и потом, насквозь мокрая и дрожащая от холода. Ей изо всех сил не хотелось открывать глаза, но возможность, что на нее обрушат новый поток воды, не прельщала, поэтому она с трудом смогла поднять веки. И тотчас же пожалеть о содеянном: виски пронзила острая невыносимая боль, разносящая мучительные судороги по всему телу. Глаза слепил режущий и ставший уже ненавистный ей алый цвет, а окружающие ее звуки доносились словно сквозь толщу воды.
— Пей,- увидела она перед носом уже знакомую кружку, которую держала рука в темных одеяниях.
Не в силах противостоять Монаху и отказаться пить эту дрянь, Эльмина молча приоткрыла рот, делая несколько глотков жидкости, но внезапно ощутила на языке иной привкус, не имеющий противной горечи полыни. Распробовав тщательнее, она с радостью осознала, что пьет чистую теплую воду, нагретую солнечными лучами, и стала с воодушевлением глотать жидкость, ощущая долгожданное оживление. Выпив все до последней капли, Эльмине показалось, что ныне даже видеть лучше стала, все вокруг казалось слишком отчетливым и красочным. Однако долго восхищаться вернувшемуся разуму у нее не вышло, дева тотчас же напряглась: отчего вдруг ей внезапно позволили утолить жажду и прийти в себя? Подняв свой пристальный взор на Плачущего Монаха, она встретилась с его привычными хладнокровными глазами, какие не выражали ни толики эмоций. Слишком яркое алое пятно сбоку привлекло ее внимание, и Эльмина перевела взгляд, уставившись в необъяснимо радостное лицо Кардена.
— Надеюсь, вам стало лучше, миледи?- благосклонно произнес он, что ещё больше насторожило Эльмину.
Карден был последним, кого бы девушка назвала милосердным и великодушным.
Старик коротко махнул рукой, и Монах без единого слова отошел от девы, оставив опустошенную кружку, и, развернувшись к ним боком, остановился у входа, дабы предотвратить внезапные визиты воинов Троицы и аббата Уиклоу, или защитить отца Кардена, если пленница вздумает что-либо вытворить.
— Признаюсь откровенно, я был изумлен, когда случайно мы обнаружили при вас святую вещь, что висит на вашей шее,- кивнул пастырь на крестик, заставив Эльмину на мгновение опустить взгляд на распятие.- Позвольте поинтересоваться, где вы были крещены?
— В церкви Святой Елизаветы,- спокойно отозвалась она,- что находится в Сербском Поморье.
— И какое имя было дано вам при истинном рождении?
— Елена,- тихо молвила она, однако оба мужчины хорошо услышали ее ответ.
— Значит, душа ваша прошла святой путь очищения и познала истинный свет Божий,- произнес Карден.
— Это так, отче,- согласно кивнула она головой.- Я действительно познала истину.
— Стало быть, ваш недавний отказ возможно ныне воспринимать как согласие присоединиться в наши ряды и праведно служить Господу?
— Отнюдь, отче,- ответила она, чем сразу же стерла с лица Кардена довольную ухмылку, сменяя сладость его победы на горечь очередного провала.- Я все ещё убеждена в том, что душа моя не желает становится убийцей, и сам Господь не хотел бы этого.
— Душа ваша с самого своего появления на этот свет является мерзостью в Божьих глазах,- гневно прошипел Карден, сжимая ладони в кулаки.- Вы есть порождение тьмы, плод самого дьявола, что жаждет осквернить святую землю вашим существованием,- он глубоко вздохнул воздуха в легкие и медленно выдохнул, пытаясь усмирить в груди ярость.- Я полагал, вы обрели истинную веру, дабы искупить свои грехи и искоренить из сердца своего демона, что тянет душу во мрак.
— Вы правы, отче, на душе моей лежит множество грехов, однако их искупление не совершается убийством других невинных душ, скорее даже напротив.
— Искупление всегда сопровождается страданиями, какие когда-то испытал Иисус Христос перед своей смертью, очистив всю землю от всеобъемлющего греха.
— Неужели вы действительно столь уверены в том, что Господь наслаждается страданиями своих детей?- ее голос был тихим, однако в голове Плачущего слова девы прозвучали тревожным гулким набатом, разнося дрожь по телу и заставляя все его внутренности скрутиться в тугой болезненный узел. Лишь нахмуренные брови могли выдать его неприятную тревогу, что он испытывал сейчас. Возможно, оттого что он сам не раз задавал себе подобный вопрос, но никогда не решался произнести его вслух, зная, чем ему это может грозить.- Разве любящий родитель наслаждается страданиями своего дитя, что пришло к нему с мольбами о прощении его проступков? Нет, ему не надобны ни низкие поклоны в ноги, ни истязания во имя искупления. Ему достаточно лишь искреннего слова прощения и праведных намерений исправить свои ошибки.
— Возможно, я бы мог согласиться с вами, миледи,- сцепил руки в замок за своей спиной Карден.- Однако вы не есть Божье дитя, вы - отродье демонов, что Господь всем сердцем презирает.
— Знаете, отче, когда я впервые вошла в христианский храм, меня одолело необъяснимое чувство безмятежности и блага. Столь приятные чувства я ощущала лишь дома, в своем селении. Тогда мне было безумно страшно раскрыть свое происхождение, так как в моих краях язычество не поддерживалось народом. Я боялась осуждения и презрения. К счастью, эти опасения были беспочвенны - священник, который позже стал моим наставником и учителем во вхождении в святую веру, принял меня с добротой и милостью в сердце. Никогда он не нарекал меня плодом нечисти, напротив, он говорил, что восхищается мной и моим даром, что дал мне при рождении Господь, дабы нести свет в этот мир.
— В ваших речах одна лишь грязь и искушение,- презрительно сплюнул Карден, осеняя себя крестным знамением.
— Это ваши речи пропитаны ненавистью и темными умыслами. Вы жаждете заполучить меня в свои ряды, приручить меня, сломить мою волю, как вы сделали это с другими,- отозвалась она, кивнув головой в сторону Плачущего Монаха и заставляя Кардена обернуться к воину.
Жжение в груди дало воину понять, что он неосознанно задержал дыхание, оттого он глубоко вдохнул воздуха, расправляя широкие плечи. Изувеченная недавним покаянием спина предательски заныла, вскрывая не до конца затянутые раны. Его правая рука крепко сжимала рукоять своего меча - он всегда хватался за оружие, когда ощущал нависшую над ним угрозу и готовился защищаться от нападения. Однако как отразить атаку, что исходит из собственного сердца?
— Безумцы уверены в своей праведности,- устало выдохнула девушка.- Но я не стану подчиняться их приказам.
Губы Кардена превратились в тонкую, едва заметную линию, пальцы рук сжались с яростной силой, натягивая морщинистую кожу. Он все отчетливее осознавал, что подчинить себе эту несносную, острую на язык ведьму невозможно. Это выводило старика из себя. Но он все равно одержит победу в этой схватке. Благо, ныне преимущества находятся на его стороне.
— Все, что я могу - дать шанс падшей душе обрести спасение и протянуть руку, дабы направить ее ко свету,- вновь спокойным голосом произнес Карден, расжимая кулаки.- Я не в силах сделать этот выбор за нее, однако всегда даю последний шанс, чтобы он был принят в пользу истины, в пользу Господа. Поэтому у вас еще имеется время, до начала следующего дня. Если с рассветом солнца вы не измените своего решения, ваша дьявольская душа отправится обратно к своему темному создателю. А для того, чтобы выбор этот вы совершили поскорее... Сын мой,- обернулся он к Монаху,- думаю, стоит немного поправить цепи на руках нашей гостьи.
Монах взглянул на своего пастыря и увидел взор его темных глаз, чьи зрачки были слишком расширены от злости. Бесчисленное множество раз он глядел в эти глаза и пытался отыскать в них хоть толику отцовской любви и нежности, чего так жаждало детское сердце, что слишком рано лишилось семьи. Позже он прекратил свои поиски, уверяя себя в том, что внутренний демон искушает его, склоняя к сомнениям в праведности пастыря. Много лет он убеждал себя в том, что Карден любит его как родного сына, что его глаза глядят на него с милостью и лаской. И теперь он впервые за много лет узрел его истинный взор: эти наполненные гневом глаза он встретил еще тогда, в последний день, когда слышал из чужих уст свое настоящее имя. И как бы он ни старался убедить себя в обратном, взгляд отца Кардена с тех пор ни на йоту не изменился.
Монах лишь коротко кивнул, опустив взгляд вниз и приподнимая накидную ткань для того, чтобы пастырь покинул шатер. Оставаясь неизменно безмолвным, он приблизился ближе к пленнице, нарочно стараясь избегать ее взора. Глаза его остановились на тонких запястьях, что были покрыты сплошным багровым синяком под стать его отметинам на лице. Никогда прежде еще у Плачущего не возникало желания пренебречь приказом Кардена, но он тот же час оттолкнул это странное намерение, что заставило напрячь все его мышцы. Его руки потянулись к цепи, что была подвешена за крепление, и подтянули край на примерно на три звена выше. Его движения были на диво аккуратными и лишеными грубости, хотя ранее он никогда не заботился о том, как обходился с пленными фэйри. Возможно, потому что никто из них не был христианином, а ни одна их речь не отзывалась столь остро в его сердце.
Эльмина крепко поморщилась, чувствуя, как кандалы с большей силой тянут ее запястья вверх. И хотя ей все же удавалось оставаться в положении на коленях, теперь она не могла опустить тело на пятки, пришлось удерживать туловище на весу, что было для нее нелегкой задачей. Надо сказать, уже почти ни на что не было сил. Однако сквозь собственную телесную боль, что медленными спазмами проходила с кончиков волос до пят, ее обоняние ощутило едва доносящийся солоноватый запах с привкусом железа на кончике языка. Рядом была кровь, что явно не принадлежала ей - ее пахнет совсем иначе. Она чуть нахмурила брови и вдохнула снова: эта имела отдаленный аромат тлеющей древесины и ладана, какой стал деве настолько знаком, что она без сомнения узнала ее обладателя. Она подняла взгляд на лицо Монаха и вгляделась в его острые черты, что удавалось разглядеть из-за темной накидки.
— Твои раны,- тихо промолвила она, заставив воина на миг замереть.- Я чувствую, как они кровоточат. Если попадет хоть песчинка заразы, тебе грозит опасность заражения. Укрощение плоти не защищает от опасных хворей. Я бы могла излечить их, могла бы унять боль, какая исходит от них, какую я могу ощутить на себе сейчас. Если бы только мне хоть немного увидеть солнце.
— Я не нуждаюсь в излечении,- равнодушно произнес Плачущий, опуская голову и пряча лицо от девы.- Покаяние приносит телу и душе покой, оно наполняет Божьим светом и приближает нас к Господу. Тебе ли самой не знать об этом.
— Богу не надобны твои истязания,- шепот Эльмины казался Монаху столь проникновенным, что в груди хладнокровного воина предательски вздрогнуло.- Чтобы ощутить Его любовь, не надобно испытывать душевные и телесные муки. Всевышний уже любит нас, ибо мы есть Его дети, каких Он принимает всегда и каким Он всегда готов подарить спасение в Его райских садах. Господь прощает наши грехи, стоит только искренне попросить Его прощения.
Слова ее слишком остро отзывались в его разуме, болезненно разрезая внутренности и задевая неведомые слабые места, оттого Плачущий поспешил удалиться из шатра, дабы прекратить слушать ее речи, делая последнюю попытку убедить себя в том, что ее речи полны яда и искушения.
— Знай, Монах,- чуть громче произнесла она, глядя на его темную фигуру, что приостановилась у самого выхода,- когда в очередной раз тебе придется наносить увечья, испытывая телесные истязания и чувство вины, помни о том, что Бог страдает вместе с тобой, и сердце Его болит за тебя, своего сына, какого он полюбил еще с того мгновения, как только ты появился на свет.
Воин безмолвно покинул пленницу, стремительно направляясь к Голиафу. Он отчетливо замечал подозрительные взоры, что постоянно бросал на него аббат Уиклоу. Прежде слуга Папы хоть и не вызывал в нем доверия и дружелюбия, но воин испытывал к нему священное уважение, как к наставнику католической церкви и святому праведнику истинной веры. Однако с каждым божьим днем он смотрит на золотые лики воинов Троицы, пытаясь отыскать в них милость Господа, но находит лишь пугающую звенящую пустоту. Надо сказать, Плачущий видит ее во всем, что его окружает, даже во взгляде и речах отца Кардена. Слишком много противоречащих слов он слышал за последние несколько дней и слишком ощутимо ныне борются в нем две ипостаси. Что они собой являют? Свет и тьма? Праведность и искушение? Или же Плачущий Монах и Ланселот?
Сегодня он должен сопровождать пастыря и аббата Уиклоу на переговорах с королем, однако ныне мысли его и чувства были переполнены иным. Он выглядел неизменно сосредоточенным, однако впервые не внимал речам отца безропотно, покорно воспринимая его слова как неотъемлемую истину. В ушах все еще звучал приятный нежный шепот плененной фэйри и ее слова, такие лестные и наполненные надеждой, что всякий возжелает поверить им, став тянуться к ее истине ладонями, словно к лучистому ласковому солнцу. Монах прекрасно знал о том, что истинные демоны презирают день, прячась от него в глубоких расщелинах и пещерах, дожидаясь ночи. Однако она молвила, что тоскует по солнцу. Разве демоны могут тосковать по свету? Разве демон может испытывать к нему, воину, что ранил ее и пленил, больше жалости и любви, чем отец, который воспитал его с малых лет?
Все эти противоречия заставляли его разум беспокойно бурлить, словно нагретая над огнем вода в котле. Однако более остального Плачущего озадачивало и изумляло осознание того, что в крещенной фэйри он видел больше праведности, нежели в отце Кардене и аббате Уиклоу.
***
Новое усложненное положение придавало деве большего изнеможения. Колени ныли от мелких ссадин, но даже на их исцеление уже не было ни единых сил. Стало быть, завтра должен свершится ее последний час. Странно, но эта мысль не вызывала в ней никаких чувств. Пытаясь отвлечься от болезненных спазмов во всем теле, девушка раздумывала, отчего в ее сердце нет тревоги перед смертью, и вскоре пришла к нескольким выводам: либо врожденное предчувствие дает ей этим самым знак, либо же она - бесстрашная дуреха. Хотелось больше надеяться на первое. — Эльмина?- знакомый до боли детский голосок вмиг прервал девичьи раздумья и заставил резко повернуть голову. Сердце девушки мучительно пропустило несколько ударов, встретившись с юными небесными глазами. — Белка?- прошептала она.- Что ты здесь делаешь? — Нужно вытащить тебя отсюда,- подбежал к ней мальчик, доставая нож из сапога и начиная из всех сил пилить стальные цепи. — Белка, прошу тебя, уходи,- шептала она, пытаясь остановить его.- Тебе не удастся избавить меня от оков, они ничему не подвластны, даже пламени. — Но ведь должен быть способ!- не унимался мальчик, продолжая скрежетать по цепям. Он не был глупцом и прекрасно осознавал, что ему не удастся таким образом вызволить деву, но бездействие было более ненавистным.- Я слышал их разговоры, они утопят тебя завтра, на рассвете. Уголки девичьих губ на мгновение вздернулись: прежде ее уже намеревались приговорить к такому виду казни, только в тот раз ее должны были утопить в колодце. — Быть может, Зеленый рыцарь успеет ко мне на подмогу,- старалась она иными речами заставить Белку успокоиться. — Не успеет, его схватили солдаты короля,- отозвался мальчик.- Они требуют Меч Власти в обмен на него и Нимуэ. — Персиваль, прошу тебя, остановись,- охрипшим голосом произнесла чуть громче дева, и юный фэйри наконец замер, не решаясь поднять свои глаза на нее.- Взгляни на меня,- с теплотой попросила Эльмина и еле сдержала ком в горле, увидев детский взор, в котором застыли слезы.- Сейчас ты нужен своему народу как никогда. Возвращайся к ним, Персиваль, беги на подмогу к Нимуэ. — Я не брошу тебя!- несколько слезинок прокатились по его щекам, отчего деве так хотелось поспешно стереть их, но не могла. — Помнишь, какую клятву ты дал мне, когда мы были окружены Паладинами? Что ты пообещал мне? — Выжить. — Тогда исполни данную тобой клятву, как истинный рыцарь. Видишь нить на моей шее? Стяни ее с меня и надень на себя. Взгляд мальчика упал на деревянное распятие, и он на мгновение даже забыл о горечи, что терзало его сердце. — Ты… носишь такие же кресты, как и они? — Я такая же христианка, но истина совершенно другая,- улыбнулась она.- Быть может, когда-нибудь ты поймешь это, но пока надень его. Пускай он будет тебе оберегом, что сохранит от всяких невзгод и напастей. И будет небольшой памятью обо мне. Только не потеряй, ладно?- усмехнулась Эльмина, едва сдерживая слезы. — Ни за что,- с твердой уверенностью произнес мальчонок, сжимая в ладони крестик. — Рожденный на рассвете… — Чтобы уйти в сумрак,- дрожащим голосом завершил он сокровенное изречение и с детским всхлипом бросился к деве в объятия, крепко стискивая ее маленькими руками. Девушка ощущала, как сильно вздрагивают его детские плечи от горьких рыданий, и чувствовала горячие соленые слезы на своих щеках, что спадали на его одежду. Все же она была рада, что перед своим уходом ей довелось встретить этого храброго Небесного фэйри. Он, несомненно, станет отважным рыцарем, дева нисколько не сомневалась в этом. Застилающая пелена перед глазами не позволила Эльмине вовремя заметить чужое присутствие в шатре, и оттого девушка с ужасом содрогнулась, когда чьи-то грубые руки с силой оттащили Белку от нее. — Кто это у нас здесь?- несколько Паладинов схватили мальчика за шиворот и глядели на него хищными злобными глазами. — Нет, отпустите его!- вскрикнула Эльмина, с силой дергая руки и заставляя цепи звонко греметь.- Он же совсем дитя! В ответ на ее мольбы Эльмина получила лишь крепкий удар ногой в живот, вызывая сковывающие режущие боли изнутри. Задыхаясь от жутких спазмов, она наблюдала, как несколько рук вытаскивают из шатра Белку, что отчаянно пытался вырваться из лап Паладинов. В деве рычала яростным пламенем ненависть к алым мужам и Кардену. Она не может позволить этим псам изувечить или убить его. Ее сердце не переживет еще одного такого удара, какой она испытывала, потеряв единственного родного сына. Изо всех сил она пыталась вызвать весь оставшийся в груди огонь, дабы обратить все эти кандалы в прах вместе со всем лагерем Красных Паладинов. Красное горячее пламя вырвалось из ее ладоней, покрывая полностью оковы, однако ничего более не происходило - металл даже не накалялся, оставаясь неизменно холодным, словно его не обжигал огонь. Пламя ее поспешно потухло, забирая с собой последние капли возможностей девы. Презрительная невозможность что-либо сделать, чтобы спасти Белку, вызвала у Эльмины поток горьких слез, заставив ее голову повиснуть и наблюдать, как соленые капли спадают на землю.***
За все время их поездки на переговоры с королем Плачущий не промолвил ни слова, следуя по пятам за отцом Карденом и аббатом. Внимательно слушать речи пастыря с Утером Пендрагоном было как никогда сложно из-за непрекращающегося потока собственных противоречивых мыслей. Голиаф ощущал тревогу хозяина, то и дело порываясь пуститься галопом куда-то в сторону, подальше от лагеря Паладинов. Еле успокоив лошадь и оставив ее у стога с сеном, Монах перевел взгляд на Паладина, который волок кого-то за воротник к пастырю. — Что это?- раздраженно произнес Карден, все еще свирепствуя из-за наглого отказа Утера отдать ведьму в их руки и бесцеремонного поведения Уиклоу. — Разведчик фэйри. Он пытался освободить плененную ведьму. — Разве в лагере содержатся еще фэйри, которых удалось изловить?- с насмешкой отозвался аббат, словно злорадствуя найденной оплошности пастыря. Плачущему показалось, что Карден за миг побледнел во сто крат, нервно поджав губы. За многие годы проживания под его опекой воин успел изучить все мельчайшие изменения в его чертах, что почти всегда предопределяли его дальнейшие действия. Монах знал, что сейчас пастырь несомненно солжет аббату. — Мы изловили ее несколько дней назад, ей удалось убить почти всех моих людей,- поспешно отвел он взгляд от хитрых насмешливых глаз Уиклоу.- Сколько твоих с тобой? Сколько?!- крикнул он на пойманного мальчика, грубо схватив его за подбородок и открывая лучше его лицо. Монах тотчас же узнал его. Они прежде уже виделись. — Хватит, чтобы убить тебя, Паладинское отродье!- презрительно отозвался малец, с чувством плюнув Кардену в лицо. Несмотря на юный возраст, этот мальчонок был несомненно храбр и решителен, не страшась дать отпор даже самым опасным противникам. Несведущему человеку может показаться, что ребенок не боится, однако Плачущий слишком хорошо отмечал людские чувства - он боялся, но всеми силами скрывал свой страх, не показывая свою слабость врагам. Плачущий отметил, что он станет отменным воином. Скользнув взглядом чуть ниже, он заметил на его шее знакомый крестик. Несомненно, это то же распятие, что он обнаружил у пленницы. Видно, мальчонок пытался освободить ее. — Пусть брат Солт примет меры,- раздраженно махнул рукой Карден,- а начнет с его грязного языка. — Он же ребенок,- непроизвольно сорвалось с языка Монаха, остановив Паладина.- Он нам не угроза. Спина Кардена замерла, и тот медленно развернулся к сыну, окинув его суровым грозным взором. — Увести его,- низкий голос пастыря звучал как никогда зловеще, отчего Красный Паладин, держащий мальчика крепкой хваткой, поспешно поклонился тому и скоро покинул их, желая избежать его беспощадного гнева. Все тело Монаха сжалось от внутреннего нарастающего напряжения, его руки непроизвольно сжались в кулаки, сжимая края плаща, но не посмели коснуться рукояти меча. Он не сводил глаз со свирепого взгляда Кардена, что медленно приближался к нему, хотя жутко хотелось опустить голову вниз, пряча лицо в тени капюшона. Он уже знал, что последует за этим взором, за годы Карден не изменил тактики своего воспитания, потому за миг до хлесткой жестокой пощечины Плачущий все же не смог не зажмуриться словно дитя. У пастыря всегда были крепкие оплеухи, что с оглушающим звоном застилали уши, будто после сильного удара головой. — Почему ты позоришь меня?- приблизился к нему Карден, грозно глядя в его глаза и пытаясь увидеть в них что-то. Плачущий не знал, что ответить на это. Надо сказать, эту фразу он слышал из его уст чаще, нежели слова похвалы за выполненную работу. И если ранее он воспринимал такое отношение отца заслуженным и верным, ныне Плачущий все более отчетливо стал понимать, что все эти годы пастырь не испытывал к нему ни крупицы истинной родительской любви и милосердия. Я не уничтожил тебя, потому что ты чувствуешь запах своих, я сумел сотворить из тебя наше сильнейшее оружие. Может ли так говорить любящий отец своему сыну? Монах изо всех сил пытался найти в каждом слове и пространстве меж ними хоть толику любви, молил Всевышнего открыть ему глаза и увидеть в речах пастыря Божий свет, но в ответ получал лишь звенящую пустоту, покрытую мраком. У тебя должна быть воля сделать то, что нужно. У тебя есть воля, сын мой? Этот вопрос, столь простой и понятный, заставил Плачущего осознать, что все эти годы он не имел собственной воли и свободы выбора. Он был лишь оружием, которым Карден так умело пользовался и хвалился, а теперь жаждал заполучить и еще одно. Однако всему приходит свой конец.***
С наступлением ночи шатер, в каком держали Эльмину, погружался в более густой сумрак. И хоть сил у нее совсем не было, сон совершенно не овладевал разумом девы, что терпеливо ожидала начала нового дня, когда Карден несомненно придет вновь. Девушка прекрасно понимала, насколько остро пастырь нуждается в ее способностях, иначе он бы не стал держать ее в оковах так долго. Поэтому она надеялась на то, что Карден согласится выполнить ее условия, если он жаждет видеть ее на своей стороне. Когда в шатер вошел Плачущий Монах, Эльмина резко подняла голову, отчего немного поежилась - в висках раздались гулкие спазмы. — Неужто ночь уже подходит к концу, и ты пришел узнать мой окончательный ответ? Отчего же святой отец не нанес мне личный визит как раньше? — Пока еще не светает,- отозвался воин, подойдя к пленнице ближе.- Отец Карден покинул лагерь еще засветло. — Я хочу сказать лишь, что согласна присоединиться к вашему… походу,- произнесла Эльмина, отчего Монах остановил свой шаг, внутренне изумляясь ее решению. — Согласна? — Да, но с одним условием: вы отпустите мальчика, что был сегодня схвачен. Целым и невредимым. Монах несколько мгновений вглядывался в черты лица девы, убеждаясь в искренности ее слов. Она готова была пожертвовать собой ради спасения этого ребенка. Последние сомнения Плачущего о тьме ее души полностью исчезли, лишь подтверждая твердость его принятых намерений. — Он сбежал,- спокойно отозвался Монах, встречая изумленное облегчение в глазах девы. — Слава Богу,- прошептала Эльмина, закрыв глаза и благодаря Всевышнего за то, что Он услышал ее неустанные мольбы. Однако долго дева не пребывала в ощущении покоя, внезапно распахнув глаза, когда услышала скрежет металла у своих ушей. Ее сердце пропустило несколько ударов, когда увидела, как Монах открывает ключами ее оковы и освобождает искалеченные запястья из крепкой хватки кандалов. Она безмолвно наблюдала за тем, как поочередно освобождаются ее руки, и пребывала в сомнениях того, что ожидает ее после. Сладостное облегчение она испытала, когда наконец смогла опустить затекшие плечи и сползти по правому столбу от накатившей невозможной усталости. — Меня ждет казнь?- тихо промолвила она, глядя на воина, который присел к ней, быстрым взором осматривая ее на наличие серьезных увечий. — Тебя ждет мальчик, которого ты так жаждала спасти,- тихо промолвил он. Дева ошарашенно округлила глаза: неужто Плачущий Монах, воин, что собственными руками изловил ее и привел в руки Кардена, ныне… помогает ей и Белке бежать? — Идти можешь? Времени на изумление происходящему не было, поэтому Эльмина решила оставить это на более поздний срок и вяло помотала головой: после того, как она ощутила долгожданное облегчение избавления от оков ее силы стремительно стали ее покидать, ей еле удавалось четко выговаривать слова. Плачущий не был удивлен ее ответу, осознавая сам, что после стольких дней употребления снадобья, которым он сам поил ее, удивительно, как дева все еще находится в здравом уме. Поэтому воин в одно мгновение подхватил фэйри на руки, позволяя ей обхватить свою шею тонкими посиневшими кистями. Никогда прежде ему еще не приходилось носить женщин, разве что пойманных им фэйри, когда тащил их извивающиеся тела к разгорающемуся костру. Впервые Плачущий нес женское тело, чтобы спасти жизнь, а не отобрать; он никогда еще так сильно не ощущал рядом с собой присутствие Всевышнего. После тяжести различных непосильных грузов, что Монаху случалось поднимать на свои плечи, девушка казалась ему легче чем его собственный литой меч, поэтому он довольно быстро добрался до Голиафа, что уже стоял на привязи, готовый в любой момент пуститься вскачь туда, куда прикажет ему хозяин. Усадив деву на спину лошади, он всунул ей в руки поводья и поправил на боку небольшую седельную сумку, когда до них донесся знакомый голос аббата Уиклоу: — Не стоит,- сложив руки в замок Уиклоу, за которым в ряд выстроился отряд в застывшим золотых ликах.- Неужто бессердечного Плачущего Монаха сумели покорить девушка-фэйри и маленький сиротка? Или же они просто кого-то напоминают тебе? — Они вам не нужны. — Почему? Разве отец Карден просто так держал ее столько дней на привязи? Он надеялся, что я не узнаю о ее пребывании здесь? Или же о том, что она может извергать адское пламя из своих рук? Любопытно, он оставил тебя в живых только потому что ты умеешь находить своих по запаху, словно животное, или еще и благодаря иным навыкам, каким обладает твой вид? — Скачи отсюда как можно дальше,- тихо молвил он Эльмине, что еле оставалась в сознании, смотря на все вокруг словно сквозь пелену. — А как же ты?- хрипло произнесла она, но в ответ он лишь хлопнул Голиафа по боку, и верный конь тронулся с места, унося девушку в лесную непроглядную глушь подальше от лагеря, где Плачущий впервые обнажил стальной клинок перед братьями. Бывшими братьями.