Перманентно

Сапсан прибывает в Санкт-Петербург в десять утра, и Антон еще до остановки становится у двери, занимая очередь. В любой другой момент он бы забил, сидел, пока все не выйдут, чтобы в этот ворох снующих людей не попадать и выйти спокойно, но сейчас нужно побыстрее. Он и так билет в последний вагон взял, единственный вообще, что оставался, потому что в самый последний момент понял, что хочет скорее оказаться с родным человеком, и теперь еще весь перрон нужно было ковылять, обгоняя других пассажиров. Сообщение в Телеграме он получил полчаса назад, а значит, его давно ждут. Это уже излюбленный способ общения — записывать кружочки, чтобы как можно чаще видеть друг друга, чтобы знать, как там твоя душа, счастлива или скучает? Чтобы знать, когда вовремя сказать нужные слова, чтобы поднять настроение, как сюрприз устроить, пусть и маленький, глупый и на расстоянии, но главное — увидеть улыбку по ту сторону экрана, и сейчас Антон пересматривает записанный Арсом кружочек в их диалоге, где тот улыбается самой нежной улыбкой, и в груди все начинает трепетать. Казалось бы, столько лет вместе, уже давно не просто бойфренды, чувства должны немного притупиться, стать уже привычными, а все равно в каждую встречу ноги подгибаются, в животе бабочки вихрь устраивают, когда только видишь человека. Вот это предвкушение первого свидания словно, и у Арсения с Антоном этот конфетно-букетный период будет длиться всю жизнь: жить вместе, пусть и на два города, каждый день видеть друг друга, целовать каждую секунду, одаривать комплиментами и любить, как в первый раз. У них уже есть привычное место встречи, поэтому Антон ныряет в небольшой закуток, оказываясь за вокзалом, и тут же цепляется взглядом за знакомую машину, облокотившись на которую стоит Арсений, сложа руки и склонив голову набок, будто выжидая. Хоть Антон весь закутан с головы до ног: мешковатая куртка с глубоким капюшоном, под стать ей толстовка и маска, все равно не сдерживается и улыбается, и Арсений это чувствует даже на расстоянии. Они обнимаются немного опасливо, стараясь не привлекать внимание, потому что людей все равно много, даже больше обычного, и уткнуться привычно в шею, при этом носом проложив себе путь сквозь слои одежды, не удается. Выпускают из объятий нехотя и даже уже в салоне автомобиля не могут насладиться встречей в полной мере — люди все равно увидят, но положить руку на колено Антон себе позволить точно может. Откидывается на кресло, поглаживает сквозь ткань, и хочется зажмуриться от счастья, но смотреть на Арсения сейчас куда важнее. Тем более он накрывает ладонь своей рукой, переплетает пальцы и смотрит так же до одури влюбленно, так легко, что весна в глазах расцветает, а ведь до зимы каких-то три дня. Антон всегда с собой привозит тепло, и неважно, холод сейчас под минус тридцать или настоящее лето. Антоново тепло особенное, и сейчас Арсению хочется скорее его ощутить в полной мере, поэтому заводит машину и выезжает с парковки. Антон с колена руку не убирает и глаз сводить с любимого тоже не собирается, и Попов порой кидает смущенные взгляды в зеркало. — Ты так смотришь. — Как? — спрашивает Антон и не удерживается. Пока стоят на долгом светофоре, поворачивает голову Арсения к себе таким хрупким, невесомым касанием к щеке, и очень хочется поцеловать, но все равно страшно. Даже в машине, черт возьми, нужно вести себя сдержанно. Проводит большим пальцем по губам, концентрируясь только на них, и Арсений специально их чуть приоткрывает. — Как будто насмотреться не можешь, — отвечает Арсений и оставляет легкий поцелуй на пальцах. По салону проходится мягкий смех Антона, и он убирает руку с щеки, снова перемещая на колено. Нужно ехать дальше. — По-другому не могу, Арс. Они трогаются с места, минуют Невский, сокращая путь до дома, играет «Снег в океане», так полюбившийся Антону (Арс знает, поэтому и включил, а еще знает, что Шаст представляет только его, когда слушает песню), и почему-то в голове тут же всплывает воспоминание их первого свидания. Именно питерского. Свидания у них тоже на два города. В Москве все произошло быстро. То есть не сказать, что как только они увидели друг друга на первой техничке проекта, сразу поняли, что хотят быть вместе и что свидание вот-вот прямо нужно, чтобы все узнать. Нет, они присматривались друг к другу, проводили времени больше именно вместе, и уже тогда от Сережи с Димой пошли шутки по типу «вы еще поебитесь тут», потому что Антон от Арсения не отлипал и тот тоже. Позов даже говорил, что Антон с ним так много времени не проводил никогда, а знакомы они почти всю жизнь. И Серый отзывался точно так же. Арс стал чаще появляться в Москве, потому что работа над проектом этого требовала, и так получалось, что оставался он всегда у Антона. Вот как-то негласно все у них получалось. — Я к тебе приеду? — Буду ждать. И все. И так всегда. Они спали порознь. Антон на диване, еле умещаясь, а Арс на его кровати. Потом Попову стало стыдно, что он буквально выгнал хозяина квартиры с его законного места, и плевать, что Шастун добровольно освобождал двуспальную. И в один вечер, когда он уже снова собирался раскладывать диван, на котором терпеливо бы спал, Арс просто взял за руку и повел в спальню. — Ложись, — сказал он и указал на спальное место. У Антона тогда сердце пробило желудок и упало еще ниже, куда-то в ноги, сокращаясь в предсмертных конвульсиях. Он не знал, что значит этот жест и это предложение, но все равно лег. Арсений лег напротив, подложил руки под голову, и оба пролежали так, смотря друг другу в глаза. Просто молча и в легком сумраке вечера. Антону казалось, что он проспал всю ночь с бешено долбящим четырехкамерным, которое утром все равно не могло успокоиться. Наверное, в ту ночь что-то щелкнуло. Они увидели что-то в глазах друг друга: то ли зарождающуюся любовь, то ли нежность, то ли желание вверить свою душу, но после этого, через пару недель, Арсений пригласил Антона в Питер, и тот согласился, не задумываясь. Они катались по ночному Невскому, ели еду из Мака, и Шастун тогда был счастлив, причмокивая чизбургером. Арс тогда привез смотреть на разводные мосты, припарковался в каком-то не очень людном месте, но все равно с отличным обзором. Антон вообще такое явление, как огромные раскладывающиеся куски асфальта, видел впервые. Он только год в Москве пожил, до этого всю жизнь в Воронеже, а теперь вот наконец в еще один город приехал, и, кажется, уже к любимому человеку. Арсений тогда дал ему насладиться моментом и не скрывал взгляда, каким сейчас смотрит на него уже Антон. — Ты так смотришь, — заметил все же тот, но даже не повернулся. Боковым зрением все видел. — Как? — удивился Арс, что его спалили. — Как будто насмотреться не можешь. В тот вечер они наконец поцеловались. Антон переместился на колени Арсения, еле помещаясь в салоне в таком положении, потому что голова постоянно билась об крышу автомобиля, но такая неловкость придавала моменту еще большей романтики, и парни смеялись друг другу в губы. Не знали, куда деть руки, особенно Арсений, потому что Шаст над ним возвышался, касаться его было удобно, и хотелось везде пройтись ладонями, поэтому он то бедра сжимал, то талию гладил, а Антон в эти моменты сопел в шею. Они поднимаются на лифте, но даже теперь, когда никто на них не смотрит, все равно не касаются друг друга так, как хотят. В лифте целоваться хоть и прикольно, но вот хочется уже скорее оказаться дома, в тепле, чтобы дорваться по-настоящему, чтобы точно ничего не мешало, иначе Шастун чувствует, что если сейчас просто чмокнет, то остановиться уже не сможет. — Одежда на машинке, если что, — первым делом говорит Арсений, как только они заходят в квартиру. Он знает, что Антон всегда по приезде сначала обязательно идет в душ, поэтому заранее все готовит для него. Антон скидывает рюкзак, раздевается быстрее и скрывается в ванной, а Арсений тем временем идет на кухню разогревать им еду. Шаст быстро намыливается единственным гелем для душа, потому что беречь еще один специально для него смысла нет. Антон любит пахнуть Арсением, и такие вот мелочи, как гели и шампуни, только сильнее напоминают им друг о друге и делают ближе. На стиральной машинке и правда уже лежит одежда, в которой Шаст обычно расхаживает по квартире. А вот тут Попов готовит всегда личную футболку для Антона, потому что так остается его запах, и Шаст уверен, что Арс иногда все-таки в ней ходит сам, спит или просто нюхает, хоть и не признается в этом. Потому что Антон делает точно так же с футболкой Арса в Москве. Сейчас он закрывает глаза, бережно прижимая вещь к себе и вдыхая запах. Она и вправду пахнет Арсом, а значит, вчера он сильно скучал и проходил в ней весь день. Такие моменты заставляют внутри все трепетать, взрываться сверхновыми, разгоняя по телу нежность, потому что, казалось бы, быть ближе друг к другу уже невозможно, но каждый раз парни доказывают обратное и рушат все существующие правила. Антон заходит на кухню и застает в шелковом цветочном халате Арса, что-то колдующего над плитой. Расплывается в широченной улыбке и подходит сзади, обнимая поперек живота. Жмется всем телом, носом по загривку щекочет и щекой к плечу прижимается. Арсений сам сдержать улыбку не может, даже про еду на какое-то время забывает, закрывая глаза и слушая дыхание над ухом. Они сейчас до одури домашние, до одури семейные и в такой же степени счастливые, если не больше. Концерт уже сегодня, даже два, но еще несколько часов до них, поэтому Шаст и приехал на самом первом Сапсане. Даже парни приедут за час до официального сбора, а он вот как подготовился, рассчитал, чтобы понежиться подольше. — Мы будем есть на завтрак котлеты? — смеется на ухо Шастун, и Арсений даже дрожь не пытается скрыть. — Я узнал у твоей мамы рецепт. Знаю же, как сильно ты их любишь. Вот хотел приятное сделать, чтобы и правда как дома себя чувствовал, — отвечает Арсений, а у Антона все внутри сжимается. Он разворачивает к себе, за щеки берет трепетно, и взгляд скачет по лицу. Арсений смотрит на него завороженно, потому что глаза напротив искрятся от солнца, едва проникающего в квартиру, и зелень такая теплая читается. Вот про это тепло говорил Арсений. — Арс… — Шаста чувства переполняют, задохнуться хочется. Он прижимается губами к губам любимого, оставляя только одно лишь прикосновение, но и этого достаточно, чтобы выразить всю любовь, которая готова вот-вот затопить все помещение, и благодарность. Вот про это думал Антон в лифте. Вот сейчас он уже не сможет оторваться от Арсения. — Арс, ты мое чудо, — и снова чмокает в губы. — Ты… — Самый лучший? — спрашивает Арсений и глаза такие невинные, умилительные и по-кошачьи умоляющие делает. — Самый лучший мужчина на свете, — Антон хочет целовать, а еще хочет смотреть в родные глаза напротив. С Арсом что-то одно делать не получается. — Ты как вообще это сделал? — Просто позвонил твоей маме, мы с ней мило поболтали, и я сказал, что на два дня ты приезжаешь ко мне и что хочу приготовить тебе что-то особенное. И Майя сразу сказала, что ее котлеты — самый беспроигрышный вариант, — Арсений все это рассказывает, а Антон до сих пор не может поверить, как ему достался такой муж, который еще и хитрые планы строит с его мамой. В день знакомства с родителями Антон до жути волновался, боялся любой реакции, но мама так тепло приняла Арсения, что они тут же нашли общий язык. Он тут же вызвался ей помогать на кухне, доделывал салат, и оба со стороны выглядели как две лучшие подружки, и Антон не смог сдержать эмоций, наблюдая со стороны. — Все в порядке? — украдкой спросил Арс, усаживаясь за стол и подмечая чуть мокрые ресницы. — Я просто счастлив, — только ответил Антон и переплел их пальцы под столом. Пока котлеты приятно шипят на сковородке, это время парни тратят с умом. На друг друга. Антон берет Арсения под ягодицами, усаживая на столешницу, и целует уже с языком. Держит за шею, заставляя чуть запрокинуть голову, и Арс ударяется о подвесной шкафчик. Смеется, но поцелуй не разрывает, и Антон тоже ловит его смешинку. Арсений сейчас полностью в его руках, и Антон дарит самые заботливые, трогательные и любящие прикосновения. Арсений податливый, остро реагирующий. Он сладкий на вкус: и губы, и кожа, и Антон аккуратными, размеренными поцелуями прокладывает дорожку от щек до шеи, трепетно касаясь выступающей вены. Трется носом и дышит. Дышит родным запахом. Любимым человеком. Его второй душой. Антон уже давно променял кислород на Арсения, и его нехватка намного страшнее, намного острее. Выцеловывает линию челюсти, снова щеки, уделяя все внимание родинкам, и почему-то такие поцелуи ощущаются намного интимнее. — Я не могу от тебя оторваться, — Антон лбом упирается в Арсов, едва касаясь губами его губ. Дышит тяжело, потому что даже сейчас хочется больше Арсения. Это даже не про физическую близость, не про влечение, а про внутреннее состояние, потому что Антон по Арсению перманентно скучает, поэтому такие вот встречи всегда в нем отзываются тягой к этому человеку, абсолютным магнетизмом. Арсений Антону дорог, он ему нужен, его мало до мушек перед глазами, и он с этим делать ничего не собирается. Ему нравится вот так каждый раз сгребать в объятия, целовать каждый сантиметр тела и не отпускать. Он готов каждый раз вот так себя терять с Арсением, забываться и полностью абстрагироваться от мира. В этом заключается весь смысл, их счастье — постоянно дарить любовь друг другу, вот так отдаваться. Антон каждый раз восполняет что-то в Арсении, а Арсений в Антоне, и каждую встречу они заново загораются. И сейчас Антон вновь не упускает возможности снова прильнуть к любимому мужу. Скользит ладонями по коже, оглаживает колени, бедра и заныривает под халат. Арсений вбирает побольше воздуха, задерживает дыхание, чуть приподнимаясь от неожиданных ласк, и обхватывает талию ногами, заставляя Антона быть ближе. Шаст игриво улыбается, тянет пояс халата, чуть распахивая. Целует за ухом, носом проводя по виску, а Арсений ему отвечает, чуть поскуливая от нежности. Антон оглаживает любимое тело: то всей ладонью пройдется по животу, то кончиками пальцев, почти щекотно, просчитает ребра, заставляя вздрогнуть от мурашек и выгнуться. — Этот халат тебе чертовски идет, — говорит Антон. — Ты мне его сам подарил, дурачина, — Арс заставляет посмотреть в глаза, оглаживает щеку большим пальцем, на которой уже чувствуется легкая щетина, но вот такой небритый Антон выглядит прямо по-домашнему, особенно по утрам с еще не уложенными волосами и сонным лицом. — Я знаю толк в подарках, — смеется Антон, и носом трется об Арсов, а челка щекочет лоб и попадает в глаза. — Ты похож на кота, хочу забрать тебя домой, — напевает песню Арс и не удерживается от сравнения, потому что в Антоне слишком много кошачьего, такого мягкого и мурчащего, что хочется затискать, что Арсений и любит делать. Он любит целовать его живот, постоянно уделяя много внимания, потому что это самое трогательное (и для рук, и для души) и любимое место. Арсению нравится на нем лежать, щекотать, а Шаст иногда смущается, ведь что может быть красивого в животе? Он даже без кубиков пресса, не как в рекламе того же геля для душа, но Арсению вот эти стандарты не нужны. Антон весь прекрасен. И его живот особенно. — Я у тебя уже тут поселился, — отвечает Антон, но в душе понимает, что жизнь на два города так пока и останется таковой, потому что работа вся в Москве, офис там же, у Арса съемки здесь, и в ближайшие годы их дом будет иметь маршрут Москва-Санкт-Петербург. — Наложишь мне котлеты? — Точно кот, — Арсений чешет за ухом, и Шаст специально трется о его ладонь. Они неспешно завтрако-обедают, тут сложно понять, к чему лучше отнести этот прием еды, и потом, уже как два объевшихся кота, валяются в кровати, переплетая и ноги, и руки, и пальцы. Не желают и на секунду отпускать друг друга: то Арс навалится всем телом и зацелует, то Антон аккуратно за подбородок возьмет, заставляя повиноваться, и оставит свой след на губах, то сначала один уляжется на груди другого и будет слушать сердце, то поменяются местами. Сопят друг другу в щеки, смеются над глупостями, что шепчут друг другу, а в душе как будто тринадцать, и ты впервые целуешься и влюбляешься. У Арса от антоновского тепла в глазах распускаются цветы, журчит ручей, солнце восходит. Сам он весь искрится, и только может мычать от удовольствия и счастья. — Шастун приехал, я так понимаю, — первое что говорит Стас, когда Арсений наконец поднимает трубку. Пока продюсер ворчит, Антон в спину лбом упирается и целует, чем только отвлекает от здравых мыслей. — Да, приехал. А что? — Вы должны быть на площадке уже как час. Только вас и ждем, — Стас уже привык, говорит спокойно. Знает же, что в следующую секунду эти два влюбленыша тут же подорвут задницы и поедут на саундчек, что и происходит, и Антон даже сначала забывает свои концертные вещи. Слава богу, все-таки додумывается вернуться за рюкзаком, а то один раз он попросил у Арсения штаны. Весь Твиттер потом присел, хотя Шастун сам был виноват, что вообще раскрыл эту тайну. Никто не удивляется, что парни заходят почти что слипшимися макаронинами, потому Арсений так и жмется под бок к Антону, но репетицию приходится провести уже серьезно, а потом и вовсе на ближайшие три часа забыть друг о друге и быть коллегами. Ну, кто в это поверит, правда? Арсения как-то предсказуемо роняют в куклах, и не один раз. Антону смешно на заднем плане, но в душе ему хочется подбежать и спросить, все ли в порядке, потому что видит, что Арс морщится, падая дважды на руки. — Ты как? — спрашивает Антон после первого концерта (тот же вопрос будет задан еще вечером) и берет за запястья, заставляя раскрыть ладони. — Как будто током прошибло, но это только первое время было. Сейчас уже все хорошо, — успокаивает Арсений и просто обнимает, утыкаясь во вкусно пахнущую футболку. Удивительно, но у сцены тоже есть свой запах, и сейчас Антон пахнет ею. Он целует Арсения в макушку, и оба готовятся к следующему выходу. Домой они снова едут вместе, и даже не остается сил на еду. Совершенно не хочется разогревать, мыть посуду, поэтому они покупают Мак и раскладываются на кровати, жуя в тишине. Прямо как эстетика их первого свидания в Питере. Они молчат долго не потому, что не о чем говорить, а потому что концерты взяли все силы. Парни отдали всех себя, до нуля исчерпали эмоции дня, и просто нужно помолчать. И им даже так комфортно, просто быть друг с другом, потому что оба вынужденное молчание понимают. Арсений все-таки потом заваривает чай, потому что пить холодную колу после и так не очень-то здоровой еды не лучший вариант. Усаживается на столешницу, и Шастун вновь подходит ближе, прямо как утром. Смотрит в глаза, в которых явно читается усталость, подмечает залегшие за день тени под глазами и аккуратно, невесомо большим пальцем гладит кожу. — Сейчас выпьем чай и сразу ляжем спать. Тебе нужен отдых. Арсений только кивает, закрывает глаза, чтобы Шаст продолжил свои ласки, и тот целует веки, только появляющиеся мешки под глазами. Целует ладони, уделяя им больше внимания, и приговаривает: — Сколько раз говорил, быть с тобой аккуратнее, — ругается уже на зрителей. Снова берет лицо в свои ладони и целует в лоб. Арсений его притягивает к себе, обнимая словно плюшевого медвежонка, и кладет голову на плечо. Они сидят так, пока не вскипит чайник, и сидят еще после, совсем забыв про него. Чай в итоге они так и не выпивают. Антон уже в постели целует ребра, солнечное сплетение, собирает все родинки с тела и расслабляет своими прикосновениями. Еще один удивительный факт, родинки Арса, кажется, видели все, благодаря различным фотосессиям, но никто не знает, как усыпано ими тело Антона. А Арсений знает и ликует, что это только его маленький секрет, поэтому целует ключицы, где рассыпались целые мириады крошечных точек, целует куда-то в волосы, зарываясь в челку. Снимает все кольца с пальцев, целуя при этом каждый, освобождает запястья от массивных браслетов, и засыпает под боком Антона, крепко его обнимающего. На следующее утро у Шастуна Битва Чемпионов, и то только вечером, а значит, никакой работы до этого. Можно валяться хоть целый день и никуда не спешить, поэтому они даже не заводят будильник, но Антон все равно просыпается первым. Ему Арсения будить не хочется, знает же, что тому нужно отсыпаться и больше отдыхать, но все равно легко касается оголенной спины, подмечая, как вмиг она покрывается мурашками. Арс просыпается двадцатью минутами позже, позволяя все это время смотреть на себя сонного. Открывает глаза и тут же ловит теплую улыбку. Антон трется о спину щекой, носом и снова своей челкой, и Арсу приходится подмять под себя, чтобы успокоился. Этот день становится почти что выходным, потому что тянется так лениво, так хорошо. Антон готовит завтрак, Арсений вновь сидит на столешнице, мотая ногами, как маленький ребенок в ожидании подарка, и все действия вновь повторяются: много поцелуев, объятий и любви. До дома культуры Антона подвозит Арс, потому что на метро ехать как-то опасно, хоть Шастун уже успел попрактиковать это в Москве. Расстаются нехотя и уже до завтра, потому что после Битвы Антон поедет в аэропорт. Арсений прибудет в Москву днем и сразу поедет на концерт, и пока что их разлучают шестнадцать часов. — Будешь присылать мне кружочки? — в самые губы спрашивает Антон, не боясь целовать, потому что парковка закрытая и здесь только они вдвоем. — Я буду скучать, — только отвечает Арс, но грустным не делается. Шестнадцать часов — это простой уровень для них. Но скучать он все равно будет. И любить. Потому что эти две составляющие в их жизни перманенты.