Если наступит завтра

      Крепкие мужские ладони схватили девушку за талию и затащили в подсобку, где хранились швабры. Она активно заработала локтями, чтобы оттолкнуть наглеца, и даже почти произнесла свой фирменный Летучемышиный сглаз, как ладонь парня легла на ее рот.       — Тише, это я!       Джиневра обернулась и попыталась в темноте рассмотреть своего собеседника. Как только глаза привыкли к темноте, девушка удивленно воскликнула:       — Нотт?!       — Он самый, — улыбнулся дурмстранец.       — Больной! У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло! Что тебе от меня нужно?       — Пришел взыскать долг.       — Д-долг? — Ойкнула Уизли. — К-какой?       — Сегодня Святочный бал, — начал пояснять Теодор, и Джинни, соглашаясь, кивнула. — А как же танец?       — Т-танец?       — Ты издеваешься?       — Нет, это ты издеваешься, — в ответ возмутилась она. — Это же бал, естественно, что там будут танцы. Но чего ты от меня хочешь?       — Танец с Гермионой, — закатил глаза Теодор.       Девушка всплеснула руками и звонко рассмеялась:       — Тогда на этом месте должна быть я.       — Я так понимаю, ты отказываешься от спора?       — Но… — Джинни заметно поникла. Как ни крути, девушка была уверена, что подруга пойдет с Ноттом. Но Гермиона до сих пор хранила тайну о своей паре на сегодняшний вечер. — Но что я могу сделать?       — Ты же та самая Джиневра Уизли, уверен, что завтра утром я отдам тебе свою новенькую метлу.       — Да, я — Джинни Уизли, а ты — Теодор Нотт. Что ты сделал, чтобы она подарила тебе танец?       Вопрос застал парня врасплох.       — Ты хотя бы пригласил ее? — Пришла на помощь Джинни.       — Что за вопрос? Нет, конечно!       — То есть, это ты не пригласил ее, но виновата я?       — Так мы же поспорили, — с некой осторожностью в голосе произнес парень.       — И? Я ее тебе на блюдечке с голубой каемочкой должна теперь преподнести? — тут же ощетинилась Уизли. Вот только Джинни не учла того, что Нотт был не особо хорошо знаком с магловскими выражениями. Парень с серьезным лицом пытался себе это представить, но безуспешно. Однако стоило ему заменить Гермиону с блюдечком на Гермиону на столе, как ухмылка стала медленно проявляться на красивом аристократическом лице парня. — Почему ты ее не пригласил?       — Она же — Гермиона Грейнджер. Уверен, что таких, как я, у нее сотни. Она такая умная, с ней интересно. А еще она милая.       Джинни лишь скромно улыбнулась. Что ж, если Теодор считал Гермиону популярной, то она будет изо всех сил поддерживать эту легенду, ведь Грейнджер определенно заслуживала, чтобы ее добивались.       — Ладно, — сменила гнев на милость. — После полуночи рекомендую заглянуть тебе на восьмой этаж.       — Что я там забыл?       — Смотри не усни в темных коридорах замка, — хихикнула Джинни напоследок и попыталась выйти.       Но Теодор рукой перегородил ей путь:       — Я не собираюсь танцевать с ней в закоулке! Я хочу потанцевать с ней в центре. Пусть все на нас смотрят.       — Глупенький, — еще раз хмыкнула она и двумя пальцами подергала за его щеку. — А кто сказал, что вы там будете танцевать? — И пока Нотт не опомнился, девушка проскользнула мимо него и уже выскочила за дверь.       — Ты упускаешь тот момент, что Гермиона не такая. Она не пойдет в разгар праздника на восьмой этаж, — Теодор успел поймать гриффиндорку за локоть, вынырнув следом из подсобки.       — О, это ты упускаешь тот момент, что Гермиона — это Гермиона-черт-возьми-Грейнджер. Она — староста, и она абсолютно точно плюнет на праздничную атмосферу и пойдет патрулировать замок в поисках нарушителей.       — Но встретит там меня! — Восхищенно подхватил Нотт.       — Именно, глупенький.       — Еще раз назовешь меня так, и я заставлю тебя извиниться, — голос Теодора стал увереннее, когда у парня появилась стратегия и целый план.       — Правда? — Невинно захлопала глазами Уизли.       — А ты проверь, — он достал палочку. Навряд ли он ею бы воспользовался, но пригрозить мог.       Джинни подняла вверх руки, словно извинялась и капитулировала. А потом, улыбаясь, она поспешила в башню Гриффиндора: нужно начинать готовиться к празднику.       Теодор провожал ее изучающим взглядом, не понимая, почему повелся на такую глупую и явную провокацию. Кончик волшебного древка стал смотреть вниз, ему не требовалось что-то доказывать.       — Если ты не смог набраться смелости ее пригласить, то ты точно найдешь храбрость, чтобы потанцевать?       И он снова повелся на провокацию, выкинув вперед руку с палочкой. Но было уже поздно, женский смех раздался где-то далеко впереди, оставляя Нотта один на один со своими мыслями и догадками. Единственное, в чем был уверен Теодор, так это в том, что он не ошибся тогда, когда подумал, что Джинни — уникальная девушка и самый лучший союзник.

***

      — Неужели они могут кому-то нравиться? — Рон скривился, кивая на танцующих парней в красном. — Ряженные обезьяны.       — По крайней мере, они умеют веселиться, — отдал Поттер должное.       — Просто фу, — сморщил Рон гримасу на лице. — Неужели девчонки реально от этого тащатся?       — Ну, как видишь, — безразлично пожал Гарри плечами.       В целом Гарри Джеймс Поттер был доволен сегодняшним вечером. Все оказалось совсем не так страшно, как казалось изначально. Он и еще три Чемпиона открыли сегодняшний бал, танцуя первый вальс, а затем к ним присоединились преподаватели, подавая пример остальным. И ученики, откинув стеснения, подхватили этот прекрасный порыв. Музыка лилась, платья пестрели, мантии развевались в вихре танца.       Но Гарри хватило лишь на один танец. Впрочем, Рон осилил лишь половину танца. И вот уже часа два как друзья сидели на лавочке, обводя скучающим взглядом присутствующих, и лениво попивали пунш.       — Гадость какая, — подытожил Уизли, отхлебнув очередной глоток. — Я думал, что слизеринцы все же смогут пронести алкоголь.       — Полагаю, они пронесли его только к своему столу.       — Возможно.       — Может, вернемся в башню? — Предложил Гарри. Но Рона это предложение не заинтересовало. — Сыграем там в шахматы.       — Да-да, — кивнул Уизли. — Давай попозже?       — Ты сейчас так занят? — Удивился он. — У тебя есть планы на вечер? Я тебе не мешаю?       — Нет, — улыбнулся Рональд. — Просто хочу кое-кого увидеть. О, вот и она!       — Гермиона, — поприветствовал Гарри подругу. — Ты сегодня очень красивая.       — Только сегодня? — Ответная улыбка растянулась на женском личике.       — Я не это хоте…       — А ты не шутила, когда говорила про Крама, — перебил Уизли.       Его тон совершенно не понравился Грейнджер, и девушка моментально ощетинилась в ответ:       — Если бы я хотела пошутить, я бы обратилась к твоим братьям.       — Не понял?       — Не удивлена, — поджала девушка губы. А затем она обернулась к Гарри, и лицо ее просветилось. — А почему вы не танцуете? Такой ведь хороший вечер!       — Э-э… Завтра рано вставать. Опоздаем на поезд и будем встречать Рождество в школе.       — Так жарко, — Гермиона прикрыла глаза и похлопала себя пальчиками по разрумяненным щекам. Казалось, она совсем не слушала друзей. — Виктор пошел за лимонадом.       — Он уже стал Виктором? — Рональд уже не знал, к чему придраться.       — Ну, я же зову тебя Роном, а не по фамилии.       — Это потому что мы друзья, — он пытался вернуть девушку с небес на землю.       — Но он тоже мой друг, — мягко возразила она.       — Не льсти себе, — рассмеялся Уизли.       — Что ты хочешь этим сказать? — Гермиона вскочила на ноги.       В этот момент она была похожа на маленькую разъяренную фурию, и Гарри был очень рад, что друзья про него забыли и не втягивали в очередную перепалку.       — А что тут непонятного? — В запале Рональд тоже вскочил на ноги. — Такие, как он, с такими, как ты, не дружат. Таких используют, — последнее откровение рыжий практически выплюнул ей в лицо.       — Вот значит как? — Спросила Гермиона севшим голосом.       — Именно! Расскажи-ка нам, чем вы занимаетесь в этой сраной библиотеке?       Как пощечина наотмашь. Гермиона даже пошатнулась на каблуках. Ей хотелось закричать или даже ударить его в ответ, сделать ему также больно.       — Мы просто читаем книги, делаем уроки, — залепетала Грейнджер.       — Ага, два раза.       — Но это правда!       — Серьезно? Да он старше тебя! Вряд ли ты ему рассказываешь, как делать конспект правильно.       — Нет-нет, — протестует она. — Наоборот, это моя инициатива. Их учебники засекречены, а я…       — Повелась на книжки? — Разочарованно покачал головой Уизли.       — Ты утрируешь! Я просто… он как бы… Давай назовем это просто факультативом? Он «подтягивает» меня.       — Ты хотела сказать натягивает?       Женская ладонь моментально взметнулась вверх. И в следующую секунду Уизли отступил назад, а затем и вовсе свалился на лавку к Гарри.       — Ты нормальная?! — Завопил Рон. — Ты что себе позволяешь?       — Я не позволю тебе меня оскорблять. Если мы друзья, то ты обязан мне верить! Как ты можешь меня унижать своими догадками? Мы просто занимаемся!       — У него явно на уме не одна учеба, — пробубнил Рон, потирая алеющую щеку.       — Идите спать, — Гермиона смерила его испепеляющим взглядом, и тот сжался в ответ. — Гарри, уведи его.       — А как же праздник? Бал?.. — тому не хотелось заканчивать вечер на грустной ноте.       — Немедленно.       — Да-да, — затараторил Поттер и потянул друга за собой. — Увидимся завтра, Гермиона. Хорошо провести остаток праздника.       — Я не поеду в Нору.       Рон лишь усмехнулся, говоря:       — Я так и знал.       А вот Гарри был удивлен.       — Как? — Спросил Поттер Грейнджер. — Ты останешься одна тут?       — Нам нужно отдохнуть друг от друга, — улыбнулась она.       — От меня, да? — Рональд снова завелся.       — Пожалуйста, — просит Гермиона, и Поттер ее понимает. — Ну почему, Рон, почему ты все испортил? — Прошептала гриффиндорка в широкие спины друзей.       Уже утром Гарри попросит прощения за Рона. И за себя, за то, что не вмешался, за то, что позволил. Уже завтра девушка простит его. А потом Гарри снова все испортит, попросив проследить за Малфоем. Но все это будет завтра.       И Гермиона мысленно будет сидеть с друзьями в Норе, простив их, ведь они же неразлучные. Ее бы поселили в одной комнате с Джинни, и они бы проговорили все ночи напролет. А утром их обязательно бы разыграли близнецы. Артур бы за завтраком сетовал на то, что из-за слишком вкусной еды Молли не влезет в очередные брюки.       Как обычно.       Вот только этот год не был обычным. И дело не только в том, что друг влип в неприятности. В этом году досталось и ей: ее косточки вдоль и поперек перемывали в журналах и газетах. Наверное, именно поэтому в этом году на Рождество Молли Уизли не свяжет по традиции ей свитер. Все-таки черная кошка пробежала между друзьями, а миссис Уизли всегда любила мальчиков чуточку больше, чем Гермиону. А еще Молли была подписана на все печатные издания.       Но это все завтра, а сейчас в груди огромная дыра, которую нужно было чем-то заполнить.       Или кем-то.       — А вот и я, — за спиной раздался жизнерадостный голос Крама.       Гермиона поспешно вытерла глаза запястьем.       — Спасибо, — обернулась она.       — Он холодный.       — В самый раз, — улыбнулась Грейнджер. Ей бы сейчас не помешало охладиться, и речь не только о разгоряченном от танцев теле.       — Что-то случилось? — Настороженно спросил Виктор и аккуратно усадил девушку на скамью.       — Просто я… я немного устала, — призналась девушка.       — Позволишь тебя проводить? — Крам с готовностью поднялся и протянул свою руку Гермионе.       — Я… Я всегда рада тебе, но…       — Но сейчас ты хочешь побыть одна, — закончил он за нее. — Я все понимаю. Но я могу проводить тебя завтра? Ты позволишь себя встретить после?       — Я никуда не уезжаю, — ответила Гермиона. — Передумала, — и дерзко вздернула она нос.       — Гермивона, — Крам подхватил девушку и закружил ее в такт музыки. — Я такой осчастливленный.       — Счастливый, — на автомате поправила она.       Виктор осторожно поставил ее на ноги. Его взгляд прошелся сверху вниз по гриффиндорке, а потом вернулся к глазам.       — Ты особенная, Гермивона Грейнджер. Пообещай мне одну вещь.       То, как он говорил, то, как смотрел, и в самом деле заставляло девушку так ощущать себя. Крам практически укутал ее в это слово — особенная. Он заботливо накинул «особенная» на хрупкие женские плечи, как шубку, согревая от лютых морозов в декабре.       — Все, что угодно, — прошептала Гермиона. Она даже приподнялась на носочках, чтобы быть чуть ближе, чтобы расслышать чуть раньше.       — Сохрани в себе это.       А затем он сделал так, как она и хотела — оставил ее одну. Поклонившись, он запечатлил поцелуй на ее пальчиках и, улыбаясь, ушел.       Он ушел не просто обратно в толпу, он ушел совсем, Крам покинул замок и отправился на корабль. Потому что смысла в празднике он уже не видел, ведь время можно было потратить куда с большей пользой.       Он боялся признаться в себе, что без Грейнджер ничего не имело смысла.       Сама же виновница его душевных страданий немного постояла на месте, где он ее оставил, и смаковала послевкусие волшебного слова. А затем вспомнила, что она — Гермиона Грейнджер. Именно поэтому девушка деловито осмотрелась по сторонам: младшекурсники уже ушли, ряды преподавателей поредели, старшекурсники же вели, по мнению Гермионы, себя немного нагло. К примеру, группа парней распивала бутылку в углу; некоторые парочки совсем потеряли стыд и целовались прямо в центре под легкую музыку.       Но если Гермиона, скрепя сердцем, еще могла это вынести, то потом она увидела, как одна парочка, смеясь, поспешила покинуть зал. И Грейнджер прекрасно знала, чем это могло закончиться.       Наложив чары на свои туфли, она поспешила за нарушителями. Даже в праздник она не позволит никому нарушать устав школы.       Никому.       Она не видела, что две пары глаз неотрывно за ней следили. И стоило ей скрыться, как два юноши последовали следом с противоположных сторон, не зная друг о друге.

***

      — Ну и что думает наша светлая головушка?       — Я по крайне мере думаю, Малфой, — в ответ огрызнулась Гермиона.       — Думай активнее, Грейнджер. У меня нет желания провести всю ночь с тобой.       — А жизнь?       — Что?       — Что? — Передразнила Грейнджер. — А если серьезно, Малфой, тут выход только один.       — Нет, — затряс головой блондин. — Это даже не крайний случай.       — Малфой, это просто поцелуй. Ты можешь даже закрыть глаза.       — Я умею целоваться, — взревел Драко, которому казалось, что она откровенно над ним издевается.       — Тогда просто закрой глаза, я все сделаю сама, — великодушно предложила Гермиона.       — Двум дебилам своим так говори, — настала очередь Драко огрызаться. — Ищи другой выход.       — Да брось, мы же это уже делали.       — Тогда не считается.       — Но это ты меня поцеловал!       — Ситуация была другая!       — А, то есть тогда ты мог умереть во время первого испытания, и это было…       — Ищи другой выход, — перебил Малфой.       — А любите вы все усложнять, — вмешался третий участник, скрытый темнотой и чарами.       — Теодор! — С каким-то облегчением вырвалось у Малфоя. Почему-то парень был уверен, что друг ему поможет.       — Нотт? — Удивилась Гермиона.       — Тео, вытащи меня из-под этой херни! — попросил Драко.       Но Теодор медленно подходит к парочке. Внешне — камень, скала, а внутри горит огонь несправедливости, ведь это он должен стоять под этой чертовой омелой и целоваться с Гермионой. Но вместо этого он уже минут пять слушал, как эти упрямцы пытаются разойтись, не целуясь.       План Джинни Уизли отлично сработал, вот только Драко Малфой все испортил.       — Третий лишний, — глубокомысленно изрек Нотт.       — Малфой, мне надо дежурить, — устало взмолилась Грейнджер. — Давай по-быстренькому — и разбежались, если ты не хочешь вспомнить, что ты тоже староста, и это твоя прямая обязанность выявлять нарушителей. Даже в праздн…       Она не успела договорить. Малфой так устал от ее нравоучительного тона, что одним резким движением привлек девушку на себя, заставляя прерваться на полуслове. Его лицо было в нескольких сантиметрах от ее, и почему-то мурашки именно сейчас решили пробежаться по спине.       — Видишь, это не так страшно, — глупо улыбаясь, прошептала Гермиона. Ее веки начали сами собой закрываться, а сердце застучало быстрее, ведь она и мечтать не могла, что в Рождество поцелуется с Драко Малфоем под омелой.       Определенно, кто-то ее очень любит и изрядно постарался.       Пальцы Теодора непроизвольно сжались в кулаки в карманах.       — Хрена с два, — Малфой прошептал ей в губы. Мужские руки оттолкнули от себя доверчивое тело.       Это была вторая пощечина за вечер.       — Малфой! Я не твоя мамочка, я не буду вытирать тебе слюни!       — Никогда не говори о моей семье, — рука Драко до боли сжала локоть Гермионы. — Иначе в следующий раз будет намного больнее.       — Я все равно не буду вытирать тебе слюни.       — Как ты ж с таким слюнявым планируешь целоваться? — Забавно поинтересовался Драко.       — Я потом помою рот с мылом и выпью зелья Сна без сновидений, чтобы кошмары не мучали, — пообещала Грейнджер. Отчего-то это вызвало у Драко улыбку, и девушка решила воспользоваться моментом, чтобы его поцеловать.       Неуспешно.       — Проклятье! — Выругался слизеринец, когда спиной натолкнулся на невидимую преграду, что не позволяла ему без поцелуя разорвать плен омелы.       — Что ж, — деловито улыбнулась Грейнджер. — Деваться тебе некуда, а я никуда не тороплюсь, — хмыкнула девушка.       — Мерлин, меня сейчас стошнит от вас, — скривился Нотт.       — Так помоги! — Предлагает Драко.       — Так иди куда шел, — советует Гермиона.       — Не слушай ее, — чуть ли не закричал Малфой.       — Ну что ж, кто поцелует меня? — Рассмеялся Теодор.       — Что? — Хором удивилась парочка пленников.       Под их озадаченные взгляды, Теодор Нотт прошел сквозь невидимую преграду и каким-то чудом стал третьим.       — Это невозможно, — прошептала Гермиона, а ее мечта на поцелуй с возлюбленным стала таять буквально на глазах.       — Это магия, — закатил глаза Драко. — Если бы я подумал, я бы тоже пришел к этому варианту.       — А я тебе говорила!       — Но тогда я не видел Тео!       — Заткнитесь оба! — Велел Теодор. — Ну, кому из вас я нравлюсь? — Кокетливо похлопал ресницами парень.       — Я не настолько низко пал, чтобы целоваться с парнем, — еле выдавил из себя Драко.       — Как насчет тебя? — Подмигнул дурмстранец Гермионе.       — Прямо тут? — Испугалась она.       — Ну мы можем попросить Драко не подглядывать, — нашел выход Теодор.       — Но… но… — Растерялась Гермиона.       — Думаю, это самое безобидное из того, что мы с тобой уже делали, — Гермионе казалось, что Теодор намеренно вгоняет ее в краску. Она не понимала, зачем, вот зачем нужно было говорить об этом при посторонних?       Особенно перед Драко.       И Гермиона быстро закивала, чтобы Нотт замолчал и больше не раскрывал их небольшие секретики перед Малфоем. Удовлетворенный ее согласием, Теодор плавно притянул Грейнджер к себе. Его ладони медленно прошлись по спине, коснулись плеч и также медленно стали опускать вниз в поисках ладоней. Пальцы переплелись. Дыхание участилось у обоих.       Нет, у троих.       — Я сразу тебя узнал, — прошептал ей на ухо Нотт. — Как только ты спустилась в зал. Ты была самой красивой.       Его слова рождают новый рой мурашек. И эти мурашки не постыдно прячутся на спине, а гордо украшают ее шею, плечи, руки.       Одной рукой Нотт крепче прижимает к себе, а второй рукой достает гребень из ее прически.       — У тебя такие потрясающие волосы. Непослушные, как и ты. Я люблю твои кудряшки. Зачем ты их спрятала? — Юноша кончиком носом проводит по волосам, вдыхая глубже еле уловимые аромат.       Она дышит прерывисто и часто. Она готова — он чувствует это. Она сама хочет.       — Блять, вы должны просто поцеловаться, а не показывать мне романтическую прелюдию, — нахально произнес Драко, чем испортил магию момента. — У меня не встает на такое.       — Так у тебя и не должно, — парировал Нотт, не оборачиваясь.       Поцелуя не избежать, и Драко чувствовал это. Хотел как-то остановить, но это было неизбежно.       — А спорим, — чересчур громко произнес Малфой. — Спорим, что если бы у нее был выбор и ты на нее не давил бы, то она тебя не выбрала бы?       Нотт в нескольких миллиметрах от желанных девичьих губ.       — Черт, как же мне не везет с друзьями. Снова, — улыбнулся дурмстранец.       — Спорим на пятьдесят галеонов, что она поцеловала бы меня? — Отчаянно продолжает Драко дальше.       — Да хоть на сто, Малфой, — развернулся Теодор.       — Принято! — Драко сжал ладонь друга.       Две пары мужских глаз выжидающе уставились на Грейнджер.       — О, ну гениально! — Всплеснула руками девушка, когда до нее дошло, чего от неё хотят.       — Просто поцелуй меня, — улыбнулся Нотт. — И мы…       — Не дави на нее, — остановил его Малфой. — Она вообще-то меня хотела поцеловать, так что…       — А это не давление? — Повел бровями Теодор.       — Напоминание.       И две пары глаз снова уставились на нее.       — Жарко тут, да? — Нервно улыбнулась Гермиона и стала теребить декольте платья.       «Не паникуй», — мысленно вопила Гермиона. «Это просто… поцелуй».       Но выбор был до безобразия сложным.       «Черт! Что же делать?»       И Гермиона решила поступить так, как Джиневра Уизли вышла бы из положения — легко, играючи и с ноткой кокетства.       Ее взгляд вмиг стал заигрывающим, улыбка — игривой. Нотт лишь улыбнулся, определенно, его девочка приняла верное решение. Малфой же растерянно смотрел на это преображение Гермионы. И почему он сразу не заметил, почему ломался? Ведь он был совсем не против поцеловать ее еще раз. Этот поцелуй стал бы более личным, глубоким, а не мимолетным касанием губ.       Сейчас она была весьма миловидной и растрепанной. Последний факт отчего заставлял что-то внутри саднить.       — Значит, если я поцелую тебя, то ты получишь пятьдесят галлеонов? — Игриво спросила она у Драко.       — Сто, — поправил тот.       — А у тебя есть такие деньги? — Поинтересовалась девушка.       В доказательство своих слов Малфой достал из внутреннего кармана какой-то маленький зеленый мешочек.       — Слабо верится, что вот в нем, — кивнула она на мешочек, — есть сто галлеонов.       — Он зачарованный, Грейнджер. Тут будет столько золота, сколько мне нужно. Это же магия, — он закатил глаза. — Стоит мне пожелать, и золотишко из Гринготтса окажется вот тут, — потряс он заколдованным мешочком прямо перед глазами девушки.       — И ты оценил меня в пятьдесят галлеонов? — Разочарованно протянула Грейнджер.       Малфоя так и подмывало сказать, что шлюхи и друзья положены бесплатно. Но сжав зубы, парень просто кивнул.       — А ты, Нотт, — Гермиона повернулась. — Почему ты оценил меня в сто галлеонов?       — У меня ваучер ровно на сто галлеонов, — в доказательство своих слов Теодор достал бумажку. — Я не могу его как-то менять.       — Получается… получается… Ты отдал за меня все, что у тебя было, — прошептала она.       Гермионе потребовалась чуть больше времени, чтобы осознать этот факт, чтобы ее же собственные слова пробились к ней.       — Что ж, тебе ведь не помешают сто галлеонов? — Гермиона практически вплотную приблизилась к Малфою.       Лицо Драко просияло, когда он понял, что победил.       — Верно, — слизеринец облизнул пересохшие губы. Драко и подумать не мог, что этим спором может перекрыть и первый.       — Закрой глаза, — шепчет девушка, игриво улыбаясь. — Я стесняюсь.       Малфой безропотно послушался. Дыхание парня сбилось, а ладони запотели. Губы кривятся в подобии улыбки и ожидания поцелуя. Легкий ветерок приятно пощекотал его лицо, когда Гермиона наклонилась.       Не в ту сторону.       Серые глаза широко распахнулись.       — Что за?..       Победа выскользнула из пальцев и бурным потоком сносила все, увлекая каждого в свой водоворот событий. Серые глаза распахнулись как раз в тот момент, когда женские пальцы обхватили подбородок Тео и притянули лицо к себе. Теодор только этого и ждал: его язык тут же проник в теплый женский рот, а руки стали гладить по прильнувшему телу, вот они сжали плечи, затем опустились на лопатки и стали скользить ниже, пока пальцы не сжали талию, а потом — продолжали путь ниже, сжавшись на ягодицах Гермионы.       — Прекращайте! — Драко было так больно, что захотелось со всей силы топнуть ногой.       Малфой не мог поверить, что эта девчонка обвела его вокруг пальца: дала надежду на победу, которой Драко, подобно флагу, размахивал над головой, а потом резко вырвала из его рук. Уму непостижимо! Если бы ему кто-то сказал, то Малфой бы высмеял этого человека. Но он видел своими глазами, как сама Гермиона Грейнджер жадно целовала Теодора Нотта.       Еще староста девочек называется.       Но у Драко не было сил отвернуться. Это было подло и неприлично, но он подглядывал. Нет, не подглядывал — открыто смотрел во все глаза. И видел перед собой довольного до безобразия Нотта.       — Заканчивайте, — выпалил Драко. — Омела растаяла.       Но парочка и не думала прекращать, словно издевалась над слизеринцем.       — Ты победил, — признал Малфой, стараясь привлечь внимание друга.       И это вроде бы сработало, Гермиона первой разорвала поцелуй, но Теодор легко и просто увлек ее в новый поцелуй. Чисто закрепить успех.       — Как жаль, что не всегда все бывает так, как хочется тебе, Малфой, — подытожила Грейнджер, когда опомнилась от поцелуя.       — Да пошла ты, поганая…       — Еще раз назовешь меня грязнокровкой, и я лично вымою тебе рот с мылом.       — А силенок то хватит? — Ухмыльнулся Малфой.       — А ты проверь, хорек.       Нотт прыснул со смеха, а Драко побелел от злости.       — Сука, — только и смог вымолвить слизеринец дрожащим от позорных воспоминаний голосом.       — За любое оскорбление в свой адрес, Малфой, я прилюдно тебе вымою рот, — миролюбиво произнесла девушка. — Ладно, мальчики, не задерживайтесь тут и не нарушайте правила, а то буду вынуждена отнять очки у тебя, Малфой.       — У себя отними, — в ответ огрызнулся Драко.       — Прости, что?       — Интересно, как отнесутся учителя к тому, что ты развращаешь в коридорах бедных студентов из Дурмстранга?       — А они узнают?       — Очевидно, — кивнул Драко. — Я лично сделаю так, что каждый первокурсник узнает о том, что этой ночью тут произошло.       На лице Гермионы мимолетная паника. А потом Гермиона берет себя в руки:       — Не нарушайте правила, — напомнила она.       — Добрых снов, Грейнджер! Счастливо проснуться главной героиней сплетен.       — Тебе все равно никто не поверит, — с этими словами Гермиона поспешила покинуть этот злосчастный коридор.       Драко оставалось лишь с грустью смотреть ей в след, ведь парень прекрасно все понимал: да, ему никто не поверит. А вот Теодор восхищался Грейнджер, и восхищение ею било через край.       — На, — Малфой толкнул друга локтем в бок.       — Оставь себе, — Нотт отказался от протягиваемых галлеонов и поспешил прочь из коридора, в душе желая нагнать девушку и наверстать упущенное. Что-то подсказывало Нотту, что это Рождество может стать особенным.       Но только с ней.       — Что, подцепил гриффиндорское благородство через поцелуй с этой сукой? — Обиженно кинул Драко вслед другу.       Теодор лишь махнул рукой на этой выпад. Малфой был возмущен подобной реакцией и, кажется, говорил что-то еще и еще, вот только слов было не разобрать — изо рта слизеринца вырывались мыльные пузыри, царапая горло.

***

      Гермиона не просто уходила, убегала, словно на крыльях, от той злополучной омелы. Вот только если из коридора можно сбежать, то от себя никак. Мысли, поступки, мечты — все это подобно комом скатывалось за ней попятам.       Грейнджер вернулась в зал, чтобы продолжить наблюдать за учениками как староста. Время летело, студентов становилось значительно меньше, пока Гермиона уже как полтора часа невзначай передвигалась по залу и осматривала всех, слушая приятную медленную мелодию Флитвика для танцующих пар. Она даже немножко завидовала однокурсникам, что неторопливо вальсировали. Гермиона очень-очень хотела тоже опустить голову на мужское плечо и слушать на ушко, что она самая-самая, а высокий сильный парень медленно бы ее кружил по залу. Но вместо этого она лишь прокручивала в голове весь сегодняшний вечер — и это были далеко не теплые воспоминания и Викторе. В голове нон-стопом крутились реплики Рона. Слезы грозились пролиться на платье, но Гермиона поднимала глаза к потолку, хоть как-то предотвращая вылезающий наружу плач.       — Пожалуйста, — шептала девушка. — Ну пожалуйста, — молила она о рождественском чуде, хотя и сама не понимала, что конкретно ей было нужно.       — Потанцуем?       Гермиона резко развернулась и не поверила собственным глазам: перед ней стоял Драко Малфой.       — Ну?       Она с удивлением смотрела на его протянутую руку.       — Ну же, Грейнджер, — торопит Малфой. — Подари мне один танец.       — Паркинсон будет рада.       — Возможно, но приглашаю-то я тебя.       Гермиона, как зачарованная, смотрит на его руку, а в голове крутится мысль, какие у него длинные пальцы.       — Ну? — ожидает он, Малфой будет чувствовать себя неловко, если кто-то застанет его с Грейнджер. Но Драко убедился, что слизеринцев тут уже нет, они продолжаю вечеринку в своих подземельях, с более интересной программой.       Боже, ей до дрожи в коленках хотелось вложить свои пальцы в его протянутую ладонь, но… Но голос Рональда Уизли так некстати напомнил о том, что она не годится для романтики и прочего, что ее только используют… И разве это не так? Нотт и Малфой поспорили на нее, словно она — бутылка виски.              Используют. Точно. Это, наверняка, очередной спор.       — Нет, — покачала головой Гермиона.       — Почему?       — Потому с меня на сегодня хватит. Мой лимит боли и разочарований исчерпан на сегодня, — горько ответила она.       — Грейнджер, — отчего шепотом произнес Драко. — Я не собираюсь шутить над тобой или рассказывать кому-то.       — Да плевать мне на это.       Малфой увидел безграничную усталость в ее словах и позе. Отчего-то ему захотелось обнять девушку и сказать, что она не одна такая. Он тоже один и чертовски одинок. Их теперь, минимум, двое. Если сначала слизеринец хотел взять реванш перед Ноттом хотя бы танцем, то сейчас он сам нуждался. Не в танце — в объятьях. В своего рода поддержке. В иллюзии, что он не одинок.       — Давай в следующий раз? — Предложила Гермиона, которая уловила новый оттенок грусти в его глазах.       — Я дважды не предлагаю, — рука по-прежнему протянута к ней.       — Что ж, тогда я останусь без подарка, — извиняющееся улыбнулась она и не могла отделаться от мысли, что это новый вид издевательства от Драко. Она уверена, что он обязательно выставил бы ее в глупом свете и высмеял.       Но только одному Мерлину известно, как сильно ей хотелось обмануться. Хоть разочек. С самим Драко Малфоем. Но Грейнджер прекрасно понимала, что достигла лимита разочарований. Не только за сегодня, а за год в целом.       — Не стоит в чем-то себя ограничивать. В Рождество ты достойна лучшего.       Гермиона кивнула. Танец с Драко стал бы действительно лучшим событием, однако было слишком много «но».       — Я была плохой девочкой, и Санта подарит мне лишь книжки.       Драко спрятал ладони в карманы, чтобы не стоять как дурак с протянутой рукой. И находиться рядом с ней в молчании было невыносимо: говорить им было не о чем.       — От тебя мылом пахнет, — то ли спросила Гермиона, то ли неожиданно сказала это вслух.       — Да… Помыл рот с мылом.       Неловкие вопросы повисли в воздухе, взгляды стали более глубокими, и Малфой, не прощаясь, скрылся, словно никогда тут не стоял и не разговаривал с той самой заучкой-Грейнджер.       — Черт, вот идиотка, — ругала себя Гермиона, уже не сдерживая слезы. Малфой сделал первую попытку, но она профукала последнюю возможность хоть что-то урвать от Малфоя. — Просто дура.       Успокоившись и взяв себя в руки, она оценила обстановку вокруг. Студентов уже можно было по пальцам пересчитать, а из преподавателей был только Снейп, который также лениво блуждал взглядом по залу в поисках нарушителей. Время от времени профессор неожиданно материализовывался за спиной у парочки, которая забывала, что тут они не одни и позволяли что-то лишнее.       Увидев это, Гермиона лишь хмыкнула. А затем увидела, как кто-то, воспользовавшись тем, что профессор кого-то отчитывает, прошмыгнул за кареты. И Грейнджер тут же поспешила за нарушителем.       — Что тут происх… Теодор?!       — Гермиона!       — Что ты тут делаешь?       — Наслаждаюсь вечером.       — Один? — С прищуром спросила она. Отчего-то ей в это не верилось. Что-то неприятно кольнуло где-то внутри, будто он разочаровал ее. Словно обманул, обещая целый мир, но вместо этого дал лишь леденец.       — Как видишь, — лукаво улыбнулся Тео, раскинув руки в стороны. Он уловил, как быстро в ней что-то поменялось. И это отчего-то его обрадовало.       — Кого ты прячешь?       — Посмотри сама, — Нотт шагнул в сторону от кареты, на которую прислонялся.       Гермиона переступала с ноги на ногу, не решаясь открыть дверцу, словно боялась увидеть кого-то там за его спиной.       — Ладно, я тебе верю.       — Зря.       — Почему?       — Потому что никому нельзя доверять.       — Но…       — Потанцуем? — Перебил Нотт.       Гермиона тут же вспоминает, что несколько минут ранее Малфой предлагал ей тоже самое.       «Так и знала!» — закричал в мыслях голос.       — Нет, — слишком резко, слишком грубо.       — Почему?       — А ты сам не знаешь? — слова обрели саркастичный тон.       — У тебя с Крамом все серьезно? — Неожиданно спросил Тео.       — Что? — она удивленно вытаращила глаза.       — Ты теперь с Крамом? — Нотт подступает к ней, заставляя её сделать шаг назад. Вот только отступать ей уже некуда.       — В смысле «теперь»? — Настолько сильно она была ошарашена вопросом, что даже забыла возмутиться от наглости Теодора такое спрашивать.       — М-м-м… Ясно. Я все понял. Да. Спасибо. — Бессвязно бормотал он.       — Теодор?..       — Все в порядке. Я все понял. Не переживай.       Юноша уже развернулся спиной и хотел уйти как можно дальше от этого места, от этого праздника и… от нее.       — Стой.       Но он даже не обернулся.       — Подожди, — цепкие женские пальцы ухватились за рукав праздничной гимнастерки. — Я могу тебе все объяснить.       — Не нужно мне ничего объяснять, — шипит Теодор и даже не думает обернуться, чтобы в лицо ей высказать все, что думает. — Я не тупой и все прекрасно понимаю.       — Не уверена, — на повышенных тонах парирует девушка.       Нотт развернулся так резко, что Гермиона невольно вскрикнула.       — Я. Не. Тупой, — медленно, чуть ли не по слогам повторил он. Затем запустил ладонь себе в волосы и оттянул кудри назад, словно собирался с мыслями.       — Я не это хотела сказать! — Ощетинилась девушка.       — Хотя, нет, пожалуй, я — тупой, — словно сам с собой говорит Тео. — Эти ваши занятия в библиотеке на ежедневной основе, эти прогулки вокруг замка. Черт, ты даже сопровождаешь его на тренировки!       — Я просто сижу на трибуне и читаю, пока он летает, — пролепетала Грейнджер.       — Но почему ты ни разу не была со мной на тренировке? Я тоже летаю, как и Виктор, каждый сраный вечер!       — Но я тебя не вид…       — Ясно.       Нотт снова разворачивается, но не спешит уйти. Словно собирается с мыслями или же дает ей шанс прояснить ситуацию. Ему это очень нужно, но отчего-то он не понимает, в чем же нуждается больше всего из этого.       — Тео… — она снова касается его рукава, но Теодор отдергивает руку так быстро, будто она какая-то зараженная.       Он не должен ее касаться. Он не имеет права ей грубить. Ему даже думать о ней запрещено. Она же девушка его друга — Крама. Но если она и дальше не оставит свои жалкие попытки его коснуться, то он сорвется. Одному Мерлину известно, как сильно Нотту хочется развернуться, сжать пальцы на ее плечах и хорошенько встряхнуть. Так встряхнуть, чтобы все эти глупости, мальчики и прочее напрочь покинули ее очаровательную головушку.       — Тео, — очередная робкая попытка до него дотронуться. Обратить на себя внимание.       И это ее «Тео» запускает какую-то невозвратную реакцию, заставляя переступить ту самую черту, которая делит все на «до» и «после». Нотт снова дергается в сторону от нее, но она сама к нему тянется.       Сама. Наверное, это был последний взмах волшебной палочки, которая выстрелила прямо в сердце и застелила глаза дымом обиды и ревности. Он слишком резко разворачивается, слишком сильно ее отталкивает, от чего она стукается затылком о дверцу кареты и морщит нос.       — Не трогай меня, — попросил он.       Весь день снова проносится перед глазами Грейнджер, и новый водоворот обиды и несправедливости захлестнул ее по новой. Неловкость, робость — все куда-то испаряется, как по щелчку пальцев. Гермиона могла бы зачитать ему лекцию или ответить на французском, который немного практиковала, но она выбрала язык фактов.       — Почему ты меня не пригласил? — С обвинениями спросила она, ткнув пальцем в его грудь.       Нотт отшатнулся не от силы удара, нет, от осознания того, что на самом деле он ничего не сделал.       — Разве ты этого хотела? Ты ждала от меня приглашения, скажи?       — Да, — не задумываясь, ответила Грейнджер.       Ни тени сомнения.       Нотт снова делает шаг назад, пораженный ее признанием. Он не может его принять, поверить в эти слова.       — Тогда почему ты целый вечер танцевала только с Крамом и отказала мне? Ждать устала? — Он приблизился ближе.       — Потому что я подумала, что это очередной спор.       — Какой спор?       — С Малфоем.       — Мерлина ради, Гермиона, он то тут причем?       — Он тоже подходил ко мне и просил один единственный танец.       — И ты?..       — Отказала.       У Нотта вырывается вздох облегчения, будто что-то судьбоносное решилось в этот момент, когда она не утаила этот факт.       — Как ты могла такое подумать? — Не смог скрыть улыбки парень.       — Можно подумать, вы не спорили на меня часом ранее.       Холодок пробежался по спине Нотта и заколол где-то на затылке. Рот наполнился слюной, вязкой и тягучей, отчего юноша не мог сглотнуть этот неприятный ком горечи.       — Ну давай, Тео, скажи мне честно, — бросила его же словами. — Разве ты никогда не спорил на меня?       Он не мог ей соврать. Он не хотел ее обманывать. Но признаться сейчас — было равносильно капитуляции в дальнейшим.       — В свое оправдание хочу заметить, что я никогда не начинал любой спор первым, — чистейшая правда.       — Ясно, — пожала плечами она.       Отчего-то Грейнджер не могла уйти. Почему-то он не мог ничего сказать ей, хотя хотел. Они стоят рядом — ткань ее платья буквально касается его брюк, — но смотрят в противоположную друг от друга сторону, однако мысли у них сходятся.       Нотт первый нарушает молчание, шепотом спрашивая:       — Ты тоже это чувствуешь?       — Что? — она так и не повернулась в ответ.       Слова дались ему непросто, но все же признание срывается с мужских губ:       — Мурашки по коже.       Ее голова слишком медленно повернулась к нему, а глаза… Казалось, если в них вглядеться, то можно было увидеть всех демонов, что обитали на дне.       И стоило ему в ответ посмотреть на нее, как она тоже почувствовала это — такое большое и теплое чувство, которое зародилось где-то в животе, а потом стало расти и расти, заполняя жаром всю ее сущность.       Казалось, она не могла пылать сильнее, но Нотт все стал подбрасывать словечки в этот костер:       — Ты такая красивая. Но иногда мне кажется, что тебя не существует. А иногда я ненавижу Крама только за то, что он к тебе может прикоснуться.       Гермиона внимательно слушает, затаив дыхание. Впитывает, как губка, каждое слово, словно боится, что это очередной спор или прикол. Как будто Нотт может забрать слова обратно, и ей больше никто и никогда их не повторит.       — Гермиона…       — Тео? — На выходе откликается девушка.       — Я не могу не думать о тебе. Ты везде, Гермиона. Ты повсюду. Я вижу тебя, даже когда мои веки закрыты. Я чувствую тебя.       — Замолчи, — зашептала.       — Я не могу, Гермиона. Я готов кричать на каждом углу, что…       — Пожалуйста, Тео, замолчи, — то ли всхлип, то ли стон сорвался с женских губ.       — Иначе что? — Лицо дурмстрангца становится просто до неприличия ближе.       Гермиона задержала дыхание.       — Тео, молчи, пожалуйста, молчи!       — Ты так дрожишь, — подметил он. — Разве тут холодно?       Гермиона отрицательно покачала головой. Вот что-что, но тут было далеко не холодно. Градус просто зашкаливал, как и пульс.       — Жарко? — Продолжает спрашивать парень, хотя он и так знает правду, но не может отказать себе в удовольствие посмотреть, как лицо девушки зальет стыд, когда она признается.       Но она снова покачала головой, не соглашаясь.       — Гермиона, ты мне льстишь, — его дыхание опаляет, распаляет, практически провоцирует.       — Я не поним…       — Неужели это я заставляю тебя так дрожать?       Ей так отчаянно хочется это опровергнуть, но она будто со стороны видит, как кивнула, соглашаясь. А Тео одними губами произнёс:       — Бинго, — видя, как румянец берет свое начало на шее, а потом медленно ползет вниз, к груди.       Грейнджер даже не догадывается, насколько она сейчас милая, просто до невозможности, до тесноты в ребрах.       — Гермиона, знаешь, что я хочу сейчас сделать?       — Молчи, — затрясла она головой. Что-то ей подсказывает, что она уже знает ответ, потому что губы горели от предвкушения, а внутри что-то ныло да тянуло.       — Я тебя сейчас поцелую, — его шепот был громче криков учеников на стадионе во время квиддичного матча.       Ее рот приоткрылся, чтобы возмутиться и так мило сократить его имя до чувственного «Тео», но Нотту уже осточертели эти пустые разговоры. Он был человеком дела, а не любителем почесать языками. Хотя языком он владел отлично, в чем Гермиона убедилась мгновением спустя, когда со стоном почувствовала его губы на своих.       Она первая положила руки на его плечи, чтобы притянуть его к себе, словно он был единственным, кто мог утолить ее дрожь. А он продолжил ее инициативу, властно положив ладони на ее талию. Теодор, будто горел, но, черт возьми, в его объятиях было идеально, в них она была готова провести не только Рождество, но и целый год.       С каждой секундой поцелуй становился все развязнее и развязнее, прикосновения — дерзкими, а стоны — слаще.       — Мы же не… — Грейнджер пыталась взять себя в руки, разрывая поцелуй, но Тео снова увлек ее в очередной. — Нет-нет, — постаралась увернуться, но настойчивости дурмстрангца не занимать.       И Гермиона сдалась, прикрывая глаза и отдаваясь в головокружительный поцелуй. Но Теодор нарочно начал медлить, чтобы немного вывести ее из себя, чтобы заставить умолять о большем. Он прерывался, чтобы шептать ей все то, что не мог сказать раньше. И Гермиона сходила с ума, плавилась от его слов, как масло на слишком горячем тосте. Последней каплей стало то, что он прошептал, как хочет перецеловать каждую ее веснушку.       — Ох, Тео, заткнись уже и просто меня поц…       И он целует. Как ей нравится. Голова становится легкой, дыхания не хватает, ноги подкашиваются, а в ушах гул;       Она вся — сплошной оголенный нерв, куда не тронь — взорвется импульсами. Он — мощь, которая удерживается лишь на тонкой мысли, что он может снова ее спугнуть.       Но именно она делает шаг назад, утягивая за собой Нотта. С глухим стуком два тела стукнулись о дверцу кареты.       — Ох, прости, — тут же спохватился Теодор.       — Ох, Тео, заткнись ты уже и просто меня…       — Трахни? — Нотт намеренно использует это слово, чтобы опустить девушку на землю. Чтобы она снова не остановила его на самом интересном месте.       — В данном контексте предпочитаю быть соблазненной, — чопорно отозвалась она, а потом хихикнула от своей смелости.       Нотт лишь удивленно повел бровями. Казалось, он уже знал ее, как учебник или собственную метлу, но она не переставала его удивлять. Он сам себе не мог признаться, стыдился, но рядом с ней он чувствовал себя неопытным мальчишкой. Черт, но именно он сейчас чувствовал себя соблазненным ею.       Нетерпеливые женские пальцы потянули в стороны парадную мантию. Этот жест вывел Теодора из оцепенения, и он опомнился. Объятия его рук отрезают Грейнджер от всего остального мира. С закрытыми глазами, на ощупь, она ищет его губы, и он с удовольствием их подставляет.       При помощи магии дверца кареты открывается, и Нотт, не размыкая губ и рук, утягивает за собой девушку. Вот уже на подножке — и Гермиона встала на носочки, чтобы быть ближе к нему. А он сразу поднимает ее, словно Гермиона — пушинка, и ставит на один с собой уровень.       И темнота кареты поглотила их.       Он поудобнее сел на пышное сиденье — определенно, шармбатонцы знали толк в комфорте, — а она тут же оказалась там, где и было ей место — на его коленях. Нотт аккуратно собрал платье в складки на её бедрах, а сама Грейнджер запустила пальцы в его кудри, пока зацеловывала лицо Тео. Быстрые поцелуи вдоль линии подбородка, мимолетные касания по скулам. Он продолжает что-то шептать ей на ухо, уворачиваясь от её губ, чем вызывает ее недовольство.       — Да поняла я. Поняла, что ты мечтал обо мне всю жизнь, — нетерпеливо перебила Грейнджер. — Но может ты уже покажешь мне кое-что, что намного больше слов?       От ее громкого заявления он рассмеялся. Гермиона непонимающе на него посмотрела, а он все смеялся и смеялся.       — И что это значит? — Обиженно спросила она с сиденья напротив, на которое уже успела пересесть.       — О, я обязательно тебе покажу это «кое-что», — отозвался Теодор, прочистив горло.       Смена эмоций на ее лице была бесценна: от полного непонимания до дикого смущения и осознания. Нотт снова расхохотался, умиляясь в сотый раз ее скромности.       — Я не подумала, — она спрятала лицо в ладонях. — Какую я сморозила глупость.       — Будь собой, Гермиона, и это «кое-что» само тебя найдет, — поддевает Нотт.       — Мерли-и-и-ин, —простонала Грейнджер в собственные руки.       Нотт продолжает что-то говорить, но она его даже не слышит. От стыда кровь отхлынула от лица, и единственное, что слышала Гермиона — это шум океана в ушах. Но все же его голос пробивается сквозь панцирь неловкости:       — Я так хочу нарисовать тебя такой. Чтобы запомнить, чтобы всегда иметь возможность носить твой образ с собой.       Гермиона бросает дерзкий взгляд на Нотта.       — Ну так сделай это, а не мели языком.       Что ж, Теодор рассчитывал ей показать совсем другое, но она снова приперла его к стенке.       — Что, не умеешь? — С ехидством спросила.       — Как два пальца, Гермиона, — подмигнул он.       Люмос на палочке стал чуть ярче. Теодор достал из кармана мантии платок и взмахом трансфигурировал его в небольшой пергамент. Сигарета в его руках превратилась в карандаш. Нотт сложил ногу на ногу и положил на коленку лист. Только сейчас осознал в полной мере, что понятия не имеет, что делать дальше.       Он не врал, что не умеет. Просто никогда раньше не пробовал этим заниматься.       — Как успехи? — Томным голосом спросила Грейнджер.       — Никак, — отрывисто бросил Нотт. — Мы, художники, не любим, когда на нас давят.       — Хорошо, — кивнула она. — Я помолчу.       Тео так и подмывало дать ей совет, как лучше пользоваться ртом, но все парень благоразумно промолчал.       Первые линии неуверенные. Но потихоньку стал вырисовываться силуэт.       — Это все, на что ты способен? — Разочарованно протянула Грейнджер. — Я ожидала… большего.       — Я тоже, — отложил пергамент в сторону Теодор.       — И что же нам теперь делать?       — Может, тебе стоит позировать лучше?       — Может, тебе стоит стараться усерднее?       — Так покажи мне, — хищно улыбнулся Теодор. — Покажи мне, какого это быть лучшей во всем.       — И что… Что же тебе показать? — Шепотом спросила Гермиона.       — Уговори меня продолжить, Гермиона, и обещаю, ты не пожалеешь, — Нотт откинулся назад на сиденье.       Грейнджер поерзала на своем сиденье, выбирая удачную позу, но Теодор лишь отрицательно покачал головой.       — Ну и чего тебе не хватает? — Не выдержала она на очередное цоканье. — Покажи, раз такой умный.       — Удиви меня.       Его глаза заблестели азартом, и она почувствовала, как мурашки пробежали по рукам лишь от одного взгляда. Но теперь ей хочется большего: ей хочется всего Тео. Она хочет видеть больше огня, она хочет сама быть огнем и сжечь его и себя.       С какой-то опаской Теодор смотрит, как ее руки поднимается вверх и заводятся за голову. Также медленно руки вернулись на место.       — И? — Поднял брови Теодор, когда Гермиона обхватила себя за плечи, скрестив руки.       Она знала, как можно удивить, но воспитание не позволяло. Хотя она уже переступала эту грань. Именно с ним. Но было страшно начинать это первой.       Но разве они уже давно не ходят по грани?       Ее руки снова начинают движения — медленные. И так же медленно брови Теодора ползут вверх, потому что платье Грейнджер с каждой секундой опускается ниже и ниже.       — Так лучше? — Спросила Гермиона, отводя взгляд в сторону.       — Определенно, — сглотнул Нотт, пытаясь не пялиться на ее оголенную грудь.       Лист пергамента вернулся обратно на коленку, и Тео попытался собраться с мыслями. К его удивлению, каждый новый штрих получался все лучше и лучше. Но не идеально.       — Ты позволишь мне? — Спросил Теодор, отложив набросок в сторону.       Не доверяя себе или своему голосу, Грейнджер кивнула. Она ожидала чего угодно, но никак не того, что Нотт ее потянет за ногу, заставляя ниже спуститься по спинке сиденья.       — Ох… — случайно вырвалось у нее.       Но не успела она и дыхание перевести, как руки парня уже растрепали ей прическу и теперь красиво укладывали пряди по плечам, ключицам и груди. Особенно его пальцы задержались на груди, но и не думали ту ласкать.       Из Гермионы опять вырвался разочарованный выдох.       «Позже», — мысленно пообещал себе Теодор. Он вернулся обратно на свое сиденье и полностью растворился в процессе, не замечая ничего вокруг.       А вот Грейнджер подмечала каждую деталь, каждую мелочь. Она подглядывала за парнем из-под полуопущенных ресниц, не стесняюсь его разглядывать.       «Полная противоположность Драко», — невольно проскочило в мыслях.       Но все же что-то общее у них было. Как Гермиона не пыталась, она не могла объяснить прелесть Теодора, которая так и манила рассматривать его дальше, стать чуть ближе и разглядывать. Он весь был подобно греческой статуе, словно высечен опытной рукой мастера из мрамора, красивый и далекий. Прктически нереальный. Его манеры, образование и воспитание делали его интересным собеседником и желанным спутником на любое мероприятие. Он был мечтой многих девушек, вот только Гермиона никогда не следовала за толпой, и ее было бесполезно подкупать галеонами.       Знакомое чувство разлилось внутри живота и стало мурашками спускаться ниже, заставляя сжать бедра в поисках спасительного спокойствия. Стоило девушке снова бросить взгляд пальцы, на то, как ловко они порхали над листом, и возбуждение окатило низ живота горячей волной, заставляя чуть поерзать.       — Не двигайся, — попросил он.       Гермиона, прикрыв глаза, сделала вдох, она не может себе отказать в удовольствии и опять начала подглядывать за ним. Грейнджер заметила блеск на мизинце Нотта — перстень.       И мысль, что у Малфоя точно такой же, не дает покоя и вызывает очередную дрожь.       — Пожалуйста, потерпи немного, — попросил Тео. — Я скоро закончу.       Но у Грейнджер другие планы.       — Нет, — девушка собралась и уверенно села на сиденье.       — Я тебе говорю, что скор…       — Ты закончил.       Он удивленно поднял на нее лицо.       — Ты закончил, — уверенно повторила она.       — Вот как?       Она опустилась на колени у его ног, забрала рисунок и отложила его в сторону, даже не посмотрев в него. А ведь портрет получился неплох, для первого раза даже великолепен. Нарисованная Грейнджер была как настоящая, такая же дикая львица, которую усмирила нежность. Разве что грудь была больше, чем у той, что так соблазнительно смотрела на него снизу.       — Ты позволишь мне? — Она повторила его же слова.       Нотт лишь моргнул в ответ, разрешая ей абсолютно все. Но каково было его удивление, когда женские ладони осторожно легли на его колени и стали медленно подниматься выше, пока рука не легла на член.       — Мы только начинаем, Тео.       Для Грейнджер это была игра забыться. Это был вызов доказать, что она не синий чулок. Гермиона была уверена, что с ней интересно, но почему-то слова, сказанные в запале Роном, требовали опровержения.       И она решилась. Теодор судорожно втянул воздух в легкие, когда женская ладонь довольно-таки неожиданно и крепко обхватила член. Юноша даже прикусил нижнюю губу, настолько ему было интересно, остановится ли она или нет.       Он был азартнее неё.       Гермиона прикрыла глаза, но продолжала подглядывать за реакцией парня, чтобы убедиться, что все делает правильно. Но она не хотела спугнуть призрачный образ, который так четко вырисовывался в ее сознании. Гермиона буквально сходила с ума только от одной мысли, что парень мог бы с ней сделать, отшвырни она все предрассудки в сторону.       Этих мыслей было достаточно, чтобы потерять голову. Мир просто-напросто перестал существовать, утягивая в тихий омут. Очнулась Гермиона лишь в тот момент, когда уже оседлала его бедра. Его белье с брюками были спущены до колен, а ее — отодвинуто в сторону. Тёплая головка утыкалась во вход влагалища.       Ее глаза широко распахнулись именно в этот момент — карие, затуманенные, бездонные — и встречаются с его холодными.       — Я что-то делаю не так? — Замерла Грейнджер.       — Думаю, ты сама знаешь, что хочешь получить от этой ночи.       Ей стало зябко, мелкая липкая дрожь сковала поясницу, и Гермиона была готова убежать. Вот только внизу все так приятно ныло и тянуло, что Гермиона, не задумываясь, приняла решение.       Сама.       Потому что он и не думал облегчать ей задачу. Нотт не был дураком, не так просто было обвести его вокруг пальца. Он был настоящим джентльменом и никогда бы не сделал этого, но… Грейнджер так громко думала! Уже утром он будет снова чувствовать себя грязным, использованным, выкурит подряд три сигареты, но сейчас… Сейчас он не откажет ей.       И себе тоже.       Гермиона снова кивает, прикрывает глаза, кладет руки ему на плечи и слишком медленно, практически боязно, начинает опускаться.       Нотт же откидывается на сиденье, закрывая взгляд. Если она представляет на его месте другого, то почему он не может ответить ей взаимностью? Проблема только в том, что Теодор не может, не хочет представлять кого бы то ни было, ведь сейчас он здесь, с ней.       Гермиона двигается по наитию, наугад, пытаясь теоретически понять, как правильно двигаться. Вот только разум, знания, книжки — все это разбивается о каждый толчок, который она делает.       Она. Потому что Нотт ей не помогает. Но все же Гермиона понимает, что может получить больше от процесса. Она недовольно похныкивает, потому что удовольствие утекает сквозь пальцы.       — Черт, ну пожалуйста, — умоляет она.       Но ничего не меняется. И Гермиону это злит, потому что Нотт ее лишь дразнит, не давая почувствовать себя настоящей женщиной. В приливе эмоций она зарычала и хлопнула ладонями по его плечам. Но и это не заставляет Теодора изменить свое положение.       Гермиона распахнула глаза и тут же замерла, видя, что Нотт абсолютно безучастен: он заложил руки за голову и лениво смотрел, как женская грудь подрагивала в такт толчкам. И только тот факт, что «шоу» закончилось, заставило его посмотреть на лицо Грейнджер.       — Ты не хочешь меня? — она закусила нижнюю губу, ведь не была уверена, но все же ей казалось, что в сексе должны оба принимать активное участие.       — У меня ведь стоит, — просто отозвался Теодор.       — Да, но… Но что я делаю не так?       — Тебя что-то не устраивает?       — Ты.       Нотт лишь рассмеялся, хрипло и саркастично. Для них обоих не секрет, что Гермиона представляла другого на этом сиденье.       То ли намеренно, то ли случайно сорвалось, но Нотт произнес:       — Грейнджер…       Немного растягивая гласные и делая букву «Р» протяжной. Совсем как Малфой.       Точь-в-точь.       — Если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь встать и уйти, — его ладони легли на оголенные бедра, обжигая своим холодом.       Прямо как у Др…       — Или можешь остаться, — он толкнулся в нее.       От резкого движения Гермиона выставляет вперед руку, и стена кареты служит ей опорой. Вторая же рука сильнее сжала плечо Нотта, комкая одежду.       — В любом случае все в твоих руках, — закончил он свое предложение.       Она кивнула, возобновляя свои прерванные и медленные движения, и не спускала взгляда с лица парня, выискивая в нем ответы на зарождающиеся вопросы. Руки Тео стали мягко направлять ее и заставили сменить темп.       — А теперь сама.       Гермиона, как способная ученица, схватывает на лету, и в скором времени уже не нуждается в его подсказках. Почувствовав это, Нотт аккуратно убирает ладони и кладет их по разные стороны от неё.       «Как же ты громко думаешь», — пронеслось в голове у Тео. Даже касаться ее больно. Физически больно. Пальцы сжимали обивку сиденья, а хотелось сжать её плечи и хорошенько встряхнуть. Или шею, чтобы он был последним, о ком она думала.       Грейнджер засопела, а потом и вовсе сбилась с дыхания. Глаза ее начали непроизвольно закрываться, а рот кривиться в довольной улыбке.       «Не в этот раз», — сегодня Нотт не позволит ей кончить с чужим именем на губах.       — Грейнджер, жизнь — это не твои книжки, — он начинает толкаться сильнее, удерживая Гермиону и наращивая темп. — Не романы. Ты понимаешь, о чем я?       Не открывая глаз, она соглашается со всем, что он говорит, всё — лишь бы не смел останавливаться, особенно когда она так близко. Он должен был молчать, чтобы не спугнуть хрупкий и холодный образ, что стоял перед глазами, которые она все сильнее и сильнее сжимала, чтобы образ был ярче и не улетучивался.       Не понимает.       — Иногда в жизни нам приходится трахаться с теми, комы мы не любим, — его слова, подобно ножу, разрезали воздух. — И я очень хочу, чтобы у тебя такого не было.       Она распахнула глаза, зрачок расширен от страха или возбуждения — неважно, ему плевать. Руки снова привычно сжимают ее бедра. Резкие, грубые движения выбивают весь воздух из легких, а также срывают короткие стоны с ее губ:       — М-м.       Гермиона сбивается с темпа и наваливается на Нотта. В ее ногах — необъяснимая легкость, в животе — теплота, на сердце — тяжесть. Вот только мозг полностью отключен, и Гермиона не пытается анализировать происходящее.       Но Тео чувствует, как она начинает дрожать сильнее, как отчаянно цепляется за него. Как губы беззвучно шепчут чужое имя.       Этот стон был более громким, более протяжным. Последним. А потом она спряталась в его объятьях от всего. Даже от себя. Но реальность голосом Нотта вернула ее обратно в эту ночь:       — Предпочитаешь секс втроем?       Гермиона попыталась отстраниться от Тео или хотя бы поднять тяжелую голову с его плеча, но Нотт не позволил ей этого. Он не сможет ей сказать, что чувствует, если она будет смотреть своими бездонными глазами в душу.       — Я тебя не поним…       — Просто я не любитель, Грейнджер, — его рука зарылась в непослушную копну волос, но он поспешно убрал руку, ведь пальцы сами рвались сжать ее тонкую шейку. — Мне нравится, когда девушка трахаясь со мной, думает обо мне, выкрикивает мою фамилию. Черт, тебе можно даже кричать мое имя! Мне это не то что нравится, меня это заводит. Да это кого угодно заведет!       — Тео?..       — Заканчивай это, Гермиона. Раздвигаешь ноги, так, пожалуйста, сразу обозначь правила. Я не могу так.       — Да как ты смеешь? — Зашипела Гермиона. Она еле сдерживается, чтобы не ударить парня. Как он смеет такое о ней говорить!       — Ну я думал, что раз у нас такие «доверительные» отношения, и мы трахаемся втроем, то почему я не могу быть с тобой честным? Разве это не основа любых отношений?       — Как втроем? — Гермиона тупила или не понимала. Теодор знал, что она признается, но не сразу.       — Ты трахаешься с Малфоем, — выплюнул он.       — Да как ты смеешь? — Женская ладонь все же обожгла его щеку.       Но Теодор и не думал ее останавливать. Если ей станет легче, он подставит вторую, вот только правды это все равно не изменит.       — Заслужил, — кивнул Нотт. Но он знал, что уже завтра она будет чувствовать вину за эту пощечину.       — Как ты смее…       — Он вот тут, — Нотт легонько постучал указательным пальцем у ее виска. — В твоей голове.       Нотт ошибся: ей стало совестно уже сейчас. Она прикрыла глаза и перевела дыхание. Ситуация донельзя абсурдная: она сидит с голой грудью на его коленях, хорошенько поскакав на нем, а он в ответ читает ей лекцию!       Более неловкой ситуации просто быть не может!       — И что ты чувствуешь? — Шепотом, не открывая глаз, спросила она.       — Как ты отчаянно пытаешься видеть во мне Малфоя, — такой же болезненный шепот в ответ.       Эта ночь им обоим принесла горечь и разочарование. В плюсе осталась лишь Джинни Уизли, которой Нотт, как и обещал, отправит в Нору свою метлу. Но и ее плюс закончится очень быстро, ведь братья будут выпытывать, как она заполучила ее и у кого, а мистер и миссис Уизли будут требовать вернуть такой дорогущий подарок.       Единственным свидетелем падения Гермионы в тот вечер был профессор Снейп, который видел, как мисс Грейнджер и мистер Нотт скрылись где-то за каретами. Правила обязывали его пойти следом, но Северус даже не шелохнулся. Ведь эта гриффиндорка, по его мнению, даже слово такое не знала, как «секс», а заниматься им тем более не могла. Но он был удивлен, когда снова ее увидел: она убегала, на ходу поправляя платье.       Профессор лишь пожал плечами.       «Бывает», — пронеслось у него в мыслях. Но мнение о Гермионе Грейнджер у него кардинально поменялось в тот момент, когда он увидел Теодора Нотта, который тоже спешил уйти. «А вот это уже интересно», — поджал губы Снейп.       Но гораздо интереснее было Драко Малфою, который сидел в самом дальнем углу.       — Я ничего не видел, — твердил Малфой сам себе. — Значит, не считается. Ничего не было.       Именно это он и скажет Теодору, когда тот снова попробует прекратить спор. Но это будет потом, сейчас у Драко есть шанс победить. Это ведь такие пустяки — просто трахнуть заучку и сообщить об этом Теодору первым.       Вот только тот факт, что он не первый, все же неприятно царапался об ребра, заставляя принимать одно необдуманное решение за другим.