Колесо фортуны

Утро началось не с кофе. Достоевский лег спать под утро,потому что было,о боже мой, вдохновение. Увы, его прекрасный сон разрушил телефонный ор. Он просто не выключался ни на минуту. Его телефон разрывался от звонков. Гоголь вновь разозлился; с Фёдором у него и нервов не останется. Когда брюнет перезвонил, Николай орал ему в трубку,мол дед,ты что наделал, быстро в кафе на разборки. В кафе его ждали они: взволнованный Сережа и вскипающийся от злости Гоголь. Но, благо тут был парень разгневанного Николая, поэтому ничего страшного не гразило. «Меня не убьют. Храни тебя бог, Сигма.» – невольно задумался брюнет. — То есть... Что?! Этого и следовало ожидать от Николая. — Никош,не кричи... – донеслось сбоку, дрогнувшим голосом успокивал Гоголя Сережа. — Сигма, всех нас могут депортировать обратно, а этот трухлявый пень данные твои передал. – возмущённо,но более тихо тараторил Николай. Его редко можно было застать в таком настроении, он никогда так не срывался. — Нам не привыкать. А мне это дополнительный опыт для письма. — В какой-то степени да, но это ведь может плохо сложиться?... Нас могут посадить. — Так такового мы ничего не делали. За казино вряд-ли что-то будет, в документах пока выставлен твой отец. Я делал во благо, а Гоголь только хуи пинал. — По-фактам. – уже увереннее согласился Сигма. — Ну не такие я уж и хуи пинал... И вообще,этот твой Дадзай плохо на тебя влияет! – Не то, чтобы Гоголь действительно так считал,он больше рад за писателя,нашел друга, молодец. Но открыто признаться он не может. — Вот сколько раз я из тебя слова вытягивал,а ты этому детективу сам все рассказываешь,по своей же прихоти. Как так? — Объяснимо. Есть клоун клоуный, с которым не хочется в целом общаться, — как бы намекая на Гоголя говорил Достоевский, — а есть гениальный клоун, — уже перешёл на Дадзая, — С которым можно нормально общаться. — Я оскорблен! — Да ну вас. – Последнее,что, собственно,сказал Достоевский перед выходом изо стола, а после уже из кафе. Это было ожидаемо. Они, Гоголь и Сережа, давно живут здесь, и точно никогда бы не хотели,чтобы их настоящие данные попали в руки следователям или полиции. Так почему же Достоевский,холодный человек, проявил слабость перед каким-то там японцем?

***

Информация, которую передал писатель, знатно помогла агенству. Дадзай и его коллега - Рампо Эдогава, воляли дурака, пока их коллеги копались в данных. Что с них, гениев, взять? На камерах сотрудники ВДА обнаружили Агату Кристи, но не одну. С мужчиной. Этим мужчиной оказался бизнесмен и предприниматель - Френсис Скотт Кэй Фицджеральд. С Агатой он был в тесных отношения, но было не ясно, что они делали в казино. Также составилась хранология событий: девушка играла, но не больше трёх выигрышных партий; после отправилась на второй этаж, где встретилась с Френсисом; потом он забрал выигранные деньги и они разошлись. Камеры записали не многое, но следующие события тоже стали известны. Не без махинаций, конечно. Когда девушка вышла из «приватной зоны», она вернулась в игровой зал; там к ней подошёл мужчина в возрасте, а после увел. Примерно через полчаса девушка выбежит из Небесного казино в крови и с кислотой на лице. Вслед за ней бросится пешка, пока не известно, чья была это фигура. После этого происшествия не было замечено ни того мужчины,ни Фицджеральда. Полученные данные распечатали и поместили в папки. Деректор агенства далее отдал поручения. Куникида и Рампо занялись проверкой информации,хотя второй делал это нехотя; Ацуши и Кёка ушли проверять все возможные места, где может скрываться Фицджеральд; проще говоря,все были заняты. А Дадзай... Он просто сидел и жаловался, мол, ему не отвечает... Любимка. (Да Достоевского так ещё никто не унижал!) И тогда он решился на крайние меры. Японец строил глазки Йосано,а та, сказав "боже, только отвали" отдала несчастный гаджет. Русский просто заглушил Дадзая и Гоголя, дабы спокойной поспать. И он явно не ожидал, что японец начнет звонить ему с других устройств. Казалось бы, этот детектив может и через домофон позвонить несчастному писателю. Решив не испытывать судьбу, Достоевский устало поднял трубку. — Ты отвлекаешь меня... – зевая приговорил тот. — От важных дел. — Фига у тебя дела. Прям вижу, как ты из-за меня отвлекаешься от важных дел! – Похоже, для главного ленивца агенства сон был не таким уж и важным делом, в отличии от писателя. Он, Достоевский, ценил свой драгоценный сон. На самом деле, Достоевский думал, что детектив отстанет от него, как только тот поможет ему с заданием. А этот банный лист никак не хотел отлипать! Но... Достоевский был рад этому. — Ты позвонил язвить? — Да ну тебя, я в гости. — Что? Прошлое дадзаевское "в гости" закончилось не очень и хорошо. Тот поцелуй... Да как он, Дадзай, может спокойно собираться в гости к нему? Он же и в глаза ему не сможет посмотреть... Но страху нужно смотреть в лицо! Даже если этот страх сам Фёдор Михайлович Достоевский...

***

Похоже, излюбленное Дадзаем место в «доме» писателя была кухня. Они всегда сидели там вдвоём. Сегодняшний вечер ничем не отличался. А также сегодня у детектива хорошее настроение. Причина, по которой пришел к нему Дадзай была абсурдная. Он просто решил... Понять себя и свои чувства? Абсурд. Сейчас, происходило тоже самое, что и тогда. Фёдор сидел на стуле, как бы за столом, но боком. А Дадзай сидел на полу,возле ног писателя, печально положив голову на колени Достоевского. Осаму походил на кота, который оплошал и пытался получить прощение от хозяина. Фёдор, пусть и казался каким-то неприступным и холодным, но сейчас он ласково перебирал кудрявые волосы шатена. Он просто устал. Устал от собственного непонятия, да и детектив творил такое, из-за чего он, Фёдор, невольно задумывался: «Почему этот Дадзай, простой незнакомец, оказался таким близким для меня?». Пусть эти мысли преследовали Достоевского днями и ночами, сопровождали его за работой, он не мог просто избавиться от них. Он трус,который никогда не сможет поговорить об этом с Осаму Дадзаем. — Федь? – Из раздумий брюнета вывел голос Дадзая. Как оказалось, он просидел не двигаясь более десяти минут, чем и встревожил шатена. Фёдор мотнул головой и вопросительно взглянул на Дадзая. Сейчас он, Достоевский, смотрел на этого парня сверху вниз. И только посмотрев на него так, Достоевский понял, что Дадзай привязался к его ногам своими руками. — Что... Что ты делаешь? — А? – Дадзай посмотрел на ноги писателя и расположение своих рук, — Ой, прости. – он убрал руки. Действительно, что это было? Приступ тактильности; простое домогательство;или то, что никогда не смогут понять они оба? Достоевский устало вздохнул. Сейчас хотелось остаться в покое, наедине с самим собой. Но Дадзай был тем, кого хотелось отпустить, но при этом это было невозможным для писателя. Страху нужно посмотреть в лицо. Но этим страхом для Достоевского был не он сам, а Осаму Дадзай. Они считали своим страхом друг друга. Абсурдно. Достоевский поднял опущенную голову Дадзая, слегка коснувшись голову пальцами. Дадзай печально, как котенок, посмотрел на Фёдора. Лицо детектива было залито краской. — У тебя лицо красное. – в глубине души это смущало и самого Фёдора, но его лицо ничего не выражало. Он просто не научился выражать эмоции на лицо. — Это потому что ты меня смущаешь. – закинуть правды в лицо страху... Умно, Дадзай, умно. — А так? – он было нагнулся к лицу шатена и заправил волосы за его левое ухо. Дадзай ещё больше смутился и смущённо зарылся лицом в колени Достоевского. Что угодно, лишь бы он не видел его красного лица. — Куда ты лицо прячешь, Ромео? — А ты, получаться, Джульетта? – бурчание донеслось снизу. Он не соизволил даже лицо поднять - что очень было невежливо. Фёдор цокнул. Что можно было ожидать от приколиста? Так прошел час. Фёдор где-то откопал книгу и совсем забил на Дадзая, который что и делал, так это тело писателя исследовал. Он забрался с ногами на тощие колени Достоевского и руками бродил по худощавому телу. А ещё он вновь поцеловал его. Дадзай на этот раз целовался увереннее,чем в первый раз. Эти поцелуи были медленные,затягивающие, и быстрые. Все зависило от Осаму, который сам выбирал скорость поцелуев. А Фёдор спокойной это выдерживал и читал себе в удовольствие. Шатен распускал свои руки и блуждал по желанному телу. Пальцами он надавливал на выпирающий позвоночник, а Фёдор выгибался на встречу. На стол полетела книга. Осаму трясло от возбуждения и чувств, а Фёдора это пугало и одновременно манило. В комнате стояла жаркая атмосфера и наколялись страсти. Одежда волялась где-то по пути в спальню, некоторые пуговицы куда-то укатились. Но это никак не волновало владельцев одежды. Дадзай судорожно впивался в тонкую кожу на шее писателя, а после вылизывал место укуса. Сердца у обоих колотились ужасно быстро, Дадзай буквально слушал собственное и чужое сердцебиение. Сладкие, выбивающиеся из грудной клетки Достоевского, стоны давали детективу старт. Сейчас хотелось сделать все максимально приятно и осторожно. Осаму аккуратно спустился и примкнул губами к горячему члену писателя. Он, причмокнув, взял в рот орган и медленно водил по нему языком. Фёдор лишь протяжно стонал впиваясь обкусанными пальцами в кудрявые волосы Дадзая. Осаму брал во всю длину борясь с рвотным рефлексом. Нужно сделать все возможное, чтобы холодному льду Достоевскому было хорошо и приятно. Выдержка Фёдора кончилась. Когда Дадзай отстранился и жадно начал глотать воздух Достоевский кончил. Осаму вылупился и переодически переводил взгляд с члена на смущенную и растрепанную физиономию писателя. «Делать было нечего, мы сидели вечером...» - пронеслось в голове детектива и он без мерзости облизал испачканный в сперме член Достоевского. Недовольные постанывая и мычания доносились сверху. Они оба брезгливые, и не ясно, сколько раз они будут целоваться, но что Осаму трогал ртом абсолютно не важно. Для него самого, конечно. Но Достоевский напомнит ему об этом сразу, когда тот полезет целоваться. На этой кровати будет спать ещё много людей. Но кто будет знать, кто и что делали в этом номере отеля?