Алый галстук на белоснежной рубашке

Валера дёрнулся так сильно, что чуть не свалился с кровати. Он подскочил на месте, принимая сидячее положение, и схватился рукой за сердце. Осознание приходило медленно, но крайне ясно, так что он шумно выдохнул и снова плюхнулся на спину, укладываясь на подушку. — Просто сон, — шёпотом проговорил он самому себе и успокаивая дыхание, — Сколько же я проспал?! Уже вечереет, а меня не будили даже. Неужели, обо мне забыли? Беспокойный поток мыслей вился в голове брюнета пока он вставал с кровати и заправлял постель, по привычке разглаживая домик от комаров. — Столько всего произошло за неделю, — снова обдумывал вслух Валера, — Как вожатые могут игнорировать это? Пионеры становятся совсем не своими, практически все стали пиявцами. В памяти всплывали фрагменты прошедших дней: вот компания обычных хулиганов стала известной как главными джентельменами лагеря, а девочки стали липнуть к ним так, будто они мёдом намазаны. Вот, многие вожатые сильно переменились и стали намного строже во всем. Вот, Валера сам многое узнает о пиявцах и директоре лагеря, так что теперь ходит осторожнее и часто ловит на себе чужие, почти голодные взгляды. Он, на самом деле, порядком устал. Вожатки не дают звонить родителям, Корзузин слишком опекает, а старшие, такие как Максим и Альберт, слишком часто обращают на Лагунова внимание и заманивают на прогулки, от которых он всегда отказывается. Но поделиться не с кем, ибо даже Лёве Валерик не до конца доверяет. Он устало потирает виски и, переодевшись в черную водолазку с широкими джинсами, покидает комнату. Странности начались сразу с коридора. Нигде не было слышно привычных криков, да и вообще ничего не было слышно. Гробовая тишина. Абсолютная. Валера неуверенным шагом направился вглубь коридора. Он намеревался выйти на улицу и аккуратными шагами ступал по скрипучему деревянному полу, сжимая от напряжения кулаки. Наконец, впереди показалась долгожданная дверь, так называемый «ключ к освобождению». Лагунов победно улыбнулся и кинулся на выход, не скрывая более своего присутствия в злополучном здании. Он с яркой улыбкой на лице дёрнул ручку двери и, ожидая увидеть перед собой лишь закатное солнце, толкнулся на волю. А, нет. Не совсем на волю. Парня встретили крепкие объятья, очевидно, Бекли. Широкая грудь старшего часто-часто вздымалась, а бешеный стук чужого сердца было слышно на всем этаже. — Я ужасно соскучился, Валерик, — шепотнул Саша и, чуть помедлив, сжал Лагунова сильнее, закидывая на свое плечо, — Не вздумай портить момент, иначе получишь. Я серьёзно, тебе сильно влетит. — Бекля… — Валерий хлопнул парня по спине со всей дури и процедил следующие слова, вкладывая в них всю серьёзность своих намерений, — Отстань от меня. Уйди из моей жизни и не появляйся никогда! Я устал от тебя и твоей компании, я не хочу шариться с долбаными кровососами! Ты мне неприятен и вы все поголовно мне противны. Пусти меня, иначе я закричу. Саша скривил лицо так, будто ему только что прострелили сердце. Он сильно сжал внутреннюю часть бедра юноши и, дождавшись его тихого писка, процедил: — А я хотел с тобой по-хорошему, малой. Кричи-кричи, вопи сколько влезет, но тебя никто не услышит! Всё смотрят олимпиаду, вожатые трахаются на берегу, а сам директор разрешил делать с тобой все, что угодно, хоть убить, ты мешаешь ему, а друг твой, Лев, просто хочет твоей крови. Ты только мне нужен, понимаешь? Только я могу тебя защитить от них. Ото всех разом, Валерик, — и болезненное сжатие превратилось в нежное и аккуратное, почти обходительное поглаживание чужой ляжки, — Пойдём со мной? Хочешь, я заставлю их всех пресмыкаться перед тобой? Тебя больше не будут обижать, маленький, честное пионерское. — Я ни за что не поведусь на твои детские манипуляции, — плюнул Валера и лягнул коленом солнечное сплетение старшего. Пока Бекля ослабил хватку и потерял равновесие, заваливаясь на сухую землю, Лагунов не терял времени. Он слез с плеча рыжего и ловко вывернулся из его рук. Парень бросился к церквушке, раздирая лицо и руки ветками, он не разбирал дороги, ибо слышал лишь тяжёлое дыхание за спиной и верно приближающиеся шаги. Белокаменная крепость уже совсем рядом, в паре метров, Лагунову лишь пробежать ещё пару жалких шажочков… — Попался, маленький сучоныш, — раздалось прямо над ухом. В следующее мгновение Беклемишев грубо хватает за шиворот мальчишку и навесу бьёт его в живот, широко размахиваясь рабочей рукой. Действия его безжалостны, а кулаки крепки, подобно стали. У младшего ручьём льются слезы боли, а глаза рыжего почернели так, что, казалось, сейчас полностью окрасятся в смоляной насыщенный цвет, но удары не поекращались. — Это тебе, мразь, за свои слова, — кулак рушится на хрупкие рёбра. Кажется, что-то в груди Валеры треснуло. — Перестань, — хрипло выдохнул Валера, беспомощно отмахиваясь руками. — А это тебе, сволочь, за действия, — на этот раз удар пришёлся точно в скулу. Слезы так и лились из заплаканных глаз. Валера уже не мог кричать, он только дышал через раз и смотрел в чернеющее небо, мысленно моля всех богов о прекращении этой пытки. Всё тело болело так, будто по парню проехался каток, а Саша, наконец переставший свое издевательство, грузно уселся радом с Валерой почти сочувственно вздыхая — Я тебя предупреждал. Обо всем предупреждал. А ты решил гнуть свою палку до конца! Тебе нравится, когда тебя бьют, Валер? Вот ты мне объясни, сложно потерпеть было? — на эти слова брюнет лишь отвернулся от старшего, корча от нахлынувшей агрессии гримасу отчаяния, — Вот и я не думаю, что сложно. Ты больше так не делай, себе же во вред, получается. — Да отстань ты уже, — всхлипнул Валера, — почему не отвяжешься? Я же правда не хочу, неужели, мои слова ничего не значат? Тебе настолько плевать? — перевернуться или встать сил не было. — Хватит мне грубить, тебе не хватило, что ли? — нахмурился старший, — Ладно, хватит с тебя на сегодня, натерпелся уже, небось. Ты не серчай, пойми меня. Я не могу с этим ничего сделать, инстинкты. А ты щупленький такой, миленький. Тебя защищать хочется и возле себя держать. Жаль, что ты не девчонка, конечно. — Так найди себе девочку, только отвяжись! Говоришь, что защищать хочешь, а сам бьёшь так, будто убить хочешь. — Не, Валерик, ты мне больше нравишься. А что касается взбучки? Так ты считай, что это наказание ты ведь сам меня вывел. Спровоцировал. Ещё спасибо скажи, что кровь у тебя не пил, мне уж очень хочется, между прочим. И пахнет сладко, и льётся тихо, — фыркнул Бекля, — Так. Там уже спать пора, ты сегодня со мной спишь. Мало ли, кто тебя увидит ещё. — Я хочу к себе, Саш. Отпусти меня, а? Ну хоть сегодня, на одну ночь! — бормотал Лагунов пока Бекля бережно поднимал на руки пострадавшую тушку. — Не, не катит. Я уже настроился, так что постарайся не расстраивать меня хоть сегодня, лады? … В корпусе у старших в позднее время как-то неуютно. Особенно на кровати Саши. Особенно на его коленях. Особенно полностью избитым и выставленным на всеобщее обозрение. — Это ты его так? — присвистнул Максим, оценивающее глядя на голые плечи Лагунова: Бекля стащил с него грязный лонгслив и мысленно подбирал что-нибудь подходящее из своей одежды. — Да, он мне решил возразить. А я показал, что в таком случае будет. Наглядно. Валера сидел тихо и старался не шевелиться. Болело всё. — Саш, можно я слезу? Я спать хочу и под одеяло, мне холодно очень, — буркнул Валерик, уже слезая с чужих колен, стараясь поменьше двигаться и вообще ничего не задевать. — Можно. Ты ложись пока, а мне выйти надо. С парнями поговорить. Смекаешь? — подмигнул парень, закрывая за собой дверь. Когда рыжий ублюдок скрылся, в комнате повисло молчание. Сволочи оставили Валеру совсем одного в пустой комнате. Видимо, они действительно идиоты, ведь номер на первом этаже с открытым окном, выходящим на детский корпус, мог покинуть абсолютно любой человек, не пользуясь дверью. Так Валера, собственно, и сделал. Он свесился из окошка и выаалился на землю, со всех ног убегая в свое жилище. Парень бесшумно пробрался в общую комнату и, надев на себя белую футболку с удлинённым рукавом, спрятался под простынный домик и как можно скорее заснул. — Мне пизда, — мелькнуло в больной голове перед провалом в сонное царство.