Дынные конфеты

      Черт бы побрал эту мерзавку а-Цин вместе с ее лохмами!       Раньше притворщица заплеталась сама, и ее неаккуратные пучки с торчащими во все стороны прядями шли только на пользу ее лжи. «Бедняжка, была бы такой красивой, если бы могла причесаться как полагается!» – шептались за ее спиной на рынке. Это слышала не только она, но и Сяо Синчэнь. Сам всегда чистый и аккуратный, державший волосы в полном порядке, несмотря на слепоту, даочжан не раз предлагал а-Цин свою помощь – и «слепышка» всегда мило отказывалась, якобы не желая прибавлять забот любимому гэгэ в белых одеждах. Но, стоило Сюэ Яну случайно узнать ее секрет, как плутовка немедленно решила, что отныне желает быть «привлекательной молодой девушкой».       Причесываться самой ей было по-прежнему нельзя – базарные сплетники наверняка заметили бы перемены и стали бы расспрашивать. Так, а-Цин принялась вить веревки из Сюэ Яна. Однажды утром она капризно заявила: «Раз я всюду хожу за твоим ненаглядным даочжаном, делай мне прически». Будто была вправе что-то требовать! Сюэ Ян как раз проснулся в хорошем настроении – рядом с Сяо Синчэнем он отныне просыпался только в таком – и неожиданно для себя только расхохотался. Раньше прихлопнул бы ее и глазом не моргнул. Теперь-то лишняя пара глаз не помешает… Словом, своего девчонка добилась; как и любая прохиндейка, она улучила момент, почуяв, что Сюэ Ян в последнее время стал особенно сговорчивым, податливым.              Теперь он впервые в жизни стал ответственным за кого-то постороннего. И его распорядок дня дополнился новыми обязанностями – каждое утро он сидел на крыльце и занимался гривой этой противной девчонки, сидевшей на ступеньку ниже.       Так было и в тот день.       – Да не дергайся ты, глупая, – ворчал Сюэ Ян. Его паьцы никак не могли справиться с волосами а-Цин, все время цепляли и дергали их.       – Тебе и кошку доверить страшно, – съязвила а-Цин, тряхнув головой. – Из твоих рук уйдет без шерсти.       – Заткнись, – огрызнулся Сюэ Ян, борясь с желанием намотать ее волосы на кулак и дернуть что есть силы. – Жесткие, сухие, точно солома. Метлой причесываешься?       – Вот и купил бы мне гребень.       – Еще не хватало. Суженый я тебе, что ли?       – Суженый или нет, да только расчесываешь меня теперь ты, – по-детски беззаботно заявила а-Цин.       Рука Сюэ Яна уже было потянулась к мечу с твердым намерением использовать его по назначению, как в дверях дома показалась стройная, статная фигура в струящихся белых одеяниях. Человек двигался свободно и уверенно, словно не страшась собственной слепоты, весь его облик излучал спокойствие и добродушие. А-Цин повезло – единственный, кто был способен повлиять на желание Сюэ Яна отрубить ей голову, как раз подошел к нему и ласково дотронулся до плеча. Утренний свет словно сливался с Сяо Синчэнем, пронизывая его одежды, его светлую кожу, и становился стократно ярче.       Притворщица тут же осеклась и, стыдливо отведя взгляд, сменила интонацию на нарочито-осторожную:       – Гэгэ, это ты?       – Да, а-Цин. Не беспокойся, – с легкой улыбкой ответил ей даочжан.       Сюэ Ян смотрел на него, не отрывая глаз. Так смотришь на ледяные капли утренней росы на траве; на мертвое дерево, которого едва коснулась весна; на устремленную в небо вершину горы, покрытую не то снегом, не то облаками – завороженно, не дыша, боясь оторвать взгляд. Удивляясь и посмеиваясь над самим собой – неужто ты, бродячий пес, имеешь право видеть подобную красоту?       – Я полагал, сегодня очередь а-Цин идти на рынок? – задумчиво произнес Сяо Синчэнь.       Накануне вечером, засыпая на плече Сюэ Яна, даочжан выразил надежду, что и проснутся они тоже вместе. Так что эти слова были обращены только к нему – но а-Цин все равно встряла в разговор:       – Он причесывает меня.       – Вот как? – рассмеялся Сяо Синчэнь. – Помнится, от моей помощи ты отказалась.       – Он очень долго меня упрашивал. Пришлось согласиться!       Сюэ Ян перевел на нее уничтожающий взгляд. Эта маленькая дрянь сама не ведает, что несет, и каковы будут последствия. Он успел увидеть ехидную ухмылку на губах девчонки, но в следующую же секунду а-Цин громко вздохнула в притворном сожалении. В глазах ее, правда, по-прежнему плескалось злорадство.       Даочжан рассмеялся, словно колокольчик на ветру.       – Я тоже упрашивал, но ты не позволила. Значит ли это, а-Цин, что наш дорогой друг тебе милее, чем я?       Сюэ Ян невольно улыбнулся. Сяо Синчэнь обладал удивительной способностью сводить на нет любую начинающуюся ссору. Поначалу казалось, что он попросту слеп – не только глазами, но и сердцем – и не понимает, когда воздух начинает накаляться от перебранок Сюэ Яна и а-Цин. Но теперь становилось все более очевидным, что Сяо Синчэнь гораздо более проницателен, чем кажется, и всегда точно знает, что и когда следует сказать. В душе Сюэ Яна откуда ни возьмись загорелся тревожный огонек – так и до раскрытия их с а-Цин секрета недалеко…       От неприятных мыслей его внезапно отвлекла сама а-Цин – после слов даочжана она вдруг вспыхнула и отвернулась.       – Глупости!       Сюэ Ян начал что-то соображать – но что именно, понять не мог. А-Цин тем временем принялась поправлять пока не удавшуюся прическу беспокойными, отрывистыми движениями, изо всех сил избегая встречи взглядами. Она выглядела жалким, застигнутым врасплох ребенком, пойманным за руку на краже.       – Сдался он мне, – после паузы пробубнила она.       Сюэ Ян с интересом рассматривал ее, когда до него, наконец, дошло. Стало быть, безмозглая девчонка влюбилась в Сяо Синчэня! Ха-ха-ха!       – Эй, – сразу после ухода даочжана он дернул а-Цин за прядь, и та негодующе зашипела. – Ну причешу я тебе голову, а толку? Как была пустая, так и останется.       – Закрой рот! Больше не хочу, чтобы ты меня заплетал! Отдай корзинку, я ухожу.       – Лови, не жалко.       Глупая, а теперь вдобавок еще и лохматая, как лютый призрак, пройдоха действительно попыталась поймать корзину на лету, но потерпела неудачу. Сюэ Ян мельком увидел, как а-Цин, вся красная от досады, наклонилась за нею; ее нижняя губа внезапно задрожала. Увидел – и черт знает почему, но почему-то вспомнил себя самого, лежащего на той злосчастной пыльной дороге с размазанным в кровавую кашу мизинцем. Точно так же изо всех сил сдерживал слезы, как вот это недоразумение сейчас.       – Я разве отпускал тебя, а? – цыкнул он, подтягивая к себе а-Цин за локоть. Та больно пихнула его в живот, но осталась стоять рядом, опустив голову. – Вот причешу – тогда и пойдешь. То хочу, то не хочу… Даже не думай, что можешь играть со мной.       – А кто ты такой вообще?       – Тот, кто космы тебе выдернет, – мягко предупредил Сюэ Ян, и этого на удивление оказалось достаточно: а-Цин стойко выдержала все мучения на пути к первой в жизни приятной глазу прическе. Даже не пикнула. Достойное поведение!       – Ну как? – Сюэ Ян протянул ей зеркало. Девица осмотрела себя с разных сторон и поджала губы, чтобы они, не дай Небо, не растянулись в довольной ухмылке.       – Пойдет.       – Еще не все.       Сюэ Ян отошел от нее на пару шагов и вернулся с ценной находкой – простецким полевым цветком, крошечным и дурацким; сквозь слой грязи и пыли на нем проглядывал его истинный цвет – что-то вроде ярко-голубого. Сюэ Ян безжалостно избавился от лишней длины стебля, отряхнул нежные лепестки и просто воткнул его в волосы А-Цин вместо заколки. А потом ущипнул ее за плечо.       – Вот теперь вали.       Девчонка, схватив обеими руками зеркало, закружилась на месте, словно в танце с возлюбленным. После чего, положив его на ступеньки, схватила корзинку и, как-то косолапо подскакивая от счастья, почесала на рынок. Лишь у самых ворот она обернулась и помахала:       – Эй! Братец в черных одеждах!       Тупица, каких свет не видал – если будет продолжать в том же духе, то быстро раскроет себя даочжану. Но Сюэ Ян задумался о другом. О том, что его еще никогда и никто не называл братцем. И такое обращение странное на вкус – приятное и радостное, но какое-то ненастоящее. Будто и не к нему вовсе.       – Чего тебе?       – Спасибо!       С такими словами сердце встретилось впервые и пропустило сразу пару ударов. Сюэ Ян пришел в себя, лишь когда девчонки и след простыл, и, увы, не успел сломать ей шею за подобную слащавость. Ладно, может, так бы он и не поступил, но хорошая затрещина ей точно не помешала бы. Чтобы больше не смела говорить всякие телячьи нежности в его сторону.