Ζέφιρος.

      Ψενος не сразу понял по утру, куда вдруг собрались все рабочие в карьере. Странный приказ нового управляющего был по началу встречен негодованием, но затем оно быстро стихло, как только за Rev’у вступился предводитель. При этом лицо девушки налилось едким гневом, и она удалилась в деревянную хижину. Младший брат старался найти среди тех вещей, что оставались хозяйскими, странные для его уха «собственные». Внутри он сам был вещью, вещью принадлежащей Ζεφιρου, но теперь кажется он стал своим, вернулся в свое тело, а вот остальные вещи нет. Перебирая инструменты: молотки, зубила, он не мог ощутить себя их владельцем, словно в благодарность за прежнюю службу они получили от него свободу. Странное чувство!        Далекое звало его. Пустыни, странники, миражи и сокровища. Вновь тепло, убивающее, а не щадящее как здесь, солнце. Обжигающий песок, что душит не хуже угольной пыли в копях, но кажется столь манящим сейчас. Нагота, как давно он не был перед миром нагим, свободным от одежд, натиравших ему спину и грудь. И, кажется, он так давно не видел чистой не наполненной телами эллинов воды, вод Красного моря. Выйти бы к нему и рядом с большими друзьями слонами по их советам жить отбитой от мира единицей, почтительно качая головой.       Конечно, влекло и ломать деревянной мотыгой грубую землю, возделывая ее день за днем, пытаясь выжать из нее хоть каплю пищи. Но теперь больше хотелось уйти от сложностей, что поломали для Ψενου голову, наполнили ее странными бюрократическими тонкостями греческой жизни. Да, его свобода была далека от людей, далека от шума агоры и говоров академий, далека от тесноты бань. Ему так хотелось одиночества, которого он был лишен все эти годы.       Вереница рабов погоняемая Rev’ой отправилась к порту, где они должны были найти корабль для отплытия с ненавистной земли. Редкий торговец был готов увести их по такому пути, но неверные своему господину помощники Ζεφιρου дали возможность войти на борт торгового суденышка. Им особенно надоели невыполненные обещания и нарастающие долги. Время отбытия было немного задержано Κιδαμε, он старался дождаться как можно большего количества рабов. Но вскоре послышались недовольные крики, видимо приближались озабоченные внезапным уходом невольников хозяева. Пока мелкие отряды стражников снятых со стен, самые младшие из граждан полиса, появлялись из-за белых домиков порта, корабль вышел в Эгейское море.       Вновь рабы почувствовали качание лодки на волнах, а затем и первые случаи морской болезни, приковав некоторых из путешественников к борту. По заверением помощников Ζεφιρου судно должно было причалить чуть западнее Александрии, откуда все невольники уже спокойно смогут разойтись, оставив прежнюю жизнь в прошлом.       Сначала дувший ветер вдруг затих. Гладь воды застыла, безмолвно отражая лучи теперь странно выглядевшего солнца. Почернела вода, а затем с корабля раздались несколько отчаянных криков. Люди бросились к борту стараясь понять почему их дорога вдруг оборвалась. Голубое небо и мертвая безжизненно лежащая вода не ответили. Несколько свободно плывущих между застывших размытых облаков птиц крикнули кораблю не ждать ветра еще неделю.       Солнце тронулось и поплыло по голубому небу, затем утонуло, наполнив оживший среди водяной пустыни светом фонарей. Оттуда слышится кашель и чихи невольников не готовых к такой непогоде, они отыскали в трюме бочку со специями и старались втирать их в зубы, отчего у многих они кровоточили. Кажется, кто-то слепил из воды и перца нечто вроде галет и оставил сушится на носу.       Вновь заколыхался на глади воды белый круг. В начале дня никто не чувствовал его присутствия, но затем не стоящие на ногах рабы почувствовали, как голова у них идет кругом. Люк трюма скрыл некоторых упавших под лучами огненного шара. Туда же отнесли предводителя, когда тот чуть не свалился в воду покрошенный. Reva не находила себе места от головной боли. Ψενος долгое время смотревший на белизну треугольного паруса, но затем вдруг забрался как мог на мачту и начал его сбивать. Помощники Ζεφιρου ему помогли, и они смогли натянуть парус, словно крышу над носом корабля. Еще больше людей смогли попасть под тень, хотя она и не так уж и сильно укрывала их от солнца, и все же некоторых совершенно ослабших относили в трюм, где было холодно, но нельзя было разогнуться или встать на ноги.       Так еще два дня рабы ожидали конца штиля. Ψενου мучали вопросы, как же можно назвать то, чего они добились свободой. У них есть их жизнь, воля над нею, но нет средств к ее контролю. Нельзя было почувствовать то, к чему они так долго стремились. Да перед младшим братом было все, чего он хотел: море, солнце, нагота, если он того хотел, но не было не одного средства, чтобы воспользоваться своими руками, ногами. Казалось единственное, что живо сейчас в нем это разум, заставлявшее его сохранять сознание и наблюдать. Наблюдать как нечто абсолютно круглое, идеальное плывет к концу, а затем сгорая умирает, чтобы переродиться в серебре с другого конца неба. Цикл смерти и рождения, возращение в эту давящую голубизну реальности. Ничего нельзя было поделать с этим кругом, с этой странным кольцом, связавшим на шее невольничий узел. Близилось оно, наслаждение покоя, уход за горизонт в четвертый раз, когда парень ощутил на щеке легкое прикосновение поднявшегося ветерка.       Перевязали парус и наконец вслед за горящим кругом солнца пленники отправились к тому месту, где должна была быть их земля.       Еще два дня пути и смерть круга озарила остров Фарос, где возвышался строительный остов маяка. Не видя иного выхода, невольники направились в Александрийский порт. Вновь белизна греческих домов – отчаяние, но вместе с тем надежда – земля. В доках остатки перца и специй отдали за три буханки хлеба, которые тут же ощипали голодные путешественники. Смерть Αλεξανδρη и разрыв Египта с Элладой сыграл пришельцам на руку, их побег остался безнаказанным. Пустая, уставшая толпа разделилась. Часть рискнула вернуться в море, чтобы найти пропитание в грабеже, а другие ушли в пустыни вниз по Нилу.       Несколько драхм отданных Rev’е Ζεφιρου на пропитание были обменены на начальную провизию для обеих групп. Девушка и двое братьев отправлялись на юг.       Пустыня не давала продыху во время пути по ней. Раскалённый песок и теплая вода Нила рядом, скрывавшая крокодилов, грозили извести группу жаром африканского солнца. По ночам руки болели от ожогов, а голова от слепящего света. Жребием выбирался тот, кто спустится с курдюком к воде, чтобы если он не вернется остальные могли уповать на удачу, а не на собственную жестокость.       Запасы еды должны были закончится, и вот-вот пред невольниками должна была показаться Нубийская долина, когда на горизонте позади они увидали стаю всадников. Их оголенные мечи и натянутые луки вызвали панику в отряде и рабы бросились врассыпную. Увидев это, всадники также разбились и начали нагонять убегающих. Пустыня превратилась в гудящий муравейник, который разрушали палками. Случайные действия и рывки рабов, желающих сохранить оставленное на месте пропитание, напоминали рабочих муравьев в первую очередь осторожно уносящие из жилища яйца. Без провизии нельзя было дойти до долины, а значит, что погоне за свободой грозил голод и обезвоживание. Солдаты, заметив их беспокойство стали сжимать невольников вдали от мешков, а затем догонять отставших от людей в кольце.       Предводитель, озираясь по сторонам подбежал к мешку и схватив его ринулся между двух солдат, неосмотрительно пропустивших его. Но не то от жары, не то от волнения вокруг конь одного из воинов лягнулся, почуяв сзади пробегающего Κιδαμε. Раздался удар, а затем всадник повернулся в седле и выпустил стрелу в лежавшего на земле парня. Тот не содрогнулся, видимо не придя в сознание после удара, а лишь пустил под себя темную лужу вязкой, загустевшей на солнце крови.       Оставшиеся бросились бежать, и тогда воины достали плети и, стегнув нескольких невольников, пока те не опомнились от удара, подхватили их и унесли за горизонт, оставив после себя лишь облако песчаной пыли. Прошли минуты прежде, чем напуганные щелчками кнута над головами рабы подошли к телу старшего брата.       Его один глаз были широко раскрыты, зубы сжаты, некоторые валялись рядом, щека опухла и закрыла собой другой глаз. Волосы, спутанные и покрытые пылью, слиплись в луже крови. В одной руке он держал мешок с хлебом, пропитанный кровью, а другой он, казалось, закрылся от лиц рабов, теперь смотрящих на него.       Тогда все отошли от тела, несколько мужчин завыло, а Reva лишь облегченно вздохнула. Взъерошенный и беспокойный младший брат ходил вокруг, выкрикивая ругательства на греческом, ведь других он и не знал. Ψενος упал на колени и тихо взвыл в небо, но затем поднялся и окликнул остальных, держа в одной руке мешок с кровавым хлебом, а другой закрывался от жаркого солнца. Он сказал:       – Борьба дала нам физическую свободу. Кровью пропитан и заработан наш хлеб. А теперь нас ждет еще большая дорога. До долины счастья и изобилия, где люди смогут работать во благо свое, возделывая землю для себя. Но так ли это правильно? Я не знал другого человека, столь же преданного другим, как мой брат, – Reva хотела отвернутся, но удержалась, – И, хотя теперь он здесь лежит в пустыне, думая о своей смерти, как о смерти вольного человека, он остается рабом. Я знал его гордость узлом на шее, что медленно врос в него, словно червь врастает в гнилое дерево. Желая всем добра, он не сумел найти лучшего средства, чем освободить нас и теперь мы свободны телом. Чего он сам ни умел и чего не мог дать вам, так это знание о свободе духовной. Его душа теперь отречена от тела и если бы песок не наполнял его рот, а конь не вышиб бы ему зубы, то он был смог рассказать о том, что такое свобода духа. А я понял, ведь чувствую сейчас его с нами, глядящим с того огненного диска, что убивал нас.       – Той частью своей души, что вы не заразили кинизмом поверьте в Бога, – сказал брат, глядя на солнце.       – Когда Бог даст вам заповеди, следуйте им, – глядя на землю.       – Ваша совесть должна направится по пути Божьему и тогда оставьте его, ведь правило и скрепы от природы развращают, – глядя на тело.       – Станьте не Богом, но равным ему, ищите Истину, – глядя в голубизну неба.       – И главное: когда к вам явится Труд не отрекайтесь от него, но примите с благодарностью, ведь иметь свое Дело – благо, а работать на благо других – Высшее благо, – глядя внутрь себя.       – Из двух Трудов всегда выбирайте тот, что принесет благо большим людям, – глядя каждому в глаза.       Reva молча наблюдала за его речью, а затем прошла за него к Нилу, исчезла в воде и вышла с другой стороны. Тогда Ψενος пошел за нею, также исчезнув в воде и вышел с другой стороны.       Но Κιδαμες лежал неподвижно, его лицо засыпал песок, кровь давно ушла глубоко в землю, оставшись неизбежно там. Никто не смел тронуть страшный труп, гнилью прошедший через все умы и фибры человеческих душ. Вся безответственная храбрость и бесчеловечность ушла глубоко и трудно будет достать ее из душ человеческих, ведь даже хлеб стал пропитан этой кислотою. Но если его разделить, если этот хлеб не будет мокнуть от крови в мешке, то тогда придет к людям сначала Труд, а затем и Высшие благо.       Над телом старшего брата пронесся теплый ветер, пошевелив красные от крови черные кудри.