ну это пиздец

Блять, на самом деле Хазин не ожидает от своей жизни конкретных изменений. Ему уже так насрать на карму-хуярму и свет в конце тоннеля, что этому никто не поможет. Шустов пытается, вроде бы. Находит слова, касается так, что ноги поджимаются и слабеют. Обнимает, будто от мира этого ебанутого закрывает. На мгновение, совсем на чуть-чуть, Пете кажется, что он тает. Плавится в объятиях и может стать другим человеком. Не идеальным, нет. Но хотя бы неплохим. Это стоит титанических трудов, усилий и блядского терпения, но он хочет. Учится, выдавливает улыбку, уже не так похожую на оскал. Не передразнивает Шибанова, даже когда очень хочется. Соглашается с тупорылыми приказами Брагина, и даже покупает всем по шавухе. Один раз, но и это поступок. — Я же блять не выдержу, — плаксиво говорит он куда-то в подмышку Макса, пока тот терпеливо гладит его по голове. Гладит и наверняка улыбается. Святоша. — Шустов, иди ты нахуй со своим идеализмом, просто сьебись, прошу-у, — вхлип всё-таки врывается, и Хазина будто молнией пронизывает насквозь. Он, реально, стоит и льет слезы по причине того, что хочет быть с мужиком в отношениях, а этот мужик сликшмо для него хорош? Да ну, чо за хуйня? Они же не в гейском подростковом романчике. Уже даже не смешно. Брагин не удивляется, когда Шустов пишет заявление по собственному. Соколовский не удивляется, когда Хазин приходит к нему: пьяный, с засосами по всему телу, вонючий как стая бездомных собак и с пустым мертвым взглядом. Трахает но не удивляется. Шибанов тоже говорит без удивления, когда им приходит похоронка на Макса. Понимает, сам бы уже так же выпилился. Смотрит искоса на Брагина, читает без запинки и кидает бумажкой в Хазина. Стрелецкий пожимает плечами, будто сука все знал, когда Петеньку находят в люке канализации: уже физически мертвого. Говорит что-то про внутреннее и внешнее соответствие, закуривает, но не удивляется. И все всё принимают.