если честно

— Назови мне хотя бы одну вразумительную причину не скидывать тебя с крыши, — у него прокуренный голос, пугающая пустота во взгляде. У него наигранный безэмоциональный тон. — Я не умру, — от падения, рассуждает Нил, подумаешь, какой-то там пятый этаж. Для того чтобы грохнуть его, нужно нечто большее чем высота. Например, святая вода, крест, кол в сердце или солнце. Джостен печально вглядывается в начинающееся зарево рассвета. Дрю ловит пальцами его за подбородок и разворачивает лицом к себе. Намек ясен, мол, не отвлекайся, тупица. — И я утяну тебя за собой. Миньярд хмыкает и выпускает сизую струйку сигаретного дыма Нилу в лицо. * Для бессмертного он слишком туп и труслив. Нил убегает столько сколько помнит. Бежит от охотников, отца, кланов, крови и себя в придачу. Прячет истинный холодный цвет глаз, прячет рыжие лохмы за краской, прячет клыки и прячет себя самого от окружающих. Так сказать, до кучи. Только от себя не убежишь и к двадцати это пора понять. Итак, он бежит… Пока Эндрю со всей силы не херачит ему какой-то там сука клюшкой по грудной клетке, так что ребра трещат, а холодный бесполезный кусок мяса в груди намеревается начать биться. Оказывается, бессмертного и вечно бегущего можно сбить с пути такой мелочью. Иронично в двойне, имея ввиду рост самого Миньярда. Остановиться оказалось настолько тяжело, что первое время под присмотром полукровок и охотников, хотелось убежать куда-то по инерции. Легкие жгло, ноги гудели и толкали-толкали-толкали вперед. Мол, чего застыл тупица, тебя поймают. Не отец так другие, все будет хуево и гореть тебе на святом костре инквизиции. Только костер никто разжигать не торопится, а наоборот… Ваймак, глава всего этого дурдома на колесах начинает приручать его. Ваймак, Мэтт, Дэн, Никки, Рене, даже Эллисон от части… Кевин смотрит на него, как на идиота и мешает водку с энергетиком по утру. От такого коктейля сердце нахуй выскочит, довольно забавно в ключе того что Дэй полукровка и сердце у него еле-еле бьется. Ну и как говорит Аарон, было б чему выскакивать, собственно… — Убейся, — ненависть Аарона горчит на языке убежавшим кофе. — Ненавижу тебя, — слова Эндрю от чего-то откликаются в давно мертвом сердце Нила. И ощущаются, как клюшка по ребрам. Сердце, мертвое, пустое, трусливое и бесполезное намеревается сделать первые попытки к жизни под взглядом коньячных глаз. * Он втягивается постепенно с неохотой, под чужие взгляды, под тихие смешки и ставки на деньги (прошу прощения, в скольких из них я могу участвовать?!) под темным взглядом уже не расширенных от колес зрачков. Люди такие странные, пичкают себя всякой дрянью, а потом… а что собственно потом происходит знать не хочется, но приходится. Эндрю без таблеток пугающий и манящий. Эндрю без таблеток вызывает желание тупо склонить шею и дать себя укусить, позорный жест среди их существ. Только Эндрю человек и кусать кого-то не стремится. А вот целоваться, напротив… Быстро и порывисто, оставляя поутру на губах привкус мороженого какой-то популярной фирмы. Нил чувствует себя позорно, слишком старым и непросвещенным в делах маркетинга. Да ему как-то до пизды… Если быть честным, с самим собою. Эндрю сносит своей энергетикой словно шторм в ясную погоду, налетает, сшибает, бьет по ребрам, спине, куда дотянется, по ногам тоже и колени предательски подкашиваются. Оказывается, будучи бессмертным можно ощущать столько всего невероятно и в стократ ярче. Нил Джостен не уверен в том, что хочет бежать от этого человека. * — Да или нет? На нем из одежды… только легкая простыня, накинутая на манер древнегреческой тоги, что носили боги и полубоги. Джостен не религиозен, но сейчас, лежа со скованным над головой руками, в спальне Эндрю и рассматривая чужое тело в лучах закатного солнца он готов присягнуть на святом кресте (ха-ха, если б мог и не сдох при попытке сотворить подобное), что готов поверить в бога. Одного конкретного. Своего персонального. У вампиров, если честно, хуевое отношение с религией. — С тобой всегда «да». Эндрю дергает уголком губ в намеке на улыбку и качает головой. Серебряный пирсинг в его брови тускло поблескивает в оранжевых лучах заката. Хорошо, что стекло здесь не пропускает ультрафиолет… — Ты непроходимо тупой для бессмертного, — Миньярд сбрасывает простыню. — И когда-нибудь сдохнешь некрасиво. На бледной коже Эндрю выцветшие поблекшие от времени следы чужих укусов. На плечах, груди, животе, особенно на бедрах. Кадык нервно дергает при мысли о том сколько раз и как долго Дрейк издевался над ним, сколько раз впивался клыками под кожу, заставляя биться в агонии между болью и удовольствием от секрета, что содержится на клыках вампиров. Нил неосознанно щелкает клыками и напрягается, скользя взглядом по шрамам. — Выдохни, Джостен, — склоняя голову на бок, так что светлые пряди падают на глаза, выдыхает Эндрю. — И не делай такую, пиздец стремную рожу. Он играет с ним, обожает это делать, по долгу заводит, имитирует фрикции упираясь ладонями в плечи Нила и покачивая бедрами в плавном, одному ему известном темпе. Проезжается влажной дыркой вдоль члена, иногда наклоняется слишком близко, на грани слышимости произносит «да» и позволяет себя укусить. Только в шею и только чуть-чуть. Не достаточно для того, чтобы утолить голод, достаточно, чтобы завести еще больше. Секс с Эндрю — тест на самоконтроль. В теории, Нилу нихрена не стоит сорвать с себя наручники. Но они оба прекрасно знают, что он так никогда не поступит. Когда щелкает крышка разогревающей смазки, когда Миньярд прикрывает глаза, когда светлые длинные ресницы трепещут, когда он растягивает себя непростительно долго, мокро, основательно… Нил сгорает. Ощущения похожи на те, что он испытывал, убегая с места на место и лишь иногда останавливаясь. Легкие горят, тело требует движения, но нет. Ему нужен перерыв. В данном случае ему нужно держать себя в узде. Клыки ноют настолько, что прокусывают нижнюю губу и струйка крови стекает у него по подбородку. Когда Эндрю открывает глаза и стирает кровавый потек с его губ, Джостен свято верит в то, что его тупое сердце все-таки забилось. Откудато тогда взялось это потрясающее чувство под ребрами? — Да? — запрокидывая голову назад и проезжаясь влажной расселиной меж ягодиц, дразнит Эндрю. — Или нет? Он сам на взводе и даже больше. Нил слышит, как оглушительно стучит его сердце, как желанная горячая кровь стремительно несется по венам, он видит, как соблазнительно вдоль красивого толстого члена стекает вязкая белесая капля предэякулята. — Да, — собственный голос кажется отвратительно чужим и инородным в этом застывшем густом воздухе пропахшим ароматом шиповника и секса. Когда Эндрю направляет его член в себя, коротко стонет и постепенно опускается на него, мир взрывается. Почти буквально, физическая невозможность прикосновения, жажда крови, все это мешается в самый горячительный из возможных напитков и разливается под кожей. Достаточно растянутый для того чтобы пропустить в себя член целиком, недостаточно для того, чтобы не сжимать его судорожно упругими стеночками. Эндрю горячий, ненормально горячий, для смертного, может быть, но Нилу откровенно не с чем сравнивать. Бессмертный девственник, звучит, как убогая шутка. Джостен, вообще, предпочитает придерживаться мысли, что вся его жизнь за исключением некоторых моментов, чертовски убогая шутка создателя. Если он есть. Эндрю царапает его грудь короткими неровными ногтями с облупившимся черным лаком (спасибо Рене, за маникюр) и шумно дышит. Он редко стонет и, в целом, слишком тихий в постели, но этот фактор тоже добавляет перчинки из раза в раз и, кажется, никогда не надоест. Ведь любой стон Эндрю на вес золота и Нилу гореть в аду, но он обожает момент, когда толкает в разработанное горячее нутро и слышит в ответ на свое нехитрое действие тихий всхлип. Вот как сейчас. Короткий полу-всхлип полу-стон, дрожащие бедра и расширенные зрачки, словно он снова принял таблетки. Миньярд прожигает его взглядом, нечто среднее, между «хочу обкатать тебя» и «ненавижу тебя, тупица». — Лежи, блять, смирно. — Уверен? — в эту игру в дразниловку можно играть вдвоем. Нил улыбается, чувствуя, как ожог от креста на щеке неприятно натягивает кожу. — Или в следующий раз свяжу тебя так, что ты и пальцем пошевелить не сможешь, — плавным, слитным движением зачесывая светлые волосы назад и приподнимаясь, на выдохе произносит Эндрю. — Это угроза или конструктивное предложение? — Предупреждение, Джостен, — шалая улыбка не сулит ни черта хорошего и в следующую секунду Нил готов буквально взмолиться. Эндрю сжимает его глубоко в себе, а после берет какой-то бешенный для человека темп. Ассоциация с тем, что его буквально обкатывают, как ездовую кобылу не желает покидать голову, да Нил и не против. Он лишь мечется по темным простыням, пытаясь уловить сбивчивый темп и, кажется, как заведенный все повторяет имя Эндрю. Ему слишком хорошо и одновременно с этим плохо. Эндрю на нем буквально пульсирует и они вместе достаточно долго, для того, чтобы Нил уловил этот явный признак чужой разрядки. Когда Дрю опускает руку вниз, обхватывая кольцом-пальцев покрасневшую мясистую головку, Нил сглатывает вязкую слюну и не отрываясь наблюдает, как Миньярд надрачивает себе в такт собственным движениям. — Да? — виснет немой просьбой между ними, Нил почти уверен, что ему откажут. — Или нет? Клыки болят, настолько хочется прижаться губами к той венке на бледной шее. Настолько хочется сделать один несчастный глоток. Эндрю медленно и заторможено моргает, словно отходя от долгого сна. Скользит расфокусированным взглядом по губам Нила и задерживается на клыках, которые слишком видны, особенно сейчас. Он улыбается лишь уголком губ и привычно наклоняется слишком близко, но так и не дает разрешения. Охотник дразнит, аромат его тела, пота, геля для душа и шампуня. Еще немного талька, святой воды и чего-то еще. Может быть мороженого, может быть смазки, разобрать легкие сладкие нотки не выходит. Воздух между ними до неприличия вязкий и густой. — Да, — звучит почти, как крик, когда Нил наконец целует голубую венку на шее Эндрю. Кровь, сладкая, манящая, несется, пульсирует по венам и артериям. Кровь, такая живительная и прекрасная. Нил лижет соленую от пота кожу и только потом несмело прокусывает ее клыками, тихо урча от удовольствия. * Он упускает момент, когда Эндрю кончает, да и сам выпадает из реальности позорно. Оргазм выкидывает его белой сплошной волной из этого мира на минут пять, а то и больше. Во рту продолжает стоять легкий металлический привкус, а низ живота запачкан подсыхающей спермой. Эндрю сонно дышит куда-то в шею, обнимает руками со спины. Нил на пробу шевелит освобожденными запястьями и жмется спиной ближе к такому разморённому и теплому человеческому телу. Во сне, Эндрю тихий даже для смертного, дышит то еле-еле. Каждый вздох настолько незаметный, что даже не видно, как движется его грудная клетка. Нил по привычке вслушивается в глухое сонное сердцебиение и расслабляясь медленно засыпает под родной звук.