After

Разнеся почти все, что было в чертовой каюте, Шепард нихрена не почувствовала себя лучше. Разбив все стеклянные поверхности, статуэтки и терминал, планшет, аквариум и даже собственное отражение — спокойно села на диван. Послышался тихий звон лифта — кто решил наведаться к ней в такое время? Тейн. — Я сейчас не в том состоянии, и лучше тебе пойти отсюда — довольно грубо сказала Шепард — все обсудим позже. — Я знаю что с тобой происходит, и рад за вас. — Да нет никаких нас уже. Наверное. — Не знаешь точно? — Нет. Он скрестил руки на груди, серьезно посмотрел на Шепард. Как и всякому рабу любви, ему невыносимы были ее муки. — Сиха, что тебе мешает пойти с ним и поговорить? — Да что сказать? Что я его оставила там умирать, а потом перед ретранслятором, жалея себя, переспала с тобой, хоть и представляя его? Серьезно? — Да. Гаррус достоин правды — тебе не кажется? Ей никогда не было так ужасно. Там только вдуматься в характер ситуации… Ну нет, не бывать ей коммандер Шепард на Нормандии, если не понести справедливую ответственность. Она поправила штаны и вышла к лифту, оставив ассасина озадаченно стоять. Он поймет. Поймет же? Чтобы решимости запал не прошел даром, Шепард отправилась к Гаррусу. Она почти бежала. Дверь открылась. — Слушай, я должна тебе многое сказать. — Как хорошо, что ты пришла — он подошел и обнял ее, сомкнув пальцы на талии — я думал, не дождусь, пока ты там придешь в себя. Я не злюсь, в конце концов, ты так же поступила бы с любым другим — вам надо было делать ноги. Комок вдруг к горлу подступил — теперь сказать будет труднее. Но нужно, даже Тейн сказал — почти что пристыдил. Шепард высвободилась из желанных объятий и глубоко вздохнула. — Я не только в этом виновата. Да, я тебя оставила во имя всего остального экипажа. А потом, перед прыжком на омегу, я… я была пьяная тогда, и… — голос ушел почти. — И? Что ты такого сделала, что даже сказать об этом трудно? — Я ночью не одна была… Мы… Я решила, что мне лишком страшно умирать, а тебя не было. Несколько минут стояла тишина вокруг. Шепард почти обмякла, а Гаррус просто стоял и ждал к чему придет логичный итог этого разговора. Такого он явно не ожидал. — Прости. Но это ничего совсем не значило. — А между нами что-то изменилось? — А разве нет? — Ты знаешь, я надеюсь нет. — Как понимать тебя? Гаррус вздохнул. Он сам едва ли понимал, что делать следует теперь. Он снова обнял Шепард, руками проскользнув по талии и бедрам. Его мандибулы предательски дернулись в трех миллиметрах от ее волос. — Я знаю, что ты не сделала бы ничего плохого. Я знаю — ты сделала все, что лишь могла, для экипажа, для меня. — Но? — Я не виню тебя ни в чем, но разве нужен я тебе теперь? Этот вопрос кувалдой по голове пришелся им обоим. Гаррус не знал, как еще ему спросить тактично, что может он теперь не к месту рядом с ней. Он всегда думал — ну куда ему до коммандера, СПЕКТРА, железной воли корабля. Совсем неважно, что было раньше — ему хотелось без остатка в волосах рыжих затеряться. — Конечно ты мне нужен. Не знаю, как ты мог подумать о другом. — Мог. Ты ведь смогла — осекся турианец. — Гаррус, я сделала это только потому что мне было ужасно плохо без тебя. — Но теперь я здесь, и у нас будет немного времени… до нападения Жнецов попробовать все с самого начала, пока Нормандия цела. — Хорошо. Шепард ушла, а Гаррус остался с мыслями один. Пока не зная, что делать дальше, он сел у Таникса подумать в тишине. Конечно, такое не просто позабыть, тем более — простить. Однако и не отпустить.