Совсем немного

«Ты спишь?» Давненько Финьо не будили по ночам. Кому бы вдруг? Когда он сам делил с Ириссэ бессонницу, то не ложился вовсе. Не то чтобы она часто просила. И вот теперь этот шёпот мысленный, а Финьо ещё, как всегда, не успел понять, под каким потолком, под каким небом, в каком году – и прочее, и прочее. Совсем не сразу приходило это «дома». Ещё смотря что домом-то считать. – Не сплю, – откликнулся, – ты где? Приснилось что-то? – Хотел спросить, – по мыслям, кстати же, трудней понять, как там второй – сидит ли с кружкой в кресле или зябнет на подоконнике без всякой кружки, или вообще где-то повис вниз головой, и стоит ли нестись на помощь или пусть его пока, – хотел спросить, вот если ты соврал кому-то, а признаться нельзя – что тогда делать? Ну и вопросы ты задаёшь, Майтимо. В самый раз к ночи. По крайней мере, можно выйти на террасу и там задумчиво смотреть на небо прямо так, в одеяле. Кто осудит? – Ну и вопросы ты задаёшь. А что, большая ложь? – А как ты это измеряешь? – Важная ложь? Кто-нибудь что-нибудь потеряет, если не узнает правды? – Сам не знаю. – Она вообще кого касается, тебя или других? – Всех по чуть-чуть. Так. – А ну рассказывай. Речь не обо мне ведь? Я никому не скажу, если не захочешь. – Точно? Тут в самый раз впихнуть бы что-нибудь нравоучительное, вроде – смотри, я-то тебе не вру и ты это знаешь. А, ну его. – Обещаю. Что случилось? – Я прочитал одну… одно… что Маглор просил не читать, и он за меня очень испугался, и тогда я ему сказал, что ничего не понял. А на самом деле понял. И что там Маглор просил не читать, скажите на милость? И на что понадеялся этот Маглор, если сам бы ребёнком прочитал бы сразу же? Хотя с Ириссэ Финьо тоже склонен был излишне верить в лучшее, а она ведь и вышла всё-таки собой. Ну, относительно. – И теперь тебе грустно, а рассказать некому? Что ты там понял? – Ты не знаешь. – Ну конечно я не знаю, ты же ведь не рассказываешь! – Я тебе сейчас покажу. Можно мне показать? – Всё что угодно. Огонь трещал. Маленький костерок, детский и местный. А вот уже пламя в горне, ровное и плавное. А вот вдруг факел во тьме. А вот факел и корабль. Огонь в камине, ничего в нём страшного. Ну, гаснет. Вот ещё углей подбросили. А вот огонь из-под земли, рыжий на чёрном, ползёт, как царапина, и так и хочется на эту рану наложить шов, только кто бы смог. Вот рыжий ближе, ближе. – Как это убрать? Слов нет что на тебя, что на твоего брата. На всех. На себя тоже нет. Такие умники все. – Как это… мне всегда так будет сниться? – Ты где? – У Маглора. – Так вот пойди сейчас же его разбуди и расскажи, что тебе снился кошмар, неважно какой. Давай сейчас же. А то я сам к вам явлюсь, и прощай покой. – Так он тогда поймёт, что мне не всё равно! – Да ну и пусть поймёт! – Да ты бы его видел! А Финьо-то уже успел решить, что с этим Майтимо невозможно поругаться. Ну да, шарахается – кто б на его месте не шарахался. Ну молчаливый иногда. Ну тихий, – что за дело? А вот сейчас хотелось кричать самому, и трясти за плечи, и ещё всяких несуразностей. Ну, думай поскорей! – Днём было ничего, я думал, всё в порядке. И вечером, когда мы гуляли, ничего. А сейчас как закрою глаза, так там вот это всё. – Сходи умойся, – посоветовал. – Нет, зря что ли тебя Маглор просил? – Вот я поэтому и не хочу ему рассказывать! Он же ещё расстроится, что попросил не так. Вот пойти завтра с ним на пир, на ярмарку, на речку эту разнесчастную – куда угодно. Чтобы так был оглушён, чтоб уснуть безо всяких снов. А там пусть брат поёт. – А так теперь всё время будет? – Маглора спроси. Я не шучу, Нельо! Мне ничего такого не мерещится, но я и сгинул раньше вашего. – Так стыдно. – Сгинуть? – Нет! Сказал одно, правда думал, что всё получится, а сам… – А сам воссоединился со своим же прошлым, ужас-то какой! Ну что ж теперь поделать, раз оно уже такое. Зато ты здесь. И я. И Маглор здесь. Иди, иди, он же и сам расстроится, если узнает, что ты был один в ночи. – Да почему оно так! Знаки на страницах… Это же он всё выбрал, а не я. И что теперь мне? – Ну нет уж. Прочитать-то выбрал ты? Не Нельо же тебя заставил лезть куда не надо. – Ты меня только что так же назвал. – Правда? А, чтоб его. Прости, пожалуйста. – Да вы все его ждёте. Я поэтому и читаю. – Да что его ждать, когда я с ним говорю, когда я вот, сейчас, с тобой же говорю! Только Маэдрос мог так извернуться! Только ты так можешь! – Как так? – Читает что не хочется, кошмары видит, и всё для того, чтоб кому-то стало лучше! Чтоб кто-то по кому-то меньше бы скучал! Нет, ты что, правда думаешь, что сейчас я, и Маглор, и твоя мама, и Элронд, и кто там ещё – ты правда думаешь, что мы сейчас обрадуемся? О, славно, он теперь не может спать, но зато стал на шаг ближе к неведомому образу, который сам себе придумал, как же мы все счастливы! – Он не образ вам, а друг. – Вот упрямство у вас уж точно одно на двоих. Ещё на третьего бы хватило. Хочешь, я приеду? – Не надо. – Я сейчас расскажу Маглору. – Ну и рассказывай. – А вот и расскажу! Нет, слушай, это пламя правда страшное. – Да? – Нет ничего зазорного в том, что оно тебе не нравится. Мне тоже не понравилось. *** Дёрнуло же закончить старую вышивку. Он даже не был уверен, что правильно понял замысел: что там было набросано на канве, то давно стёрлось. Берег, утёсы и цветущая зелень на переднем плане. Не угадать, кто начинал: Курво, Морьо, младшие ли? Вот разве что не Тьелко. Периодически такое происходило: цеплялся за мелочь, и, пока мелочь эта не приходила в гармонию со всем остальным, не мог остановиться. Вот и сейчас: подобрать нитки нужных цветов, приноровиться к чужому стежку, представить лица всех поочерёдно. Нет, вряд ли это Нельо шил. Хотя утёсы… И всё равно это было дело не одного дня. Если он вдруг засядет в комнатах за вышивкой, его не поймут. Да и в двери стучал кто-то. – Войдите! – подтвердил, спускаясь. Может, дети что забыли. – Где Майтимо? – Айвен, судя по виду, уже успела свалиться в ручей, ничуть не расстроилась и теперь оставляла мокрые следы. Может, и не в ручей. Может быть, в реку. Может быть, это вообще была часть плана. – Привет, – тут главное было не смеяться. – Может быть, тебе нужно полотенце? – Мы же договорились все идти смотреть котёнка, а этот что? – А что же он, не с вами? Обычно, если Маглор вставал не рано, Майтимо уже не было. Мама, Фингон, вот эта детская компания, просто город – Майтимо мог быть где угодно, ничего особенного. – Не с нами, – Айвен мотнула головой. Ну кто же так брызгается. – И опять не отвечает. Договорились же, что так не делают! – Ты проходи, – Маглор посторонился, и Айвен всё-таки вошла. Так и оставляла лужицы. – Что за котёнок? Майтимо! – Это котёнок рыси, – объяснил Майтимо, входя. То ли не выспался, то ли ещё что. Очень уж медленно шёл – почти как в первые дни. Будто не был уверен, что вокруг настоящее, а что не очень. Ох уж эти первые дни. – Только, Айвен, ты извини. Я не смогу сегодня с вами пойти. – Это почему это вдруг? – Это что ещё за котёнок рыси? – возмутился Маглор тоже. – Он один или, гм, с родителями? А мамы ваши знают? – А моя мама и твоя – одна и та же, – не растерялся Майтимо. Ну да, и правда. – Они пускают маленьких, – вздохнула Айвен. – И у него пузико в пятнах. Почему ты не пойдёшь? «– Ты можешь что-нибудь придумать, чтоб она не обижалась? – А тебя что же, не манит пузико в пятнах? – Я потом тебе объясню. Или сейчас, но только без неё». Ишь ты, потом он объяснит. – Майтимо, – объявил Маглор противным взрослым голосом, – обещал нынче мне помочь. И мог бы вспомнить это раньше, а не раздавать пустых обещаний! – Но котёнок же! Вдруг уйдёт? – Значит, кто-то останется без котёнка, – заключил Маглор неумолимо. – Ничего страшного. Не последняя рысь в жизни. – Ты что, и правда ничего не понимаешь? С такой-то музыкой. Давай мы все тебе поможем? И только Маглор хотел мысленно возмутиться, что должны же быть границы и что совсем уж бесчувственным он выставляться не подписывался, как в дверь не то что постучали, а забарабанили. – Эй, вы там! – кроме Финдекано, конечно, никто у них нынче так не голосил. – Я жажду знать, благополучно ли вы пережили эту ночь! Айвен сначала прыснула, потом решительно отжала часть волос прямо на пол и двинулась открывать. Из прихожей, конечно, раздалось: – А Маглор не пускает Майтимо смотреть котёнка! – Правда? Кошмар какой. Я всегда знал, что ему нельзя доверять детей. Нет, что ещё за шуточки? А Финьо вошёл в кухню, подмигнул: – А давай-ка мы с ним тут поругаемся, а потом Майтимо вас догонит. – Вы с Маглором? – уточнила Айвен. – Майтимо, можно они поругаются? Майтимо встрепенулся. Видимо, успел отвлечься. – Ну, если хотят… – Хочешь – я твоей маме расскажу всё? – Что мы идём смотреть на рысь? Лучше не надо. Нет, Айвен, правда, я попозже к вам приду. – Да? – Погладишь его за меня. И за ушами тоже. – Ты не обиделся на них всех? Ты какой-то не такой. – Вот что бывает, когда не слушаешься старших, – Финьо вздохнул, но тут же снова оживился. – Беги, беги. Как же котёнок без тебя-то? Только не приводи всех остальных и не пойте у нас под окнами, это уж слишком. Майтимо вас догонит как только сможет. Может, мы его даже подвезём. – А нас ты покатаешь? – Может быть, – Финьо подмигнул ей, – если котёнку не придётся слишком долго ждать. Айвен с сомнением посмотрела на Майтимо, на Маглора, опять на Майтимо, явно что-то обсудила ещё и мысленно и наконец-то попрощалась и ушла. – Что значит – мне нельзя доверить детей?.. – Я просто тебе рассказал, что ничего не понял, хотя на самом деле кое-что всё-таки понял. А можно теперь остальное я не буду вспоминать? Ну, дожили. Кано продолжил, конечно, разливать отвар по кружкам, но ручку чайника стиснул так, что отпечаток остался. – Или можно тогда всё сразу, – не сдавался Майтимо, – а не ждать! Как вы так всё это помните? Вот я немного вспомнил совсем страшного и больше не хочу. А вы со всем этим… «– Он ночью мне показывал кое-что. Я его честно призывал пойти к тебе. – А что не разбудил? – А мы проговорили, пока он не уснул. Нет, как же это…» – Ты же уже вышел, – как всегда, слова подобрались раньше, чем Кано успел понять, и вот теперь он сидел на полу, и чайник стоял рядом, а сам он был с Майтимо вровень и смотрел в лицо. – Ты уже вышел, уже здесь. Уже решился. Это самое главное. Раз решился, то точно справишься. – Но как ты всё это нёс? Ты же ещё же… ещё был и без меня. – Ну, теперь-то с тобой. – Да это не тот я! – А можно мы сами решим, тот ты или не тот? – А можно я тоже решу? Так и не поняли, кто первым рассмеялся. Первые дни, вот что страшней. Первые дни. Пока он смотрит на кого-то, а не в стенку, пока говорит, пока может возмущаться – всё в порядке.