Совсем немного

Майтимо собирался очень тщательно. Рубашку складывал аккуратно, наверняка как мама научила. И ещё одну, с вышивкой. Штаны, другие штаны. Будто решил совсем ничего здесь не оставлять. Руки в последнее время требовали работы, какой угодно, поэтому в доме Маглор подновил и перекрасил всё, что могло быть обновлено: подоконники и стулья, столы и пол на веранде. Да и не только на веранде. Пару ночей им с Майтимо пришлось провести в саду, и даже там отчаянно пахло краской. Здесь, конечно, всё медленнее старилось. За морем от дома, в котором не живут, а только завтракают, уже давно остался бы печальный остов. Но и тут были мелочи: где-то краска чуть облупилась, где-то выцвела, где-то сменила цвет; однажды Маглор обнаружил осиное гнездо, а ещё один раз – мышиное; в конце концов, и вещи в шкафах стоило перебрать. Мама большую часть уже разобрала, но что-то оставалось, переложено апельсиновыми корками и лавандой. Чтобы они не нашли дом пустым. Чтобы, когда хоть кто-нибудь из них вернётся, ему было куда прийти, было где спать. Майтимо спал пока во всех пустых спальнях по очереди и разложил вещи по всем, кроме родительской. А вот сейчас зачем-то собирал обратно. Пока просто складывал в стопку на кровати. Маглор уже знал: если войти в комнату и молчать, а ещё лучше – заниматься чем-то своим, – Майтимо заговорит сам. Это была комната младших, самая большая, одна на двоих, потому что в детстве они и на ночь не собирались разлучаться, и на миг Маглору показалось, что у кровати спиной к нему вовсе не Майтимо стоит. Вот-вот войдёт второй. Ну нет же, нет, ведь избегал же преотлично этих наслоений, и тут на тебе. – Что? – Майтимо повернулся к нему сразу же. – Что ты так смотришь? – Просто так. А ты куда? – Да все вы просто!.. Я пойду и всех найду, вот. Ах да, нельзя же задавать прямых вопросов. То есть можно, но только когда Майтимо сам хочет рассказать. А хочет ли сейчас… Маглор подошёл не спеша, уселся на ту же кровать прямо рядом с рубашками и штанами. Нарочно мешал. Майтимо сделал было вид, что Маглора тут нет, но быстро сдался: – Ну и зачем ты здесь? – Смотрю, что ты забыл. – Я ничего не забыл. Всё соберу сам. Ох, а недавно он ещё и плакал и толком не умылся после этого. Маглор вздохнул. «Мам?» «Майтимо с тобой?» «Пока что да». «Сделай, пожалуйста, чтобы это и дальше оставалось так». Иногда она всё-таки перегибала палку в стремлении показать, что всё как раньше. Но он сам же не рассказал ей ни одной истории – как она должна понять, как с ним теперь разговаривать? Как должна его заново узнать? А стоит ли? Ох, хватит этих мыслей. «Ты испугалась чего-то?» «Да, – он почти увидел, как мама резко поправляет скатерть, или оправляет юбку, или просто кивает, но решительно, – да. Извини, пожалуйста». «А что случилось? Он же ведь сбегает часто». «И каждый раз я боюсь, что он не вернётся». Да куда бы он делся, в Валиноре-то? Это была первая мысль, уже из нынешней, новой жизни, и мысль явно идиотская, поскольку этот Майтимо обычным ребёнком не был, а значит, и случиться могло многое. Мама вправе бояться. А ещё она впервые что-то сказала не о пирогах, не о ландшафте, не о том, чему новый Майтимо научился и не о тысяче других, мелких и нужных примет текущего момента. Сказала про прошлое. «Он со мной, рядышком. Вы поругались?» «Что ты. Просто на некоторые его вопросы у меня ответа нет». «Он тут задумал длительный поход. Я присмотрю, мам». Мам, мама, мам. Близнецы Эльвинг тоже сыпали когда-то: Маглор, Маглор. Наверное, им тоже нравилось называть кого-то, кто всегда отзовётся. По крайней мере, он старался отзываться. А вот сейчас, наоборот, не постарался и так задумался, что Майтимо его пихнул слегка. Пришлось очнуться и спросить: – Ты что это? – Я же попросил уйти, – Майтимо тоже влез на кровать, с ногами, и именно так и получил возможность толкаться, – если ты тут будешь сидеть, я всё забуду. – А что ты забываешь? Перестань меня толкать. И потом, это ты от нас уходишь. – Как я уйду, пока ты здесь? – А что, не хочется? Майтимо обнаружил, что кровать под ним – упруга, оттолкнулся ладонями и подпрыгнул сидя, несколько раз. Совсем как маленький. Да он и есть маленький, ну же. – Кано? – Я тут? – А как ты будешь без меня? – А может, я с тобой пойду. – Ты не пойдёшь же, – Майтимо аж скривился и подпрыгивать перестал, – вы же все говорите мне одно и то же. Ушли надолго, но не навсегда, но куда – вы не объясните, и как с ними встретиться, и почему мама тут и там одна и та же! Вот оно что. Самое глупое, что если и впрямь ему позволить куда-то отправиться, он же что-нибудь да найдёт. Вспомнит ещё что-нибудь, только вспомнит в одиночестве. Или найдётся, на всём острове, кто-то такой, кто и его узнает, и расскажет что-то. Мало ли. Маглор улёгся на спину, заложил руки за голову. Сказал, глядя и вовсе в потолок: – А что ты скажешь им? Если найдёшь. – Не знаю. Я просто найду и всё станет хорошо. – А что сейчас плохо? Когда-нибудь Майтимо ему припомнит все эти глупые, полуправдивые вопросы; когда-нибудь, но не сейчас. – Не знаю, – повторил Майтимо, – просто не так. Ты, что ли, сам не чувствуешь? – Когда мы уплывали, – сказал Маглор, – тоже хотели обрести утраченное. Не получилось. Миг ждал, что Майтимо спросит: «Ты что же думаешь, я не помню?», но нет, тот молчал. Что ж его вечно тянет куда-то уйти одному. Хорошо, не в грёзы. – Знаешь что, – объявил Маглор и сел, – если идти далеко, нужно и собираться по-другому. – А ты дашь мне с собой флейту? Вот можно подумать, у Маглора тут по флейте было припрятано в каждом из карманов. Наверняка какие-нибудь да оставались, но это же нужно искать. Лазить в собственных же ящиках. Раньше, наверное, разозлился бы, пусть даже и на самого себя. Нечего тут, тебя не звали, и никого вообще не звали, и всё это только я могу смотреть, и больше никто! Даже фыркнул, как представил. – Ты что смеёшься? – Я не над тобой, не злись. Но ни в какой далёкий путь за чем бы то ни было я тебя одного не отпущу. Ещё недавно этот Майтимо выбежал бы и всё. Теперь сказал серьёзно: – Ты не можешь не пустить. – А ты не можешь запретить с собой идти. Но только знаешь что? Лучше не надо. Это тоже как с водой. – Что как с водой? – Вода приходит медленно. И музыка. И те, кого мы ждём. – Ты тоже ждёшь? – Конечно. – А у тебя кто? Как же нелепо всё-таки – вот же ты на него смотришь, вот с ним говоришь – и всё равно скучаешь по нему же. А нынешний он, на которого ты смотришь, ведь ни разу не виноват, что кто-то там решил… – Много кто, – отозвался, – тех, кто здесь жил, я в снах не вижу, как ты, но помню хорошо. – Но о них нельзя говорить? – Можно, просто больно. – Тебе больно? Подумать только, как он изумился. С другой стороны – это же очень хорошо, если он думает, что уж у Маглора-то всё всегда в порядке. Должен же он хоть на кого-то мочь положиться, кроме мамы. Да, но зачем же тогда… – Мне, – подтвердил, – поэтому прости, если мы с мамой мало объясняем. Но постепенно всё станет понятнее. – Обещаешь? – Точно. – А ты… а мама их любила? Кто ушёл. – Да. И сейчас любит. – А почему она одна? Да почему же ты так быстро до всего доходишь! И что мне тебе сказать. Вот уж и правда, мама, «нет ответов». – Так вышло, – Маглор пожал плечами, – это сложно. Она любила и теперь их ждёт. – А я? – А ты – подарок ей. – Вместо них? – Нет, что ты! Отдельно. Так что ты, уж пожалуйста, не исчезай никуда. – Иногда кажется, что вы все знаете больше. – А ты? – А мне сначала кажется, что так и надо, а потом я думаю… Интересно, а кто-нибудь ещё вернулся вот так? Вот зачем надо выйти к остальным, вот зачем в первую очередь, а не для извинений. Спросить совета и договориться. Чем старше Майтимо будет становиться, тем странней для него будет всё вокруг. Майтимо меж тем оглядел собранные вещи и объявил: – Я буду ночевать тут. – Ночуй. Ты будто в первый раз. – Нет, ты не понял. Я теперь постоянно буду тут. – Это ещё почему? Мама, конечно, и на это только кивнёт, но всё-таки раньше Майтимо с ней и с Маглором проводил времени примерно поровну. Ну, может, с мамой чуть поменьше. – Какая разница, почему, – откликнулся Майтимо и явно передразнил: – Тебе ещё рано это знать. – Так мама говорит? – Угу. – И ты обиделся? Кано в упор не помнил, делалось ли с Майтимо такое в прошлом детстве: чтобы глаза наполнились слезами, а челюсти сжались. И слёзы чтоб в глазах так и остались. – Ты чего, – Кано сел на пол, на колени, чтоб быть с ним вровень. Взял за плечи, слегка подтолкнул к себе. Да отомри же ты. – Ну, даже если поругались вы? Помиритесь обратно. Что такое? Что за привычка у тебя заталкивать свой плач себе же в глотку, и почему она вдруг у тебя осталась. – Майтимо, – позвал Кано, и Майтимо вздрогнул. А ведь и правда – как-то само вырвалось. Но какие тут могут быть песни ручья. – Расскажи. Я с тобой, и мама тоже. – Я ей сказал, что не люблю её тогда, – тут его всё-таки затрясло, и слёзы полились, – раз она ничего не говорит. И вырвался, и… Ну как же теперь? – Майтимо, – во второй раз вышло звонче, и потянуло рассмеяться, и Кано даже так и сделал. – Ну, ты что? И весь этот исход… этот поход твой – из-за того, что ты не знаешь, как просить прощения? Но это же легко. – Я раньше никогда… не так, чтоб ей было обидно. – Шшш. Она поймёт. Можешь просто вернуться и обнять. – Да? – Это же мама, Майтимо. – А ты тоже так когда-нибудь… тебе случалось её обижать? – Да. Всё всегда решалось. – А ты пойдёшь со мной к ней? – Конечно пойду. – А ты скажешь, чтоб он не лез ко мне? Тот гость, я говорил. То есть они все бывают странными, но этот совсем! Тут Кано всё-таки его обнял и притиснул к себе. – Понятия не имею, кто там тебе так досаждает, но познакомиться с ним хочу определённо. Ты ни о ком ещё мне столько не рассказывал.