
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Тот момент, когда сказки в прошлом, а будущее за горизонтом.
Глядя на старших, думаешь: я таким не стану, у меня все будет иначе.
Мир начинает казаться не самым приятным местом, а жизнь похожа на трэш.
Но друг детства рядом несмотря на то, что причиняешь ему боль. Ещё быть понять, что с ним происходит. Почему о том, что раньше было в порядке вещей, теперь нельзя и вспоминать.
Примечания
Если вы ищите эротику или флафф и романтику - это не оно (хотя элементы есть), но и не беспросветный ангст
37. Ничего особенного
13 декабря 2022, 12:02
Машкова перед математикой проверяет мою домашку и в итоге так довольна собой, что я решаю не говорить, что Тоха мне помогал. Бычара в конце урока возвращает тетрадку без единой помарки и с оценкой три с плюсом. Катька чуть не вскипает от злости и опять идёт к ней бодаться. Я бы с удовольствием посмотрел на этот спектакль, но за мной присылает Кит и мир меркнет.
Вспоминаю, что я всё ещё проклятый хуесос и, как во сне, прусь в учительскую, почти ничего не видя перед собой и не отражая происходящее дальше.
— Что ты делаешь? — голос Тохи звучит приглушенно, будто сквозь воду, но так неожиданно, что я чуть не подскакиваю. Не сразу соображаю, где нахожусь.
В сортире на третьем. Во рту привкус спермы, желчи и мыла, а напротив меня Тоха. Смотрит шальными глазами. Такими… прямо до боли… милыми. Синими, ясными, чистыми и огромными как никогда.
Просто пиздец. И будто не видно, что я тут делаю. Рот с мылом мою… Рыкаю:
— Зубы забыл почистить. — Пытаюсь свалить мимо него.
Он хватает меня, вцепляется крепко:
— Игорь, подожди. Ты не ел опять…
Вот сейчас я с ним разговаривать вообще не хочу. Не могу. Выворачиваюсь. Но он хватает снова, и я случайно влепляю локтём ему по руке. Замираю в ужасе. Но он будто бы не замечает, прижимает меня к косяку, наваливается всем телом и трясёт:
— Что с тобой, что случилось? Что ты сделал?
— Я? — голос срывается и выходит как-то злобно.
Нихрена я не сделал. А, нет сделал. Отсосал Киту! Сказать ему?
Темнеет в глазах, опять неимоверно тошнит.
Не могу смотреть на Тохино лицо. Не сейчас. Опускаю голову и разглядываю его кулак, который сжимает рукав моей футболки. Так сжимает, что белеют кончики пальцев.
Собираюсь с мыслями. С чего он взял, будто я что-то сделал? Почему он вообще тут? Спрашиваю:
— Что ты тут делаешь посреди урока?
— Жду пока ты проблюёшься, — рычит. — Ты тут уже минут десять торчишь. Что там случилось? — Он мотает головой в сторону выхода.
— Там? — переспрашиваю тупо, хотя уже понял, что он знает, что я был у Кита.
— Я видел, как ты вылетел из учительской. Я тебя звал, а ты будто оглох.
С силой сжимаю веки, мечтая оказаться где-то в другом месте. Не в школе. Не в поганом сортире. Ещё лучше в другой вселенной, в другом времени. За горизонтом видимости. Чтобы он вот так же дышал мне в шею и вжимался грудью. Но только не здесь. Не сейчас. Сейчас я не хочу, чтобы он ко мне прикасался.
Слышу у самого уха:
— Игорь?
Выдавливаю:
— Всё нормально.
— Не заметно. Тебя снова рвало?
Я открываю глаза, но по-прежнему смотрю только на его кулак. Изображаю улыбку и тяну по слогам:
— Мы-не-бу-дем-это-об-суж-дать.
Его пальцы белеют ещё сильнее.
Чёрт. Зачем я делаю это? Но что я могу? Чмо.
Время зависает. Обтекает нас обоих, искажённое гравитацией, под тяжестью которой у меня начинают сгибаться колени, тянет к полу. Но к нему больше. И всё настойчивей. Он вжимается в меня всем телом, всё ещё дышит в шею. Его пальцы, а затем и рука начинают подрагивать от напряжения.
Плевать. Извиваюсь и прижимаюсь к его кулаку губами, касаюсь языком. Даже сквозь весь смрад во рту, чувствую его вкус. Кожа на пальце чуть солёная и слегка горьковатая. Как же приятно ощущать его, пробовать.
Тоха дёргается, отталкивается от меня.
Теперь я вцепляюсь в него.
Он пятится. Я шагаю за ним вглубь туалета. На краях губ всё ещё его вкус, но стремительно тает, тонет в вонизме от спермы. Я хочу снова ощущать только его. Не в силах взглянуть в глаза, пялюсь на Тохину шею, на бьющуюся там жилку. Просто хочу опять ощутить его вкус.
Впечатываю Тоху в стену и припадаю губами к коже. Снова чувствую его запах, его вкус и пульс под моим языком.
Тоха упирается в мою грудь, пытается оттолкнуть. Я не могу его отпустить. Не сейчас. Он мне нужен больше, чем воздух. Хочу, чтобы во рту остался только его вкус, ничего больше. Мычу:
— Пожалуйста…
Он резко ослабляет руки, и я валюсь на него. Тоха отворачивает голову, подставляя мне шею, и я жадно слизываю дурманящий вкус его кожи. Начисто, везде, где могу достать языком.
А у Тохи встаёт! И это не совпадение. И я не трогал его член. Вспоминаю, как он кончил в тот раз. Мы не будем это обсуждать, просто пусть кончит мне в рот. Хочу чтобы там была ЕГО сперма. Эта мысль сводит с ума.
Успеваю расстегнуть ему ширинку, но он вцепляется в джинсы и хрипит:
— Ты рехнулся?
Конечно, я рехнулся. Тащу его вбок, в крайнюю кабинку, там нет унитаза, только швабры.
Тоха по дороге отцепляется от своих штанов и, пытаясь меня отпихнуть, хватает за плечи. Я пользуюсь этим случаем и дёргаю вниз края его джинс, но они слишком плотно на нём сидят, почти не спускаются. А он изо всех сил вцепляется в мои запястья. Я не собираюсь с ним воевать.
Прижимая его к стене, опускаюсь задом на пятки и лезу носом в расстёгнутую ширинку. Губами обхватываю поверх трусов. Даже так уже чувствую запах и кисловатый вкус смазки. Офигенно.
Тоха сипит: — Хватит. Пусти, придурок, — пытается отпихнуть коленкой. Дёргается так, что мне приходится отодвинуть голову, чтобы он не долбанулся самым нежным местом по моим зубам.
Грудью придавливаю плотнее, вжимаюсь щекой в его живот и пытаюсь подцепить зубами резинку трусов. Он выпускает мои руки, упирается обеими ладонями в лоб и чуть не сворачивает мне шею, заставляя запрокинуть голову и при этом заглянуть в его лицо.
Взгляд у него бешеный, злой. Но мне важнее, то, что сейчас прямо передо мной. Смотрю ему в глаза, а сам медленно стягиваю с него штаны. Тоху ощутимо потряхивает, пробирает волнами. Явно не от нервов. От возбуждения. Но он продолжает извиваться, и мне приходится придавить его руками.
У меня прямо перед глазами его торчащий член. Такой ровненький, нежненький, вкусненький, не как у Кита.
Тоха замирает и слышу:
— Игорь, пожалуйста.
Снова поднимаю глаза. Теперь на его лице мольба и глаза уже влажные от слёз. От этого меня пробирает холодок. Ослабляю хватку и сам оседаю. Повторяю эхом:
— Пожалуйста…
Он опускает руки и отворачивает голову, смотрит в стену, его лица я теперь не вижу. Зато чувствую кисловатый запах капельки на его конце. Слизываю её и растираю во рту, наслаждаясь вкусом. Его вкусом. Это совсем другое. Он сладкий везде.
Накрываю сильнее губами и медленно вбираю поглубже. Тоха втягивает живот и по нему пробегают волны. Зализываю везде, где могу достать. Хочу попробовать всё.
Тоха уже не против. Стоит, вжавшись в стену, и дышит урывками, так что его рёбра вздымаются скачками и всё сильнее. Понимаю, что скоро он кончит и разгоняю, активно двигая головой.
Он вздрагивает, вытягивается и застывает. Мне в рот стреляет обильная струйка. Тоха будто не дышит. Я не глотаю сразу, размазываю по щекам и нёбу. Вкусненько.
Не то, чтобы вкус незнакомый, но он другой. Его. Упоительный.
Меня тоже скручивает. Прижимаюсь к Тохе, трусь об его ноги и сам кончаю…
Тоха почти расслабляется, а я продолжаю вжиматься в него. Зависаю так ещё пару минут.
Отрываться не только не хочется, но и страшно.
Всё же поднимаюсь. Тоха по-прежнему смотрит в стену и по его щекам текут слёзы. Я холодею. Шепчу:
— То-о-ох, Тоха, ты чего?
Он молчит, я целую его шею. Аккуратно натягиваю ему штаны и застёгиваю. Хоть и не смешно, но ржу:
— Ну, что ты? Ну, подумаешь… что такого?
Он выдавливает хриплым, севшим голосом:
— Представь себе, для других людей, это может кое-что значить.
— То-о-ох, ну, прости, а… не знаю, что на меня нашло.
Вообще-то знаю. Я ведь ещё весной об этом мечтал. Летом как-то отпустило, потянуло на романтику и сопливые нежности, мы же не виделись, я на его голос дрочил. А тут просто до одури хотелось «заесть» дерьмо во рту.
Он вскидывается и отстраняет меня, выдыхает совсем обречённо:
— Ты даже не понимаешь… — И топает прочь.
Чего я не понимаю? Что для него это кое-что значит? Я, правда, не понимаю: не он же сосал. Или типа, что «первый раз» у него вот так... Так это и не считается. Фиг знает. Но хреново.
Может, стоило бы догнать Тоху? Снова извиниться? Но у меня нет сил. Хочется лечь на пол и сжаться в калачик. Затаится. Расслабиться. В животе плескаются сладкие нотки оргазма, а в груди жжет панический ужас: Что теперь?
Что я могу ему сказать, если по его словам «даже не понимаю».
Не знаю, что тут может быть непонятно. Я отсосал другу. А он был против. Будь на его месте кто-то другой, просто бы двинул. Но Тоха, он же милый. И его вкус у меня во рту. Растираю его языком по нёбу. Так приятно.
И внутри тоже он, в животе частички самого Тохи. Прикладываю к ноющему желудку руку и улыбаюсь.
В трусах чуть не хлюпает. Штаны тоже промокли сбоку от ширинки, но на черной джинсе почти незаметно. Да и пофиг. Ноги ватные, еле их переставлю, но тащусь по коридору в сторону класса.
С Тохой я окончательно всё испортил. Хотя всё и так было не айс. Да и реально, что такого случилось? Хоть мы это и не обсуждали, но он давно про меня всё понял. И кончал при мне уже тоже. Неоднократно. И я абсолютно уверен, в этот раз ему было приятней. А буквально два года назад его это вообще не парило. Ну, да, он теперь прыскает спермой, можно подумать, это что-то меняет.
Ну, в рот. И что? То же дрочилово, только приятней.
Но это ведь Тоха. Мой хороший, милый, добрый. «Мой» – прямо внутри у меня – от этого стягивает под грудью, скручивает живот сладкими спазмами, но желудок готов вывернуться опять. Прилипаю к стене лбом. Стена прохладная, с шершавой краской. Мне ещё метров сто до класса. Впрочем, к чёрту это.
Отлипаю от стены и топаю в другую сторону. Выцеплю Тоху и пусть объясняет, что такого я не понимаю. Хуже уже точно не будет.
Зависаю на подоконнике напротив его класса. Уже просто нет сил париться. Сижу и смакую его привкус во рту. В мыслях мелькают картинки недавнего инцидента и у меня опять стоит, ничего не могу с этим поделать.
Я не раскаиваюсь. Оно того не стоило, но я не раскаиваюсь. Не могу. Не откажусь ни от одного из этих моментов. И даже слёзы на его щеке вызывают теперь только горячую сладость внутри.
Со звонком коридор мигом наполняется гамом и мелькающими тенями, а Тохи не видать. Я как раз начинаю слезать с окна и собираюсь заглянуть в класс, когда прямо ко мне направляется девица, вышедшая оттуда:
— Антона ищешь? А его нет. — Голос у неё скрипучий, противный.
Она закидывает голову назад, взмахивает длинными белесыми патлами и впяривает в меня взгляд. У меня подворачивается нога и я зависаю, вцепившись в подоконник за своей спиной с выпяченным вперёд тазом.
Чтобы Тоха вот так вот решил прогулять? Он кончено, кичился, что ему за это ничего не будет. Но просто взять и не пойти, это другое дело.
И куда он делся?
Девка опускает глаза и замечает мой стояк, который в такой позе выпирает весьма вызывающе. Вздрагивает и поднимает взгляд. Я выдавливаю ухмылку и подмигиваю. Её перекашивает, будто я ей в лицо плюнул. Сваливает. Они тут, в этом «А», видимо, все такие «чувствительные».
Я всё же заглядываю в класс. Тохи там нет. Прусь в кабинет, где у него должен быть следующий урок. Торчу там до звонка и ещё минут десять. Тоха так и не появляется.
Мне реально становится страшно.
Не знаю, что делать и что думать. Но всё, видимо, хуже, чем я полагал. Теперь уже кажется, что я сделал нечто ужасное.