Маленький А-Ин

      Это случается во время ночной охоты.       Лань Сычжуй вовсю отбивается от волны нечисти и обращает внимание слишком поздно. За одним из мертвецов расположено магическое поле, и, прежде чем он успевает предупредить об этом кого-либо, он видит, как Старший Вэй переступает границу. Поле озаряется ярким светом, и Сычжуй ничего не может сделать, чтобы остановить это, потому что волна мертвецов продолжает накатывать. Он беспокоится о своем папе, он искренне переживает, но в то же время понимает, что не сможет никому помочь, если эти свирепые мертвецы его съедят, поэтому пока концентрируется на текущей задаче. Он видит вспышки белого и золотого, оповещающие об аналогичных действиях Лань Цзинъи и Цзинь Лина.       Как только он освобождается от ходячих мертвецов и убеждается, что Цзинь Лин и Цзинъи тоже невредимы, он бежит в сторону магического поля с криком «Папа!». Лань Цзинъи и Цзинь Лин, кажется, впервые обнаруживают, что что-то пошло не так, и следуют за другом.       Участок земли перестал светиться, но вместо Вэй Усяня они находят лишь горку одежды. «Этот идиот разделся, что ли?» — заговаривает первым молодой Глава Ордена, хотя его голос и звучит растерянно. Сычжуй собрался было возразить, но Цзинъи трясущимся пальцем внезапно указал на лежащую перед ними кучку:       — Что-то только что пошевелилось! Почему оно движется? О боги, где Старший Вэй? — расстроенно проговорил он. В то время как закативший глаза Цзинь Лин начинает отвечать что-то, без сомнения, язвительное, Сычжуй тоже замечает движение.       Однако прежде, чем кто-либо из них успевает что-то сказать, среди мятых одеяний появляется маленькая головка с торжествующим «Ха!».       Глаза Цзинъи едва не вылезают из орбит при виде маленького ребенка, а Цзинь Лин впервые, кажется, теряет дар речи. Но Сычжуй уже предполагает худшее, обратив внимание на серебристые глаза и красную ленту в волосах мальчика, а также принимая во внимание тот факт, что его папы самого нигде не видно, а этот ребенок появился среди его одежд.       Его опасения подтверждаются, когда маленький ребенок — не старше четырех лет — улыбается им и заявляет:       — Привет, гэгэ! Я А-Ин, а вы кто?

***

      — О нет, и что нам теперь делать? Это ж катастрофа! Нас всех жестоко накажут. Поверить не могу, что мы позволили такому случиться! Старший Вэй — ребенок и… — Цзинъи резко обрывает собственную панику и бледнеет сильнее, чем Сычжуй полагал возможным. — Ханьгуан-цзюнь… О, боги, нет, Ханьгуан-цзюнь же нам головы оторвет! — взвывает он.       В гостинице, где они остановились на время ночной охоты, Сычжуй сидит за столом, его папа — маленький А-Ин — у него на коленях, а Цзинь Лин расположился напротив. Цзинъи расхаживал перед ними и паниковал так, что Сычжую пришлось вмешаться:       — Успокойся, Цзинъи, — попросил он спокойно. — Ханьгуан-цзюнь ничего нам не сделает. Мы не виноваты в случившемся.       На месте происшествия, еще не особо отойдя от шока и быстро представившись маленькому А-Ину, юноши завернули его в прежнюю мантию. По возвращении же в гостиницу они попросили у хозяина несколько детских одеяний и быстро переодели мальчика в новое. Теперь компания сидела за столом и ждала, когда им принесут ужин.       Цзинъи, наконец, достаточно успокоился и сел рядом с Цзинь Лином, после чего им сразу же принесли еду. Женщина средних лет тихо ворковала с А-Ином, подавая блюда, А-Ин широко ей улыбнулся, чем заставил ту ворковать еще больше. Как только она ушла, Цзинъи и Цзинь Лин быстро набросились на свои миски с рисом и мясом, в то время как Сычжуй просто мягко вздохнул и начал накладывать немного еды в миску для своего папы — А-Ина — и-как-его-теперь-называть. Когда он закончил, то принялся за свою миску, но после нескольких укусов остановился, заметив, что мальчик к своей пище так и не притронулся.       — Что случилось, А-Ин? Ты же наверняка голоден, — спросил Сычжуй как можно более ласково. Цзинъи и Цзинь Лин тоже оторвались от своей еды и хмуро посмотрели на ребенка. Юноша в золотом заговорил первым:       — Не нужно тратить еду впустую. Это — твоя порция, — нахмурившись сказал он и вернулся к еде. А-Ин просто улыбнулся им и ответил:       — Не волнуйтесь, Юань-гэ, Лин-гэ! А-Ин скушает объедки! Я уже привык! — Вернувшись к игре со своей лентой, он не заметил, с каким выражением ужаса на лицах он оставил своих гэгэ.       — А-Ин… — Цзинъи проглотил свой кусок и откашлялся, — тебе больше не нужно питаться объедками. С этого момента мы будем присматривать за тобой, так что… просто скажи нам, если проголодаешься или тебе что-нибудь понадобится, хорошо?       А-Ин поднимает на них широко раскрытые глаза, и только потом хватает свои палочки и принимается за трапезу. С полным еды ртом он выдает радостное «Спасибо, гэгэ!» и снова набивает щеки.       Сычжуй мягко говорит ему, что говорить с набитым ртом запрещено, и обменивается настороженными взглядами со своими друзьями. Похоже, они знают о своем Старшем меньше, чем думали.

***

      Они летят обратно в Гусу — А-Ин на руках у Цзинъи — когда Цзинь Лин нарушает молчание вопросом, о котором Сычжуй старался не думать:       — Что мы скажем Ханьгуан-цзюню? А Учителю Лань Цижэню? — он смотрит на спящего А-Ина, а затем на Сычжуя. Его следующий вопрос звучит более осторожно. — А что, если… если от этого нет лекарства? — При этом Цзинъи взвизгивает в ответ так громко, что едва не будит А-Ина.       — А что ты еще предлагаешь, юная госпожа? Ханьгуан-цзюнь найдет лекарство, если оно вообще понадобится! Может, все само пройдет! — фыркает он.       Цзинь Лин просто закатывает глаза и что-то хмуро бормочет, но прежде, чем кто-либо успевает возобновить разговор, они прибывают к воротам Облачных Глубин. Когда они снижаются для приземления, А-Ин просыпается и ахает при виде открывшегося ему пейзажа, наклоняясь вперед и почти выпадая из рук Цзинъи. Тот проглатывает ругательство и перехватывает мальчика в руках перед приземлением и сразу же собирается отругать его, но Сычжуй замечает ожидающего у ворот Ханьгуан-цзюня.       — Отец, — приветствует он того поклоном, Цзинь Лин рядом с ним тоже кланяется. Цзинъи изо всех сил старался сделать то же самое, пока А-Ин извивался у него на руках. Пристальный взгляд Ханьгуан-цзюня был прикован к ребенку, и он даже не спрашивает, где Вэй Усянь, вероятно, уже сложив в голове картину произошедшего. Отец в самом деле слишком проницателен.       — Сычжуй, — приветствует он в ответ, кивая им всем, и возвращает взгляд к ребенку. К чести А-Ина стоит отметить, что он, по-видимому, не боится Ханьгуан-цзюня, как это свойственно большинству людей, особенно детям. Он просто улыбается ему и говорит:       — Привет! Я А-Ин! А ты кто, Красивый гэгэ?       Цзинъи с трудом подавляет смех и по настойчивой просьбе мальчугана отпускает его. А-Ин подходит к Ханьгуан-цзюню, и Сычжуй зачарованно наблюдает за тем, как его отец подхватывает на руки его папу после беззастенчивой просьбы поднять его. Лань Ванцзи с А-Ином на руках смотрит на потупившихся юношей и произносит только одно слово: «Объясните».

***

      Они сидят в Цзинши с чашками горячего чая, А-Ин с нескончаемым потоком возбужденной болтовни исследует комнату, Ханьгуан-цзюнь смотрит на молодежь, приподняв бровь. Цзинъи срывается первым, крайне сбивчиво рассказывая обо всем произошедшем, и Сычжуй решает помочь своему другу и кладет руку ему на плечо, тем самым заставляя остановиться.       — Отец, позволь мне объяснить.       После кивка он начинает разъяснять, как на них напали свирепые мертвецы, и все были заняты отражением волны нечисти, когда он увидел магическое поле, и как папа случайно за него заступил. Остальные подтверждают это, рассказывая Ханьгуан-цзюню о ярком свечении и о том, как они нашли Старшего Вэя в куче одежды маленьким ребенком. Когда рассказ близится к своему завершению, Ханьгуан-цзюнь задумчиво всматривается в свою чашку с чаем, оглядывается на А-Ина и снова смотрит на сидящих перед ним юношей.       — Мне нужно переговорить с Дядей и Братом.