Одним движением

Иногда Алтану кажется, что сестра заплатила каким-то режиссёрам дневных телешоу, чтобы превратить жизнь Алтана в это. Юма-три-года-назад могла бы. После смерти – себе хотя бы не ври: убийства – деда стала невероятно серьёзной. Носит стилет в рукаве и больше не шутит, по волосам не треплет. Даже после матери не так было. Алтан не понимает, как она терпит… этого. Этот регулярно летает в Гонконг, говорит, решать вопросики. Алтана от бесконечных уменьшительно-ласкательных суффиксов натурально трясёт. Но сказать ему об этом – получить ещё больше. Этот достался Алтану в наследство от деда. Менять его было глупо – дед не держал бесполезных. Он полезен. Он лоялен. Он. – Золотейшество, а у меня для вас новости, хорошие. Алтан смотрит на этот оскал – там ничего хорошего. – Говори. Оскал становится шире – у Алтана кружится голова. – Так неинтересно. А что мне за это будет, а? Светловолосая породистая башка – Алтан при всем желании не может назвать это головой – склонятся к плечу, в ухе звенит серьга с крестом. – Говори. Огромная рука медленно всплывает перед Алтаном и упирается указательным пальцем между бровей – Алтан каждый раз от этой наглости, от этого вторжения в личное пространство теряется. – Морщины будут, Золотейшество. Алтан зло смахивает руку. Он только смеётся, лезет в карман за телефоном. – Ну и ладно. Смотрите. Алтан зачем-то смотрит. Начинает подташнивать. Там что-то, что раньше было людьми. Алтан даже не уверен в количестве. Сначала этот любил скидывать свои весёлые картиночки прямо в мессенджер. В первый раз Алтана вывернуло прямо гала-ужином на приёме у посла. Алтана полоскало устрицами в золотых интерьерах уборной, а следом летели всё новые и новые вопросики: «Ну как тебе? Нравится?» «Нравится?» «Нравится, золотце?» Алтан тогда дождался личной встречи и сломал ему мизинец. Тот только оскалился. Сказал: – Ладно, я понял. Не понравилось. Будете Золотейшеством. Он тогда пропал на две недели, телефон был выключен, его люди не знали, где он. Алтан успел почти испугаться. А через две недели спустился в гостиную и обнаружил его на диване. Он пил кофе из крошечной фарфоровой чашки, рядом на низком столике лежал пистолет. И тогда Алтан испугался по-настоящему. – Ваше Золотейшество, доброго утречка. Да вы присаживайтесь. Алтан сел напротив, как под гипнозом. Орать в собственном доме ему казалось ниже его достоинства. Этот склонил башку к плечу, прожёг серыми глазами. – Мне кажется, у нас с вами возникло недопонимание. Предлагаю забыть былые обиды и вернуться к плодотворному сотрудничеству. – Где ты был? – Как где? На больничном. У меня случилась ма-а-аленька производственная травма. Кстати, – он сделал глоток кофе, – это был оплачиваемый больничный, вы в курсе? И, боюсь, зарплату мне тоже придётся поднять. Инфляция, непредвиденные расходы… – Обойдёшься. – Вы не поняли, ваше Золотейшество. Это не вопросик. – Тебя просто закопают. Он кивнул. – Конечно. Кто, интересно? Вы же в курсе, да, что примерно все ваши человечки подчиняются мне. Можете, конечно, рискнуть, сделать заказик в даркнете… Но скорее всего, вас просто кинут на деньги. Ничего личного, но у вас через весь ваш прекрасный лоб написано «лох». К пистолету он так и не притрагивался, держал грубыми пальцами тонкий белый фарфор, плавно водил им в воздухе. – Не нужно этого отрицалова: я вам нужен, – Алтану показалось, что он сейчас скажет «вы мне нужны», – мне нужны деньги. У нас будет прекрасный союз. Алтан смотрел ему только в глаза и не смотрел на пистолет. *** Он всегда приезжает без предупреждения, вваливается – в кабинет, в спальню, в вип-комнату в клубе, где Алтану отсасывает какая-то убранная кокаином девочка. Садится напротив, синие лучи прожекторов из основного зала мажут по светлым волосам, подсвечивают глаза изнутри, делают похожим на Аида из мультика. Музыка звучит как из-под воды. Алтан запускает руку с накрашенными ногтями в гриву девочки, смотрит из-под полуопущенных век. Не дождётся. Этот оскаливается. – Вам там конкуренты приветик передают. Алтан облизывает губы, пальцы в чужих волосах сами собой сжимаются: – Что? – Они попытались сжечь склад. – Но? Этот продолжает скалиться. Как ни странно, у Алтана от присутствия чужого не падает – только ощущения острее становятся. Девочка хорошо сосёт. – Я решил, что вы расстроитесь. И сжёг их. Сгорели на работе. Алтан от этого идиотизма смеётся – не может удержаться, запрокидывает голову, всаживает член девочке в глотку и понимает, что этот смотрит, не отрываясь. Алтан смотрит на него из-под ресниц: тот сидит, широко расставив ноги. Синие лучи выглаживают крепкое тело в расстёгнутой косухе, ноги в простых джинсах, заправленных в берцы. Алтану не нравится, как он одевается – но сейчас ему хочется, чтобы эти берцы… Алтан закрывает глаза. – Уходи. Он ничего не отвечает. Алтан не видит – чувствует – как он уходит. Сразу становится как-то не так, как будто пелена спадает, как будто адреналиновую капельницу, которую тот словно бы носит с собой, выдёргивают из вены. Одновременно на обратной стороне век весёлая картиночка: широко расставленные ноги, джинсы, берцы. Крепко стоящий член. Алтану не показалось. Алтан со стоном кончает девочке в рот. В ротик, ваше Золотейшество. Сука. *** Нож чертит в воздухе красивые линии. – Запомнил? Алтан терпит – только в зале за закрытыми дверьми. Он мог бы – уже может – этим же ножом вспороть крепкий живот, но он терпит. – Повтори. Нож в руке Алтана повторяет траекторию. – Хорошо. Ещё раз. Алтан не сопротивляется. Нож легко взрезает воздух. – Молодец. В темпе. Алтан знает – ему иногда кажется, что он всё уже о нем знает – но привыкнуть невозможно. Он огромный, он старше – Алтан не понимает, как тот умеет двигаться так: стремительно и неотвратимо. Один шаг – он уже за спиной, рука Алтана в заломе, на грани вывиха, его рука – на горле. Пальцы горячие, сжимаются, не дают воздуху залезть в лёгкие – «всё должно быть по-настоящему, Золотейшество». Нож прочерчивает линию и находит плоть. Алтан подавляет в себе желание превратить демонстрацию касания в касание. Этот смеётся – близко, тихо, тонко, издевательски, на ухо, выдыхает на кожу: – Умница, золотце. Алтана прошивает отвращением, но он не успевает: рука стекает с горла, нажимает на запястье руки – левой – с зажатым ножом и пальцы разжимаются. Он дёргает за вторую руку, заставляя согнуться пополам, пинает под колени – ноги подгибаются, Алтан валится на пол. Он наклоняется следом, шепчет всё так же на ухо: – Хочешь бить – бей. Ты слишком много думаешь, золотце. Он исчезает – как будто весь целиком, спокойно собирает снаряды с пола, резинки, бокены, ремни. – Чё, растяжка? Алтан сидит на полу, смотрит на него снизу вверх. Этот не обращает на Алтана никакого внимания. Алтану хочется бросить в него ножом. – Растяжка. *** – У тебя кровь. – А, это чужая. Алтан приезжает к окончанию банкетика – этот настоял, сказал, что, если Алтан хочет быть настоящим мафиози, иногда нужно показывать прекрасное личико. Алтан не хочет быть никаким мафиози – у него нет выбора. Здесь мерзко пахнет, одновременно всем, что можно выдавить из человека, живого или мёртвого. Он быстро и цепко оглядывает Алтана, протягивает нож, говорит негромко, глядя в глаза: – Одним движением, хорошо? Они должны знать, кто здесь хозяин. Дальше я сам разберусь, можете не смотреть. Внутри запах становится сильнее. И здесь зачем-то удивительно светло – Алтан бы предпочёл не видеть. Его люди в балаклавах и с автоматами наперевес. Алтан не оборачивается, но знает, что он стоит за левым плечом, чувствует исходящее от него тепло. – Кажется, я говорил, что вы полезли не в своё дело? Он сказал: одним движением. Одним движением. Одним движением. Он видит, как ближайшего в балаклаве передёргивает. Алтан отводит руку с ножом назад, нож исчезает из руки сам собой. Горячие пальцы мажут по пальцам. Алтан достаёт платок, обтирает руку и бросает некогда белую ткань в лужу крови внизу. – Приберите здесь. Алтан идёт тем же коридором, не боясь поворачиваться спиной. Он здесь хозяин. *** «Приезжай». Алтан не знает, зачем он это пишет. *** – У меня вообще-то планы были на вечер. Чё там у вас горит опять? У Алтана под рукой лежит телефон с набранным, но не отправленным «Не надо». Этот оглядывает его с ног до головы – Алтан провёл полтора часа в гардеробной, пытаясь одеться так, чтобы не. Не выглядеть шлюхой. Не выглядеть школьником на свидании. Чтобы этот не подумал. На нём простые шёлковые штаны и китайская длинная блуза, мягкие домашние туфли. – Ну так чё? Он валится на диван – Алтан принимает его в кабинете – ноги снова широко расставляет, Алтан вспоминает. Алтан медленно облизывает губы. Видит, как у этого появляется складка между бровей. – Только не говорите, что вы там опять херню какую-то стратегическую сотворили, а мне теперь разгребать. Я в отпуск вообще собирался. Алтана прошивает ревностью – тут он себе не врёт. – С кем? Он склоняет голову: – А какая разница? Алтан медленно вдыхает, выдыхает. Хочешь бить – бей. Ты слишком много думаешь, золотце. Алтан больше не думает, в два шага подходит к нему, седлает бёдра, позволяет себе всего один короткий взгляд в испуганные – наконец-то – глаза, а потом целует. Этот не отвечает, не закрывает глаз, Алтана не трогает. Алтан ничего не говорит, переключается на шею, целует, кусается. Этот медленно выдыхает, говорит хрипло: – Ваше… ваше Золотейшество… вы щас уверены в том, что делаете? Я не смогу остановиться. Алтан ловит языком золотую серьгу, прикусывает мочку уха, тянет вниз. Вырывает судорожный вздох. – Блядь. Алтан, серьёзно. Алтан отрывается, смотрит ему в глаза. От серой радужки остаётся тонкий ободок, как оправа для ониксовых зрачков. Алтан молчит. – Доказал, молодец: у меня на тебя встаёт. Доволен? – Нет. Алтан снова целует его, в этот раз он отвечает. В этот раз руки проходятся по спине вниз с нажимом. Он рычит в поцелуй, но не пытается ничего сделать, никакой грубости. Алтан расстёгивает на себе блузу сам, и чужие руки лезут под шёлк, касаются кожи. По-прежнему целомудренно. Алтан, едва не ломая ногти, дёргает на нём ремень, не переставая целовать. Этот как-то истерично смеётся. Помогает расстегнуть сам. Алтан знает примерно всё, о чём тот хочет спросить, его мысли летают вокруг, как густой туман. Алтан проходится по кромке белья, по горячему животу. Алтан всё-таки отрывается, чтобы посмотреть ему в глаза. Он дышит загнанно, спрашивает тихо и серьёзно, никакой издёвки: – И чё мы будем делать? Не подумал? Я могу тебя трахнуть, Алтан. И я хочу тебя трахнуть. Но ты-то этого хочешь? Алтан хочет, чтобы он сделал уже что-нибудь. Он аккуратно снимает Алтана с себя, застёгивает штаны. – Мне надо ехать. Он уходит. Алтан остаётся в одиночестве. *** Он снова пропадает на две недели, как тогда, когда Алтан сломал ему палец. В этот раз Алтану не страшно. Он никого ни о чем не спрашивает. Занимается делами. Настоящий мафиози. Он приезжает посреди ночи – Алтана будит шум внизу. Алтан берёт пистолет, набрасывает кимоно и спускается вниз. Испуганные заспанные горничные и пара охранников пытаются убедить этого, что хозяин спит и к нему нельзя. Алтан понимает, что он пьян, ещё до того, как в нос бьёт запах виски. – О, Золотейшество! А вы говорите: «спит»! Вот же он! – Пошёл вон. – Не, Золотейшество, так не пойдёт. Мы не договорили. – Уберите его. Алтан уходит к себе и надевает наушники, включает «Кровосток». Смотрит на пистолет в своих руках. Или пойти и пристрелить его уже? Он здесь хозяин. *** Ему хватает наглости приехать к казино и перехватить Алтана на выходе. Он показывает телохранителям жестом «Я сам» ещё до того, как Алтан успевает что-то сказать. Он открывает Алтану заднюю дверь своего джипа, говорит негромко: – Поехали, Золотейшество. Прокатимся. Надо поговорить. – Ты уволен, вообще-то. – Да похуй. Садитесь. Алтан зачем-то садится. Он везёт его молча. Алтан ни о чем не спрашивает, за тонированными стёклами мимо летят жёлтые шары уличных фонарей. Алтан бы удивился меньше, если бы он отвёз его в лес. Но он привозит Алтана к дому. До Алтана неохотно доходит, что к своему дому. Открывает Алтану дверь, говорит: – Пошли. Пятый этаж. Алтан с независимым видом под конвоем этого проходит мимо консьержа к лифту. Алтан шагает в лифт, встречаясь взглядом со своим испуганным отражением – во всю стену лифта зеркало. Дальше всё происходит одновременно: двери лифта бесшумно закрываются, он прижимается сзади, обхватывает руками и вгрызается в шею. Алтан на автомате хватает за горячие руки, но он держит крепко, шепчет на ухо. – Я же сказал, что не смогу остановиться. Алтан на секунду думает, что это произойдёт прямо в лифте, но, когда лифт мягко тормозит, он тащит Алтана за собой, дверь открывает одной рукой, так и не отпуская Алтана, в квартиру вталкивает. *** Здесь тоже есть зеркало, огромное, в пол. Алтан прижимается к нему ладонями, выгибается сильнее, зажмуривается – если посмотреть, то всё. Алтан не смотрит. Он дышит за спиной шумно, держит за бёдра, оглаживает руками по спине, рычит что-то нечленораздельное. Алтан всё-таки смотрит. Скорее читает по губам, чем слышит: «Я. Тебя. Зо-лот-це. Алтан». *** – У тебя кровь. – Это чужая. – Тебе не кажется, что ты уже достаточно насветился личиком? Алтан, я с тобой разговариваю. – Ты же хотел, чтобы я был настоящим мафиози. – Я не это имел в виду. *** – Зарплату мне поднимешь? – С чего бы это? Опять инфляция? Алтан обрисовывает контур татуировки на его груди. Они всегда встречаются только у него дома. Алтан привыкает к идеальному, почти стерильному порядку, шуму Невы за вечно открытым окном. И никаких цветов. – Я хорошо отсасываю. Алтан смотрит в насмешливые глаза. – Не заметил. – Да ладно? Ща покажу. Алтан каждый раз думает: ну не смешно же. И каждый раз смеётся. *** – Скажи честно: это Юма подстроила? – Что? – Тебя. Он улыбается. Алтан думает, что он бы не удивился.