О психологии и бессмертии

— Блять, что… — Гласс утёр кровь рукавом, после чего, пытаясь перекричать грохот, появившийся вслед за тряской, заорал: — Что тут происходит!? Джек выглядел ошеломленно, потерянно, отчаянно. Тем не менее теперь он казался куда более живым, чем пять минут назад, когда словно сумасшедший, заранее знающий, что ему не поверят, вещал о своих теориях. Так и не ответив, он схватил парня за руку и чуть ли не силой выпихал из фургона на улицу, где уже творился сущий ад. С произнесенных им слов прошло секунд пятнадцать, не больше, но уже было понятно, что ничего хорошего не произойдет. Земля, дома, заборы – всё ходило из стороны в сторону в едином движении, и даже устоять на ногах было тяжело. Остановиться даже на секунду было огромной ошибкой: едва они на секунду замедлились, чтобы хотя бы собраться с мыслями, как рядом что-то с грохотом взорвалось. Еще пять секунд спустя – и небо заволакивает алый дым. Еще семь – и вот уже асфальт трескается, огромными кусками где-то расходится, оставляя разломы, где-то наслаивается. Еще три – и Саймон видит, как с неба падают мертвые птицы. Одна приземляется в шаге от него. Это не страшно. Мир всегда подкидывал ему неприятности; это расплата за то, что он никогда не был хорошим человеком. Не страшно, что сейчас вся его реальность, к которой он так привык, трещит по швам и рвётся. Страшно то, что последняя нить, за которую он ухватился в этой сложной и непонятной жизни, — его дом, — покрывается трещинами. Страшно, что единственное живое существо, к которому он позволил себе привязаться, где-то внутри. Саймон попытался что-то закричать, но поняв, что его не слышно, просто оттолкнул Брайта и рванул к своему дому. Он не особо о чём-то размышлял, пробегая мимо взбесившихся волков, когда выбивал заклинившую дверь, когда забегал внутрь и спотыкался об собаку. Он просто обнял Лесли и почувствовал, как его рванули назад. «Сука, да как ты заебал!» — заорал ему на ухо Джек, оттаскивая от Лесли. — «Сдохнуть захотелось?!» Саймон что-то злобно рявкнул ему в ответ, после чего наконец смог выдохнуть. Мир рухнул. Всё, что он ценил в жизни – это собака и этот дом. Дом уже на грани: стены и потолок превращаются в отдельные куски, едва держащиеся на своих местах, которые как детали дешевого пазла вот-вот разлетятся в стороны. Остаётся только Лесли. Лесли и Джек, которые прямо сейчас тянут его из этого места, которое он называл своим домом. Это не страшно. Страшно было бы, если бы с Лесли что-то случилось. Саймон собрался с мыслями: на это ушло всего несколько мгновений, но это было до страшного тяжело. Тем не менее, он наконец поддался Джеку, который тянул его к выходу, и сделал шаг, двигаясь с места. Этого маленького толчка, который отдался болью в порядком уставших ногах, было достаточно, чтобы опомниться. С того момента, как они забежали в дом, и до того, как они из него вылетели через окно, прошло меньше минуты. За это время на улице появились первые трупы и первые монстры, ловившие всех людей, что в порыве паники покинули свои жилища. Гласс не стал думать о том, что его стая волков драла чьё-то ещё кричащее тело в нескольких метрах от забора. Он только осмотрелся, пытаясь понять, как вообще можно покинуть город. Дорога превратилась в ад: по ней не представлялось возможным проехать даже пару метров из-за того, что всё вокруг оказалось усеяно торчащими вверх в метре друг от друга кусками асфальта, которые чем-то напоминали сталагмиты. Бежать на своих двоих было опасно: с каждой секундой вокруг появлялись новые существа – чем-то похожие на мутировавших людей твари, процессия безликих инквизиторов, призраки, зомби, странные животные – сложно даже было поверить, что всё это появилось как из ниоткуда словно по щелчку пальцев. Тем не менее, ничего лучше в этом душащем хаосе придумать не удалось. Брайт схватил его за руку и дернул на себя, попытавшись что-то сказать и махнув в сторону окраины. Гласс мог только кивнуть. Когда доктор побежал в указанную сторону, утаскивая парня следом, он ничего не мог сделать, кроме как бежать за ним. С каждой секундой физически становилось труднее дышать. Кровь всё продолжала хлестать, а сердце билось всё быстрее, от чего кислорода просто-напросто не хватало. Гласс не мог позволить себе остановиться, так что он просто продолжал нестись вперёд, словно сумасшедший, невзирая ни на что. Они бежали, перемахивая заборы чужих участков, иногда смотря на то, как люди превращаются в размазанную по земле кровавую субстанцию то ли из-за аномалий, то ли просто так. Они особо не всматривались: было не до этого. Гласс иногда замечал тварей, животных, ещё живых людей — но с каждой секундой смотреть, просто думать было всё тяжелее. Чьи-то невидимые ладони сдавливали его горло, сознание затуманивалось. Но он держался. Он не имел сейчас права осознавать, что всё опять рушится. Что он видит смерти людей, которых знал. Что все его соседи, пациенты и просто знакомые будут мертвы через несколько десятков минут. И что он сам, что его друг и собака могут в один момент исчезнуть, если хоть немного замедлятся. Волки, которых он кормил каждый день. Хирург, зашивший ему ножевое. Риз, с которым они гуляли всё студенчество. Библиотекарь… Нет. Не так. Его дом. Место, где он наконец мог запереться и провести сутки, ничего не делая, не боясь, что его в какой-то момент выпрут из квартиры, потому что хозяйка нашла более выгодных жильцов, чем нищий студент. Улица, на которую он каждое утро смотрел, выпивая чашку кофе – и не важно, какая там была погода. Заброшенный храм в лесу, где они с Брайтом танцевали под странную музыку. Церковь на центральной улице, в которую он так и не зашёл. Его задний двор, где он похоронил несколько птиц, его сарай, где он так и не убрался, жёлтые фонари, в которых ночами ходили тени, корги Макс, всё это сейчас горело, взрывалось, блять, рушилось. Всё, что он в этом городе любил, всё это, сука, было уничтожено парой слов. И Гласс даже не знал, на кого, кроме как на себя, который в очередной раз что-то полюбил, злиться. Теперь он не мог дышать вовсе. Ноги заплелись и он полетел на землю, уже не чувствуя боли. Брайт попытался его поднять, и ему это пусть с трудом, но удалось. Саймон через силу сделал сиплый вдох, наполняя лёгкие воздухом, и наконец смог сфокусировать зрение. Они оказались где-то на углу одного из пяти перекрёстков, который уже кишел аномалиями разных сортов и мастей. Судя по всему, до края города оставалось не так много. Впрочем, Глассу уже было всё равно. Он просто смотрел, как одно из существ с другой стороны дороги, заметив их, осторожно двигается к ним. Гласс уже слышал о нём – Садовник, или как его там. Бывший работник местного аристократа, утопленный в реке за кражу колец хозяина. Огрубевшая назло воде, почти каменная кожа, стершиеся черты лица, вытянутое дистрофичное тело, пустой взгляд искусственных стеклянных глаз, которые ему вставила даже не вспомнившая его жена, выловившая из реки труп и решившая похоронить тело. И длинные когти, которые он отрубил волку и которые прирастил себе заместо отрубленных господином пальцев. Саймон не почувствовал смерть, не увидел проскочившую перед глазами жизнь. Он просто посмотрел на монстра и сказал сам себе, что это конец. Потому что он был слабым. Потому что ебнулся. Потому что не смог успокоиться, когда не имел права паниковать. Он хотел сказать Джеку, вставшему между ним и тварью, чтобы тот позаботился о собаке, но доктора отшвырнуло в сторону, и парень почувствовал, как к нему медленно движется когтистая рука. «Ты никуда не уйдешь.» И Гласс ко многому привык: он не удивился, когда услышал в голове странные слова и когда перестал чувствовать тело. На секунду он подумал, что умирает: земля ушла из-под ног и он просто свалился, глухо ударившись головой об кусок торчащего асфальта. Он уставился в никуда, бывшее раньше центральной улицей, и просто позволил себе расслабиться, пока из его головы медленно, с почти слышным журчанием ручейком стекает кровь. Доктор достал пистолет и пытался стрелять, Лесли отчаянно бросалась на атаковавшую доктора аномалию. Слышно было только этот чёртов грохот и пульсацию сердца. Но вдруг он почувствовал отвращение. Это было отвращение к его собственной слабости. Вот он, лежит на земле, истекает кровью, пока Лесли и Джек пытаются что-то сделать. Это он причина того, в каком дерьме они оказались. Он виноват каждой клеткой своего тела. И он просто лежит. Без сил, без воздуха в груди. И это отвращение позволило ему дернуться. Сначала это было слабое движение рукой, которую он медленно передвинул под себя и на которую смог опереться. Через ноющую боль в мышцах он смог приподняться и сесть, а затем, движимый распаляемой ненавистью к себе, встать, пошатываясь. Кто-то там хочет, чтобы он остался в этом городе навечно. В городе, полном маньяков и психов, в городе, который много лет притворялся захваченным сектой. В городе, где люди просто убивали друг друга веками. В городе, который он так любил, но который, кажется, придётся возненавидеть. Сфокусировав взгляд, он уставился на Садовника, который медленно наступал на пытавшегося отстреливаться доктора. Гласс зажал рану на голове и сделал глубокий вдох. Ненависть. Чувство, которое может поглотить всё и придать сил. Парень подавлял это разрушительное ощущение агонии всю жизнь, но сейчас он может использовать то, что осталось в нём с давних времён. Гласс подскочил к твари и пнул её в колено. Твердая кожа смягчила последствия удара, однако существо пошатнулось. Этого было достаточно: собрав свои скромные силы, Гласс замахнулся и со всей дури впечатал в грудь аномалии кулак. Та ошарашенно отступила на шаг, и этого хватило, чтобы Гласс смог схватить Джека и потащить туда, куда они бежали минуту назад. Он, может, и слабая принцесса, которую надо спасать, но он хуя с два позволит этой правде оставаться таковой. Саймон ни секунды не понимал, что происходит, но мысленно поливал говном всё происходящее. Дышать тяжело? Насрать. Не видно ни черта? Брайту видно, похуй. Плохо ему? Ему пятьдесят процентов времени плохо, ничего страшного. Брайт вдруг остановился, и Саймон налетел на что-то, что углом больно врезалось в живот. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на капоте машины, которую доктор пытается вскрыть набором отмычек, которые в панике перебирает. Гласс оглянулся и, обнаружив тихо скулящую Лесли рядом, выдохнул. В машину его просто забросили: прилив злости продлился недолго, и едва он смог на секунду расслабиться, как снова превратился в бесхребетное чмо. Доктору пришлось взвалить на себя еле стоявшее на ногах тело, донести до двери машины и запихнуть внутрь, не забывая оглядываться. Сквозь пелену предобморочного состояния Саймон слышал злой лай, который вскоре сменился на скулёж. Он через силу открыл глаза и обернулся, пытаясь найти собаку на заднем сидении, однако в тот же момент машина сорвалась с места. «Где Лесли?» — хотел он спросить, но кровь уже залилась в горло. Говорить было просто невозможно. Джек глянул на него и увидел этот немой вопрос, однако ничего не ответил. Он втопил педаль газа в пол, выезжая на газонные участки, которые не постигла участь асфальта. Гласс почувствовал, как машина во что-то с силой врезалась, отъехала назад и, рванув с места, снова во что-то впечаталась с глухим отзвуком. После этого избитый жизнью драндулет наконец развернулся и рванул с места, подскочив на одном из выступов. Гласс ударился головой об панель, и несмотря на боль нашел в себе силы сесть и дрожащей рукой нащупать ремень. Жаль конечно, что пристегнуться он не успел, и теперь долбанулся головой об стекло. Несколько минут парень просто пытался дышать. Машину трясло: она мчала, постоянно виляя из стороны в сторону, и Гласса просто тошнило от мелкой тряски и редких резких скачков. Он вжался в сидение, пытаясь на чём-то сосредоточиться, но с каждой попыткой проваливался и вновь оказывался в лимбо из боли и головокружения. Он жалел, что остался в живых. Какое-то время спустя ад прекратился. Сначала исчезли полёты на буграх, потом прекратилась и тряска. В конце концов, машина просто успокоилась, и теперь ехала по прямой на безумной, как парень мог судить по виду из окна, скорости. Город и твари, которые еще несколько километров от черты встречались на пути, кончались. Голова снова раскалывалась, но теперь он хотя бы мог немного прийти в себя чтобы задать единственный волновавший его вопрос. — Где Лесли. Хриплый голос звучал просто жутко, но ещё более пугающей была тишина в ответ. — Где Лесли, — повторил Саймон, уже чувствуя, как дыхание снова спирает. — Она осталась там. Лесли пыталась задержать толпу, пока я возился с зажиганием. Потом… Потом я уже не видел, что с ней. Только знаю, что ей сильно досталось. Гласс замолчал. Он не сказал ни слова, даже не пытаясь уточнить, каковы были её шансы выжить. Какое-то время он просто пытался сосредоточиться на боли в черепе, но это гнетущее чувство вымело из сознания всю физическую боль. Когда из глаз самовольно полились слёзы, он только тихо всхлипнул. — Прости, — тихо, почти беззвучно прошептал Джек. И парень зарыдал. Не сдерживаясь, откровенно и с надрывом. Ему было тяжело просто дышать, не то, чтобы думать или реветь, но он ревел. Ему было до одури плохо. Он просто надеялся, что умрёт от потери крови прямо в этой блядской машине, и что весь этот блядский город со всеми его жителями сгорит к херам. *** — Блять, в рот я всё это ебала… Выбежав на улицу и поняв, что воспользоваться машиной не получится, Алиса громко выругалась. Ад на земле, полный пиздец: всё, что было перед ней, было огромной полосой препятствий. К её счастью, подобное дерьмо преследовало детей всю их жизнь. По венам разливалась смесь адреналина, счастья и жгучей боли: все сосуды словно вытянули под кожей, натянув, как нити. Тело сковала слабость, которая ударила по коленям и локтям, и если бы Алиса не привыкла к боли и панике, то определенно упала бы. Тем не менее, преодолевая ворох панических мыслей в голове, она смогла дорваться до своей ослабленной части сознания, где ещё был возможен логический анализ ситуации. Макс рядом зашелся кашлем. По нему было видно: он отчаянно пытается перестать, но не может. Он сложился напополам и уперся руками в колени: кажется, ему было тяжело даже просто стоять на ногах. Риз же выглядел вполне нормально, только взволнованно. Видимо, он отчаянно пытался понять, почему дети рядом с ним выглядят как на полпути на тот свет. Алиса попыталась что-то сказать, однако её просто не было слышно. Девочка знаками показала брату, который всё же смог поднять взгляд, чтобы они с Ризом направлялись за город. Тот попытался возразить, дрожащими руками показав пару жестов несогласия, но сестра только взмахнула рукой: это не имело никакого конкретного значения, но она чётко показала, что это не обсуждается. Немного подумав, Макс кивнул. Обернувшись на ветеринара, она выдохнула, собираясь с силами, и парой жестов показала, чтобы они шли без неё. Риз начал возмущаться, однако Алиса, уже не особо сдерживаясь, послала его жестами нахуй, после чего на не совсем понятном парню языке жестов сказала несколько неприятных выражений про его интеллект. После этого она просто развернулась и рванула в сторону дома, почти зная, что никого там не найдет. Шанс на то, что мама не уехала… нулевой. Она не станет заботиться об Алисе, бегать и искать их с Максом. И всё же, девочка чувствовала, что должна проверить. Если есть малейший шанс, что родители ждут их, нельзя допустить, чтобы они оставались в опасности. Оббегая толпы монстров и стараясь не оборачиваться, Алиса бежала по знакомым с рождения улицам, которые сейчас оказались разбиты. Уничтожены. Люди, которых она знала, превращались в кровавый фарш на её глазах. Соседка мисс Дейзи, инженер Дориан, угощавший их самодельным печеньем, соседский пёс Спайс. Всё это сейчас было вторично. У Алисы была цель: спасти свою семью, за которую она несла ответственность. Даже если она едва видела, слышала и двигалась. Мир вокруг… Был чем-то прекрасен. Монстры, которые раньше прятались в лесу и по ту сторону реальности, все они сейчас выползли наружу. Зомби-ящеры, призраки с пистолетами, скелет священника, рой гигантских плотоядных бабочек, стая огромных волков психолога. Всё, что можно увидеть лишь в кошмарах. Всё, что стало сегодня реальностью… Так красиво. Алиса перемахнула через свой забор, через который так часто перелетала по ночам. Она подскочила к приоткрытому окну, ведшему на кухню, и проскочила в него. Не увидев в гостиной мать и Дженни, девочка пробежала в их личную комнату, куда редко заходила в обычных обстоятельствах. Как она и ожидала, все шкафы были распахнуты, все ящики разворошены. Посреди всего этого хаоса необычным был только абсолютно пустой стол, обычно заваленный чертежами. Вместо тонны бумаг на нём лежал один единственный лист, который был придавлен пистолетом. Алиса подошла ближе и схватила оружие, так что текст на записке стал виден. «Каждый сам за себя.» …да, чего она ожидала? Только зря потратила время. Алиса осела на пол и сделала глубокий вдох. Ей нужна была всего минута перерыва. Затем она должна бежать на обозначенное место… Дышать нечем. Ноги не слушаются. Но права на слабость сейчас нет. Дом рушился. Алиса заставила себя подняться на ноги и, пошатываясь, сделала шаг. Среди грохота раздался особенно громкий треск. Девочка не успела сориентироваться, как её дернули назад, и на то место, где она стояла секунду назад, свалился кусок потолка. Риз что-то недовольно орал, но его было не слышно. Он не стал ставить Алису на ноги, а просто перехватил её поудобнее и побежал на выход. Макса видно не было, но едва ветеринар вылетел из дома, как Алиса заметила его: он стоял у ворот и тяжело дышал. На большее девочку не хватило: она просто расслабилась и забила на происходящее. Ей надо было хотя бы немного передохнуть. Из носа всё ещё хлестала кровь. Алиса утерла её, и пока Риз, истерически визжал, пытаясь убежать от кучи заметивших их монстров, она спокойно раздумывала над происходящим. Она не знала точно, в чём было их с Максом отличие от Риза, который чувствовал себя просто великолепно: вариантов было много. Но это было сейчас не суть важно. Важнее было наличие в пистолете патронов: Алиса предположила, что магазин был полным, максимум одного-двух не хватало. Риз начал замедляться: у него явно не хватало сил бежать самому, а Алиса была и вовсе непосильным грузом. В конце концов он замедлился и перебросил девочку на плечо, после чего с новой силой рванул дальше. Алисе открылся удивительный вид: за ними уже бежала толпа из разнообразной нечисти. Почти половина из них была местными жителями, от прежнего облика которых остался максимум искаженный силуэт. Девочке было всё равно в этот факт: в этом городе много историй о том, как люди убивали монстров, которые были их близкими. Это было частью подготовки к жизни здесь: жуткие сказки без капли морали разительно отличались от тех, что привозили из-за города. Алисе это нравилось. Было что-то особенное было в этом неправильном безумии. Монстры медленно приближались, так что девочка проверила магазин. Действительно полный. Она собиралась использовать оружие в критический момент, но, кажется, вот он был. Алиса сняла предохранитель, передёрнула затвор, прицелилась и выстрелила первый раз. Мимо. Второй выстрел, тоже мимо. Зато стало понятно, как примерно стрелять. Третья пуля из восьми оказалась в голове одной из тварей. Она замедлилась, и Алиса беззвучно хмыкнула. Три пули, две мимо. Так себе КПД, конечно… До знака с названием города оставалось несколько кварталов. По разрушенным улицам, собирая за собой толпу чудовищ, бежали три придурка – два ребенка и неслышно орущий студент. Всё вокруг рушилось, взрывалось, билось и просто обращалось в пыль. Такой привычный хаос усилился в тысячу раз. Они опять в опасности. Сейчас хотя бы не по её вине. Ну, и такое бывает. Алиса чувствовала тревогу, растерянность и странное веселье от происходящего. Всё было так привычно. Пересекая черту города, Риз не переставал кричать, и теперь, когда эпицентр землетрясения оказался позади, его стало немного слышно. Тем не менее, он не остановился. Алиса заметила, что за знаком монстры стали медленнее: теперь даже выдохшийся ветеринар, державшийся на одной панике, смог увеличить расстояние между ними. Девочке стало заметно лучше: то ли из-за того, что она всё же смогла передохнуть, то ли потому что они наконец оказались в не таком плачевном состоянии. Что ж. Никто из них не знал, что делать. Не факт, что их не поймают за городом, и далеко не гарантировано, что они даже до ближайшего города добегут. А дальше что? У них нет ни документов, ни денег, ни полезных знакомых. Им некуда идти и нечего делать. Поймают на первом углу и посадят в психушку. Алиса улыбнулась. Они оказались на перепутье, где дорог одновременно и так много, и вовсе нет. Куда они пойдут дальше? Что будут делать? Это неважно. Проблемы надо решать по мере их поступления. Сейчас они бегут, и этого в эту минуту достаточно. *** Когда у Саймона не осталось сил плакать, он просто успокоился и смирился. Кажется, он выгорел к херам. Да и не чувствовал он уже ничего: он медленно терял сознание из-за разбитой головы, которая ещё каким-то чудом оставалась в сознании. Он чувствовал, что ещё немного, и отключится. — Саймон, если что, вернуться мы не можем. Гласс промолчал. Это было очевидно, но всё еще больно. — Гласс, скажи мне, что ты теперь будешь делать? — …не знаю, — прохрипел Гласс. — Ты как? — Я опять всё запачкал кровью. Обидно. — Тебе больно? — Уже нет. — Ты в порядке? — Да. — …врёшь? — Какая разница. Джек вздохнул. — В любом случае, Мария уже едет с медиком навстречу. Ты… если хочешь, я могу тебе стереть все воспоминания об этом. Даже не вспомнишь всего этого. Или можешь пойти со мной. Я буду с тобой всегда. — Не будешь. Просто забудь. Я сам со всем разберусь. — Что это значит? — Ничего. Без разницы. Забудь. Мне уже всё равно. — Что ты не делал, я буду на твоей стороне. — Я хочу умереть. Всё ещё хочешь мне помочь? — Я знаю цену смерти, Саймон. И я знаю, что значит хотеть умереть. Так что если ты действительно хочешь умереть, и будешь хотеть этого после всего, что я попробую сделать с этим, то да, я помогу тебе. Гласс тихо выдохнул. Он привык быть разочарованным. Он полюбил быть разочарованием. Ладно, вся жизнь была такой. На что он вообще надеялся? Переехал, забыл всё, чем жил. Все бывшие, все друзья, все страхи – он вроде бы оставил всё, что причиняло боль, позади, но смысл? Всё опять рухнуло. — Я думаю, Лесли будет в порядке. Саймон глянул на Джека, нёсшего бред. — Я имею ввиду, — продолжил доктор, не в силах обернуться на Гласса, — собаки, как и люди, крайне живучи. Даже со сломанными конечностями они могут выжить. Я имею ввиду, ты даже не представляешь силу регенерации. — Зачем ты врёшь? — Я не вру. Я биолог. Я видел многое. — Нет, врешь. Ты сам себе не веришь. Движение глаз, интонация поставлена слишком хорошо. Ты не умеешь врать. — …но это возможно. — Я знаю. Просто… Не надо. Будет только хуже. — Останься со мной, Гласс. Почему бы нам просто не начать встречаться? — Не знаю. Почему? Неудачи преследуют меня. И я каждый раз начинаю всё по новой. А потом пиздец. — И со мной будет также? — Без сомнения. — И? — Плевать. Давай. — Скажи честно, ты ненавидишь или любишь меня? — Я заебался. Ты мой друг. Насчет твоих вариантов не уверен. Всё? Доволен? Я буду с тобой встречаться. — Мне этого достаточно. Брайт виновато улыбнулся, но Саймон не ответил. Глассу уже было всё равно. Парень? У него просто появится ещё один бывший. Это не продлится долго. Но… Это определенно будет не так плохо, как могло быть. В любом случае, не факт, что он вообще выживет. Гласс закрыл глаза и опёрся на холодное стекло. Будет завтра, будет послезавтра. И тогда… тогда он что-нибудь придумает, если увидит рассвет. Сейчас он просто хотел спать.