О психологии и бессмертии

Доктор проснулся из-за ужасно ноющей спины и сел в кресле, потягиваясь. На столе в лужице запекшейся крови лежал Саймон, который вроде бы еще дышал. Удостоверившись, что его… товарищ живой, Джек сполз на пол и потащился в ванную. Лесли на секунду проснулась, сонно проводила его взглядом и снова положила морду на лапы, задремав. Чистя зубы чужой щеткой, он медленно размышлял ни о чем: о сигаретах, о придурке, о собаке, об этом ебаном культе и аномалиях города. Всё казалось ебанутым, тупым и бессмысленным, но в то же время одновременно простым и понятным. Психолог не имел карт в рукаве, и это было странно. Собака понимала его, но была умным животным. Культисты стали аномалиями, но это, блять, так часто встречалось, что и сам Брайт был следствием подобной истории. Пиздец… Зато какой. Раздался звонок в дверь. Удивившись тому, что в мире еще остались люди, не игнорирующие нормы морали, Джек вышел из ванной и побрел открывать. Мария, которая уже хотела стучать, была искренне удивлена тому, что увидела вместо Саймона своего начальника, который никак не выходил с фондом на связь. — А… Здравствуйте? — Доброе утро. Что-то случилось, Мария? — Нас отправили узнать, в порядке ли всё с вами. Вы не отвечали на звонки. — Да, вследствие ночного инцидента с одной из аномалий я сломал замок на машине. Починить самостоятельно или связаться с фондом не получилось. Я был вынужден переночевать в доме Саймо… — Да твою налево, всё никотином провоняло… Джек! Саймон, возмущавшийся из ванны, вышел в коридор и, заметив Марию, тяжело вздохнул. — Я просил не трогать мою пепельницу. Вы не сможете её отмыть. — Я должен был попытаться, — копируя спокойную манеру общения Гирса, пожал плечами доктор. — Саймон… Вы в порядке? — слегка настороженно уточнила Мария. Саймон стер с лица остатки крови, которые пытался отмыть. — В порядке. Помогите ему, пожалуйста, починить машину: у меня для него есть только не особо комфортный диван. Полагаю, доктор предпочел бы спать в фургоне, нежели на нем. — …Саймон, как бы… В фургоне негде спать. — …всмысле. — Ну, я думала, директор остановится у вас. Он спал всё это время в фургоне? Просто там ну, только на полу спать можно. Гласс посмотрел Джеку прямо в глаза. — Действительно. Ну что за дебил этот директор, да? — Согласен, — невозмутимо кивнул Джек. — Оливия уже разбирается с замком,— сообщила Мария, и когда доктор, кивнув, удалился, позволила себе многозначительный взгляд на Гласса. — Не псих ли я? — Саймон устало сложил руки на груди. — Да, определенно псих. — Нет, просто… Это было так неожиданно, — девушка тут же замотала головой. — Знаете, никогда не видела, чтобы у директора была такие отношения с кем-либо. Друзья, коллеги, подчиненные, даже любовники. Кажется, между вами что-то есть. — Любовники? — Гласс склонил голову, с удивлением изогнув бровь. — Разве он из тех людей, которые выставляют подобное напоказ? — Ну так-то не выставляет, но их так много, что скрывать подобное просто невозможно. Думаю, он спал с половиной зоны: девушки, парни, молодые и почти пенсионеры… Ему вообще без разницы. — Ожидаемо, — пожал плечами, но тут же поправился: — В смысле, в тихом омуте черти водятся. Еще один взгляд Марии, полный сочувствия и сожаления, дал понять, что в ее глазах психолог из глуши пал очередной жертвой обаятельного директора. «Вот блять.» — Ладно, он всё равно сегодня хотел меня куда-то еще тащить, — не беспокоясь, о том, что ситуация усугубится, (потому что она усугубится, даже если Саймон просто дышать будет,) Гласс вышел из дома и пошел к воротам. — Кстати, в фонде известно об аномальных культах? Много? — Да, культов у нас полно. Пожалуй, даже слишком, — Мария, уже сделавшая выводы, побрела следом. — У вас в городе культ? Какой? — Хотел бы я знать. — Механического бога, зомби, Алого Короля..? — Не имею ни малейшего понятия. Открыв калитку забора, парень лицезрел прекрасную картину: Джек, не отойдя даже на пару метров, прямо к ему бедному забору прижимал краснеющую девушку, которая смущенно улыбалась на очевидный флирт не выходящего из образа директора. Не придумав, как обосрать эту чудесную малину, вызвавшую у психолога приступ рвоты и ревности к забору, он трагично воскликнул: — Как ты мог! После всего произошедшего между нами… Забирай кольцо и проваливай! А затем, умудрившись сохранить трагедию в глазах после того, как на него обернулась девушка с испугом и Джек с искренним ахуем на лице, он громко хлопнул дверью, после чего наконец не сдержался и засмеялся. — Я должен был спасти девушку от этого мудака, — объяснил он тихо прыснувшей Марии сквозь смех. Когда доктор открыл дверь с очевидным набором вопросов, он увидел смеющегося как подбитая чайка Гласса и Марию, в чьих глазах читалось: «Ну да, ебанько, но зато какой». Джек молча смотрел на эту картину пару секунд, а потом с тихим вздохом закрыл дверь. *** — Ну ты и мудак. Еще чуть-чуть, и мне бы перепало. — Если бы я этого не сделал, то жалел бы до конца жизни. — Сукин сын. — Зато какой актер. Пробираясь сквозь лесные дебри, Саймон всё еще посмеивался над произошедшим: видимо, его крайне забавляло доставлять Джеку неприятности. — Как ты вообще к этому пришел? Что, блять, озарило твою гениальную голову, чтобы такое выдать? — Мария сочла меня вашим очередным любовником. Подыграть ей было моей лучшей мыслью. — Что? Любовником? — Звучит, конечно, отвратительно, но меня это всё еще безмерно весилит. — …отвратительно? — Насколько я понял, вас в отношениях интересует только секс. Меня же интересует отсутствие отношений. Примерно поэтому отвратительно. — Знаешь, а почему бы тебе правда не стать моим любовником? — Во-первых: какой бы псиной я не был, у меня еще остался мозг, чтобы вам не доверять. Во-вторых: как я уже сказал, секс меня не интересует, а вас не интересует ничего кроме секса. — Я говорил немного не об этом. Саймон заинтересованно глянул на доктора. — Я хочу предложить тебе взаимное использование друг друга. — Не. Это слишком обременительно. — …тебя вообще возможно чем-то смутить? Тебя вообще не ебет, почему я тут такую херь несу? Что именно я имею ввиду? Я мог предложить тебе как навернуть блинов, так и свергнуть мировое правительство. — Мне в любом случае слишком лень. — Отомстить своим врагам, добраться до вершин, заполучить мировое господство… — Мне лень было злиться, когда меня гопники в подворотне избивали. Думаете, меня интересует месть и прочее? — Да ты псих побольше, чем я. — Неужели моя защита от мудаков наконец сработала? — Нет, знаешь, ты мне теперь еще больше нравишься. Саймон остановился. — …а что я пропустил? Нравлюсь? Чего? — Я думал, это было очевидно после моих слов, что мне неловко быть мудаком перед тобой. — Я думал, это была совесть? — Совесть? Я похож на человека, у которого есть совесть? — Действительно, чего это я… — Знаешь, я передумал. — Что, больше никаких внезапных признаний? — Вроде того. Я просто заебу тебя так, что ты согласишься. Саймон посмотрел на него, как на дебила. — …ладно, дебильная тактика. Может, я могу тебя как-то убедить? — Пожалуйста, не надо… — Да ладно. Я умен, обаятелен и в принципе шикарен. Почему бы не связаться со мной? — Потому что вы меня наебете. — Я похож на наебщика? — Да. Очень. Предельная искренность пугает. Пиздецки пугает, знаете ли. — И тем не менее, ты не можешь отрицать очевидную выгоду. — Блять, а давайте вернемся к тому, что я вас раздражаю… — Ты всё еще меня раздражаешь. Я просто счел тебя полезным. Это была ложь. Пусть отчасти, но всё же ложь: Джек испытывал крайне разные чувства по поводу Гласса: интерес, легкий страх, благодарность, раздражение. Среди всей этой мешанины конечно же было и презрение, и тем не менее, пререкается с ним психолог или нет, но он не съебался, когда пахло керосином. Тем не менее, какой же он, блять, проблемный… Но и полезный тоже. — А… Ну, ладно. Гласс мгновенно расслабился и неспешно побрел дальше, уже ничего не боясь. Брайт смотрел на него, думая, кем же является тот невъебенно настойчивый человек, с которым психолог был близок. *** Гласс смотрел на старую церковь, давно оставленную людьми посреди леса: небольшая, заросшая травами она стояла посреди деревьев в абсолютной тишине. Все те мелкие детали вроде шпилей и башенок, арок и колонн медленно покрывались трещинами, в которые проникали вода, корни и время, вызывая эрозию. И в ней было что-то прекрасное: она была как будто бы осколком давно минувших лет, отголоском чужих жизней, чужой веры и проблем, старых историй и давно мертвых людей. Это место было пропитано историями, которые навсегда оказались похоронены в этом лесу. Джек смотрел на Гласса, чьи глаза сверкали при виде старой развалюхи. В них переливались потускневшие краски бетона и зелень леса, но так и непонятно было, были ли они сами зелёными. Этот фрик явно был повернут на таких вещах: наверняка, приведи его к морю, и он будет часами смотреть на воду, наслаждаясь бризом и холодным прибоем. Фантастически романтичный дебил. Брайта в принципе раздражали слабые и тупые люди, и именно потому что Саймон был настолько незамысловатым и сентиментальным его хотелось несколько раз ударить головой об стену, чтобы он больше не нес свою тупость в мир. — Опять полезете через окно? — наконец отвлекся Саймон. — Если да, то дайте мне пять минут сбегать за камерой. — Я своих ошибок не повторяю, — проскрипел Брайт. — Да-да, конечно. — Знаешь, что? Ты прав, — поняв, что возражения бессмысленны, доктор улыбнулся. — Может полезешь первым, солнце? Гласса передернуло так, что он отшатнулся от своего спутника и перекрестился. — Ну а что? — Брайт улыбнулся еще ярче. Он решил играть в беспроигрышную игру рефлексов с простым паттерном: жуть на пререкание. — Тебя подсадить? — …секунду, я выхуею и придумаю, что ответить… — Ну так что, подсадить? — Ну, кстати, было бы неплохо. Мне самому роста не хватит. Теперь завис Брайт. Нет, конечно, психолог был непробиваемой личностью, но чтобы настолько? — Ладно… — Отлично. Тогда идите сюда и помогите. Джек, немного подумав, подошел к нему и сел, выставив руки. Саймон же без тени сомнения воспользовался опорой и наступил на импровизированную ступеньку, после чего зацепился за выступ разбитого окна и подтянулся, забравшись. — Вам помочь? Саймон глянул вниз с сомнением, но всё же протянул руку, за которую доктор быстро схватился. — Ну попробуй. Свободной конечностью Джек зацепился за какую-то выпирающую хуйню и, оттолкнувшись ногой от стены, подтянулся. Спустя секунду он также оказался на подоконнике. Саймон тут же отпустил руку и спрыгнул на слегка прогнувшиеся половицы, после чего махнул рукой. Сквозь бетонные плиты пробивались цветы, которые психолог огибал, и которые чисто принципиально давил доктор. Здание, казавшееся небольшим снаружи, оказалось невероятно просторным внутри: высокий потолок, скромные ряды скамеек и пьедестал на фоне некогда великолепных витражных окон. Теперь стекла были выбиты вандалами, лавки сдвинуты, но всё же былое великолепие пустоты голых стен и высокого потолка, льющегося отовсюду света никуда не делись. Саймон быстро прошел к одной из дверей, за которой виднелись очертания крохотной исповедальни. Он не стал туда заглядывать: взойдя на место священника, парень быстро осмотрелся и направился к комнате, скрытой от глаз обычных прихожан своим параллельным к их взглядам расположением. Не долго думая, он вторгся внутрь, делая глубокий вдох. Пахло сырой гнилью. В помещение явно затекло много воды за годы, так что теперь стоячая вода собиралась в углах. На полу валялись части крестов, картин и каких-то документов, которые успели пожелтеть за бесконечные дни своего одиночества. — Как думаешь, что мы тут найдем? — Джек прошелся по нескольким листам и остановился в центре комнаты, сев на корточки и подняв случайный лист. — Записи о секте? Дневник? Сектантский мануал? — Каким кретином надо быть, чтобы оставлять подобное в церкви? — резонно заметил Гласс, которого больше заинтересовали шкафы. — Я надеюсь найти имя пастыря. Может, у его потомков будет что нам рассказать. Ну или отдать. — Думаешь, католический священник будет в курсе этой небогоугодной хуйни? — Я делаю предположение. Я уже помотался по кладбищу, участку полиции и ночным улицам. У меня нет никакого желания идти снова к аномалиям. — Нда. Та еще срань была. — Нашли что-нибудь? — Ну, имя тут везде мелькает. «Отец Маркус» и «Ебал я твою»… А. Это личная переписка. — Правда? Дайте взглянуть. Саймон тут же подлетел, втиснувшись в личное пространство Брайта и принявшись читать то, что доктор держал в руках. — Тут ничего особо важного, кажись. Только куча матюков и пожеланий сдохнуть. — Ну что вы. Это записка каллиграфическим почерком с кучей матюков и пожеланий сдохнуть. Редкий экземпляр, знаете ли. — И что полезного из нее можно вынести? — Маркус Броун. Имя и фамилия отправителя. В принципе, это всё… Раздался чавкающий звук, и Саймон от неожиданности выругался. И едва Джеку в голову пришла подходящая шутка, как он наконец заметил фигуру позади них, воткнувшую в спину психотерапевта нож. — Вы… Вы не должны его оклеветать. Он не был виноват… Нож с характерным шуршанием выскочил из плоти, после чего психолог отскочил на добрые полметра, поднимаясь на ноги. Джек, не особо размышляя, выхватил пистолет, который давно пора была начать использовать во всех опасных ситуациях, и, не глядя, выстрелил в нападавшего. Раздался крик и звон ножа об пол, после чего, уже сосредоточившись, Джек отступил на шаг и выстрелил уже по коленям. Тело с громким криком упало на пол. — Саймон, ёб твою налево… — Мда. Только долечился, и вот опять… — Ты умираешь! — Бывает. — …ты не умираешь? Это была кровь из носа? — О, нет, она пошла только что. Нож вошел в спину сантиметра на три точно. — …а с хуя ли ты такой спокойный? — Ну, меня пырнул мой же пациент без склонности к насилию. Удар пришелся в плечо, да еще и кривым лезвием, которым прошлись как ножом с зубчиками. До мышц не достало, только кровь хлещет. — Ты… — Давайте сначала допросим мисс Свонн, а уже потом займемся мной, окей? *** — …то есть ты пырнула собственного психотерапевта из-за того, что подумала, что он хочет узнать о прошлом твоего деда, который поебывал детей в подвале церкви? — …да. — Блять, верни пистолет, она бесполезна, я её пристрелю. Саймон, предусмотрительно отобравший у доктора оружие, отрицательно помотал головой, вернувшись к перевязыванию своей раны. — Ты… Ладно, сука, тебе повезло, что я взял амнезиаки. Доктор, сидевший на нападавшей мисс лет тридцати, запустил руку в полы пальто, откуда извлек небольшую коробочку. Вынув из нее уже собранный одноразовый шприц с голубоватой жидкостью внутри, он спокойно ввел неизвестное вещество преступнице, которая лишь дернулась, когда игла вошла под кожу. — И тебе не обидно? — обратился он к психологу. — Тебя собственный пациент пырнул. — Чтобы обидеться, надо сначала удивиться. А я итак знаю, что недостаточно ценен для людей вроде нее, чтобы выбирать меня, а не себя или своих родственников. — Ну и кто из твоего окружения выбрал бы тебя, а не себя или своих родаков? — Ну, возможно, родители. Хотя, я не уверен. Может, они сделают это из-за навязанной обществом морали о ценности детей,а может и не сделают, не знаю. Лично я бы предпочел, правда, в такой ситуации умереть: это как-то грустно, выжить потому, что принято выбирать детей, а не себя. — Мда. Хуево. — Ну, зато первые годы жизни у меня были отличные. Хотя бы тогда я еще ничего не понимал. — Твои критерии счастья каждый раз просто, блять, вымораживают. — Я живу в слишком дерьмовом мире, чтобы повышать планку. Вот и остается радоваться заброшкам да цветочкам. — Заметил, сволочь. — Конечно. Вы с таким презрением на меня смотрели, что даже слепой бы заметил. — Мария скоро подгонит машину. Из тебя много крови вытекло? — Ну, я чувствую, что сейчас потеряю сознание. Вероятно, достаточно. — Отнести тебя на руках как принцессу? — Отнесите тело, на котором вы сидите. Она, кстати, жива, я надеюсь? — Жива. Но в отключке. — Прекрасно. — Чисто из интереса спрошу: ты продолжишь с ней работать? Отправишь в ментовку? — Для второго нет доказательств. Для первого же я слишком люблю деньги. Выбор очеви… — …Саймон? — Джек обернулся на затихнувшего психолога и тихо цокнул языком, после чего вытащил телефон. — Мария? Тут два трупа, спустись в подвал, помоги донести. Нет, образно трупа. Нет, я не убивал людей. Саймон жив. Ненадолго, но жив. Мария, сбрось скорость, я отсюда слышу мотор…