тебе кажется

Саша, прижимая к груди любимый блокнот со стихами, спокойно проходит в библиотеку, раздумывая, что прочтёт новому поклоннику в первую очередь. Вдруг он чувствует, как кто-то резко хватает его за запястье и тянет куда-то вбок; Поэт чудом не роняет всё из своих рук и растерянно хмурится, глядя на прижимающего его к книжному шкафу Владимира, в следующее же мгновение затыкающего его только раскрывшийся для претензии и возмущения рот ладонью. Саша пытается отстранить от себя нахала, и тот шикает, не давая ему вырваться. Со стороны слышатся шаги и шум чьих-то голосов. Володя замирает, прислушиваясь, и Поэт инстинктивно делает тоже самое. — Нет ничего хуже фастфуда, остатки которого потом ещё и прятать нужно, — вздыхает Флегетон, — у нашего хозяина слишком глупые правила! — Людям не нравится запах гнили, это нормально, — парирует Ахерон, — к тому же, тело мог заметить кто-то из наших дорогих гостей. Поэт хмурится, вслушиваясь в чужие разговоры. — Подумаешь, — фыркает блондин, — я вам говорю — менять пора нам хозяина! Сдался нам этот «великий слепой», он дальше своего носа всё равно будущего не видит. — Подходящей кандидатуры нет, — отмахивается Коцит. — Есть! — заявляет Флегетон. — Вы забыли, что Рубинштейн про этого Разумовского рассказывал? Его вторая личность, эта Птица, она… — Она сама дикая, как мы без хозяина, — фыркает Ахерон. — Ты называешь это дикостью, я — амбициозностью, — парень гордо вскидывает носик. Ахерон добродушно смеётся, — ну ладно вам! А Вадим? На картах он умеет гадать, да и они его любят — иначе бы правду не показали. И он Дьявол! — Он не Дьявол, он манипулятор с религиозной травмой, которого в детстве родители недолюбили, — качает головой Ахерон, и Флегетон раздражённо рычит на него, — ну-ну, не злись. Чего ты вообще так торопишься хозяина сменить? — Не знаю, — мрачно ёжится парень, обнимая себя руками, — просто кажется, будто не то что-то грядёт. — Когда кажется — креститься надо, — улыбается Ахерон, и Флегетон в ответ на его слова показательно закатывает глаза. Вдруг мужчина отбивается от остальных и заворачивает за угол, идя вдоль полок. Володя паникующе оглядывается, пытаясь прикинуть, бежать сейчас или же замереть; вдруг шаги прекращаются. Владимир аккуратно смотрит на Ахерона через щель, стараясь не выдать своё присутствие; тот останавливается напротив висящего на стене ружья и, недолго думая, снимает его, вешая себе через плечо, после чего спокойным шагом идёт обратно. Стикс, дожидавшийся его возле двери, закрывает её за ним, оставляя Володю и Поэта в библиотеке одних. Рыжий ждёт ещё пару секунд, а после тут же тянет Сашу прочь из комнаты в сторону гостиной и лестницы; он шёпотом говорит ему: — Пока тебя не было, я подошёл к окну и увидел, как они закапывают на заднем дворе чей-то труп, — Поэт встревожено смотрит на него, останавливаясь возле ступеней, и Володя, повернувшись к нему, негромко и вкрадчиво продолжает говорить, — слушай, я на байке сюда приехал, он в гараже стоит. Давай свалим на нём? — Из дома стрёмных маньяков-эзотериков? — иронично уточняет Саша. — Да, я был бы не против! — Только сначала нужно рассказать другим об… да обо всём, — говорит Владимир, на что Поэт закатывает глаза, нетерпеливо хватая парня за руку: — Сдались тебе остальные, сами поймут, ты им не нянька и в спасатели не нанимался! — громким шёпотом говорит он, и Володя, вздохнув, качает головой: — Нам всё равно по пути, ключи-то у меня в номере остались. Давай ты зайдёшь за ними, а я быстро предупрежу этого… ну, мужика с татуировкой, короче. Поэт раздражённо морщится, отпуская его руку и разворачиваясь, начиная быстро ступать вверх по лестнице. Володя устремляется прямо за ним; быстро оглядев знакомые двери, он стучится в номер Вадима, надеясь, что тот сейчас находится именно там. Дракон, обнимавший в этот момент Алтана и обсуждавший с ним план дальнейших действий, вздрагивает от стука. Притихнув, он кивком указывает Дагбаеву в сторону ванной, и, дождавшись, когда он скроется в ней, подходит к двери, приоткрывая её и несколько теряясь, видя за ней вопреки своим ожиданиям не одного из пугающих дворецких, а мужика в шрамах. — Как хорошо, что вы тут! — громким шёпотом начинает быстро тараторить он. — Слушайте, я понимаю, как это может прозвучать, но местные хозяева, похоже, какие-то маньяки, и они уже убили кого-то и закопали на заднем дворе, так что, наверно, нам всем пора отсюда валить, и… — Эм, да, спасибо, — перебивает Вадим, — мы уже знаем. Как раз… собирались найти вас и предупредить. Никого они предупреждать, конечно, не собирались. Но не будет же он говорить это в лицо человеку, который столь добродушно решил рискнуть своей шкурой только чтобы уберечь его от потенциальной гибели? — А… — Володя прикусывает губу, пытаясь мысленно понять, что говорить дальше, — в общем, мы собираемся прямо сейчас уезжать на байке. А машина же ваша во дворе стоит, да? Сможете уехать? — О нас можете не переживать, — уверяет его Вадим, желая поскорее закрыть дверь. Володя дёрганно кивает, зарываясь рукой в рыжие пакли, — лучше сами поторопитесь. — А… да. Удачи, — говорит он, оглядываясь на свою комнату. Поэт торопливо пытается отыскать в рюкзаке, ящиках и карманах нужный ключ. Оглянув комнату, он прикидывает, где Володя мог его оставить, и случайно бросает взгляд в сторону зеркала, тут же беззвучно вскрикивая, закрыв рефлекторно рот ладонью: в своём отражении, прямо за спиной, он видит нечто, похожее на Коцита, только с тем лишь отличием, что зубы у него из пасти торчат вовсе не человеческие, а кожа вся словно покрыта рубцами и гноем. Он оборачивается, но за собой никого не обнаруживает; лишь на тумбочке возле постели, там, где он до этого точно несколько раз смотрел, лежит связка ключей с брелком в виде кошачьего силуэта. Схватив их, Саша сразу же устремляется прочь из комнаты, почти на пороге уже сталкиваясь с подошедшим проверить его Володе. — На! — вручает Поэт ему ключи, и тот слегка растерянно их берёт. — Пошли отсюда, нам ещё до гаража нужно добраться. Ты хоть помнишь, где он? — Помню, там не особо сложный путь… — Ну тогда веди уже! — весь на нервах указывает Саша. Рыжий кивает, разворачиваясь и ведя его торопливо за собой в нужную сторону. Поэт, бредя следом по коридорам, залам, столовым и гостиным, с каждым шагом начинает чувствовать всё большее давление, будто что-то сунуло руку ему прямо меж рёбер и стало медленно всё сильней сжимать трепещущее сердце. Он узнаёт эти места, похожей дорогой его тогда вели к той комнате, той, где он почувствовал себя невероятно счастливым, признанным, любимым. Талантливым. Они вдруг оказываются в той самой комнате, с тем самым занавесом. Тёплое и уютное чувство разливается в груди, и Поэт неосознанно качается в сторону зрительного зала, тянет руку, собираясь одёрнуть алый занавес, как вдруг его запястье перехватывает Володя, заставляя мужчину вмиг протрезветь, прийти в себя. Карие глаза внимательно смотрят на него, его спрашивают: — Ты чего? Саша не отвечает, молча подаваясь следом за Володей, позволяя ему вести себя за руку в сторону спуска в гараж. Вскоре они его находят, и рыжий открывает на их счастье незапертую дверь. Володя, придерживаясь за перила лестницы, торопливо спускается, шёпотом прося Поэта не отставать; тот тихо выдыхает, пытаясь сохранять спокойствие, и достаёт из кармана телефон, включая на нём фонарик, чтобы осветить хоть что-то в этой непроглядной тьме. Направив свет вниз, он вдруг замирает, а вслед за ним на месте застывает и Володя. На гараж это было мало похоже. Байка, который — и он мог в этом поклясться — был оставлен Владимиром прямо здесь, как ветром сдуло. Вместо него и пары велосипедов, лежавших в углу возле стены, весь подвал был заставлен большими клетками, в которых обыкновенно держат диких животных. В одной из них, прямо возле открытой двери, лежит чьё-то тело: всё обгоревшее, словно в пожаре, и со вскрытыми не так давно венами. Кровь с запястий натекла на пол, образовав большую бордовую лужицу. Поэт разворачивается, собираясь выбраться скорее из подвала, но, только он успевает сделать два шага вверх по чёртовой лестнице, как дверь с грохотом захлопывается, оставляя их одних в леденящем полумраке.

***

Путь до остановки мучительно долгий, а начавший накрапывать дождь делал ситуацию только хуже. Олег стоически молчит, глядя только вперёд, и периодически поправляет лямки рюкзаков на своих плечах. Серёжа плетётся рядом, время от времени жалуясь на усталость и голод, а Волков спокойно и терпеливо вновь и вновь повторяет ему, что осталось совсем немного, и что лучше сейчас прибавить шагу и успеть сесть на автобус, иначе им придётся ночевать на улице или возвращаться в дом к до жути подозрительным маньякам. — Хочешь, на руках тебя понесу? — предлагает в конце концов Олег. Серёжа вздыхает: — Ты и так уже всё на себе тащишь, надорвёшься, — только он успевает это сказать, как вдруг в дали вспыхивает яркая молния, и через несколько секунд по ушам бьёт раскат грома. Разумовский вмиг прижимается боком к Олегу, хватая его за локоть. Волков поджимает губы, — Олеж, ну там гроза, пошли лучше обратно! Ты же не знаешь наверняка, маньяки они или нет! Если бы были маньяками, они бы нас не отпустили так просто, разве нет? Ну Олег! — Даже если так, смысла поворачивать уже нет, — отвечает Волков, — нам минут пять осталось идти, вот остановка уже на горизонте виднеется. Серёжа страдальчески стонет, но от Олега не отходит, продолжая держаться за его локоть; тому это в итоге надоедает, и он удобнее хватает Разумовского за руку, чтобы была возможность идти быстрее и не столь зажато. Он оказывается прав: через пару минут они подходят к остановке, причём очень вовремя: автобус как раз выезжал из-за поворота и собирался ехать по направлению в город. Водитель, похоже, увидев «туристов» на обычно всегда пустующей остановке, всё же решает благосклонно остановиться и дать им забраться внутрь. Волков тут же сажает Серёжу на задний ряд сидений, в середину, подальше от окон. Оставив рядом с ним рюкзаки, он оборачивается в сторону водительского места. Автобус трогается, не видя смысла больше стоять на месте и желая скорее доехать до черты города. Олег между делом оглядывает сидящих в салоне пассажиров, и поначалу даже не замечает ничего странного, однако, только сделав шаг вперёд, чтобы пройти к водителю и оплатить проезд, до его измученного и уставшего сознания доходит: это же… не люди? Он осторожно оборачивается, заглядывая одному из них в лицо, и тут же дёргается, видя манекен в парике и с кукольным лицом. Холод пробегает по спине и мурашками поднимается к затылку. Олег сглатывает, отворачиваясь и нерешительно идя дальше, попутно рассматривая всех прочих пассажиров, каждый из которого неизменно оказывается манекеном. Немой вопрос повисает в воздухе и раскатами грома шумит в голове. На заднем сидении ничего не подозревающий Серёжа пытается распутать свои старенькие наушники, чтобы надеть их и не слышать пугающих его шумов с улицы. Волков крепче сжимает поручень дрожащей рукой, пытаясь унять свой страх. Собравшись, он преодолевает оставшийся до водителя путь и уже открывает рот, чтобы спросить, что за хрень тут происходит (надежда найти рациональное объяснение всё ещё теплилась в тот момент в его голове), как вдруг застывает. На водительском кресле, в спецформе с вышивкой на груди в виде эмблемы компании, сидит высокий, крепкого телосложения человек лет сорока с чёрными волосами и щетиной. Волков, хоть и не видел его уже более четырнадцати лет, без труда и почти мгновенно его узнаёт. Такое не забывают. Он вдруг поворачивается, глядя на него с улыбкой. — Отец? — почти беззвучно спрашивает Олег, во все глаза глядя на мужчину; разумом он понимает, что подобное невозможно, однако какой тут разум, в такой-то ситуации? Мужчина ухмыляется, со знакомой с детства хитринкой вглядываясь в лицо сына, и тот даже не сразу замечает, как рабочая рубашка его начинает стремительно окрашиваться в красный; кровь вытекает из пяти мест, оставляя после себя пятнами будто бы следы от пуль. Волков помнит — пятна расположены именно в тех местах, в которые когда-то жестоко выстрелил кто-то из отцовских конкурентов. Он помнит, как прятался тогда в шкафу, через маленькую щель глядя, как его единственного родного человека хладнокровно убивают; помнит, как после щелчка закрывшейся двери выбежал из укрытия сразу к лежащему на полу отцу, под которого уже успела натечь лужа крови. Помнит, как дрожали его руки, которыми он пытался остановить кровотечение, не понимая, что уже слишком поздно. Помнит чувство беспомощности, охватившее его в слишком раннем возрасте. Мужчина в кресле теряет сознание, выпуская руль из рук. Олег рефлекторно оглядывается на дорогу и видит посреди неё высокого бледного человека, силуэт которого тут же исчезает, растворяясь в лёгкой дымке тумана; машина начинает вилять, и Волков, пытаясь схватиться за руль и выровнять курс, кричит, прося Серёжу срочно найти, за что держаться. Олег, который, как казалось, уже сумел относительно выровнять машину, напряжённо и хмуро смотрит на дорогу, когда рука мертвеца внезапно крепко вцепливается в его запястье; обернувшись, он видит изъеденное червями и личинками лицо собственного отца, вид которого заставляет Волкова в животном страхе замереть, забыв про руль. Он скорее чувствует, чем видит, как их автобус съезжает за дороги, врезаясь в столбы деревьев.