По ту сторону

Никакого желания после встречи с Синьорой гулять дальше не было, поэтому они сразу же отправились домой. Скарамучча сразу же завалился спать, а Кадзуха молча вдуплял в потолок. Сейчас, в тишине и одиночестве, негативные мысли осмелели и коварными змеями проползли внутрь. Синьора. Зачем ей понадобился Глаз Бога? Все равно ведь забрать его не получится, как ты не пытайся - в конечном итоге он вернётся к хозяину. Хотя... Этот мир совсем иной. Совсем другой. Быть может, здесь это не сработает и она сможет преспокойно похитить Глаз. Но в тоже время Глазом все ещё можно пользоваться, а значит, что магия работает, из чего следует итог: в теории и в этом мире Глаз вернётся владельцу. Или все же нет? А кто такой Дотторе, который по словам Розалины может его расчленить? Тоже такой же безумец или же человек, считающий, что цель оправдывает средства? А это не одно и тоже?... А Тарталья? Он не выглядит сумасшедшим, да и поведение его не выказывает чего-то негативного. Но людям ведь присуще носить маски и скрывать своё истинное «я» где-то на дне своей души... Почему всё так сложно?! Кадзуха, словно в попытке спрятаться от мрачных мыслей, закрыл лицо руками. Так, стоит переключить внимание на другой объект своих не менее частых размышлений: Скарамучча. Почему-то он все чаще и чаще посещает его белобрысую голову. В особенности - его глаза. Говорят, что именно они - зеркало души. Значит ли это,что его душа - это чернеющаю бездна? Или, быть может, звёздная ночь? Нельзя не признать всю невозможность, всю глубину его глаз. А ещё нельзя не признать, что он - чертовски красив. Кадзуха заметил это совсем недавно. Точнее - сегодня. Там, у магазина, когда ему подумалось, что между его улыбкой и звёздами есть определенное сходство. Или тогда, на колесе? А может, ещё раньше?... Кадзуха несколько раз похлопал себя по щекам и глубоко вздохнул, успокаивая сердце, которое почему-то вновь ускорило ритм, стоило подумать о Скарамучче. Наверное это от усталости или пережитого стресса. Кадзуха встал с кровати и вышел в коридор, потому что в комнате вдруг стало чересчур жарко. Невольно прислушался к звукам соседней комнаты - тишина. Значит, новой ночной истерики не ожидается. Самурай снова сдвинулся с места и пошел вперед. К несчастью люди не обладают ночными зрением, и Каэдэхара очень пожалел об этом, когда с тумбы у стены на пол с громким стуком свалилась вычурная ваза. Ронин затаил дыхание. Тишина. И слава Архонтам мистер «я-ненавижу-весь-мир-идите-все-нахуй» не проснулся, иначе от Кадзухи не осталось бы живого места. Он аккуратно поднял вазу и обнаружил интересный факт: ваза упала на ковер. Довольно толстый и ворсистый. И такого громкого стука она произнести не могла. В подтверждение его теории послышался второй стук, более нетерпеливый. Стучат в дверь. Отлично. Видимо, снова пьяницы путают номера квартир. Каэдэхара, поставив вазу на место, на цыпочках и почти бесшумно подошёл к двери. За ней послышалось недовольное цоканье. Затем стук повторился, уже с новой силой. Мозг самурая начал лихорадочно думать: что делать? Открыть дверь? А если за ней опять пьяница, который может и с дракой полезть? Да и стоит ли вообще открывать? Оставить все, как есть, и уйти обратно? Но в таком случае стук непременно разбудит Скарамуччу и от этого бед будет только больше. В гневе, с мешками под глазами и недосыпом он будет пострашнее тысячи пьяниц. Что ж, Кадзуха, придется открывать. И это было фатальной ошибкой. Из глубины темного коридора вытянулась рука, так невежливо вытянувшая его из теплой квартиры в холодный подъезд. Дверь за спиной захлопнулась и его прижали к бетонной стене. К горлу представили холодное лезвие. Дыхание спёрло, сердце будто остановилось, а перед глазами сверкнули глаза, овеваемые льдистым холодом. —Ну здравствуй ещё раз, Кад-зу-ха, - отчеканила девушка. Знакомый женский голос резанул слух похлеще пищания Паймон. И снова она. —Синьора.. Давно не виделись. Рад встрече, - дружелюбно проговорил Каэдэхара, беззлобно улыбнувшись. Блондинка, не встретив в глазах цвета пламени страха и отчаяния, заскрежетала от злости зубами. И Кадзуха уверен, что вместо обычных зубов у нее волчьи клыки. —Отдай. Глаз. Бога. СЕЙЧАС ЖЕ! - громко прошипела Розалина, прижав острие ближе. Кадзуха, громко сглотнув вязкую слюну, повторил отказ: —Прости, не могу. Самому нужно, - и очень аккуратно, очень медленно попытался отстранить оружие от себя. Синьора, словно взбешённая собака, прижала лезвие ещё ближе. Теперь с шеи стремительно катилась алая струя, затекая куда-то под одежду. Вот теперь стало не на шутку тревожно. Она, конечно, вряд ли пойдет на убийство, ибо, несмотря на угрозу смерти, должна понимать, что после гибели Глаз Бога потухает, становится бесполезен. А ей вряд ли нужен простой брелок для украшения сумки. Но все же причинить вред она вполне может - сумасшедшая ведь. —Не глупи, Каэдэхара, отдай по-хорошему. Пока я снисходительна и не отрубила тебе руку. Просто отдай Глаз. Не будешь же ты глупить и жертвовать своей жизнью ради него?! - голос приобретал все более холодные-гневные аккорды. И от этого мурашки табуном по телу пробежали. Лезвие вошло чуть глубже, в опасной близости от сонной артерии. Крови стало больше. Кажется, что она даже что-то задела внутри, потому что алой жидкости стало слишком много. Ещё чуть-чуть и можно смело падать в обморок от кровопотери. А пока... Пока стоит держаться и не позволять ей творить с собой, что только заблагорассудится. —Нет, не могу. Моя вещь, - Каэдэхара левой рукой схватился за рукоять, как оказалось, маленького складного ножа, и с силой отдёрнул от себя. И это действительно сработало. Розалина от неожиданности выронила орудие и ударила кулаком в дверь от злости. От такого действа с потолка посыпалась штукатурка. —А ну... Отдай... - в глазах душевнобольной, как обозвал ее ронин, в прямом смысле полыхало пламя. Не такое пламя, которое приятным теплом окутывает пальцы после длительного путешествия по холоду, нет. И не такое пламя, которым управляют обладатели пиро Глаза Бога. Это дикий, необузданный огонь. Не красный даже - темно-кровавый. Огонь, который безжалостно сжирает леса и города. Огонь, что потушить невозможно. Смертоносный. На лбу и шее Розалины вздулись синеватые вены, мышцы на руках напряжены до предела. Коснись ее - и произойдет взрыв. А во взгляде читается звериная жажда убийства. —По-хорошему ведь прошу, Кадзуха. Просто отдай чёртов Глаз и ты не пострадаешь. Ну же, - она протянула ему раскрытую ладонь, подрагивающую от гнева. —Нет, - настоял на своем ронин и взмахнул рукой. На ладони возник маленький вихрь - прямо как в день первой встречи со Скарамуччей - и направил его на девушку. Она с визгом отлетела назад, а Кадзуха отскочил в сторону, придерживая рану. Она кровоточила ещё сильнее, верхняя часть рубашки, которую он так и не переодел, насквозь пропиталась кровью. Боги любят издеваться над смертными - резко помещать их в экстремальные ситуации, а после так же резко посылать им благословение. Прямо как сейчас. Соседняя дверь, за которой жил Тарталья, отворилась и из нее показалась взлохмаченная рыжая макушка. Он повернулся в сторону и увидел совершенно взбешённую Синьору, которая шептала под нос проклятия. —Что ты... РОЗАЛИНА... Мать твою.. - Тарталья задыхался то ли от возмущения на свою подругу, то ли от ее внешнего вида, но среагировал быстро - подхватил ее под локоть, мимолётно лизнул взглядом Кадзуху, и вместе с ней скрылся в своем жилище. А Каэдэхара, не совсем понимающий происходящее, облегчённо выдохнул и медленно сполз по стене на пол, попутно окропляя своей кровью все поверхности. —Что за шум? - сонно-недовольно спросил голос откуда-то сверху. Ох, Скарамучча всё же разбужен. —Да так.. Опять пьяницы пытались проникнуть в квартиру, пришлось предпринимать меры, - хрипло просмеялся Каэдэхара, поймав на себе неверящий взгляд аметистовых глаз. —Мать твою, да эти «пьяницы» никак на ножах дерутся? - удивлённо и в тоже время обеспокоенно спросил Скарамучча. И, судя по тону, в эту байку он поверил с неохотой. —Даа... Вообще ужас... Ошеломлен не меньше.. твоего, - с запинками проговорил Кадзуха, после прикусив губу. Брюнет, вдруг осознав серьезность его ранения, рукой приподнял его за запястье и силком затащил в квартиру. В глаза моментально ударили яркие лучи света. —Охуеть... Я, знаешь, не очень-то верю в «пьяниц». Сколько тут живу, они ни разу на людей ... вот так не бросались.. - Скар с ужасом оглядел ранение, из которого без остановки струилась кровь. Скарамучча потащил Кадзуху дальше, в гостиную. Там он усадил его на диван и удалился в ванную. Минуту спустя вернулся с аптечкой. Раскрыв ее, пошарил рукой в куче таблеток-склянок, и в итоге выудил спирт, бинты и вату. Потянулся было к ране на шее блондина, но тот воспротивился: —Ох, не стоит, я могу сам справиться.. - тянет окровавленную дрожащую руку к бутыльку зловонного спирта, но Скарамучча легонько бьёт его по тыльной стороне ладони. —Ну уж нет. Ты выглядишь хуже, чем я после недельного запоя. Да и сил, как погляжу, у тебя не осталось, - и придвигается ближе. Его рука аккуратно, будто протирает пыль с золотой статуэтки самого Архонта, движется по шее от ранения и ниже, по ключицам, стирая кровь. Тихое «охуеть» и действие повторяется ещё дважды. А Кадзуха забывает, как дышать. Он не может оторвать взгляд от его сосредоточенного лица, сведённых к переносице бровей, плавных, как походка кошки в ночи, движений. И ему кажется, что мир сузился только до них двоих. Даже сигнализация на машине за окном затихает. А когда рука поднимается к подбородку и щеке, чтобы оттереть случайно попавшую кровь, в животе рой бабочек начинает неистово бить крыльями, будто бы в предсмертной агонии. И он отводит взгляд в сторону. Успокаивает неровное дыхание, приводит в норму ритм сердца. Глубоко вздыхает. Спокойно, Кадзуха. Просто не смотри на него, и тогда все будет нор... —Посмотри на меня, - просит Скарамучча. И эта просьба, такая простая и не требующая сил, кажется сейчас самой сложной на свете. Даже просьба убить Архонта не видится такой невыполнимой, как эта. Кадзуха снова переводит взгляд на него. Смотреть на Скарамуччу - такого красивого, как фарфор, неуловимого, как молния, и опасного, как бушующий шторм - почти больно. —Так, вижу. А то мне показалось, что они и в глаз тебе зарядить успели, хехе, - Скарамучча удовлетворённо кивает и тянется к бутыльку со спиртом, чтобы промочить саму рану. Каэдэхара тянется следом. Но не до склянки, а до самого Скарамуччи. Касается ладонью его щеки и ловит удивлённо-вопросительный вздох. Но Скарамучча не противится, списав это действие на помутнённый от кровопотери рассудок. А кожа его как шёлк или хлопок. Мягкая. Самурай уже, кажется, почти в бреду. Перед глазами образ брюнета плывёт, размывается, как акварельный рисунок в воде. Он оглаживает его кожу большим пальцем несколько раз, прежде чем погрузиться в беспросветную тьму.