Araseta

Суровая непроглядная ночная пелена окутала ледяные воды Атлантики. Между тем, природа казалась благосклонна — небо было усеяно миллионами сияющих звезд, ветер едва ли трепал тросы, а волны не поднимались выше одного-трех футов. Впередсмотрящий Фредерик отбывал дежурство вместе с напарником Реджинальдом — он отчитался о штиле еще около часа назад, теперь же потирая продрогшие ладони друг о друга. — Собачий холод! — мужчина шмыгнул носом, — сколько за бортом, как думаешь? — Достаточно, чтобы окоченеть к утру. Фредерик попытался разрядить обстановку, однако, получилось скверно — Реджинальд фыркнул, пихая его в плечо. — Не нравится мне это все. Знаешь, я ведь чувствую лед носом. Фредерик удивленно вскинул брови. — Когда он близко. — Что за чушь, — мужчина задрожал, упираясь всем телом о край «вороньего гнезда». — Правда. Чую, очень хорошо. Фредерик предпочел избавить себя от глупых ощущениях напарника — в конце концов, в такую ночь, пробирающую адским холодом до самых костей, могло казаться что угодно. Обмороженный мозг едва ли давал сохранять ясность ума. Хотелось лишь одного — скорее дождаться рассветных лучей и передать смену, возвращаясь в теплую уютную каюту, к мягкой постели и горячему английскому чаю. Корабль одиноко рассекал по атлантическим просторам. Вокруг на мили не происходило ничего интересного — однако, внимание Реджинальда привлекли молодые люди, внезапно появившиеся на палубе из дверей, ведущих к багажному отделению и котлам. — Взгляни, — мужчина пихнул напарника в бок, — им наверняка куда теплее, чем нам. Фредерик выглянул вниз, становясь свидетелем довольно веселяще-нежной сцены. Молодые люди, что удивили своим присутствием в столь поздний час впередсмотрящих, были никто иной как Шерлок Холмс и Уильям Мориарти — они, держась за руки, едва ли не спотыкаясь, не переставали смеяться. — И знаешь что я сказал ему? «И если не в моей компетенции копаться в Ваших вещах, значит и не в Вашей изменять своей жене с телефонистом!» — Шерлок! — Уильям попытался изобразить возмущение, пихая парня в грудь, — ты просто хам! — Да тебе самому смешно, Лиам! Видел бы ты его лицо, это— В череде их безудержного веселья, спонтанном побеге и той страсти, которой они предались менее получаса назад, Уильям не находил места для хотя бы секундной паузы, чтобы отдышаться. Прийти в себя и хоть на миг замедлиться, а потому он, обнимая предплечья Шерлока, остановил его, замирая в абсолютном восторге и обожании. Пот и вода (после их пребывания в ваннах) все также стекали по спине и волосам — касаясь рук возлюбленного, Уильям ощутил, как того бьет мелкая дрожь. Он и сам продрог — температура на улице была запредельно низкой и даже самые безобидные редкие порывы ветра обжигали разгоряченное, алое лицо. Шерлок не прерывал тишины, которую подарил ему Уильям — они стояли друг напротив друга, непозволительно близко — казалось, он слышал стук его сердца. Взгляд Мориарти упал на небрежно застегнутую рубашку партнера. Торопившись прикрыть результат их неприличных развлечений, Шерлок едва ли смог сделать это с особой осторожностью — его по привычному обнаженная шея сейчас была также раскрыта для зрителя. И Уильям не желал оставлять это просто так. — Тебе стоит избавиться от этой дурной привычки, — дрожащими пальцами парень попытался затянуть несколько пуговиц, пока рука Шерлока не легла поверх его. — Ревнуешь, что кто-то будет засматриваться? — Когда пойдут осложнения на легкие, я буду ревновать только к твоей пневмонии, — Уильям вжался в его грудь, усмехаясь. Но все это было несерьезной, непринужденной болтовней — от одного лишь взгляда, парень был готов растекаться в его крепких руках. Уильям чувствовал себя опьяненным от счастья. «Я хочу провести вечность с тобой», — то, что как молитва, без остановки прокручивалось в его голове. Та бездна бессовестной любви, что так просто поглотила его, помогала ранам на утомленном годами сердце затянуться — теперь, когда он сбежал с Шерлоком по-настоящему, ничто не могло бы заставить его сомневаться в правильности совершенного им выбора. Эта ночь поистине волшебна. Под звездами — звездами, похожими на ограненные алмазы, они страстно обнимались — руки Уильяма вплелись в распущенные и пушистые волосы Шерлока, а пальцы Холмса обвили бедра. — Пробирает до костей, — прошептал парень, прижимаясь влажным лбом ко лбу партнера. — Согреемся, когда вернемся из Нью-Йорка в Италию. Сразу после, — палец Уильяма провел по опухшим от поцелуев губам Шерлока, — и никаких отговорок. — …это просто безумие, Лиам. Он подтвердил свой выбор о побеге еще раз, своими словами — да, мой дорогой Шерлок, я отправлюсь с тобой хоть на край света. — Сойдем с корабля вместе, — прошептал Уильям, ощущая горячее дыхание совсем близко. Ответом на это стал абсолютно очарованный взгляд — Шерлок безмолвно подтвердил его слова. Ни секунды не смел сомневаться в его сумасшедшем поступке, ведь и сам был таким же — готовым ради собственной свободы на все. Глаза Холмса опустились чуть ниже и Уильям возжелал его с необъяснимым рвением — прижимая за затылок еще ближе к себе, впиваясь в разнеженные губы. Теперь даже не думая о том, что кто-то может увидеть их вместе — пускай, что с того? Какое теперь ему было дело до тех, чье мнение когда-то могло опорочить его честное имя? Уильям был вправе распоряжаться судьбой как ему угодно, даже если это вставало поперек всем принятым в обществе нормам. Никакое удовольствие от нравственного законопослушания несравнимо с удовольствием от языка возлюбленного тобой мужчины, чье пылкое сердце могло согреть даже в холодную атлантическую ночь. Момент их нежного уединения был нарушен резким металлическим звуком откуда-то сверху — не сговариваясь, парни, отрываясь от поцелуя, растерянно подняли головы. Взгляд Уильяма устремился на так называемое «воронье гнездо» — место, где располагались впередсмотрящие. Звук продолжал наполнять палубу. Хаотичный, отдающий своей пронзительной вибрацией в ушах. Стала понятна его природа — так мог звенеть только колокол. Необъяснимое чувство тревоги зародилось где-то в груди, и Уильям интуитивно вжался в руки партнера, пытаясь отыскать логичное объяснение тому, что происходит. На лице Шерлока читалась какая-то неуверенность, но он старался не показывать этого — улыбнувшись (хоть и нервно), парень спросил: — Чего это ты так прижался? Замерз? Вероятно, Холмс обратил чуть меньше внимания на звон колокола, уводя тему разговора, однако Уильям был крайне озадачен. — Как думаешь, зачем они позвонили в колокол? — М-м, — парень тяжело вздохнул, — возможно, по ошибке? — Несколько раз подряд? Уильям был сторонником рациональности, исключительной логики и никогда не верил в то, что существует такое понятие, как «интуиция». Нет-нет, разумеется, она существовала, даже была полезной — скорее, он так считал об «интуиции» обывательской, об искаженном явлении человеческих тревог и домыслов, которые невежды нарекли «интуицией». Однако сейчас, парень и сам оказался подвержен чему то подобному. Это не поддавалось никакой угодно критике — Мориарти продолжал стоять, вцепившись в запястья Холмса, безрезультатно вглядываясь в непроглядную темноту. — Лиам, — Шерлок был обеспокоен ступором партнера, пытаясь заглянуть в его лицо, — все хорошо? Он прикусил дрожащие от холода губы и, выдержав непродолжительную паузу, содрогаясь, произнес: — У меня дурное предчувствие. Эти слова сотрясли воздух своей неожиданностью. Неожиданностью для них обоих — сам Уильям не осознавал до конца как еще можно назвать распирающее ощущение дискомфорта и страха где-то в груди, а главное — холода на кончиках пальцев. Шерлок попытался воззвать его к объективности происходящего вокруг, продолжая медленно поглаживать пальцы дрожащих рук. — Тебе слишком много кажется, на то само собой есть множество причин. — Думаешь, — Уильям вновь перевел свой взгляд на Холмса, — это все не имеет смысл? — У тебя был непростой день, было бы удивительно, если бы это не обернулось какими-либо последствиями. Со стороны океана подул легкий ветер, а колокольный звон утих — умиротворяющее ощущение уединения стало приводить Уильяма в чувства. Несмотря на то, что где-то над их головами происходила странная возня, парень решил не обращать на это внимание. Чрезмерная обеспокоенность в последние дни душила его сильнее оков родительского дома — в конце концов он поклялся себе забыться хотя бы на оставшееся время плавания. И хоть находясь в таких теплых объятиях следовать этой клятве было бы непросто — в руках его возлюбленного Шерлока хотелось забыться до конца своих дней. — Благодаря тебе, — Уильям прильнул еще ближе, убирая с его лица мокрые пряди волос, — этот день был спасен. Холмс расплылся в смущенной улыбке, вновь замирая под томным взглядом партнера, как вдруг, не давая даже как-то ответить, Мориарти прошептал: — …возможно, даже вся моя жизнь. Хотелось неустанно повторять о своей благодарности и свободе — кричать о ней, расправить крылья и взмыть к звездам — сравнимое с полетом чувство они обрели в поцелуе, в котором воссоединились под тихий шум атлантических вод. Oh, my, the moon is on fire. В момент очередного уединения мысли сплетались во что-то большое и беспорядочное — от тепла, что исходило от мягких губ партнера, наступало умиротворение где-то на душе. Хотелось поглотить его полностью, вобрать в себя до последнего кусочка — руки Мориарти впились в растрепанные волосы, опустились к щекам — ближе, как можно ближе к нему. Казалось, разве могло ли хоть что-то на этом свете нарушить их изнеженное слияние? Однако, что-то все-таки произошло. Началось это все неочевидно, практически неощутимо — Уильям, не прерывая поцелуя сделал шаг, едва откидываясь назад в объятиях, как вдруг, почувствовал под ногами легкую дрожь. Вслед за этим спустя непродолжительное время последовал толчок — на этот раз уже заметный, отдающий неприятным тревожным скрипом. «Что это было? — пронеслось в его мыслях прежде, чем он стал свидетелем чего-то ужасающего.» — Сейчас столкнемся! — выкрикнул откуда-то из темноты мужчина, кидаясь от края кормы к центру палубы. Со стороны океана потянул зловещий ледяной ветер — его запах ударил в нос, заставляя все тело содрогнуться. То ли от страха, то ли от пробирающего до самых костей холода. О поцелуях пришлось забыть — в груди нарастала паника, сковывающая сознание для оценки объективности, от чего Уильям, движимый интересом, кинулся к краю борта, в попытке вновь увидеть то, что он уже (как оказалось сейчас — он сложил эти события воедино) пытался разглядеть. Вероятно, интуиция его не подвела. Так непохожая на него импульсивность, подпитываемая желанием узнать, что происходит, могла бы сыграть с ним злую шутку, если бы не Шерлок. — Лиам, назад! Он отдернул Мориарти за руку назад, от чего тот едва не потерял равновесие, но, именно это и спасло его от того, что произошло дальше. — Лиам, совсем с ума сошел, — Шерлок вцепился в его плечи, — куда же!— Ночное небо, усеянное тысячами звезд, внезапно померкло. В нос ударил запах чего-то колючего и мокрого, а сразу после, в ушах зазвенело от противнейшего металлического скрипа. Этой темнотой оказался громадный айсберг — зловещий кусок льда едва ли отблескивал своими кривыми очертаниями, явив себя немногочисленным зрителям настолько близко, что казалось, до него можно было дотронуться, протянув руку. Соприкоснувшись с кораблем на огромной скорости, от него посыпались осколки — одна за одной глыбы падали на палубу, проскальзывая под ноги стоявших поодаль Шерлока и Уильяма. — Аккуратнее! — инстинктивно Холмс потянул партнера в сторону, уворачиваясь от льда. Все это происходило настолько быстро, что Уильям даже не осознавал того, что это — реальность. Развернувшиеся события походили на резкие яркие вспышки, ослепляющие его и без того истощенное сознание. Палуба под ногами содрогалась от вибраций, идущих откуда-то снизу. Еще несколько секунд и протяжный скрежет сменился на странный хруст — вскоре, и он утих. Так, словно ничего этого и не было. Очертания айсберга стали медленно растворяться в темноте атлантической ночи, оставаясь уже теперь позади пути. Разминувшись с «Титаником», он вновь устремился в свое одинокое плавание. Парализованные чувства притупляли ощущения адского холода — Уильяма пробивала крупная дрожь, а ватные ноги едва держали обмякшее тело. В голове до сих пор звенело, как после оглушительных оваций во время премьеры в Неапольском «Сан-Карло», однако, вторить восхищенной публике не было желания — пожалуй, и восхищаться тут было нечему. Лишь когда руки Шерлока стали ощупывать запястья, парень постепенно пришел в себя, оглядываясь по сторонам после произошедшего. На палубу стали медленно стекаться любопытные зеваки — оказывается, пассажиры «Титаника» не сложили головы на мягкие подушки в столь поздний час. Они всего лишь укрылись внутри теплого корабля, но теперь же, движимые интересом, поспешили выйти на улицу. — Что, черт возьми, это было? Первые слова, которые произнес Холмс. Убедившись в том, что его партнер хотя бы в состоянии держаться на ногах, парень кинулся к краю борта, перевешиваясь на другую сторону. Уильям поступал по инерции — в его голове попросту не формировались четкие мысли. Он находился в какой-то прострации, где сначала тело делало шаг, а лишь после осознавало, что оно замерло в аналогичной позе — Мориарти, хоть и не настолько смело, прижался к борту, вглядываясь затуманенным взглядом в атлантическую черноту. На удалявшемся от них горизонте в нечетких контурах виднелись отблески ледяной катастрофы. — Видишь пробоину? — Звук слышал! Как будто от корабля кусок оторвали! Незнакомцы рядом бурно перешептывались о произошедшем, но Уильям даже не понимал, о чем они говорят. Лишь где-то подсознательно в нем возрастало чувство надвигающегося ужаса и тревоги. Это было что-то абсолютно неподконтрольное. — Лиам, ты в порядке? Шерлок повернул голову обратно, продолжая висеть на краю — его волосы растрепались, а лицо заалело — вероятно, от холода. Оно пыталось выражать спокойствие, однако брови невольно подергивались в редких нервных судорогах. — Бога ради, слезь оттуда, — Уильям ухватился за локти парня, — Шерлок! Холмс не стал возражать и быстро соскочил на палубу — лишь ощутив под собой твердую поверхность, Мориарти ненадолго смог быть спокоен. Но это мнимое чувство безопасности развеялось о воспоминания об айсберге. Теперь парни стояли друг напротив друга, безмолвно пытаясь найти ответы во взгляде собеседника. «Интуиция не обманула меня, — почти единственная мысль, раз за разом прокручивающаяся в его сознании». Что означало это происшествие — от чего внутри него все спирало, что предстояло сделать теперь? Неужели это ознаменовало что-то неизбежное и далекое, ставшее теперь бок о бок, о чем он даже не мог и подумать? — Лиам, пойдем внутрь. Вырвавшее его из транса предложение Шерлока прозвучало как единственное верное решение в данный момент. Парень лишь кивнул и протянул ему свою руку, теперь еще крепче обычного сжимая ее. Если у Холмса осталась хоть капля самообладания, стоит прислушаться к нему и сделать так, как он говорит. Крайне необычайное явление — при всей импульсивности Шерлока и рассудительности Уильяма, именно второй не мог как-либо выйти из состояния беспомощности сознания, загнанный животным страхом в самый угол. Возможно ли мозг по-разному реагирует на что-то столь серьезное, возможно ли защищает и спасает Мориарти от того, о чем он еще и сам пока не знает? Люди вокруг казались слишком спокойными, отдаленными от произошедшего с ними несколькими минутами ранее. Возможно, они просто не видели айсберг. Возможно, не придали ему должного значения. Кто-то продолжал беспечно и громко болтать, от чего жужжащий рой чужих рассуждений перебивал собственные, безмолвные, кто-то играл с отвалившимися кусками льда, перекидывая его друг другу по палубе. Среди всей этой суеты не было единого осознания. Осознания того, что происходит на этом проклятом корабле. Шерлок стал его проводником и вот они — вместе поднимались по узкой металлической лестнице. Придерживаясь за перила, Уильям взошел вслед, сталкиваясь практически лицо в лицо с людьми, едва-едва отрезвивших этот оглушительный ступор в его голове. Толпа мужчин во главе с высоким седым человеком в фуражке следовали по пути, который парни только что проделали, торопясь к лестнице, на ходу обсуждая что-то важное. Человеком в фуражке, как это было несложно догадаться, был сам капитан — Эдвард Джон Смит, рядом с ним шагали раскрасневшиеся, перепуганные офицеры, а позади, с бесчисленными чертежами в руках — знакомый Уильяму днем ранее главный конструктор «Титаника», Томас Эндрюс. Спокойствие и гордость в голосе сменились на дрожащую неуверенность — таким мужчину было даже сложно представить. — В шестой котельной уровень воды восемь футов, почтовый трюм практически затоплен. Пробоина по нескольким отсекам. — Задраить можно? — Никак нет. Насосы не работают. — Вы осмотрели повреждения в почтовом отделении? — мистер Эндрюс обратился к одному из офицеров. — Бесполезно. Там все залито водой. Уильям и Шерлок замерли на месте, наблюдая за тем, как толпа мужчин удаляется в противоположном от них направлении. Теперь Мориарти отчетливо ощутил — его сердце билось так быстро, что даже перебивало шум, исходящий от возбужденной толпы палубой ниже. — Кажется, дела у нас действительно плохи, — заключил Холмс после непродолжительной паузы. Озвучив свои опасения насчет их положения, Шерлок заставил Уильяма беспокойно сжать его руку еще сильнее — парень осознал, что им нельзя было тратить время впустую. От чего в нем зародилась такая уверенность? Обострившаяся нервная интуиция, которая была так пророчески верна. — Нам надо найти остальных, — Уильям обернулся к парню, — поговорим с ними, возможно, кто-то знает больше нас. — Вряд ли знают, но ты прав, — он задержал свой взгляд на чем-то вдалеке, прежде чем посмотреть в глаза Мориарти, — нам надо рассказать о случившемся. Пойдем. Им не нужны были лишние слова для того, чтобы слышать друг друга — это Уильям понял, как только встретился с Шерлоком Холмсом. Одного лишь взгляда, тонкого намека в движении, мимолетной улыбки, всего этого и в самом деле хватало, чтобы не то, что понять, нет-нет, даже прочитать мысли собеседника. Эта необычная связь помогла им во многом за эти дни — раскрывать преступления, спасаться с нудного банкета, исследовать что-то новое в машине багажного отделения. Сейчас не стало исключением, однако, этот опыт был угнетающим — не проронив ни слова, они осязали напряжение и страх в умах друг друга. И это было жутко. От того хватка становилась лишь крепче — побелевшие пальцы Шерлока (то ли от обжигающего мороза, то ли от сцепленных вместе рук) обвивали пальцы Уильяма, набирающего темп в нервном шаге, выравниваясь с партнером в скорости передвижения. — Кажется, корабль остановился, — неожиданно сказал Холмс. Шерлок замедлился лишь на пару мгновений, проверяя свою теорию. Он выглянул за борт, пытаясь отследить движение корабля по непроглядной бездне ледяных вод — и хоть с первого взгляда это было сложно понять, ощущения в теле не лгали. Под ногами ощущались лишь странные вибрации и скрежет, но они совсем не походили на звук огромной машины на полной скорости. Они и в самом деле замерли посреди океана. — Давай пройдем через лестницу первого класса, — чувство паники начинало давить на грудь — Уильяму пришлось сделать глубокий вдох, — так быстрее доберемся к каютам второго. В любое другое время Шерлок, вероятнее всего, показательно скривился в брезгливой насмешливой улыбке, услышав подобное предложение. Возможно, он и хотел — однако прекрасно все понимал. Преодолевая несколько калиток, они стали встречать все больше и больше людей из персонала корабля — в обычное время кто-то из них бы обязательно остановил пару, не пропуская их дальше второго класса. Но сейчас же никому не было до этого дела. Приближаясь ко входу к палубе первого класса, Уильям задрал голову, заостряя внимание на больших пузатых часах, покачивающихся на металлической ножке. Их стрелки замерли на отметке: «11:52». Лишь оказавшись внутри теплого лайнера, они оба ощутили, что успели замерзнуть за то непродолжительное время, проведенное на улице. Температура за бортом однозначно была отрицательной — изо рта шел пар, а от мокрой рубашки кожа покрывалась противной дрожью. Яркий свет заставил невольно сощуриться. Продвигаясь дальше по коридору, им попадались заспанные, неторопливые, совсем не обеспокоенные аристократы, блуждающие туда-сюда в полном непонимании. Проходя мимо каюты семьи Ленонкур, Уильям встретился с их матерью — женщина была одета в легкое ночное платье, с накинутым на плечи шелковистым пледом, она беседовала со стюардом. — Я и моя семья слышали какое-то движение. Резкий толчок. — Не переживайте, мэм, — стюард поспешил успокоить ее, — вероятнее всего, наткнулись на стаю дельфинов или же потеряли винт, ничего страшного, я вас уверяю. — Что же это за дельфины такие? — она недовольно сжала губы, — а ведь говорили — даже качки ощущаться не будет. — Приносим свои извинения. Вам принести чаю? — Будьте добры. Три чашки — мне, моей дочери и мужу. Уильяму казалось, что он постепенно сходит с ума. Неужели никто кроме них с Шерлоком не осознавал, что произошло что-то действительно непоправимо жуткое? Мир вокруг замедлился, слился в единую размытую картинку — теперь парень не только не слышал ничего вокруг, но и не видел. Он лишь продолжал по инерции идти за Шерлоком, держа его как можно крепче за руку. Однако, в сознание его привело неожиданное столкновение. Ступая в холл главной лестницы, они встретились лицом к лицу с офицером, пытавшимся безуспешно поймать проворных любовников на протяжении этого вечера. — Ты, проклятие! — Шерлок резко замер, делая шаг назад, словно готовый вот-вот сорваться с места, — Лиам, мы— Но офицер выглядел уставше и взволнованно — раскрасневшийся мужчина лишь потянул руку в их сторону, зазывая подойти ближе, явно не пытаясь поймать или уличить в чем-то. Он отдышался и заговорил, заставляя Уильяма и Шерлока обескураженно переглянуться. — Мистер Мориарти, мистер Мориарти, я ищу вас уже больше часа, какое же счастье! Только не бегите — Бога ж ради! Шерлок не доверительно вскинул брови, осматривая его с ног до головы, Уильям же, с нескрываемым напряжением на лице, стал слушать. — Спасибо, вот так, вот так… очень хорошо. А вот вам бы мистер Холмс, поучиться манерам, — он фыркнул, посмотрев на парня рядом, — измучали бедного старика почем зря! — Кончай трепаться, — Шерлок задрал голову, — говори, что тебе нужно. — Так вот, господин Мориарти. Господин… господин. Вашему отцу стало совсем плохо. Слова об отце как гром среди ясного неба, как глыба льда, ударившая по спокойствию дрейфующего корабля, как что-то, чего он не ждал услышать ни в коем случае. Уильям никогда не был в тесных отношения с отцом, но его болезнь, перешедшая Льюису в тяжелой форме, пугала своей непредсказуемостью. Вздыхая, парень ощутил дрожь в конечностях — он попытался собраться с мыслями, спрашивая: — Вы уверены? Что с ним сейчас? — Ваша слуга была послана как можно скорее за местным доктором. О его состоянии сложно что-то сказать — я сразу был отправлен найти Вас. Вероятно, — офицер встревоженно встряхнул плечами, — у вашей матери была причина разыскивать Вас. — Бог мой, боже… Уильям прикрыл глаза, хватаясь пальцами за мокрый лоб — жуткая головная боль пульсировала и отдавала куда-то в виски, ноги совсем перестали его держать — если бы не Шерлок, подхвативший его за спину, вероятно, парень потерял бы сознание. Почему все беды навалились разом, почему нельзя было случиться этому чуть раньше или позже, а главное, что теперь нужно было делать? — Мистер Мориарти, Вы в порядке?! — замешкался офицер. — Лиам, ты как? — заботливый голос мягко окутал сознание и минутное помешательство постепенно стало отпускать. Не в порядке, отвратительно — хотелось бы ответить, но времени на это не было. Привыкая к вновь яркому свету, Уильям вздохнул, пытаясь принять решение. Глубоко внутри него закрадывались неприятные подозрения. — Как давно ему стало плохо? — Около часа назад. Как меня и позвали. Может больше, я не могу ответить — часов при себе не ношу. — И с того момента вы не проведали его? — Я искал вас! Никак не знаю, но будем надеяться, что сейчас он в добром здравии. Шерлок прижался поближе к Уильяму, отводя его на полшага в сторону, подвергая сказанное некоторым сомнениям. — Звучит неправдоподобно. Офицер без часов, некая болезнь отца, чего же он тогда гонялся и сразу тебе ничего не сказал? — Уильям ощущал его горячее дыхание совсем рядом, а Шерлок лишь продолжал, обеспокоенно сжимая партнера за запястья, — не нравится мне эта история, Лиам. Твой отец и в правду болен? — Болен. — А выглядел очень здоровым, нажираясь табака. — Шерлок! — Уильям нахмурился от иррационального чувства злости за такие слова, — прекрати, не сейчас. — Прости меня. Если это правда, то это просто… — он прикусил язык, — ужасно. Но я больше всего переживаю за тебя — что собираешься делать? Выбор оставался только за Уильямом. Поверить в эту странную историю и проверить отца, или же отказаться, опять сбежав от назойливого офицера? Его необычайные детективные способности могли бы помочь, однако, не в этот раз — находясь между выбором эмоций и логики (напрочь покинувшей его истощенное сознание), когда это касается болезненной для тебя вещи, в той ситуации, что они оказались… верный выход был лишь один. — Шерли, я пойду. Холмс содрогнулся, взглядом пытаясь уловить каждое движение дрожащих губ партнера. Убедиться в том, что его слова услышан верно. — Я пойду проверить отца, предупредить мать и Мэри о том, что произошло. А ты, — парень тяжело вздохнул, — найди всех остальных. Как только это все кончится, обязательно встретимся здесь же, на главной лестнице. Шерлок промедлил лишь мгновение — в следующий же миг он взял Уильяма крепко за руку, решительно не выпуская его. — Ни за что на свете. Я пойду с тобой. Сердце заколотилось настолько сильно, что его трепет стал ощущаться сквозь тонкую бледную кожу где-то в горле — Уильям растерянно заглянул в глаза возлюбленного — те пылали страстным огнем, сжигая все зародившиеся сомнения дотла. Он не собирался отпускать Мориарти просто так. — Ты совсем с ума сошел, Шерли, — парень помотал головой, — уверяю тебя, это очень плохая идея. — Плохая в чем? И что мне сделает твоя мамаша? — Шерлок знал, чего опасается Уильям, усмехаясь, — может быть, разольет вино на рубашку? Заставит чинить выбитую дверь, разорвет меня в клочья, как дикий зверь? Перестань. — Дурак, это все серьезно. Но этот «дурак» не собирался отступать, а в знак подтверждения этого лишь сильнее переплел свои пальцы с пальцами руки Уильяма. — Я тебя одного не оставлю. От его нежной улыбки хоть и на миг, стало до невозможного хорошо и даже тепло — его желание бросаться с головой в любовь льстило и ласкало душу влюбленного в него Уильяма. Прежде чем последовать за офицером, он мимолетно (без капли стеснения от проходящих мимо людей) коснулся губами щеки Шерлока, оставляя на ней свое немое «спасибо». — Скорее пройдемте, господа, — пробурчал офицер. Весь путь до каюты прошел в быстром темпе — казалось, Уильям даже спешил перегнать Шерлока, вероятно подсознательно желая как можно скорее покончить со всем этим. Запыхавшийся офицер очень быстро оказался позади — отставая от молодых людей на несколько шагов. Чем ближе была каюта, тем тяжелее становилось дыхание, а сердце — как предательски выдавало страшные переживания. По виду Уильям был похож на живого мертвеца. Мало того, он был и до жути растрепан — взмокшие волосы прилипли ко лбу, одежда ощущалась каждым сантиметром тела, мысли, одна хуже другой, путались в голове. И лишь рука Шерлока была теплой надеждой на хоть какую-либо уверенность в том, что хоть что-то будет хорошо. Прямо как тогда, когда они украдкой цеплялись пальцами, отправившись на банкет. Уильям вздохнул, открывая дверь каюты — еще никогда она не казалась ему настолько тяжелой, как сейчас. Переглянувшись, они с Шерлоком шагнули внутрь. Повисла какая-то неестественная тишина. Часы в коридоре тихо тикали, показывая стрелками ровно на полночь. Дверь в спальню матери была приоткрыта, однако, не это привлекло внимание Уильяма. Входная дверь за ними захлопнулась — офицер вошел следом. А в проходной гостиной — комнате, через которую можно было попасть в спальню Уильяма и основную гостиную, он стал свидетелем обескураживающей картины. На диванчике восседал отец — в добром здравии и порядке распивая бренди. Мать суетливо стучала ногой по полу, облаченная в шелковый ночной халат — женщина, красная и взъерошенная, неустанно причитала и что-то бубнила себе под нос. Два офицера обыскивали комоды, выворачивая личные вещи пассажиров, а где-то в дверях комнаты Уильяма топталась их слуга Мэри, перебирая в руках запачканное полотенце. — Отец?.. Все присутствующие подняли свой взгляд — Уильям ощутил себя нагим от внимания, сосредоточенного прямо на них с Шерлоком. Попытки отступиться были пресечены — прямо позади них, дыша в затылки, стоял офицер, перекрывая дорогу к выходу. Теперь он ничего не понимал. Хватка Холмса стала сильнее — стоявший рядом парень нахмурился, с презрением оглядывая толпу. — Уильям, сын наш, таки одумался и принял верное решение, — прохрипел мужчина, усмехаясь. — О чем ты говоришь, разве тебе не было плохо? — Уильям растерянно хлопал глазами, не осознавая, с какой подлостью он столкнулся, — как же врач, как же твоя болезнь? В игру вступил самый весомый игрок — ферзь на шахматной доске, самая властная и страшная женщина, с которой он больше и не думал когда-либо встретиться. Материнские руки взмыли в воздух в сокрушающем вздохе, и миссис Мориарти завыла с особой страстью: — Было плохо, конечно же было, каждому из нас было плохо так, что мы глазу не сомкнули! Какое материнское сердце сможет смириться с тем, что испытала я? От мерзости происходящего хотелось провалиться куда-то туда, где его никогда не найдут — в саму преисподнюю. Хотя, его мать наверняка смогла бы достать его и там. Рука Шерлока по-прежнему не отпускала его, заставляя не сойти с ума от ужаса. — Как следовало мне расценивать эти прощальные слова, — перед лицом Уильяма скользнула та самая язвительная записка — кончики пальцев похолодели, а живот скрутило от напряжения, — сын наш, как это было бессердечно. Шум в голове отключал сознание от анализа своих слов и поступков, а потому Уильям, несвойственно себе, выпалил на всю комнату, заставляя присутствующих замереть от неожиданности: — Мама, — его лицо перекосилось от негодования, — как же ты не понимаешь! Произошло что-то страшное! Разве было сейчас время выяснять, кто и в чем виноват, когда на корабле творилось что-то необъяснимое и до сих пор неосознаваемое большинством? Разве было теперь дело до всех этих глупостей — почему хоть раз в жизни он не мог быть услышан? Уильям тяжело дышал, и даже стоявший рядом Шерлок не знал, как ему помочь — вот-вот, и он бы сорвался в самую настоящую истерику от того, что накопилось в нем. Так неестественно и впервые в жизни — от страха и осознания свершившегося предательства и грязной лжи, несмотря на желание хоть как-то обеспокоиться об их жизнях? Когда они — ни за что бы на свете, никогда и не подумали бы о его. Одним своим видом мать выражала насмешливую несерьезность относительно этих слов, продолжая быть в собственном образе некого идеала и дальше, полностью искажая сказанное. — Все верно, Уильям, страшное случилось. Дорогие нашей семье вещи сегодня исчезли — одна из них вернулась — она кивнула на парня, — это очень радостно, не переживай, сын мой, все мы ошибаемся… а что насчет второй, — женщина сощурилась, — несложно догадаться, кто к этому причастен. Прибрать к рукам две самые ценные мне вещи, — она с отторжением хмыкнула, указывая тонкими скрюченными пальцами на Шерлока, — вы профессиональный вор, мистер Холмс. — Что?! — вскрикнул он. — Обыщите его, — отдала приказ офицерам миссис Мориарти, — немедленно. Двое мужчин в форме послушно приблизились к паре, разъединяя их по разные стороны — Уильям кинулся обратно к партнеру, однако его удержал за плечи офицер, стоявший позади. Шерлок же стал вырываться и очень громко ругаться — он толкался и сопротивлялся настолько, насколько это было вообще возможно. — Что за черт возьми, сволочи! — Холмс мотал головой, — отпустите, прекратите к чертовой матери! — Мама, что ты делаешь?! Нам всем угрожает опасность, как же вы не понимаете!— — Это он, миссис? В руках одного из офицеров блеснуло что-то ярко-синее, внимательно рассмотрев которое, все буквально замерло на месте. Сердце океана. Один из мужчин достал его прямо из кармана пиджака Шерлока, что стало практически неоспоримым доказательством для публики — да, этот парень и в самом деле был вором. — Бог мой, безусловно! Я была права на его счет, — миссис Мориарти издевательски осмотрела парня, — значит так вы зарабатывали себе на жизнь, мистер Холмс. — Что?! Сердце звучало где-то в висках, перед глазами растянулась темная пелена, было тяжело соображать — происходящее было настолько абсурдным, что даже не верилось, что это не очередной дурной послеобеденный сон. Уильям и не подумал о том, что это — правда. Он был обманут офицером, одурачен собственной семьей, он чувствовал себя полным идиотом и неужели сейчас он должен был бы поверить в это? Парень вырвался из рук офицера. — Он не мог этого сделать — не мог! — Не мог — Лиам, ты же знаешь, — Шерлок сопротивлялся, — это просто подстава, ты же знаешь! — У нас есть свидетельские показания, — один из мужчин прервал их, — мисс Мэри Молоуни, прошу вас. Женщина, наблюдавшая за событиями издалека, не издавая до этого ни звука, встрепенулась, услышав собственное имя. Уильям не мог поверить своим глазам, предпочел бы оглохнуть в ту же секунду — и хоть по лицу несчастной было понятно, что она явно не упивалась отчаянием молодых людей, его самая близкая слуга кратко кивнула, слабым голосом пробормотав: — Я последней видела украшение. Это правда, — на миг она запнулась, встречаясь взглядом со строгой госпожой Мориарти, — …Мистер Холмс держал его в руках. А после — оно исчезло. Этого просто не могло быть. Нет-нет, это ведь наглая клевета — Уильям лично попросил Шерлока убрать его на место, да и разве за все это время вместе, он мог бы прятать что-то столь ценное так близко? Почему вообще Уильям думал о таком, сомневался, как ему могло такое прийти в голову? — Лиам, я убрал этот несчастный камень обратно! Что за чушь, эй! — Шерлок стал вырывать руки, оставаясь без пиджака, — а ну верни! — Это даже не ваша вещь, на бирке чужие инициалы. Некий «M.H.», кажется, это к Вам не относится. — И что теперь?! Мне его подарил портной, хочешь — пойдем спросим, ты, сукин сын! — Какой обходительный вор, возможно и ожерелье ему подарил Уильям. Вы только взгляните, — миссис Мориарти рассмеялась, — какая наглость. Уильям не хотел сдаваться, позволять этой несправедливости так просто забрать у него кого-то, кто был дороже любых украшений — парень вступился за Шерлока, чувствуя, как еще немного — и какое-никакое самообладание покинет его окончательно. — Мы были вместе каждую минуту, он не мог этого сделать — я знаю его! Это ведь Вы, — он злобно осмотрел стоявшего в стороне офицера, — Вы его нам подкинули по пути сюда! — Упаси меня Бог, что же Вы, господин. На его лице читалась нескрываемая ухмылка — этот мерзкий человек ликовал, так ловко подставив абсолютно невиновного. Они все были такие же, как и он — подлые и изворотливые, вкушающие наслаждение от того, насколько же просто им вышел этот спектакль. — Лиам, ты же веришь мне?! Это не я — ты же знаешь все! — Он не мог, отпустите его! Мы были вместе все это время, у него просто не было бы времени, нет никаких доказательств. Они неразрывно смотрели друг другу в глаза — Шерлок, теперь уже повязанный по рукам, пытался умолять партнера о помощи, а Уильям, стоя в подавленных и взволнованных чувствах, лишь искал слова подтверждения о его невиновности. — Возможно ли он проделал это, — неожиданно, где-то рядом раздался как никогда строгий, басистый голос отца, —…пока ты ослабил бдительность в его крепких руках. Сказанное настолько прямо, искажающее сознание заложенной в контекст пошлости, заставило тело Уильяма оцепенеть от нечеловеческого чувства отторжения — к самому себе, к следам оставленной любви, к каждому, кого он видел в этой комнате. В голове зажужжал рой удручающих мыслей, а лицо покрылось алой краской — стыдливо укрываясь от жадных взглядов, парень хотел умереть на месте. Теперь он чувствовал каждой клеткой своего живого существа нелепость положения — растрепанный в небрежно-наспех застегнутой одежде, наизнанку с оголенным пылким сердцем — он был самой сладкой добычей для душегубов. Уильям вновь вернулся к первоначальному состоянию, потеряв самообладание от влияния собственных родителей. Загнанный в самый угол своей клетки, с подбитыми крыльями — в расплывчатом видении он различал теперь лишь силуэты и отдаленно звучащие голоса. Он в безмолвном бессилии наблюдал словно со стороны за тем, как Шерлок пытается что-то сказать — в его лице не было разочарования или стыда, одна лишь злость за всю ту несправедливость, на которую обрекли их обоих в эту ночь. — Лиам, только не верь им! Это не я, ты же знаешь!— — Прекрати вырываться, заткнись уже! Мистер Мориарти прошелся следом, обрывки его фраз едва-едва складывались во что-то внятное: — Мы с этим работаем. Это недоразумение и позор, больше вы о таком не услышите. Шла ли речь о его гомосексуальности, о которой было объявлено на всеобщее обозрение или же, о чем-либо другом — Уильяму даже не хотелось играть в детектива, чтобы знать ответ. — Лиам, не я! Не я! Замерший, устремившийся куда-то в пустоту взгляд провожал всю эту толпу в таком же ужасе, в каком он ее и встретил. Совсем скоро глухой удар входной двери скрыл за собой двух офицеров и Шерлока. В комнате наступила омрачающая, абсолютно безобразная тишина. Мир разрушался с глухим треском. Кусок за куском, растерзанные части его оголенной чистоты растворялись в горячих, совсем редких слезах — несколько капель, стекая по щекам, опадали на ворсистый ковер. Опустошение даже не могло одарить его простой человеческой отдушиной — сорваться в истеричный плач и осознать всю глубину постигших его лживых поступков. Он продолжал все также стоять, обезображенный пугающим чувством одиночества. «Ощущение, будто я стою посреди переполненной народом комнаты, кричу во весь голос, а никто не слышит.» — Мэри, налей мне чаю. — Хорошо, миссис Мориарти. В проходе меж гостиной и коридором появилась фигура слуги. Она двигалась торопливо и резко, едва ли найдя в себе силы поднять взгляд на своего молодого господина. Сердце чувствовало о том сожалении, что источала эта несчастная душа, втянутая в игры за чужую свободу. — Прости меня, Уильям, — украдкой, едва разомкнув обкусанные губы, прошептала Мэри, прежде чем исчезнуть в направлении входной двери. Но Уильям не собирался прощать Мэри — он никогда бы и не подумал винить ее в неком предательстве и клевете. В его мире каждый выживал так, как позволяло ему положение. Перед глазами поплыло и тогда Уильям механически осел на край дивана, неотрывно зациклив взгляд где-то перед собой. Для него в мире не осталось больше никаких мыслей и страхов. Откровенно говоря, подобное потрясение полностью отключило сознание от тела — все то, что было дальше, Уильям не воспринимал как что-то, что происходило с ним на самом деле. До пустых мыслей лишь спустя время донесся запах едкого дыма — покосившись в сторону он увидел материнскую фигуру, опирающуюся о края тумбы. Из ее взгляда исчезло какое-либо удовольствие от проделанной работы — никогда прежде Уильям не заставал родную мать с сигаретой в руках, с настолько выразительно неживым выражением лица. Ее не тянуло на разговоры — она наказывала парня продолжительным угнетающим молчанием. В комнате они остались совсем одни. — Зачем ты сделала это? — не глядя ей в глаза, спросил Уильям. Хриплый голос в каком-то безразличии задал ему встречный вопрос: — Зачем ты спал с мужчиной? Теперь это обратилось в беспощадное сопротивление друг другу — несмотря на испытываемый головой стыд, сердце более не разрывалось на части. Сжав руки на коленях, Уильям повторился. — Зачем ты сделала это? Кратковременная пауза дала тону измениться — теперь в нем отразилась нотка истеричного раздражения. Однако, совершенно не наигранного, каким он знал его всю жизнь. — Зачем ты спал с мужчиной? — вторила себе мать, медленнее предыдущего, по-особому растягивая слова. Обретенная здоровая наглость позволяла Уильяму перечить дальше, зацикливаясь на одном и том же вопросе. — Зачем ты, — акцент упал на личное обращение, — сделала это? Неповиновение в ее мире было чем-то недопустимым и страшно оскорбительным — иначе объяснить багровое от злости лицо не получалось. Возможно ли Уильям перешел все дозволенные грани за столь небольшой отрезок времени? Пусть так — он хотел знать, где в этих строгих границах есть трещина. — Зачем ты, — акцент упал на личное обращение, — сделала это? Неповиновение в ее мире было чем-то недопустимым и страшно оскорбительным — иначе объяснить багровое от злости лицо не получалось. Возможно ли Уильям перешел все дозволенные грани за столь небольшой отрезок времени? Пусть так — он хотел знать, где в этих строгих границах есть брешь. — Зачем ты, — побелевшие пальцы сильнее сжали сигарету — с ее кончика осыпался пепел, — спал с мужчиной? Это превращалось в безумное откровение — казалось, никогда бы еще она не осмелилась сказать о подобном напрямую. Лишь украдкой и намеками, когда дело доходило до физического наказания — признать, что ее сын и в самом деле стал гомосексуалом, означало признать собственное поражение. И она его признавала, впадая в крайнюю степень отчаяния. — Потому что захотел этого, — твердо, но все еще тихо, ответил Уильям, — с кем я делю постель — последнее для тебя дело. Столь наглое сопротивление сняло нервы с курка — резко поднимаясь на ноги, мать проделала несколько торопливых шагов по комнате, срываясь на крик. — Кто бы спросил меня — чего хочу я! Ох нет, сын мой, мне есть дело, — они встретились взглядами — из ее уставших глаз сочилась неподдельная ненависть, — после твоего дорогого старшего братца — ты, единственный шанс на нормальную жизнь. Уильям смотрел на нее долго, практически неотрывно — пытался разглядеть в этом дьявольском образе хоть что-то человеческое. — Я для тебя всего лишь разменная монета. — Вот именно, — процедила сквозь зубы женщина, содрогаясь, опускаясь чуть ближе к сыну, — большее, на что ты был способен. Это было единственное, что от тебя требовалось. Уильям никогда не сомневался в обнаженной перед ним правде. Купол лживой благодетели дал трещину. Сердце пропускало редкие удары — все в мире стало тише от желания получить от самого творца его грешное раскаяние. — Ты идешь против своего же Бога, — парень задержал дыхание на миг, — мама. В кульминации всей своей жизни, она отреклась от самой главной сути. — Если бы Бог был, он уберег бы меня от такой судьбы. От услышанного в гостиной повисла мертвая тишина. Голос матери звучал где-то в кружащих мыслях — все эти годы он жил в бреду и страхе кармы Всевышнего, внушенной ему неверующей грешницей ничуть не меньше, чем он. Если Бог существует, если ад существует — они с матерью обязательно встретятся именно там. Парень медленно поднялся с дивана, наблюдая за тем, как фигура матери скрючивается в неестественной позе — руки в истерике обхватывают раскрасневшееся лицо, сдирая проявления своей слабости — ручьи горьких слез. Сквозь хрип и плач, она бормочет что-то несвязное. — Я не хочу такой же судьбы, — ответ непроизвольно сорвался с его языка сам по себе, — я ухожу, мама. Словно дикий зверь она в тот же миг вцепилась со страшной силой в его запястья — сжимая на них старые шрамы настолько болезненно, что по телу прошлась дрожь. Лишенная рассудка она завыла, завыла жутким голосом: — Разве я хотела! Разве хотела бы я оказаться на твоем месте, разве был у меня выбор! — материнские руки трясли его, — одумайся, неблагодарный дьявольский выродок! — Не собираюсь! Никогда, — Уильям резко дернулся, вырываясь из цепких пальцев трясущейся матери, — никогда, ты слышишь?! Оказавшись отвергнутой, женщина по инерции пошатнулась, врезаясь спиной в тумбу, стоявшую позади нее. Оттуда с жутким треском слетело прямо на пол фарфоровое блюдо — ударяясь о жесткий паркет, оно разлетелось на несколько крупных осколков. В голове мерзко загудело. Уильям пытался глубже дышать — легких не хватало чтобы отдышаться, а со лба текли крупные капли пота. Никогда прежде они не ругались настолько серьезно, никогда прежде он не отвечал ей физически и теперь, когда смог — мать была обескуражена. Ее бледное лицо застыло в одном лишь единственном выражении — ужасе, ужасе осознания о содеянном. Ни капли раскаяния, ни секунды сожалений — лишь неживой, абсолютно обреченный взгляд. Словно подбитый зверь, она прорычала в страшных судорогах: — …разве хотела я, — женщина из последних сил упиралась о тумбу, выдыхая вместе с воздухом всю свою желчь, — …настолько мерзкого мужчину, двух содомитов от него и немощного инвалида, о чьей смерти я грезила каждый божий день. Извиваясь в предсмертной агонии своего годами сложенного образа, она посмотрела на него с ненавистью, пробиравшей до самых костей. Никогда более она не станет в его глазах другой и никогда более не изменит свою оболочку прилежной нравственной матери — спектакль приблизился к своему завершению, а оковы на их руках обрушились теперь уже с обоих сторон. Уильям стоял в глухой тишине, продолжая наблюдать за тем, как она сходит с ума. — Лучше бы вас никогда не было. Я ненавижу вас, каждого из вас, — она заправила растрепанные волосы назад, задыхаясь, — …до последней капли крови. Никакая тяжесть жизни не могла бы оправдать многолетний гнет, нескончаемый террор и ложь — Уильям никогда бы не простил ее даже в своей голове. Даже если бы знал о причинах наверняка (не только лишь в догадках), если видел ее слезы — они стали лишь символом ее бессилия в собственном господстве. Никакой страх не сможет удержать избранную человеком свободу. — Ты не мать, — Уильям пронзительно смотрел на ее, как теперь казалось, жалкую фигуру, качая головой, — ты зверь. Покачиваясь из стороны в сторону, она дала свой ответ практически сразу — истерично усмехаясь, сосредоточив взгляд в пустоту. — Лучше бы я была зверем, нежели матерью. Все утихло. Также резко, как и началось — Уильям не помнил, сколько времени он провел в гостиной с того момента как мать, едва ковыляя, удалилась в спальню. Лишь появившаяся на пороге Мэри с подносом в руках привела его в чувства. — Господин Мориарти… Ее голос зазвучал в голове чуть позже — еще некоторое время парень обдумывал все то, что только что с ним произошло. Материнская исповедь была предсказуемой и очевидной в своей жестокости. Уильям всегда знал, что она ненавидит их с братьями, понимал и истинное отношение к больному Льюису — однако это все оставалось где-то подсознательно, на уровне субъективной эмоциональной связи между матерью и сыном. Теперь же это было сказано безо всякого сожаления — прямо и вряд ли она могла лгать чего-то ради. Она обнажила перед Уильямом свое настоящее лицо, оно не пугало — оно не вызывало вообще никаких чувств. Лишь цикличную, разъедающую изнутри пустоту. — Господин Мориарти. — Мэри! Слуга поставила поднос на ту самую тумбу, тут же наклоняясь к фарфоровым осколкам — женщина стала сгребать их в подол платья. — Мэри, вставай, что ты делаешь, — Уильям поспешил поднять ее с пола за руки, — сейчас не время для этого. — Мне так жаль, что мне пришлось все рассказать. Прошу, — она словно не слышала всего того, что говорит парень, едва ли не со слезами на глазах умоляя его, — простите, простите меня. Я никогда не желала зла Вам, Шерлоку, Вы же знаете!— — Мэри, прошу, я бы никогда и не подумал иначе. Но сейчас совсем не время для разговоров, тебе нужно внимательно послушать меня. Она тут же выпрямилась, поднимая взгляд на теперь уже взволнованное лицо своего юного господина — женщина притихла, внимая каждому слову. — Пойди и переоденься во что-то потеплее, собери свои самые важные вещи, но не трать на это более чем три минуты. Отец и мать? — Ваш отец куда-то удалился с офицерами, а мать… заперлась в спальне. Уильям прикрыл глаза, лишь секундно промедлив в своем решении. — Постучись к ней не более чем раз. Не задерживайся — как только все сделаешь, приходи к главной лестнице. Парень прекрасно осознавал, насколько много он потерял из-за данного инцидента. Возвращаясь в реальность, нельзя было забывать и о том, что так сильно встревожило его и Шерлока — часы в коридоре показывали пятнадцать минут первого. Он отчетливо запомнил это, прежде чем дверь в каюту открылась — на ее пороге появился перепуганный стюард. — Доброго вечера, господин. Прошу прощения за столь поздний визит, однако капитан просит всех надеть спасательные жилеты и пройти на шлюпочную палубу. — Бог мой… что-то случилось? — из-за спины Уильяма показалась встревоженная услышанным Мэри. — Никак нет, это просто мера предосторожности. Можно даже сказать, учения, мисс. — Хорошо, — Уильям кивнул, — само собой. Мужчина покинул их каюту спустя еще минуту — закончив объяснение насчет того, где лежат спасательные жилеты, он поспешил перейти к следующим пассажирам. Уильям сделал несколько глубоких вдохов — ему хотелось верить, что все его догадки всего лишь ошибочные домыслы, однако, даже в помутненном сознании они отчетливо складывались воедино. Но времени на это не было. — Господин Мориарти, — голос Мэри заметно задрожал, — Вы знаете, что происходит? — Могу лишь подозревать. Что-то явное нехорошее, — он задумчиво посмотрел куда-то в сторону, — Мисс Мэри, делайте все так, как я вам сказал и не забудьте про жилет. — А что насчет Вас? — Встретимся у главной лестницы, — ответил он, в следующее же мгновение исчезая за дверьми в коридор. У Уильяма практически не было никакого плана — как не свойственно для такого, как он. Но он был попросту дезориентирован — не знал, как, куда, к кому идти, где искать Шерлока и о чем предупредить остальных, если он вообще сможет разыскать их на этом проклятом огромном корабле? Теперь оставалось следовать только лишь своей так называемой интуиции — она, как оказалось, не подвела его сегодня. Она работала несмотря на помутнения в сознании, она помогала обходить столпившихся в коридоре заспанных аристократов, она вела его куда-то, где он бы смог отыскать ответ на свой главный вопрос. В холле главной лестницы было необычайно шумно для столь позднего часа — куча народу слонялось туда-сюда без какой-либо цели. Кто-то — разодетый в меха и драгоценности, с бокалом в руках, кто-то — в ночной одежде и легким пледом на плечах, кто-то ворчливо расталкивал всех подряд, а кто-то в предвкушении продолжения прекрасного вечера все также изыскано хохотал, не обращая никакое внимание на происходящее. — Похоже никто на этом корабле не знает, зачем мы тут все собрались, проклятье! — совсем рядом зазвучал голос мисс Молли Браун, явно недовольной. — Мисс, вы обронили свою шаль! Уильям словно неосязаемый призрак проходил сквозь толпы, оглядываясь в поиске знакомых лиц — однако, это было бесполезно. В ярком свете играла бодрая музыка — приглашенный оркестр не утихал ни на секунду, отчего голова пошла кругом прямо, как и полчаса назад, на палубе. Перед глазами плыло, казалось, он теряет связь с реальностью. Однако, со спины он заметил своего спасителя. Прибавив шагу, Уильям ухватился за пальто конструктора — успев поймать его на главной лестнице, он встретился с его взглядом — мужчина выглядел ужасно обеспокоенным, буквально разбитым. Еще хуже, чем при той случайной встрече на палубе. — Мистер Эндрюс, Вы все знаете, — стараясь держать себя в руках, Уильям выдохнул, — скажите мне правду. — Господин Мориарти… В его немом шепоте он прочел сомнения. Но Уильям был непреклонен. — Я видел айсберг. Я был там, мистер, — в его помутневших глазах читалась мольба, — прошу Вас. Цепкие пальцы сжимали рукава серого пальто до глубоких складок на нем — парень знал, что не отпустит мистера Эндрюса без ответа. Каким бы страшным он ни был. Мужчина замедлил ход времени своими неторопливыми шагами в сторону — он отвел Уильяма поодаль от лестницы, серьезно заглядывая ему в глаза, озвучивая необратимую правду, все то, что было известно с самого начала, но то, в чем сознание отказывалось признаваться. «Да разве ж такое возможно — он же непотопляемый!», — убеждали его все вокруг. Но Томас Эндрюс, с дрожью на губах, лишь кратко вынес смертельный приговор: — Корабль тонет.