Лесник

— Думал я тебя боюсь?! — егерь ухмыльнулся, нависнув над распростертым на земле лесником и неспеша перезаряжая ружье. — Прошло то время, Гера, когда ты держал в страхе всю нашу братию. Теперь появились зверушки посильнее. Герман же в это время беспомощно корчился на земле, пытаясь зажать руками рану и встать. Жгучая боль затмевала сознание, заставляя хрипеть и извиваться, чтоб хоть чуть-чуть утихомирить мучение. И все же, несмотря на это, он пытался подняться на ноги. Заметив это, Хлыст как-то странно рыкнул и с силой толкнул лесника в грудь. — Ты лучше не вставай, а-то разряжу тебе дуплету в голову. Это отличная серебряная дробь. Размажет даже твои мозги по всей поляне. А ты мне трупом пока не нужен. Бате нужна твоя целая шкура. — Что такое, — прохрипел лесник, кашляя кровью, — медвежья шубка из селения лесных хранителей не подошла по размеру? — А кто сказал, что она была для него? — улыбка Паши стала еще шире, превращаясь в оскал. — О, так он еще и подставил тебя! — хрипло закашлял, хихикая Герман. — Не так уж глуп старпер, как казался раньше. Блин, признаюсь честно, Пашенька, мне искренне жаль тебя! — Себя пожалей, выродок. Скоро твоя шкурка драная поменяет хозяина. — Как и твоя голова, придурок! — Да что ты такое говоришь?! — голос Хлыста приобрел нервные нотки. — Твой учитель подставил тебя, Пашенька, когда послал к хранителям леса за шкурой. Но зачем при этом ты убил семью? — Никого я не убивал! — взвизгнул егерь. — Охотно верю! — Ну, медведя подстрелил. Зверя! И Шкуру с него снял. Мне нужна эта шкура! И никого я не убивал! Только зверюгу! —глаза его забегали. Паша явно знал больше. — Ну да, длаку себе готовишь, да? Только ведь не одни вы вернулись сюда! С вами были двое детей, мальчик хромой и новорожденная девочка, — Герман в это время уселся, все еще прижимая руку к ране, пользуясь замешательством противника, — я прав прав? А еще тот медведь был совсем не медведем. Он такой же оборот вокруг, как и я. Где дети, Паша? — Я не знаю, — тот опустил взгляд, вздыхая, словно вот-вот должен был разреветься, — я просил его оставить мелких в покое, но он сказал, что без жертвы мое превращение не пройдет. Я и отступился. — Смею тебя огорчить, Хлыст, если ты не успел еще стать оборотком, то это тебе уже и не светит. Лесные стражи засекли только одного нападавшего и этот нападавший ты! Тебе, Пашенька, светит смертный приговор! Где дети?! — Не ори на меня! — заверещал егерь и снова совершил ошибку, ставшую для него непоправимой. Герман неуловимым движением отстранил в сторону дуло ружья и ударил противника в грудь раскрытой ладонью. Грянул выстрел, но дуплетный заряд серебра пролетел мимо, только оцарапав щеку лесника, и потерялся где-то среди деревьев. Паша от удара отступил на несколько шагов, заваливаясь назад, но лесник не дал ему этого сделать, ухватив за грудки и удержав на ногах. Бывший егерь каким-то непостижимым образом успел выхватить охотничий нож, что висел на его поясе, но Герман следующим ударом локтя в подбородок, выбил ему несколько зубов и отправил Хлыстеныша в нокдаун. Сам же достаточно легко укрепился на ногах, развернул его к себе спиной, наградив хлестким и страшным ударом в поясницу. Хлыст взвыл от внезапной боли, понимая, что вдруг перестал чувствовать нижнюю часть тела. Медленно завалился на землю. — Тупая мразота! — прошипел Герман, придавливая противника к земле коленом. — Нашел с кем тягаться. Ты думал, что он даст тебе стать зверем? Господи, когда мне сказали избавиться, от тебя, ибо такие, как ты твари, могут ударить в спину, я дал тебе второй шанс. А ты прямо как по шаблону скотности начал действовать. Вообще понимаешь, что тебя использовали, как последнего лошка?! Ведь у хозяина твоего уже есть один ученик, так зачем ему еще и второй, да еще и такой жалкий? — Они обещали, обещали что я стану сильнее, умнее, быстрее! — Паша рыдал, пуская слюни и сопли. Из развороченного рта на лесной полог стекала темная густая юшка. Говор стал заметно шепелявее. — Паш, да кому ты нужен? Ты ж не то, что паршивая овца, ты мина в траве. В случае чего, сдашь всю команду с потрохами! Мы оборотни больше всего в жизни бережем свою тайну. — Они обещали! — не унимался завывать бывший егерь. — Где дети, Хлыст?! — рявкнул Герман. — В лесу у хозяина есть схрон, он там прячется ото всех с тех пор, как ты потрепал его в последний раз. Туда он увел мальчика и девочку, а меня оставил тут, следить за твоим возвращением и привести в заповедник, в случае чего. — Где это место?! — лесник с силой схватил Пашу за волосы, отрывая голову от земли. — Говори, сученыш, иначе сдеру с тебя живьем шкуру на заплатки хозяину! — Я не знаю! — заверещал тот от боли. — Честно! Не убивай! — Хорошо. Ты же понимаешь, что я все равно узнаю это. А вот для тебя поздно. — Пожалуйста, не убивай меня! — Хлыст ревел дурниной, размазывая грязь, сопли и кровь свободной рукой. Он обмочился то ли от ужаса, то ли от того, что меткий удар Германа повредил ему хребет сделав инвалидом. — Да кому ты нужен, ущербный? — лесник отпустил его. — Тебя, придурка, как овцу, на заклание отдали. Но я не буду тем, кто прольет твою кровь. А еще, был бы ты нормальным человеком, возможно я бы помог тебе с вопросом оборотничества. Моя кровь смогла бы превратить тебя. А вон те люди из деревни, которых вы использовали, словно меховое зверье, они бы научили тебя контролю. Как учили меня все это время. — Тебя? — Да. И еще у них были бабы, десяток голодных до секса девок. На любой вкус. Вот только тебе уже поздно. — П… почему? — заикнулся размечтавшийся было егерь. — Потому, что я тебя пощажу, а вот насчет них не уверен! И он со злорадной ухмылкой указал куда-то вперед. Паша проследил за жестом лесника и оторопел. Из леса выступило несколько силуэтов огромных бурых медведей. Идущий впереди здоровенный самец с седой полосой гривы и бородкой, остановился и гулко понюхал воздух. — Вот убийца вашего стража! — Герман встал, указывая на распростертого на земле егеря. — Когда я найду детей, то приведу их на поляну. Шкуру сожгу. — Уходи, — пророкотал зверь, — детей уже не вернуть, а вот тушу его хозяина я жду здесь же! Лесник ухмыльнулся и пальцами вырвал застрявшую в боку пулю. За ней вторую. Поморщился болезненно, даже согнулся и прохрипел какое-то ругательство. — Как же так, — Паша приподнял голову и посмотрел в упор ему в глаза, — я ведь серебром в тебя попал! Дуплетой.! — Но ведь не в голову попал! — Герман повернул голову на бок. — А остальные раны заживут, если вытащить пулю. Неприятно, долго, но не смертельно. Вернусь в деревню, зашью. Седогривый медведь, в этот момент, ухватил верещащего Хлыста за шиворот и, глухо ворча, потащил его за собой в лес. Крик оборвался, как только зверь со своей жертвой вступили на тайную тропу, будто ножницами отрезали. Лесник поднял оброненный рюкзак, надел на плечи и быстрым шагом побрел в сторону села. У него еще было слишком много невыполненных дел. Нужно было навестить минимум одного старого друга.