Влюблённый мальчик из клана лотоса

      Красота быстротечна, бессмысленна и беспощадна. Осаму думает об этом каждый раз, когда приходится замечать на себе мечтательные взгляды незнакомых людей. Для заклинателей это не совсем верно — при формировании духовной силы жизнь продлевается столько, сколько ты совершенствуешься. Обычно люди пытаются сохранить свой сосуд в том же виде, что и в молодости. Не повезло тому, кто привёл свои силы в порядок лишь к старости! Хотя, может, они так и не считают. Осаму не знает. Его тело само перестало стареть, как только магическая энергия нашла себе место.       Его тоскливые мысли выражались только в звуках цитры, волнующих птиц в округе. Никто не отвлекал Дазая, когда тот упражнялся в игре, и лишь учителя могли бы понять, что он не разучивает какое-то малоизвестное заклинание, а праздно проводит время, сочиняя дилетантские песни.       Благодаря белым перчаткам можно дергать струны, не боясь поранить пальцы. Так странно делать форму клана — этого клана — белой. Показывать непорочность и равнодушную скромность. Наверное, слишком много Осаму думает о мелочах. В конце концов, это всего-то одежда.       — Дазай, я принёс тебе семян лотоса, — Осаму поднял взгляд на голос и улыбнулся младшему ученику мягко. Точно, с недавних пор ведь был человек, который мог отвлечь независимо от занятия. Ацуши, протягивающий горсть семян, стушевался под его взглядом. И почему? Дазай зря старался над дружелюбием? — Необязательно прекращать игру из-за этого. Я бы оставил их и…       Руки Ацуши всё держали проклятые семечки лотоса, ещё водянистые, недавно сорванные. Осаму улыбнулся лукаво и протянул руки для них.       — И? Ацуши бы ушёл или остался? — всей душой хотелось сказать ещё что-то эдакое, неприятное и колючее. Дазай сжал губы на миг и не стал сдерживаться, — Да и играть я прекратил не из-за тебя. Уж два часа меня слушаешь, мог бы и понять, что я устал.       — …Да, извини. Приятного аппетита, Дазай, — пробормотав что-то и выронив семена оставшиеся, Ацуши сбежал в направлении общих комнат. Чудак.       Руки действительно устали, но пока Ацуши не пришёл, Осаму об этом и не задумывался. Он сдвинул цитру с колен и покрутил семечко лотоса в пальцах. Обычно семена слишком приторные, плеваться после них тянет. Дазай на пробу раскусил одно, и точно — чуть не выплюнул, зажмурился. Ацуши ему эти семена каждую неделю таскает, как увидит на скамейке с цитрой. Надоедливый младший ученик. Нет бы друзей своих подкормить и соседей по комнате — те его не жалуют. Так нет же, зачем-то приносит для Дазая, который эти семена ненавидит. И каждый раз одинаково сладко, до мерзости. Почему Осаму вообще пытается распробовать?       Зелёные семена сливаются по цвету с травой, и Дазай раздражённо вздыхает. Около десяти минут у него ушло на то, чтобы все семена, оброненные Ацуши, собрать. Может, никто и не заметил бы, но нагоняй за неряшливость Дазаю получить не хочется. Пару раз оглянувшись, Осаму скрылся в своем домике и ссыпал семечки в ящик стола. Там они точно не прорастут, а потом уж придумается, куда их деть. Правда, думать о таком совсем не хочется. Ни о чём не хочется.       Цитра обычно звучит спокойно, убаюкивающе, хоть звук и пульсирует, сохраняя дрожание струны. Может, Осаму стоило научиться теперь играть на флейте, ведь звук старого инструмента стал надоедать. Особенно, если учить мелодии одной и той же школы, все друг на друга похожие. Когда-то Осаму мог их переделывать, но для этого требовалось внимание, вдумчивость, которой он последние месяцы лишён. Если и получится добавить в свой распорядок дня игру на флейте, то не останется времени даже вздохнуть.       К тому же, такая морока, развивать объём лёгких.       Тонкие губы искривились в чём-то, напоминающем улыбку, а Осаму плеснул водой себе в лицо. И ненадолго опустил голову в к воде, охладиться и привести беспорядочные мысли в нормальное состояние. Не помогало. Дазай поднялся, утирая воду с щёк. Хорошо иметь собственный домик главного ученика. Если бы приходилось так же, как остальным, ютиться в общих комнатах с шестью-семью соседями… Дазай бы точно уже не вынес, да и вокруг его «купания» в ручье собралась бы толпа.       Утро начинается в шесть, потому нельзя пренебрегать сном. По-хорошему надо бы вовсе подняться в пять, чтобы мотивировать младших трудиться своим примером. «Глядите-ка, ещё только шесть, а Дазай-сан уже практикуется во владении мечом!», — раньше ему это удавалось. Раньше он ложился по распорядку в девять, учителя слишком зорко за ним следили. С их благосклонностью пропало пристальное внимание.       Десять часов — вся гора погрузилась в тишину. Вернее, люди замолкли, а с ними и почти весь шум пропал.       Осаму смотрел в даль ручья, выходящего из озера с лотосами. В противоположной от его взгляда стороне послышался шорох. И дыхание, которое мог уловить только чуткий слух заклинателя.       — Ацуши, уже очень поздно, тебе стоит следовать распорядку, — Дазай поднял брови, повернувшись на звук. Накаджиме, действительно, уже стоило спать — как у самого младшего ученика, у него было больше всего руководителей. И больше всего несложных, но скучных заданий. — Разве ты не готовишь завтрак?..       — Привет, Дазай, — даже голосом он улыбался, и у Осаму от этого в горле тянуло. Как ни странно, ученик ответил без всякого смущения. Предположения о том, что здесь делает Ацуши — то есть, такой послушный правилам Ацуши, — возникали самые разные. — Да, готовлю, но у меня были… дела.       Что же за дела такие? Следить за одним из старших? Ацуши хоть и испытывает симпатию к оболочке Осаму, но вряд ли до такой степени.       — На самом деле, я удивлён, что ты оказался здесь, Дазай. Уже так поздно… Как у старшего, у тебя куда больше дел, — намекнул Накаджима, и Осаму пошёл на его голос, наконец заинтересовавшись, — Дазай?..       — У меня не было дел, я потерял счёт времени, только и всего. А что такого младший ученик делал у самого моего дома, да ещё под покровом ночи?       Осаму смог опознать силуэт Накаджимы на берегу, очертить взглядом немного промокшие одеяния, и сел неподалёку, примяв траву. Руки Ацуши касались воды, и, чем бы он ни занимался, это было связано с озером. Правда, какой смысл в сидении на берегу с мокрыми руками и сосредоточенным лицом, Дазай пока не понимал. А картина оказалась до того забавной, что он издал смешок.       Ацуши вскинул подбородок, но Осаму, прикрывая лицо и смеясь, этого не заметил.       — Ты весь день смешишь меня, Ацуши, зачем ты это делаешь? — при каждом своём появлении ученик вызывает смех. Приятное чувство.       — И ты туда же… — в словах Дазаю почудилась неведомая печаль. — Я стараюсь замедлить заболачивание озера при помощи духовных сил.       Осаму перестал смеяться, он недоуменно слегка взглянул на чужие руки и упрямое лицо. В груди Дазая поднялась волна грусти — от осознания того, насколько действия Ацуши безуспешны.       — Так Ацуши заметил, что скоро этому озеру не жить? Понятно, что ты так расстроился, — озеро с лотосами было одним из символов клана. Его исчезновение всех очень опечалит, особенно, если вспомнить, какое жаркое здесь лето. Каждый год. Под взглядом старшего ученика Ацуши убрал руки из воды и спрятал их в рукавах.       — Я и днём старался найти время сходить сюда, но…старшие дали мне задания, — если быть точнее, «старшие» посмеялись над тем, как Ацуши проводит время, не разобравшись в ситуации, и решили, что ему не помешает выполнить побольше дел… Накаджима головой помотал. — Дазай, если ты не собираешься спать, можешь помочь мне?       Удивительно, как, в понимании Ацуши, Дазай не относился к другим старшим. А вдруг сам обидится и навешает на Ацуши заданий глупых? Среди всех учеников Осаму обладал наибольшей властью, а ещё изредка бывал вредным. Чистый взгляд Накаджимы, освещённого луной, свёл на нет все «уроки» Осаму, и он кивнул, наклоняясь к озеру. Однако, не дал рукам Ацуши снова опуститься под воду.       — Духовная энергия здесь не поможет. Раз уж озеро может стать болотом из-за зарастания, то есть один вариант… — сказав это, Осаму закатал рукав (заметив, как Ацуши странно скользнул взглядом по его предплечью). В следующую секунду он дёрнул стебель лотоса, подрезав его слабым потоком духовной силы.       — Дазай! — Осаму еле увернулся, подивившись, как быстро Ацуши на него кинулся. Он, вообще-то, благочестивый мужчина!       — Не кричи так, всю округу перебудишь, — Осаму перебросил лотос из одной руки в другую, шагнул к Ацуши. Накаджима замирает забавно, стоит Дазаю коснуться. Не двигается, почти не дышит. Сощурив глаза, Осаму сказал ученику на ухо, — чистка озера от бо́льшей части лотосов поможет сохранить его, — казалось бы, тут Осаму и должен отстраниться, чтобы продолжить нормально. Он бы так и сделал, если бы смущение Ацуши не зажигало румянец удовольствия уже на лице Дазая. — Не стоит делать этого сейчас. Увидев оборванные лотосы, ученики тотчас вспомнят, что Накаджима Ацуши вернулся поздно. Наверняка кто-нибудь заметит… Так что сейчас иди спать. Завтра мы вместе с этим разберемся.       Отчетливо было слышно, как Ацуши сглотнул. Желание спасти озеро в нём было сильнее симпатии, и вопрос ученика прозвучал сдержанно. Дазай все никак не мог решить, какие эмоции это у него вызывает. И почему вызывает.       — Это единственный способ?       — Регулярно чистить озеро — самый надёжный способ. Это природа, и нужно уничтожить старое, чтобы было место для нового, — теперь точно пора было отстраниться. Ацуши уже стал взгляды странные на него кидать. На его губы.       Собственное волнение Осаму не брал в расчет. То, что Ацуши оказался сострадательным, неудивительно, но его решительности слишком много. А значит, в заклинательстве и собственном пути его ждут долгие годы осуждения. Может, стоило бы сказать, предупредить о том, как наказуема инициатива?.. Осаму, всё-таки, старший ученик, обретший бессмертие.       Нет. Для Ацуши он не авторитет. Осаму удалось убедиться в этом, когда в ночи неожиданно громко застрекотали цикады, а к телу приблизилось другое. Лёгким ветерком Ацуши коснулся щеки Осаму (руки холодные после озёрной воды), и, не увидев отторжения, приподнялся на носках. Ни одному ученику, преподавателю, мужчине Осаму бы и не позволил подойти так близко, никогда. А вот именно рядом с Ацуши, таким наивным и надоедливым, он не мог отстраниться. Губы юноши оказались горячими. Осмелев от счастья, Ацуши потянулся было за объятием, но Дазай покачал головой.       — Рано.       Даже не строго, смешливо. Руки Ацуши дрожали, как и искры в его глазах. Осаму бы тоже дрожал от непонимания, если б мог себе позволить. Вместо глупого «рано» должен был сказать «уйди».       — Спасибо, — голос Ацуши — рваный шепот, он на Осаму смотрит, как на идола.       — Разве я делал это ради благодарности? — вопреки собственным мыслям, Дазай сделал шаг, почти слыша, как сердце Ацуши заходится в панике.       — Нет, нет. Вы будете моим партнёром по самосовершенствованию, Дазай-сан? — слова Накаджимы сравнимы с просьбой выйти за него замуж. В полной растерянности Осаму смотрел на него. Ацуши настолько наивен? Ацуши хочет провести с ним вечность? Снова из горла вырывается смешок.       — Как много непотребств за одну ночь. Я и так оказался в твоей власти, не желая этого; Ацуши смутил мои чувства! — прикрыв лицо ладонью, Дазай хихикнул. И правда, рядом с Ацуши смех разбирает его слишком часто. — Теперь беги в комнаты, пока наставники не увидели, что младший нарушает распорядок, — и слова свои Дазай слышал как со стороны.       Ацуши не оправдал его ожидания — вместо того, чтобы уйти с разбитым сердцем, он… тоже смеялся. И совершенно искренне.       Его смех долго мешал Осаму уснуть, всё крутился и крутился в голове, такой нежный, дурашливый. Ацуши вновь понял его неправильно? Должно быть, так. Заклинатели из клана лотоса часто находят спутниц на тропе самосовершенствования, но Дазай не собирался следовать такой дорогой. Особенно таким образом. Ацуши Накаджима лишь поддался легкомысленным фантазиям и смог полюбить внешнюю оболочку мужчины. Как любить персонажа из книги — мило, но невзаимно, ни в каком из миров.       Утром Осаму отправился выполнять не самое приятное — говорить с главой клана. По всем правилам и церемониям, кланяясь, говоря учтиво и равнодушно почти.       — Учеников беспокоит, что озеро лотосов может зарасти и потерять приглядный вид. Позвольте сегодня организовать его чистку вместе с младшими, — Осаму не считал, что просьба выходила за рамки обычной уборки территории. И, неожиданно, столкнулся с недоумевающим взглядом.       — Где это видано, чтобы ученики срывали лотосы с позволения главы клана? Потом все эти цветы просто пойдут на выброс, нельзя так поступать с символом школы. Да и потом все будут рвать лотосы, когда им вздумается, если допустить такое послабление. Если с озером есть проблемы, реши их другим способом, вдруг оно превратится в болото? Будет не лучше…       Осаму приподнял брови, гадая, почему глава клана временами говорит такую бессмыслицу. Лишь сказать ученикам, что чистка воды от лотосов покажет им, как трудно сохранять прекрасное, как в природе должен существовать баланс… Но глава был человеком упрямым, и если ему что-то взбрело в голову, то не станет дальше слушать. Был и другой путь.       — А если, скажем, какой-нибудь нерадивый человек под покровом ночи оборвет цветы, будет пойман и наказан по всей строгости?       Глава кивнул. Допустимо. Опять же, Осаму вздохнул мысленно над такими странными сложностями.       Младшие ученики после завтрака собирались на поле для тренировок с учителем. Некоторые с удивлением смотрели на него — Дазай редко посещал общие тренировки. Он почти чувствовал вину, но раньше работал достаточно, чтобы сейчас бездельничать. Переговорив с учителем, Дазай увел Ацуши в сторону, что уже никого не удивило. Всё-таки, младшему привычны поручения.       — Глава клана сказал, что запрещает чистить озеро и вырывать священные цветы, — без предисловий сообщил Дазай, а искрящийся взгляд ученика померк. Осаму хмыкнул, продолжив, — Но он совершенно не против, если кто-то сделает это ночью, а потом примет наказание.       В глазах Накаджимы немой вопрос возник, но ученик решил не спрашивать. Он не настолько бесцеремонен, чтобы подвергать сомнению слова главы.       — Наказание… плетьми?.. — именно такой способ наказания использовался для укрепления дисциплины. Неужели Осаму услышал страх? Да уж, озеру лучше будет продержаться самому, никто не станет самовольно подвергать себя боли.       — Да, и скорее всего проступок будет оценён как тяжёлый. Десять ударов можно вытерпеть, но как насчёт ста? Не думаю, что это стоит того. Прости, Ацуши, — тем не менее, Дазай не потерял улыбки и почти мурчал, являя собой по-настоящему неприятное зрелище. Накаджима закусил губу и долго смотрел на него.       — Нет, всё в порядке. Я сделаю. И приму наказание, — улыбнувшись блаженно (только фанатики так ведут себя, не иначе), Ацуши поклонился Осаму.       Да так ли важно это озеро, чтобы ради него и глупости окружающих причинять себе боль? Осаму бы засмеялся в лицо тому, кто предложил бы подобное ему самому.       — Не стоит, — на лице непонимание не отразилось, но Дазай в смятении тёр кончик своего рукава. Накаджима воззрился на него вновь — наверное, невозможно привыкнуть к тому, как он смотрит. — Можно заплатить и найти человека, который сделал бы…       — Нет-нет, у меня совсем нет денег, не надо, — замахал Ацуши руками испуганно. — И другим ученикам тоже не надо предлагать! Это ведь моя идея, не нужно никого утруждать.       Дазай, брови подняв, улыбался, стараясь сложить «мозаику» Ацуши мысленно. Быть может, при всей своей скромности, Ацуши просто упрям. Недолго об этом думая, Осаму решил, как убедить адепта клана отказаться от подобной твёрдости. Если Ацуши поймёт, то сам себе будет куда меньше проблем приносить.       — Ацуши верит мне? Я не стану никого втягивать, а проблема будет решена к завтрашнему дню. Прошу тебя ничего не предпринимать. — улыбка так и не сходила с лица Дазая. Для отвода глаз он попросил Накаджиму принести ему тушь и кисти для каллиграфии во второй половине дня.       Судя по всему, младший о его затее догадывался и был не слишком доволен — как принес кисти, так и не уходил, тоже занимался выписыванием редких слов. Осаму чувствовал взгляды частые, но молчал, ничем не выдавая своих мыслей или планов.       — Ацуши, я красив для тебя? — кисть в руках лежала спокойно, но слово вышло кривоватым. Досадно. Ацуши ничего не ответил, и, когда Дазай поднял голову, тот вовсе сбежал.       Это снова заставило смеяться.       Лучше бы Ацуши ответил. Теперь Осаму точно от него ничего не услышит о внешности — после оборванных духовной энергией лотосов и публичного порицания Дазая, старшего ученика, Ацуши запомнит только, как покраснело его лицо, как в один синяк превратилась спина. Накаджима, как назло, отсмотрел всё наказание! Первую половину Осаму мог держать лицо, а еще на спину ему можно было без содрогания взглянуть. К концу всё чаще с губ Осаму срывался стон, адепт вздрагивал и дёргал плечами, пытаясь уйти от удара. Унизительно, но уже никакое унижение не способно занять его мысли надолго.       Дазай выдохнул — сотый удар.       — Глава, простите мою дерзость, но Дазай!.. — услышав, как Ацуши вмешивается, Осаму резко поднялся — его выступление не дошло до зрителя, ради которого затевалось. Наказанный смог наложить заклинание молчания, и, пока Накаджима вспомнил нейтрализующие чары, глава успел уйти.       Физические раны легко излечить. Только носить при себе нужное зелье и пользоваться им, тогда…       — Не уходи, я возьму что-нибудь у врача, и не двигайся! — убежал Ацуши. Даже слова рядом с ним сказать не успеешь. Осаму благородно позволил проводить себя до домика.       Проявляя чудеса аккуратности, ученик поливал зельем спину заклинателя. Почти не больно, настолько невесомыми были касания.       — Лучше бы я сам… — заметил Ацуши тихо и дерзко.       — Разве я не справился? Проблема решена. Ацуши, как самый младший по статусу, ещё долго оставался бы мишенью для насмешек. Обо мне все будут только гадать, зачем я так сделал… Ничего более.       — …Ты еще успевал волноваться за моё положение? — Осаму почти мог представить лицо Накаджимы. Его руки последний раз тронули зажившую спину. — Вот, уже не больно, — говорил Ацуши, пока Дазай не мог сдержать неловкий смех. Голос ученика (эй, кто тут неопытней?) стал строгим. — Никогда так не делай больше. Не решай… проблемы за меня.       — Ацуши-Ацуши, так я красив? — а Дазай дразнил, не хотел слушать, ведь Ацуши слишком наивен, чтобы такое просить. Одна проблема мало-мальская, и будет гнить в земле.       — Красив, словно водяная лилия, — на этот раз не сбежал Ацуши, ответил. Имеет смелость врать, видя перед собой голую спину с шероховатым от старых шрамов рельефом.       — Лотос? Скучное сравнение, терпеть не могу эти лотосы, они тут повсюду! — заявил Осаму голосом надоедливым, и Ацуши заставил его поднять голову. Макушка темная упиралась парню в пояс.       — Скорее, не лотос, а белая кувшинка. Они тут… тоже растут. Мне не очень нравятся лотосы, а белые кувшинки очень нравятся.       На это Дазаю ответить нечего. Он барабанит пальцами по коленям, пока Ацуши касается его лица — совсем не этично.       — Почему ты выбрал эту школу? Клан ивы куда больше тебе подходит, — справедливость там возведена в абсолют, вещи четко делятся на хорошие и плохие. Ацуши мог бы там быстро продвинуться, но он, в самом худшем положении, стоял тут и гладил Дазаю лицо.       — Мне там было неинтересно, ни в первое посещение, ни во второе. Думаешь, мне здесь не место, Дазай? Я хотел играть на цитре и изучить благородные стремления, заложенные в традициях клана. Они… откликаются в моем сердце. Но было ещё кое-что. Человек, которым я хотел быть. Дазай Осаму.       Осаму застыл и, вдруг, замотал головой. Никто никогда не должен так говорить, но Ацуши продолжал неумолимо.       — Дослушай. Тот я, год назад, хотел быть Дазаем. Но Дазай оказался совсем не таким, как я представлял.       Чтож, очевидно.       — Наверное, я никогда бы не смог хранить столько тайн и действовать настолько противоречиво. Ты прогонял меня, но сохранил все семена, что я принёс, уверен, что все. Почему ты их не съел? — …я не люблю семена лотоса.       — Ох, я догадывался, — Накаджима улыбнулся, плечами пожав. Ещё с таким невинным тоном! Осаму почти восхитился, но сбежать и пережить этот странный день хотел куда больше. — Но продолжал, потому что поведение было слишком странным. Всё ждал, когда ты скажешь, и тогда бы больше не беспокоил.       — …Но я хотел, чтобы ты беспокоил.       — Верно. Я бы никогда не смог стать тобой — цитра мне не даётся, благочестивое выражение лица тоже, мне не удаётся понять тонкие принципы клана. Но если Дазая всё это не смущает, то я хотел бы быть с тобой.       Ацуши ещё верит в искренность стремлений и прочее, что написано в правилах клана лотоса, но дело не в наивности, как думал Осаму. Его обвели вокруг пальца и обманули сердце, оказавшееся слабее тела.       Среди заклинателей Накаджима Ацуши, спустя много лет, станет великим. Каждому великому заклинателю, следующему своим путём, нужен кто-то, кто всегда будет на его стороне.       А щёки и взгляд Осаму уже сказали ответ за него. Ничего, повторит вслух.