Ряд №10 / Aisle 10 (13 глава)

      Я проснулся от подушки, прилипшей к моему лицу.       Подняв усталый взгляд из под тяжёлых век, я заметил тщательно подобранную коллекцию постеров к фильмам, висевших на стенах вокруг, увидел клетку с морской свинкой на столе, полуоткрытый, с опрятно сложенными вещами шкаф. Я был дома, в своей комнате, и это не показалось мне чем-то странным пока я не вспомнил, где я должен быть, где я был прошлой ночью.       И в правду, когда я сел и проморгался, моя комната и кровать пропали, сменившись длинной песчанной береговой линией. Это казалось таким реальным — ощущение песчинок меж моих пальцев, пока я их сжимал, запах солёного воздуха, крик чаек вдали — я бы никогда и не понял, что сплю. Будто я всегда был здесь, будто сейчас моё нахождение в этом месте имело смысл.       Я прошёлся взглядом по горизонту и взглянул вбок — рядом со мной был Твик. Мои конечности расслабленно раскинулись по сторонам, когда его ноги были поджаты к себе, обнимаемые руками; он одиноко уставивился в воду с опущенным на колени подбородком. — Твик, — мой голос доносился приглушённо, будто не из меня — издалека.       Он медленно повернулся, переведя на меня взгляд. На лице всё та же эмоция. Твик произнёс моё имя, по крайней мере, это можно было понять по его губам. На самом деле, он не проронил и слова. Ни единого. Его рот продолжал двигаться, но я совсем не слышал его голоса. Я попытался дотронуться до Твика, попытался коснуться своей рукой, но физика сна не давала этого сделать; неважно, насколько близко мы были, неважно, как сильно я тянулся к нему, он каким-то образом всегда оказывался за пределами моих пальцев.       Морская пена омывала мои ступни, окутывая их тёплой тропической водой, прежде чем вернуться обратно. Я смотрел на то, как она оказывалась ближе ко мне, выше, снова и снова, наблюдал, как она окатывала собою конечности Твика. Вскоре я с тревогой осознал, что каждый раз, когда волна отступала, блондин, казалось, понемногу исчезал вместе с ней. Это не нечто чарующее; это больше похоже на то, когда графика в игре не успевает прогрузиться, мир с трудом проявляет очертание, вокруг отсутствуют фрагменты, которые мозг автоматически пытается заполнить. Исключением являлось то, что это всё происходило наоборот, и полностью сформировавшийся парень медленно переставал существовать.       Его лицо ничего не выражало, будто он не знал, что происходит, и, более того, ожидал это, принимал. Я снова попробовал позвать его, стал тянуться к нему рукой. Бесполезно.       Он постепенно угасал, пока от него ничего не осталось, и всё, что я мог сделать, это наблюдать за этим.

***

      Ещё сильнее меня насторожило то, что я проснулся во второй раз, и увидел салон старой пыльной машины, в окна которой пробивались лучи рассвета. Это вполне типично для меня — чувствовать себя расстерянным и сбитым с толку, когда я просыпаюсь где угодно, но не в своей спальне. Правда, после такого сна, как этот, происходящее чувствовалось вдвойне паршиво.       Спустя несколько секунд осознания того, где я нахожусь, моя голова начала отдаваться болью, а руки и ноги неприятно тянуло от того, в каком положении я спал. Свой телефон я нащупал машинально. Просматривание социальных сетей было чем-то вроде моего ежедневного ритуала, словно это утренняя газета, и именно из-за этого я сейчас понял в достаточно унылой последовательности несколько вещей.       Во-первых, зарядка батареи находится на 67%. Это хреново. Я мысленно сделал заметку подзарядить телефон, когда это станет возможно, не обращая внимание на то, что логическая часть моего мозга ещё не вошла в работу и не напомнила мне о неосуществимости этого действия на время небольшой вылазки. Во-вторых, я ещё не получил сообщения наподобие "где ты, чёрт возьми", хотя списал это на то, что ещё слишком рано, чтобы начинать мои поиски, пока не заметил — ни из одного приложения я не получил уведомления. Это дало мне прийти к выводу, что мы далеко от пределов досягаемости сети, чтобы поймать сигнал.       Как твердолобый придурок, проспавший около трёх часов, я пытался обновить ленту социальных сетей примерно пять раз, прежде чем сдаться и все их закрыть. От безысходности я выключил телефон и, немного погодя, снова разблокировал его, просто чтобы проверить время. 8:16 утра. На самом деле, это не так уж и рано. Школа началась сорок пять минут назад. Я мысленно прошёлся по своему распорядку дня, чтобы попытаться найти моменты, в которые, наверное, можно почуять, что я пропал.       Моя семья определённо бы не заметила — я столько раз уходил в школу, ничего ни сказав никому из них, что сегодня они не должны были заметить чего-то особенного. Ничто не казалось им странным до тех пор, пока я не возвращался домой после работы.       Что насчёт моих друзей, то есть только два человека, кому правда не всё равно, что меня нет рядом: я думал солгать им и сказать, что съел что-то не то накануне вечером и меня немного мутит, из-за чего я не смогу пойти в школу. Но если это испытание меня чему-то и научило, так это тому, что, быть может, капелька доверия к тем немногим людям, которых я милостиво подпустил к себе так близко действительно принесла бы мне чертовски много хорошего. Так что, вместо этого, я отписался Токену и Клайду, перед тем как сбежать из дома прошлой ночью и упомянул, что есть некоторые дела, связанные с Твиком, и меня не будет весь день. Они оба спят как убитые и не прочли бы это сообщения до тех пор, пока не проснулись в школу, что означало отсутствие незамедлительных вопросов в мою сторону. Это было хорошее решение. Клайд бы понял. У нас с ним совсем недавно был разговор о пропавшем ключе от магазина, не так ли? Он смог бы придумать что-то, что можно сказать Токену. И если это будет слишком расплывчато, чтобы иметь хоть незначительный смысл, что ж, значит, в этом всём мы будем вариться втроём       Из этого вытекала проблема со школьной посещаемостью. Им совершенно точно не безразлично моё отсутсвие и, предполгаю, это пагубно... если бы я не отправил весточку Рэд, перед тем как оставить сообщение двум друзьям, с просьбой подкорректировать мою посещяемость в отчётах о присутствии в школе на следующее утро. Однако, в отличие от уже спящих Токена и Клайда, тогда она сразу же мне ответила "какого ХРЕНА ты пишешь мне прямо сейчас", и, потом, спустя пару пару минут, продолжила: "ты собираешься назвать мне вескую причину или ты правда думаешь что я просто сделаю это по доброте душевной". Я ей наплёл тоже самое, что Токену и Клайду; технически, мы с ней друзья, поэтому я предоставил ей аналогичные привилегии. Этого оказалось достаточно, так как она ответила: "в первый и последний раз", и, немного спустя, добавила: "повеселись там, любовничек".       Я сделал вид, что не заметил последнее сообщение.       В общем, думаю, я нормально подготовился. Мне надоедало со всем этим возиться, и раздражало, что приходилось об этом волноваться на следующий день. Именно поэтому я больше не горю желанием заниматься подобной хуйней. Ну типо. Врать. Вляпываться в неприятности. Убегать из дома. Не из-за морали, чувства вины или чего-то такого, а скорее потому, что на эту грёбаную тягомотину уходит слишком много сил. Когда ты ребёнок, это выглядит круто, но сейчас меня едва хватает на то, чтобы разгребать действительно важные вещи в жизни, не говоря уже об этой ерунде. Я и не представляю, как Твик мог так легко на это всё решиться, если, буквально, каждая мелочь может вывести его из себя. И, либо, он умудрился обрести иммунитет к этому, либо же загнал себя настолько глубоко, что больше ничего не оставалось, кроме как падать ещё глубже. Твик. Спустя время я понял, что того, о ком я думал, нигде не было видно. Он отсутствовал в месте, где я его в последний раз наблюдал, и, на долю секунды, я вспоминаю, как совсем недавно он кинул меня одного в кабинке туалета во время соревнований Стэна Марша по лёгкой атлетике. Мы ушли достаточно далеко от таких отношений, из-за чего было трудно поверить в то, что он выкинет нечто подобное вновь, но, что ж, если он захотел уйти от меня, то дождаться, пока я намертво вырублюсь в машине было хорошей возможностью для этого.       И именно тогда я поднял взгляд, увидев с открытого люка на крыше пару свисающих ног. На них были уж слишком знакомые пыльные коричневые ботинки с изношенной подошвой и потёртой кожей, шнурки на них завязаны неправильно и болтались — после всего увиденного не оставалось сомнений, кто их владелец.       Я не хотел напугать его своим неожиданным появлением, поэтому намеренно качнул машину, пока усаживался в кресле, чересчур громко зевнул и, потянувшись, постучал костяшками по подошве его обуви. Раскачивающаяся нога блондина дрогнула из-за моего прикосновения, поэтому я снова потянул руку и мягко ухватился за заднюю часть его икры. Он заметно подпрыгнул и попытался пнуть меня. Я улыбнулся.       Когда Твик не предпринял попыток спуститься обратно в салон машины, я решил проскользнуть к нему, и, осторожно поднявшись с сиденья, опёрся одной ногой в кресло, а второй в переднюю панель, балансируя, чтобы встать. Когда моя голова протиснулась в люк, я обнаружил Твика, который, опираясь на свои руки, откинулся назад и выжидающе смотрел на меня.       У меня не было другого выбора, чтобы комфортно встать, кроме как прислониться к краю люка, где, в данный момент, сидел Твик. Или был. Возможно, если бы я правда не хотел быть близко, я бы выкрутился, но встреча с блондином пробудила во мне необъяснимое желание оставить между нами как можно меньше расстояния. Поэтому, естественно, я легко уместился прямо между его ног, будто мне там самое место. Я следил за тем, как грудь Твика вздымается под небольшим вдохом, но при этом, он меня не отталкивает. Я положил свои скрещённые руки ему на колени и уставился на него с кривой ухмылкой. — Хей. — Привет, — ответил он. — А тут прохладно, — протянул я, — Определённо, в машине гораздо теплее. Ну, знаешь. Рядом со мной.       Твик закатил глаза, что было вполне заслужено. Мой флирт очень неловкий, но я находился на той стадии отношений, когда присутствие блондина в поле моего зрения означало, что я не способен мыслить здраво. — Мне нравится наблюдать за тем, как встаёт солнце, — проговорил он, слегка наклонившись вперед, — А еще я не смог уснуть. — Тоже мне, новость. — То есть ты был бы не против терпеть то, как я ворочаюсь, до смерти зажатый в твоих объятиях? — М-м, могу я напомнить тебе, что ты оказался "до смерти зажатый" потому, что сам попросил? Или ты действительно хочешь обниматься с моим холодным телом? — Ну и вот! Ты получаешь теплые и уютные три часа сна, а я хочу наслаждаться утренним солнцем, — он махнул рукой, — Не переживай за меня.       Это была немного неразумная просьба. Как я могу не переживать за него? Имею в виду, да, он не кажется вымотаным, или, по крайней мере, не больше, чем обычно. Но, в принципе, выглядел Твик не так плохо, как чувствовал себя я — что, кстати, было отвратно — так как спал он значительно меньше меня. Скорее всего, это и было причиной моего беспокойства за него. Да и не только сейчас — в общем. Ни для кого не должно быть нормой жить вот так, с каким-то странным представлением о собственном здоровье, что после, в лучшем случае, часового сна на заднем сидении машины абсолютно нет причин для волнения. Это неправильно. Еще хуже то, что Твик правда считает моё беспокойство за него незаслуженным. Словно он этого не заслужил.       Спустя минуту затянувшегося, погруженного в раздумья молчания, я тихонько согнулся, опустил подбородок на свои сложенные руки и просто... смотрел на него.       У меня никогда не выдавалось возможности по-настоящему рассмотреть блондина, точно не так. Я наблюдал со стороны, разглядывал, украдкой бросал короткие застенчивые взгляды — мимолётные, украденные и находящиеся в тени моего смущения. Но сейчас всё происходило настолько раскованно, как никогда я себе не позволял. Всё потому, что я нравился ему, а он нравился мне, и мы оба это знали. Искреннее восхищение, подобное этому, больше не казалось мне чем-то, что мне нужно было скрывать.       И теперь, когда я смотрел, действительно смотрел не так, как раньше, я задался вопросом — он всегда был таким чертовски милым?       Наблюдая за ним сейчас, я вижу, как золотой луч утреннего солнца опустился на его раскрасневшиеся щеки; лохматые кремово-жёлтые завитки локонов обрамляли мягкие линии его лица; длинные ресницы, тёмно-зелёные глаза и эти розовые губы, в которые с каждой секундой я влюбляюсь больше и больше — всё это вместе взятое находится в этом парне, которого я уже так глупо любил, хотя раньше считал, что не способен на это — чёрт, этого вполне достаточно, чтобы сразить меня наповал. И как я раньше этого не замечал? Видел ли это кто-нибудь ещё? Я не знаю, может... может, люди не становятся настолько прекрасными, пока ты не увязнешь в любви к ним слишком сильно.       При этом всём у меня возник вопрос: перестанет ли мое сердце так колотиться каждый раз, когда я смотрю него, ведь, э-э, это может быть проблемой для, типо, основных человеческих функций.       Чем дольше я им любовался, тем сильнее Твик нервно ёрзал, уже давно отведя свой взгляд от меня. Его пальцы нащупали край куртки и начали тянуть его. — Что? — резко спросил он, когда происходящее затянулось.       Ты потрясающий — хотел я произнести. Или сказать — каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что я смотрю на чёртово солнце. Либо же пропеть какую-нибудь многословную поэтическую литанию о том, насколько сильно я очарован его лицом. Однако у меня было предчувствие, что ему, возможно, не очень понравится такое необычное проявление привязанности — это может его смутить. Да даже если бы это было не так, не знаю, смог бы я выдавить это всё без потери сознания. Я захожусь ранее незнакомым мне сопереживанием в сторону каждого писателя, которого одолевало упорное желание писать сонеты о любимых вещах, но с дополнительным бонусом в виде самосознания, достигающего степень смущения. Честность была для меня таким же неосознанным процессом, как дыхание, но любой романтический жест с моей стороны был случайным — от одной мысли о том, что все эти слова могут без моего ведома вылететь из рта, хотелось пробежать кругов десять по кварталам города.       И всё же — мои чувства не могли утихнуть. Они гудели под моей кожей и их нужно было как-то выпустить, как-то показать. Поэтому я остановился на том, с чем мог справиться, не сгорая в смущающей атмосфере после этого. — Мне нравится смотреть на тебя.       Просто и честно.       И все же, даже после этих обыкновенных слов, лицо Твика стало красным примерно на пятнадцать оттенков, прежде чем руки бросились прятать его, а между пальцами прозвучал измученный писк моего имени.       Что я и думал. А вот если бы я сморозил что-то из той хуйни, которую хотел сказать на самом деле? Господи. Если бы я, всё же, и произнес те слова, то сделал бы себе хуже: наблюдение за тем, как Твик неистово смущается под натиском моей любви, привело бы меня через чертов край. — Эй, не прячь, — сказал я с мягкой улыбкой, осторожно потянув за рукава его куртки, — Дай мне взглянуть на тебя. — Ты такой– !       Наконец, Твик убрал ладони от лица. Его глаза были блестящими и красными, словно он в какой-то момент прослезился, его ресницы подрагивали. Я мог почувствовать, как ноги блондина слегка дёргались от волнения. Блондин предпринял несколько неудачных попыток, чтобы упрекнуть меня, но с его губ доносились лишь звуки и обрывчатые мысли. Совокупность всего этого потрясающего действа была подобна залпу стрел в моё сердце, не иначе. — Ты такой прямолинейный и простой, что подобные слова неумышленно выходят у тебя настолько очаровательно, насколько бесят меня, понимаешь? — обвиняюще, протянул он. — Это могло быть в разы хуже, поверь мне, — я постучал себя по виску, — Ты не захочешь знать, что происходит тут, в башке, когда я думаю о тебе. — Уф, — он протёр глаза рукой. Я заметил, как улыбка почти настигла его губ, пока он отчаянно пытался её сдержать, — И как ты стал таким. — Всё потому что я знаю, как ты влюблён в меня. Это даёт мне силы. — Так неловко.       Его слова сопровождались смехом, улыбка стала искренней и была направлена прямо на меня. Вот он я, еле балансирующий на кресле салона автомобиля, а половина моего чёртова тела торчит из люка. Я, как полный идиот, стою между ног самого красивого, блять, парня, которого я когда-либо видел, из-за которого я был так по-тупому слаб и ради которого я был готов пройти заново через всё, что сделал, просто чтобы снова пережить этот момент, чтобы здесь были только он и я. И.. он улыбается мне? Вот так?       Я не смог удержаться. — Поцелуешь меня? — истошно взвыл я, будто отчаянно прилагал на это усилия, — Я чертовски этого хочу.       К счастью, он не стал возмущаться, лишь насмешливо фыркнул и причудливо растянул свою улыбку. Возможно, открытое демонстрирование привязанности с моей стороны уже растопило сердце Твика; возможно, моё лицо было слишком расстроенным и он решил пожалеть меня; возможно он хотел этого так же сильно, как и я. Что бы это ни было, он не терял времени в осуществлении моей просьбы. Наклонившись вперед, блондин нашёл пальцами мое лицо, обхватывая челюсть и подводя меня ближе к себе. Ухватившись за его бёдра, чтобы приподняться, я упёрся пальцами ног в переднюю панель автомобиля, где мое равновесие становилось всё более шатким, и встретил его на полпути, мигом сомкнув наши губы, словно они два разнополюсных мангита. Это было мягко и сладко, интенсивно и жгуче. Это было хорошо. Это и должно было быть хорошо.       Я продолжал действовать до тех пор, пока он позволял. Спустя мгновение, Твик прерывает поцелуй, замирая в волоске от меня; его дыхание было прерывающимся и дрожащим. Я не хотел открывать глаза, греясь в тепле этого минутного очага счастья, где не существовало остального мира и прочего дерьма, с которым мне приходится иметь дело. — Мы можем целоваться до окончания дня, — сказал я совершенно серьёзно. — Ох, Боже, — он засмеялся и отпрянул от меня, — Целовать тебя было ошибкой. — Да-а, ты действительно облажался.       После этих слов Твик замолчал, и, когда я наконец открыл глаза, перед моим взором открылось то, как блондин изучает меня со слабой улыбкой, а его лицо выражает отречённость и тоску. Он снова поднёс руку к моей щеке и провёл большим пальцем по уголку губ. — Ты знаешь, что мы не можем делать это вечно, — тихо пробормотал он, — Мы и так потеряли слишком много времени. — Нельзя винить человека за то, что он пытается. — Угу-м, — он снова поцеловал меня, после чего пошевелил ногами, показывая тем самым, чтоб я подвинулся. Я неохотно отступил чуть назад, пока блондин, убрав ноги из люка, соскользнул с крыши и спрыгнул на землю.       Собираться было нетрудно: Твик закинул одеяла и подушки обратно в багажник машины, прежде чем забрать рюкзаки. Мы окинули взглядом автомобиль в последний раз, Твик даже благодарно провёл ладонью по его боковине. Затем он многозначительно оглянулся на меня и протянул ту же руку.       Солнце находилось высоко в небе, освещая горный склон своим ярким светом. Я подумал обо всех людях, которых мы знали в Саус Парке, о том, что они сейчас делают, где находятся; о наших родителях, одноклассниках, о самом городе, медленно оживающем и постепенно наполняемом суетливой рутиной, ни о чем не волнуясь. Мир не спал и вращался, с нами или без нас. Если мы и начали двигаться, то только сейчас.       Я переплёл наши пальцы и позволил ему вести меня за собой.

***

      Было легко определить, когда мы, наконец, оказались в пределах сигнала сотовой связи, потому что мой телефон вдруг начал неистово вибрировать в отчётливой прерывистой манере, что означало одновременное поступление нескольких текстовых сообщений.       К этому моменту мы уже около часа ехали на автобусе в Денвер. Большинство людей из нашего города обычно ездили на этом рейсе, если визит было всего на одни сутки и они не планировали ехать на машине. Это был тот же самый автобус, на котором мы возвращались домой из океанариума на выпускном вечере. Обычно он делал пару остановок в центре города, и только потом разворачивался обратно в Саус Парк. Согласно той немногой информации из плана Твика, что мне была известна, мы должны будем сойти на одной из тех самых стоянок, пересадиться на другой автобус, доехать на нём до станции "Денвер Грейхаунд" и всё... прощай, Колорадо.       Твик хотел бодрстовать во время всей поездки, даже попытался сделать вид, что чем-то занят, перепроверяя маршруты и расписание второго автобуса, на который нам предстоит пересесть по прибытии в центр. Всё это было предварительно скачано на телефон блондина, как у чрезмерно подготовленного ко всему параноика. Поскольку поездки в транспорте были слабой стороной Твика, я не сразу заметил, как его голова болталась рядом со мной. Когда подбородок блондина несколько раз коснулся его груди, мне, всё же, пришлось вмешаться и забрать из ослабевшей хватки телефон, который чуть ли не падал, и настоять на том, чтобы Твик вздремнул до конца пути. К счастью, он не стал особо протестовать на этот счёт и уже через несколько секунд тихонько посапывал на моем плече.       Мой телефон — да, тот самый, что в данный момент разрывался от уведомлений — оказался засунутым в правый боковой карман моих брюк, как раз в том месте, к которому прислонился Твик. Мне пришлось с особой осторожностью выуживать его, стараясь не побеспокоить сон блондина, прямо как в игре "Операция" с низкими ставками. Я настолько волновался за недосып Твика, что стал бросать косые взгляды на людей позади нас, когда их голоса становились хоть на немного выше нормы; я бы буквально выбросился из блядского автобуса, если бы был тем, кто мешал блондину спать.       Взяв телефон в руки, я начал листать личку, обнаружив, что после такого количества вибраций я получил около пятнадцати сообщений. Обычно я не обращаю на это внимание, так что я был на мгновение удивлён, пока не проследил за ними небольшой круг людей, которым я все ещё нужен.       Два были от мамы: одно — пожелание мне хорошего дня в школе, другое — чтобы я принёс домой мешок муки с работы. Ещё одно было от Рэд: она оповестила, что выполнила мою просьбу и заодно внесла в список посещяемости Твика, хотя мне самому не хватило мозгов подумать об этом. Больше всего меня удивили сообщения от Кенни: пень! вижу ты не появился сегодня в школе! твои ребята сообщили мне что ты прогулял интересно это както связано с нашим вчерашним разговором? хмммммм?¿?¿? немног обидно что ты не позвал меня с собой :'( после всей той моей доброты и совета :'( неужели это все на что я гожусь, бессердечная ты задница шучу. я знаю что ты хотел провести время со своим любимым мальчиком! не боись! береги себя!       То, как Кенни подметил всё происходящее, это... признаться, мило, ведь он проявил столько заботы по отношению ко мне, не говоря уже о том, что решил даже написать и проверить, что со мной.       Потом я прочитал последнее сообщение. просто чтоб ты знал я хочу быть в курсе всех подробностей, когда мы с тобой снова пойдем на свиданку в прачечную ок? рано или поздно но ты обязан будешь постирать свою одежду сученыш. спасибо и пожалуйста :)       Назойливый кусок говна.       И Клайд, и Токен, которым я написал в групповом чате, прислали озадаченные ответы примерно через три часа после отправки моих сообщений. Затем, несколько минут спустя, оба ответили чуть более положительными высказываниями, суть которых сводилась к "мы не знаем, о чём ты говоришь, но мы доверяем тебе, удачи".       Я заметил, что они также отправили пару сообщений совсем недавно, примерно за полчаса до того, как я, наконец, проверил свой телефон.       Токен написал: Как оно, чел?       К нему присоединился Клайд: даа. ты там как, жив вообще?       Я колебался, перед тем, как написать ответ. Я не был уверен, насколько эта поездка должна была оставаться неизвестной для других. Какая-то часть меня рассуждала, что если я не отвечу конкретно, это может привести к раздуванию проблемы. Токен и Клайд могут связаться с моими родителями, чтобы узнать, что со мной, и, если инцидент в Перу послужил им уроком, Томас и Лора перевернут весь город вверх дном в поисках меня. Последнее, что мне сейчас было нужно, это заявление о пропаже, поданное на меня только потому, что мои друзья слишком сильно обо мне заботятся.       С другой стороны зная Твика, он, вероятно, вышел бы из себя, если бы я выдал наш план и местоположение, или, по крайней мере, дал возможность отследить наши телефоны — все эти опасения, безусловно, обоснованы, если мы хотим тщательно скрыть наши следы. Сотовый, который я у него забрал, вероятно, даже не был его настоящим телефоном. Огромная коллекция мобильников блондина хранилась в ящике в его комнате, так что я не исключаю, что он прихватил с собой телефон-раскладушку.       Однако скрытно сбегать из города — не моя сильная сторона, поэтому, естественно, я размышлял об этом около полусекунды, прежде чем решил, что к чёрту, и набрал ответ на своем старом добром обычном мобильном телефоне с возможностью отслеживания. да, тупицы, со мной все хорошо       Я даже прикрепил к сообщению селфи для пущей убедительности: на нём я незаинтересовано смотрю в камеру, мой язык чуть высовывается изо рта, а другая рука показывает самый безучастный знак мира.       Буквально через несколько секунд, будто они оба следили за своими телефонами в ожидании ответа, одновременно появляются два сообщения.       Как всегда наблюдательный Токен спросил: Ты в автобусе? Куда едешь?       ...в то время, как Клайд прислал в ответ около четырехсот плачущих эмодзи и: КРЭЙГ Я СКУЧАЮ ВОЗВРАЩАЙСЯ Он действительно плачет. В реальной жизни, добавил Токен, о чем я мог бы догадаться и без его слов.       И всё же — это, на удивление, странная реакция для одного дня моего отсутствия, который едва ли завершился. Я просидел дома один больным больше времени, чем сейчас оставил их. Боже, этот парень такой прилипчивый. клайд, — ответил я на сообщение, — я не умер. мы виделись два дня назад. ЭТО БЫЛО ДАВНО и ты избегал меня всю неделю! так что прошла практически вечность! Когда-нибудь Крэйг поступит в колледж или женится и ты не будешь видеть его каждый день. Как ты, блять, собираешься жить? — вставил своё Токен, и я практически видел его ухмылку в этом сообщении. ЭТОГО НИКОГДА НЕ ПРОИЗОЙДЕТ. я буду жить в его гостевой спальне придурок Ни в коем случае. КРЭЙГ       Это сообщение сопровождалось тремя плачущими эмодзи и, мною насчитанными, двенадцатью разбитыми сердцами.       Я фыркнул, из-за того, что представил эту противную комбинацию из фальшивого надувания и предательского крика, которую слишком хорошо знал. Клайд был так предсказуем. И я мог представить Токена, утешающего его похлопыванием по плечу и обменивающегося со мной усталым взглядом, пока Клайд этого не видит. При мысли об этом у меня внезапно заболело в груди. Я не хотел принимать это чувство, потому что буквально только что отчитал за него Клайда, но, я имею в виду... Было немного херово не видеть вживую то, к чему так привык. не волнуйтесь за меня окей? мы просто разбираемся с некоторыми вещами. ничего особенного.       Их беспокойство было развеяно, и я надеялся, что на этом разговор окончен. Я уже заблокировал телефон и положил его на колени, как он тут же зажужжал снова, высветив ещё одно сообщение от Токена. Когда мы сможем увидеться снова?       Клайд тут же начал вторить ему, стал рассказывать о планах на будущее, о фильмах, которые нам ещё предстоит посмотреть, о том, что мы должны заказать на вынос, о том, как нам надо наверстать упущенное, словно мы были в разлуке много лет или типо того. Честно говоря, всё это звучало довольно хорошо, но вот что меня волновало, так это то, как именно ответить на вопрос Токена.       Конечно, я уже знал, что хотел сказать. Это пришло мне в голову сразу же, я почти набрал и отправил это, как только прочитал сообщение Токена. Вот только, когда мой большой палец навис над сенсорным экраном, я замер, взглянув на Твика, чтобы удостовериться, что тот спит. Если не считать небольшого сопения, когда он прижимался ко мне, то он был в полной отключке. И всё же, некая вина накатывала на меня, хотя я и знал, что он не видит моих действий. Прежде чем это чувство не овладело мной полностью, и я не успел передумать, я быстро отправил: я вернусь в школу к завтрашнему дню, клянусь.       Я был уверен в том, что смогу выполнить это обещание. Всю ночь я представлял, как славно будет спать в своей кровати на следующий день, даже не рассматривая никаких альтернатив. Однако, как бы я не был в этом убеждён, мне всё ещё предстояло решить самую сложную задачу: как уговорить Твика так, чтобы он не рассердился на меня. Определённо, я не всегда мог всё сделать правильно, судя по моему послужному списку. Он ненавидел, когда ему говорили, что делать; он уже был человеком с проблемами доверия. Последнее, что Твик должен был слышать, так это чтобы кто-то сказал ему, что план, который он придумал и который, казалось бы, должен был решить все его проблемы — плохая идея, не говоря уже о мне, человеке, которому он только-только начал доверять и раскрываться.       Это была уязвимая ситуация. Я должен быть осторожен. Одно неверное движение, и я могу потерять его       ...и это очень странно, учитывая, сколько, обычно, усилий я прилагаю в подобных ситуациях. Потому что кого это волнует, верно? Если бы я действительно просто хотел вернуться домой, я бы не зашёл так далеко; если бы это были лишь мои сомнения, я бы мог подождать следующей остановки и выйти из автобуса, возвращаясь обратно пешком. Это был бы не первый раз, когда я вот так давал заднюю, не заботясь ни о ком другом.       Нет, я не только боролся со своим обычным инстинктивным желанием бежать куда подальше от проблемы, я ещё и ломал голову в поисках её решения, чтобы хоть раз в своей блядской жизни сделать кого-то, кроме себя, счастливым. Единственное, для чего я вообще здесь оказался? Как я смог уйти настолько далеко? Это противоречило всему, что делало меня мной. Вот насколько мне было плохо с этим парнем, и вот почему я должен был сделать так, чтобы поездка состоялась.       Эта небольшая вылазка была не просто спасательной операцией. Я не просто хотел вернуть Твика домой. О, нет, это было бы слишком поверхностно. От чего бы он ни убегал, к какой бы великой жизни ни стремился, я хотел знать. Я хотел помочь. Я хотел быть рядом с ним. Что ещё важнее, то я хотел, чтобы он знал, что у него есть кто-то, готовый пойти на такое ради него. Твою мать, я думал, что нахожусь в безопастности от мира за своими ментальными стенами, но они были крайне ничтожны по сравнению с твиковской оградой. Если я собирался продвинуться вперёд, мне нужно было найти способ прорваться через железную крепость высотой в десять футов, которую он воздвиг вокруг себя.       К сожалению, я ещё не знал, как это выполнить. Поэтому мне пришлось сделать следующее — понять, как тянуть время.       Я уже давно прекратил разговор с друзьями, а телефон незаметно вернулся в карман. За то время, пока я сидел там, пересмотрев свои сообщения и ответы, затем пытаясь понять, какого хрена мне делать дальше, наш автобус уже достиг Денвера, притормозив на первой из трёх остановок в центре города. Наша была следующей. Резкого торможения оказалось достаточно, чтобы разбудить Твика. Я почувствовал, как он зашевелился рядом со мной; прижался щекой к моему плечу, как кошка, а затем сел, зевнул и потянулся. — О, ожил, — сказал я, протягивая руку, чтобы обхватить его за плечи. Мои слова, кажется, дошли до него с задержкой в полминуты, когда он медленно моргнул и встрепнулся, словно человек, вышедший из комы. — На сколько я отрубился? — хрипло буркнул он, потирая глаза. — На семьсот лет. Все путешествуют на летающих машинах и живут в облаках, как Джетсоны, а мы остались здесь. — Не говори так, — пробубнил он, толкая меня локтём, — У меня действительно есть беспричинный страх, что однажды я проснусь, а вся человеческая раса востержествует или улетит с планеты на Марс, когда я останусь на Земле. — Если тебе от этого станет легче, то в случае победы над человечеством, я абсолютно точно буду здесь. — О, круто, я застряну с тобой на всю оставшуюся вечность. — Воу, спасибо, ты заставил меня почувствовать себя супер ценным, — я убрал руку с его спины в притворной обиде за эти слова, пока он не потянулся, чтобы больно сжать мои щёки между большим и указательным пальцами, и, притянув ближе, поцеловать мои надутые губы. Он стал мгновенно прощён.       Мы высадились примерно через пятнадцать минут, когда доехали до нашей остановки. По словам Твика, который сразу же начал изучать расписание маршрутов, вывешенное неподалеку, автобус, на который мы должны будем сесть, прибудет только через двадцать минут.       Эти двадцать минут были отличным шансом. Когда мы сядем в следующий автобус, больше не будет возможности остановить продолжение пути.       После одного бешеного перелопачивания всех мыслей, меня вдруг осенила идея. Может быть глупая, но, всё же, большинство моих идей были довольно глупыми, так почему эта должна отличаться. Прежде чем я успел всё обдумать и позволить собственному смущению захлестнуть меня, я сделал шаг к Твику, который был слишком увелечён разглядыванием расписания транспорта. Осторожно взяв за плечи, я подвёл его к скамейке на автобусной остановке и сделал жест рукой. — Присядь. Он на мгновение уставился на скамью, а затем посмотрел на меня, нахмурившись. — Не, спасибо...? — Пожалуйста, — я протянул руку, чтобы похлопать по лавке, как будто это сделает её более привлекательной, — Вот сюда. — Зачем? — его голос стал немного пронзительным в той пре-истерической манере, в которой он любил всё подвергать сомнению. — Можешь сделать мне одолжение, буквально на пять секунд?       Я наблюдал, как он наморщил нос, обдумывая мою просьбу — отвлекающе милое выражение лица, должен заметить, — а затем он, смирившись, закатил глаза и опустился на скамейку, скрестив руки и всё в этом роде.       Он бросил на меня взгляд, как бы говоря: "И что теперь?", на что я поднял указательный палец и, затем, повернулся, отойдя на несколько футов. Потом я остановился и оглянулся, чтобы быть уверенным, что Твик следит за моими действиями. Я указал на блондина, будто сейчас являюсь им, и затем изобразил, как интенсивно нажимаю на свой телефон. В этот момент лицо Твика жутко напоминало то же выражение, которым я отвечал Клайду на его выходки в течение почти 99% наших отношений, и мне пришлось активно не позволять этой эмоции влиять на меня, пока я не почувствовал себя чрезмерным кретином и не сдался. Я агрессивно крутил пальцем в воздухе, пока блондин не понял, к чему я клоню. Твик вздохнул и смягчился, снова переведя взгляд на телефон в своей руке.       Удовлетворённый, я подождал несколько секунд, перевёл дыхание и сделал уверенное лицо, возвращаясь обратно. Дойдя до скамейки, я плавно опустился на неё, усаживаясь под углом к блондину, свесив локоть её за спинкой. Твик наблюдал за мной краем глаза, не зная, какой ещё глупости можно ожидать от меня в этот момент. — Привет, — начал я, — Обычно таким не занимаюсь, но я заметил вас на противоположной стороне дороги и вы показались мне очень милым.       Это было будто я, блин, дал ему пощёчину. Твик вскинул голову, чтобы посмотреть на меня, и я увидел, как его глаза стали размером с блюдца, а все лицо окрасилось в ярко-красный цвет. Всё ясно. Я не был хорош в флирте нарочно. Мои подкаты — это всё равно, что ожидать, если тостер вдруг начнёт сочинять оперы или что-то в этом духе. Я не был создан для этого. Мне пришлось залезть в недры своего сознания, чтобы выудить оттуда все бесстыдные заигрывания Кенни со мной, все разговоры, которые я наблюдал между Клайдом и девушкой, и воиспроизвести их самому. Моему голосу не хватало дерзкой приторности, которая сделала бы заигрывание более правдоподобным — я родился с этим монотоном и умру с ним — но, знаете ли, никогда не претендовал на звание великого актёра. — Это прозвучит немного нахально, — продолжил я, возможно, зря, — Но вы никуда не торопитесь? — для дополнительного эффекта я использовал приём, который Кенни уже однажды применил на мне: я подставил палец под подбородок Твика, слегка наклонив его лицо в мою сторону, — Я бы с удовольствием пригласил вас на обед.       Чем дольше мы смотрели друг другу в глаза, тем больше он ёрзал, ища на моём лице хоть какие-то ответы на эту бредовую ситуацию. Может быть, он видел, как сильно я пытался подавить любые следы своей природной неловкости, видел миллион трещин в моем самообладании, потому что через мгновение в его глазах что-то щёлкнуло и... он тут же расслабился. — Это должно быть обворожительно или типо того? — спросил он, выгнув бровь. — Не знаю, — сказал я, наклоняясь ближе, — вам это что-нибудь даёт?       Для того, как быстро всё шло наперекосяк, моя стойкость была весьма похвальной. Тем не менее, последняя фраза вызвала гримасу у Твика и его руку на моём лице, оттолкивающую меня на дюйм. Очевидно, ему надоело шутить со мной. — Что сейчас происходит? — спросил он серьёзным тоном, требуя столь же серьёзного ответа. — Слушай, — сказал я, быстро прогоняя из головы всю ту херню, которую я только что изобразил. Что бы ни было между нами... Я не хотел говорить, что мы встречаемся или называть происходящее отношениями, потому что Твик этого ещё не объявил, и я не хотел быть первым, кто это сделает, — Потребовалось пройти через многое, чтобы добраться досюда. Я никогда не приглашал тебя на свидание должным образом, как нормальный человек. Что ж, теперь я могу это предложить. — И ты решил сделать это так? — Всё остальное, что мы делали, не было традиционно романтичным. Ты уж извини меня за то, что я хотел хоть раз попробовать выставить себя обыкновенным человеком, а не грёбаным инопланетянином. — Крэйг, — он вздохнул, и это заставило меня забеспокоиться, что я только что выставил себя полным кретином ни за что, — У нас нет на это времени... — Есть автобусы, которые едут позже, чел, не ломайся, — быстро начал настаивать я, — Разве не было бы здорово провести, типа, обычный день? Только мы вдвоём? Где мы не будем вертеться вокруг наших чувств друг к другу и сможем просто быть вместе?       Когда Твик мигом не ответил каким-нибудь едким замечанием, я понял, что он действительно обдумывает мои слова. Он снова уставился на меня испытывающим взглядом, задумчиво поджав губы. После минутного раздумья он, наконец, фыркнул, запрокинув голову, чтобы посмотреть на небо. — Ты такой дурак, — сказал он со смешком, — Ты действительно воссоздал всё это взаимодействие, как будто это была милая встреча в каком-нибудь банальном ромкоме Мэг Райан. — Если бы это был ромком с Мэг Райан, ты бы счёл флирт отвратительным, и мы бы ненавидели друг друга около часа, прежде чем сюжет двинется дальше. — Да-а, что ж... это точь-в-точь как в ромкоме Мэг Райан. — Ну ладно, слушай сюда, ты, маленький засранец, — сказал я, улыбаясь, когда он захихикал, — Да, я действительно сделал это, но лишь потому, что смирился с тем, как моя жизнь всегда идёт не так, как я этого хочу. Позволь притвориться, что у меня есть хотя бы одна вещь, которую я, вроде как, контролирую.       Твик хмыкнул, повернувшись ко мне лицом, отражая моё положение на скамейке. Он задумчиво провёл пальцем по нижней губе, изучая моё лицо, пока его улыбка постепенно росла. — Ну, — сказал он наконец, — Думаю, любой человек с такой гордостью, как у тебя, прямо сейчас выставивший себя на посмешище, стоит того, чтобы я уделил ему немного времени. — О, да! — И знаешь что? — продолжил он, лукаво ухмыляясь, — К твоему счастью, неловкие, эмоционально отстранённые киноманы как раз относятся к моему типу парней. — А мне еще отец доказывал, что страсть к фильмам никак мне не поможет в жизни, — я уверенно сжал кулак. — Хорошо, незнакомец. Рад нашей встрече. Я не против пообедать вместе с вами, — он громко рассмеялся. — Ох, — я схватился за одежду в районе груди, прямо над сердцем, — Эта улыбка, чувак. В следующий раз хоть предупреждай. — Ой, завались, — он слегка толкнул меня, — Так куда ты хочешь меня сводить? — Я знаю одно местечко. — Нет, не знаешь. — Ладно, не знаю, но вероятно знает Йелп. — Не пользуйся Йелпом в наше первое свидание. Мы просто прогуляемся и поищем что-нибудь. — Как скажешь, детка, — я сложил из пальцев подобие пистолета и выстрелил в Твика. — Не делай так больше.

***

      Я и представить себе не мог, что когда-нибудь мне удастся дойти до такого уровня с другим человеком, если брать в счёт, что я никогда не ходил на свидания. Наверное, это не так уж и удивительно, учитывая, что я не выношу большинства людей и стараюсь общаться с ними как можно меньше. Клайд, правда, часто попускал меня за это, говорил, что мне нужно выходить и действовать, иначе я умру в одиночестве. Неважно, что большая часть его свиданий заканчивались полным провалом, и только по милости Божьей у Бебе хватало терпения общаться с ним.       "Как бы мне ни было больно признавать это, но ты, к сожалению, один из самых сексуальных пацанов в нашем классе", — сказал он однажды. "Я не знаю, почему всё это так трудно для тебя".       Ну, блин, Клайд, возможно, мне потребовалось семнадцать лет моей жизни, чтобы осознать, но, я думаю, это также связано с тем, что все люди, которые приглашали меня на свидания или с которыми ты пытался меня свести в прошлом — были девушками. Честно говоря, если бы то, что я принял себя, спасло меня от всех этих проблем, я бы точно вернулся в прошлое и сделал это раньше.       В любом случае, не поймите меня неправильно: хотя я никогда и не делал этого, я определенно фантазировал о свиданиях с Твиком задолго, задолго до этого дня. Если бы это было более преднамеренным, если бы я сказал: "хей, давай я приглашу тебя куда-нибудь в пятницу вечером", я мог бы, вероятно, достать из задворок сознания детальный план нашего времяпрепровождения. Просмотр фильма. Катание на роликах. Парк развлечений. Обычно я предпочёл бы заниматься подобным самостоятельно или не заниматься вовсе, но это звучало в тысячу раз лучше, когда мне приходила в голову перспектива делать это всё в паре с Твиком.       Однако, в сложившихся обстоятельствах нам пришлось придумывать всё на ходу. Что было не очень здорово, учитывая, что я не большой поклонник спонтанности. Но весь этот побег был для меня пиком спонтанности, так что, полагаю, если я уже и проделал дыру в своей зоне комфорта, то куда уж хуже.       В итоге мы бродили по городу некоторое время, обнаружив, что большая часть ресторанов в этом районе была немного чересчур дорогой для нашего почти несуществующего бюджета. Я мог бы смутиться, так как это я пригласил его на свидание, но был слишком отвлечён тем, как хорошо было просто... гулять вместе, говорить ни о чем и обо всем сразу, заставляя Твика смеяться так сильно, что он чуть не столкнул меня с тротуара пару раз.       Наверное, одной из лучших происходящих вещей было то, что посреди моего рассказа о каком-то глупом поступке Клайда, блондин легко, совсем непринуждённо протянул руку и поймал мои пальцы, свободно переплетая их со своими в настолько явно интимном и знакомом жесте, что, казалось, будто это именно то, где и должны быть наши ладони. Я пошатнулся на середине шага, словно споткнулся о кочку на дороге. Я знаю, что он услышал это, так как когда я моргнул, он смотрел прямо в тротуар, застенчиво улыбаясь уголком рта.       Мы держались за руки уже несколько раз, но невесомость, с которой это происходило, окружающий контекст, атмосфера момента — в этом всём было нечто иное. Я продолжал говорить, не обращая внимания на небольшую заминку в диалоге, но каждый раз, когда мы останавливались перед стеклянной витриной, я не мог оторвать глаз от вида наших соединённых пальцев. Это опьяняло. Думаю, пройдет немало времени, прежде чем я перестану испытывать головокружение от каждого прикосновения Твика, что бы это ни означало.       Хотя найти место чтобы перекусить не удалось, в конце концов мы наткнулись на блестящую угловатую структуру здания, которая принадлежала Денверскому художественному музею. Никто из нас не был там раньше и мы собирались просто пройти мимо, пока Твик не заглянул в окошко для продажи билетов и не обнаружил, что вход для всех, кому меньше 18 лет, бесплатный. Это было ещё одним напоминанием о том, что мы оба буквально дети, и вся эта затея была дикой для нас, но я не думал говорить об этом в тот момент, когда слишком очарован тем, с каким восторгом блондин сообщил мне эту информацию и настоял на том, чтобы мы зашли внутрь. И, ну, я не увлекаюсь искусством, но, эй, это было еще одной незнакомой вещью, которую можно добавить к миллиону других незнакомых вещей, произошедших со мной сегодня?       Да и в общем-то, я был благодарен, что это отвлекало его от мыслей об автобусе, на который мы должны будем успеть. По итогу мы провели там почти два часа. Множество экспонатов были очень крутыми. Твик продолжал бродить вокруг европейского искусства до 1900-х годов, словно ребёнок в магазине сладостей. Я увидел скульптуру, сделанную из телевизионных экранов и телефона-автомата, что выглядело довольно забавно. Большую часть времени мы просто стояли перед произведениями искусства, которые были слишком несуразные, чтобы понять их смысл, и делали бесцельные замечания, которые не несли за собой пользы; всё это сопровождалось сопливым акцентом, который заставлял нас прыскать в ладоши, с каждым разом произнося всё более нелепые вещи.       Я заметил, что Твик больше всего обрадовался временной выставке Моне. Как только мы увидели указатели на неё, он вырвался из моей руки и побежал вперед. Я поплёлся за ним. Он провёл значительное время у каждой картины, глядя на них с восторженным вниманием, словно все тайны мира были скрыты в мазках кисти. Позже он рассказал мне, что однажды увидел картину с мостом, проходящим через пруд в книге, и с тех пор его необъяснимо тянуло к работам этого художника.       Конечно, когда блондин увидел картину, о которой шла речь, он стоял там, казалось, целую вечность, сцепив руки за спиной и благоговейно глядя вверх. Я в это время стоял чуть поодаль, засунув руки в карманы и не обращая внимания на остальные произведения в зале, ведь мои глаза были прикованы лишь к нему. Что-то в том, как Твик стоял в окружении ярко-зеленых оттенков композиции поразило меня; стоит блондину сделать лишь шаг — он и его дикие золотистые волосы смогут легко слиться с пейзажем. Этого было достаточно для меня. Я окликнул Твика и, когда он слегка повернул голову, окинув меня мечтательно-рассеянным взглядом, быстро сделал фотографию на телефон.       Сначала блондин был раздражён и требовал, чтобы я удалил её, утверждая: "Ты застал меня врасплох! Я, наверняка, тупо получился!". Но, м-м, нет, он был сумасшедшим, если думал, что я не собираюсь сделать эту фотографию фоном своего экрана блокировки на всю оставшуюся жизнь.       В музее мы спаслись от истощения батончиком мюсли из рюкзака Твика, но к моменту, как мы вышли из здания, оба уже умирали c голода. После поиска места, где можно было бы поесть, что, собственно, и было изначальной целью, отчаяние привело нас в ближайший Севен-Элевен, где Твик взял себе хот-дог за один доллар, а я купил дерьмовую персональную пиццу и большую порцию вишневой колы. На выходе из магазина я опустил три четвертака в капсульный автомат и купил блондину резиновую лягушку, которую он прижал к груди и поклялся, что будет хранить её вечно. Это очень романтичная хрень, я знаю.       Мы ели в центре близлежащего парка, наблюдая за людьми и разглядывая облака, прислонившись спиной к рюкзакам на траве. Поскольку Твик доел свой хот-дог раньше, чем я свою пиццу, мой мозг остро ощутил отсутствие прямого физического контакта между нами и решил исправить это. Я опустил голову на колени Твика, подложив свободную от еды ладонь под неё.       Блондин удивился всего на полсекунды, а затем закатил глаза и насмешливо улыбнулся. — А ты зачастил находиться в таком положении, — слегка язвительно сказал он, аккуратно убирая челку с моего лба. Я пожал плечами, откусывая кусочек пиццы, который держал другой рукой. — Ну что я могу сказать? У тебя удобные ноги. — Отлично, именно этого я и добивался, когда отращивал их.       Я хихикнул. Больше блондин ничего не сказал, переместив руки с лба на другие части моего лица. Твик смотрел на меня таким же тёплым взглядом, каким смотрел на картины Моне; глаза были прищурены, взгляд отстранённый и задумчивый. Тень дерева, находившегося рядом, защищала нас от солнца, пушистые кучевые облака ползли по ярко-голубому небу; ветер ласково шерстил траву вокруг нас, а Твик так смотрел на меня, пока его руки исследовали моё лицо — в тот момент я решил, что могу умереть прямо сейчас и быть полностью спокоен.       Захотелось прервать тишину. Захотелось сказать что-нибудь сентиментальное, милое, или, всё же, поднять вопрос о нашем возвращении домой. Я не хотел говорить об этом, но сейчас, кажется, подходящий момент. Мы оба расслаблены и счастливы, так что шансы на бесконфликтное обсуждение были высоки. Пока я обдумывал, с чего начать, что-то позади меня вдруг привлекло внимание Твика, и, когда он взглянул поверх моей головы, эм...       Послушайте, Твик объективно симпатичный человек. Использование слова "объективно" здесь, вероятно, вызовет некоторые возмущения, но, клянусь Богом, я не единственный, кто так думает. Я слышал, как Клайд и Токен сказали это, по крайней мере, дважды каждый, совершенно без моего вмешательства. Хотя постоянно это приводило к тому, что я резко оборачивался, чтобы сказать: "Именно?!", как какой-то истеричный теоретик, который, наконец, оказался прав в том, о чём проповедовал всю свою жизнь.       В любом случае, я пытаюсь сказать, что Твик милый буквально всегда. И до этого момента я не понимал, что все мои предвзятые представления о том, что блондин — просто прелесть скоро будут уничтожены, потому что ничто, ничто не могло подготовить меня к реакции Твика на небольшую стаю голубей, приземлившуюся на траву в нескольких футах от нас. — О-ох, — я услышал, как он пропел это "о-ох", действительно пропел этот мягкий, елейный звук, в который заложена безудержная теплота. Это был такая яркая и чувственная интонация, что я чуть не свернул себе шею от того, как быстро повернул голову, чтобы взглянуть на Твика.       Он закрыл рот ладонью и уставился большими, слизящимися глазами на трёх голубей, которые с любопытством покачивали головами в нашу сторону. Они долетели до наших ног и я изо всех сил старался не делать резких движений, пока приподнимался и садился, наблюдая за птицами. Всё это время Твик продолжал издавать звуки умиления, его словарный запас сводился к тихим "о боже" и "мило", многократно произносимыми сквозь пальцы. Когда голуби начали ворковать, Твик тоже стал ворковать, словно он разговаривал с ними или типо того.       Мне было тяжело сидеть и смотреть на происходящее. Вид блондина просто убивал меня. Я не мог сделать что-либо, чтобы не спугнуть птиц, поэтому просто продолжил есть свой обед. Голуби пристально наблюдали за мной, становясь всё ближе и смелее, пока крошка от корки моей пиццы не упала мне на ботинок. Одна из птиц вскочила на мою ногу, чтобы сесть на неё. Думаю, Твик там чуть не умер. — Я так понимаю, ты их фанат, — сказал я, улыбаясь блонидну, пока он пытался не потерять голову окончательно. — Да! Я люблю их! — сказал он, зажав щёки обеими ладонями и глядя на птиц с настоящими звёздочками в глазах, — Они красивые и недопонятые и... и... я так их люблю. — Я начинаю ревновать тебя к голубям. — Прекращай, — засмеялся он, — Просто я всегда хотел завести птичку. Или, ну там, двенадцать птичек. В детстве я прям мечтал о собственной голубятне, в которую можно было бы заходить, чтобы голуби садились мне на плечо, ели семечки с руки и прижимались к моей щеке...       Он широко улыбался во время своих слов, захваченный магией мысли, пока, внезапно, не замолчал. Улыбка увяла. — Родители сказали мне, что голуби грязные, и не разрешили завести хотя бы одного, поэтому я накопил денег на попугая, что тоже весьма здорово, все птицы прекрасны, но просто... голуби, — он так ласково протянул последнее слово, что я бы взорвал луну, если бы это означало, что мой мальчик сможет исполнить эту непорочную и очень простую мечту.       Я продолжал жевать, слушая блондина, и к тому времени, как он закончил, доел до корочки. Обычно я бы запихнул остаток в рот, но вместо этого я посмотрел на Твика и протянул кусок голубю, стоявшему на моем ботинке. Он наклонил голову, а затем быстро начал отщипывать крошки для себя. — Крэйг, хлеб вреден для них, — уже было начал укорять меня Твик, как вдруг его слова оборвались, когда две другие птицы подлетели ближе, присоединившись к своему другу на моей ноге, и стали по очереди клевать корку пиццы. Недовольство Твика снова превратилось в радостные звуки. Кормление птиц не принесло мне ничего, кроме моей общей оценки о этих животных, но реакции блондина стоили того.       Я был примерно в секунде от передачи Твику оставшегося кусочка, чтобы он смог подкармливать птиц, как вдруг пара маленьких коричневых воробьёв приземлилась на траву, где раньше стояли голуби. Они наблюдали за вечеринкой, происходящей на моём ботинке, оценивающе поворачивая головы то в одну, то в другую стороны. Вместо того, чтобы запрыгнуть мне на ногу, один из них подлетел, слегка зависнув возле моей руки, и урвал кусочек для себя, а затем вернулся на траву. Другой воробей проделал то же самое. Они некоторое время ходили взад-вперед, а затем, наконец, тот, кто подлетел ко мне первым, посчитав ситуацию безопасной, почти приземлился на мою тыльную сторону ладони, чтобы получить лучший доступ к хлебу. Когда другой воробей заметил, как тот жует невредимым, то тоже подлетел и присоединился к нему. Каждое моё еле заметное движение заставляло их обоих отпрыгивать примерно на дюйм от моей руки, готовясь в любой момент сорваться с места. В остальном они были вполне довольны тем, где находились.       Я никогда раньше не был так близко к дикому животному. Я чувствовал, как их маленькие птичьи коготки слегка впиваются в мою кожу, чувствовал на своем пальце пушок с их брюшек. — Ох мой чертов бог, — вздохнул Твик. Я практически видел маленькие сердечки, парящие над его головой, — Я сплю? Это как... очень конкретная моя мечта, происходящая прямо сейчас. — Рад быть полезным, — пробормотал я. — Напомни мне прочитать тебе лекцию о том, почему хлеб вреден для птиц, — сказал он, нащупывая траву позади себя, — Где твой телефон? Мне нужно это запечатлить. — Просто используй свой. — Мне нужно экономить заряд, которого и так мало, ладно тебе, — когда блондин нашёл его, то посмотрел на меня таким умоляюще-отчаянным взглядом, что я закатил глаза и тут же пробурчал пароль. Как только мой телефон был разблокирован, Твик сделал с дюжины разных ракурсов, кажется, двадцать фотографий меня. — Ты мог сделать и одну. — Если ты удалишь хоть какую-то из фоток, я тебя убью, — сказал он, хихикая за экраном моего телефона, — Боже, ты сейчас такой милый. — Уф-ф...       Фотосессия продолжилась, корка начала уменьшаться, всё больше птиц появлялось возле моих ног, и, когда я увидел чайку, опасно парящую неподалёку, решил, что пора закругляться.       Вдруг я услышал, как завибрировал мой телефон. Твик удивлённо приблизил его к себе. — Ой, у-упс, прости, я-       Его голос дрогнул. Я не знал, что он там увидел. Одна из птиц начала клевать рукав моей куртки, и я начал отгонять их всех.       Твик молчал. Я этого и не заметил, пока он не заговорил — звук был похож на удар пули в стену. — Крэйг. — М-м?       Оглядываясь назад, я должен был предвидеть, что произойдет дальше. Я должен был заметить изменение тона в его голосе, должен был сложить дважды два, когда понял, что он всё ещё держит мой телефон. В свою защиту скажу, что я был настолько ослеплён своим собственным пьянящим от любви счастьем, что потерял бдительность, зашёл в сеть и тем самым включил режим отслеживания.       Но я ничего из этого не заметил. Потребовалось, чтобы он поднял телефон ко мне, показывая экран, на котором был открыт чат с Токеном и Клайдом, и уставился на меня. Даже тогда до меня всё ещё не доходило. Затем я увидел своё последнее оставленное сообщение. я вернусь в школу к завтрашнему дню, клянусь.       Под ним было два ответа, которых не было раньше. Предполагаю, они как раз таки только что и пришли, пока Твик держал мой телефон. Вероятно, чат был открыт нечаянно и блондин извинялся за это. Я не знаю. У меня не было времени думать об этом в тот момент. Я был слишком занят паникой. — Я могу объяснить, — начал я. — Это правда? — спросил он. Я слышал, как он изо всех сил старается сохранить ровный голос, — Ты точно имел в виду именно то, что сказал им? — Да я и не знаю — я почесал затылок, отводя взгляд, — Скорее всего, я это и имел в виду, но всё вырвано из контекста, чувак. Ты не должен был услышать это таким образом.       Чем больше я говорил, тем хуже звучали мои слова. — И когда же я должен был это услышать? — потребовал он, — Когда? Мы уже здесь. Город остался далеко позади. В какой момент ты собирался ввести меня в курс дела? — Если ты просто позволишь мне сказать тебе...       И всё же было очевидно, что Твик на самом деле не слушал меня. Он был спокоен, обрабатывал информацию, что, как я знал, было опасно. Как только разум блондина зацикливался на чём-то, его было трудно сдвинуть с места. И действительно, ощутимо тихим от предательства голосом он сказал: — ...ты не хочешь быть здесь. — Твик, нет конечно! Я- — Поэтому... — он резко выдохнул, осознав, что собирается сейчас сказать, — Поэтому ты не хотел идти в автобус? Чтобы у тебя было больше времени для того, чтобы уйти от меня? Это не было связанно со свиданием или чем-то ещё? — Нет, всё было не так-       Он резко встал и начал ходить по кругу, обращаясь к земле, судорожно приглаживая пальцами волосы одной рукой, а другой рукой яростно жестикулируя в такт своих слов. — Одно дело, если бы... если бы ты просто отказал мне с самого начала. Я же говорил тебе, что ты можешь. Я был готов к этому, понимаешь? Я был готов к любому развитию событий! Думал и переосмысливал каждый исход, хороший или плохой — я всегда так делаю! Я мог бы уже покончить с этим! Мог бы уехать на "Грейхаунде" неизвестно куда и просто... покончить с этим! Зачем ты позволил мне надеяться?... н-нет, — он яростно помотал головой, — нет, это не твоя вина. Как я мог подумать, что это так просто...       Когда Твик пришёл к какому-то выводу, он резко остановился, опустив руки и вперившись в землю. — Я действительно, чёрт возьми, всё испортил, — продолжил он тихим голосом, — Я никогда не должен был говорить тебе, что я чувствовал. Я никогда не должен был поддаваться твоим заблуждениям о том, какой я человек. Я пытался предупредить тебя, когда ты признался... сказал тебе, что ты в замешательстве, что это не стоило таких хлопот, но мне пришлось всё испортить, пригласив тебя в тот вечер. Я должен был остановить это, пока всё не зашло слишком далеко, я такой чертовски эгоистичный и... — он горько рассмеялся, — Я действительно так отчаянно не хотел оставаться наедине со своим сумасшествием, что мне пришлось тащить тебя за собой? Я в таком блядском беспорядке. — Ты не такой — настаивал я, тоже поднимаясь на ноги. — Крэйг, — твердо отрезал он, его голос звучал сломленно и извиняющимся, — Я знаю, тебе жаль меня, но ты не должен проходить через всё это, ладно? Ты не должен чувствовать себя обязанным быть здесь. Я воспользовался твоей привязанностью, и теперь это похоже на то, что я держу тебя в плену, и это так неправильно и... Я имею в виду, я думаю, я просто подумал... — резко втянув воздух, слова продолжили литься из него, вслед учащённому дыханию, — блять, я не... — теперь его плечи дрожали, вдохи были сбившиеся и быстрыми, язык заплетался, когда мысли, обрывками, переходили в рыдания. — Дыши, Твик — мягко сказал я, неосознанно протягивая руку и испытывая дикое желания схватить его за запястье, чтобы провести по коже большим пальцем. Однако я держался на расстоянии, не желая ещё больше его раздражать. — Это словно... — благодаря своему частому дыханию он смог найти в себе силы продолжить, — Я едва могу признать что-либо из сделанного, не чувствуя себя каким-то... ебанный... изголодавшийся по вниманию... эмоционально манипулирующий другими... берущий подачки... я даже больше не могу сказать, что реально в том, кто я есть — он прижал тыльную сторону ладони к векам, — Я сожалею, что втянул тебя во всё это. Ты этого не заслужил. — Твик, — сказал я, пытаясь справиться с нарастающей злостью, в которой тонул, — Если бы я не хотел быть здесь, меня бы здесь не было. Как ты можешь всерьёз думать, что я пошёл с тобой, что я сделал всё, чтобы дойти досюда, на самом деле потому, что ты, блять... обманул меня, как какой-то злой гений и мне просто жаль тебя? Ты думаешь, это похоже на меня? На того человека, которым я являюсь? Как ты можешь считать, что всё только из-за жалости? — Ну а по какой ещё причине? — он вскинул руки в воздух. — По какой ещё причине? — я был ошеломлен, — ...по какой ещё причине? Что ты имеешь в виду под ещё причиной? — Только жалость! Больше мне нечего предположить, какого хрена ты здесь делаешь!       Как он мог серьёзно, блять, спросить меня об этом. Разве я не предельно ясно объяснил ему? В очередной раз? Этих слов было достаточно, чтобы разозлиться, но не на Твика и не на себя или какие-то обстоятельства, происходящие между нами. Ярость была на произошедшее в его жизни, которое привело этого грёбаного ребёнка к тому, что нужно постоянно напоминать о своей ценности, иначе он снова погрузится в этот омут лихорадочной ненависти к себе.       Когда я говорил, мой голос был ровным, терпеливым, непоколебимым — всё это было необходимо в данной ситуации. Правда, мои действия противоречили огню, пылающему под моей кожей. — Не знаю, заметил ли ты, Твик, но я не выношу большую часть своего окружения. Чёрт, да я даже не хочу, чтобы кто-то просто находился рядом со мной. Вообще. И при этом всём, единственное, чего я желаю, это чтобы ты был в моей жизни. Довольно красноречиво, не находишь? И ты спрашиваешь меня по какой причине я здесь? Почему? Чувак, да кому какое дело, почему. Просто есть ощущение, чел, это необъяснимо, это не закон, не пророчество, это просто есть, и именно оно делает всё таким охуенно реальным. Но, конечно, ты хочешь знать причины? Могу сказать тебе несколько. Я здесь, потому что, находясь с рядом тобой, я хочу отдать тебе всего себя, без остатка. Я здесь, потому что я одержим каждой дикой идеей, которую порождает твой гениальный мозг. Я здесь, потому что твоя искра и упорство поражают меня при каждом удобном случае. Я здесь, потому что с тобой так легко хотеть быть, просто существуя таким, какой ты есть. Я могу продолжать долго. И я буду повторять это тебе каждый день, пока мы оба, блять, не умрём, если это поможет тебе осознать и закрепить мои слова. Но, суть в том, что я беспокоюсь за тебя. Очень сильно. Я не обращаю внимание на большинство вещей, но о тебе забочусь, и это должно что-то значить. Я не знаю, кто сказал тебе обратное, но ты заслуживаешь абсолютно каждую частичку тепла от меня. Да от кого угодно, от всех.       Я расстроенно хмыкнул, затаив дыхание. — Наверняка ты думаешь, что тебе нечего мне предложить? Мне, блять, ничего и не нужно, чувак. Я просто хочу тебя. Тебя мне достаточно. Тебя всегда будет достаточно.       Возникает чувство, что атмосфера ощутимо изменилась, когда мои слова достигают ушей блондина, а затем что-то, кажется, в нём меняется. Его взгляд, затвердевший от безысходности, превратился во что-то меньшее, беспомощное, уязвимое; брови поползли вверх, а нижняя губа начала дрожать. — Крэйг, — всхлипнул он в полном отчаянии, наполняемом тоской. Я видел, как крупные слёзы навернулись на его глаза, прежде чем потечь длинными потоками, видел, как он до боли прижал руки к лицу, перед тем, как рухнуть на колени рядом со мной.       Это мой переломный момент. — Твик, — жалобно протянул я, также опускаясь на колени перед блондином и прижимая его к себе. Мои руки крепко обхватили спину, прижимая его к своей груди. Я прижался лбом к виску и прошептал в его залитые слезами щёки, — Всё в порядке. Я здесь, хорошо? Твик. Милый. Пожалуйста.       Я ожидал, что он оттолкнет меня, но он этого не сделал. Блондин просто начал плакать ещё сильнее. Не было ни истерического вопля, ни громких судорожных рыданий. Это были очень отчетливые низкие стонущие звуки, которые рождаются из скорбящего сердца. Слышать это было мучением — каждый всхлип ощущался как удар в живот.       Мы сидели так долгое время, пока он рыдал в моих крепких объятиях. Мимо нас мелькали бегуны, вокруг визжали дети, проезжали велосипедисты; шумели подростки, играющие в футбол, и собачники, гуляющие неподалёку. Многие бросали в нашу сторону любопытные взгляды. Я даже не мог заставить себя окинуть их сердитым взором, как я обычно делал, на сто процентов сосредоточившись на том, чтобы утешить Твика.       Казалось, прошла целая вечность, прежде чем блондин начал успокаиваться, а его плач превратился в сопение; дрожь в плечах медленно ослабевала, лишь изредка прерываясь икотой. Твик осторожно высвободился из моей хватки, и я отпустил его, продолжая одной рукой поглаживать спину, пока он вытирал нос тыльной стороной ладони. Он ничего не сказал, но его глаза были опухшими, красными и блестели, когда он смотрел вниз.       Я подождал несколько минут, прежде чем заговорить. — Не хочешь посидеть где-нибудь в более тихом месте?       Я мотнул головой туда, где есть скамейка, скрытая от дорожки для бега за большим цветочным кустом и тенистым деревом.       Твик слегка кивнул, быстро и незаметно. Я ухватил блондина за руку, которую он позволил взять, и повёл его к тому месту. Когда мы сели, я подождал пока он что-нибудь скажет, прежде чем, всё-таки, начать самому. — Ты готов поговорить об этом? Последовала долгая пауза, а затем: — Не совсем, — его голос заглушен заложенным носом, был хриплый и сорванный от плача. Мне было больно это слышать, — Но ты можешь продолжить.       Я вздохнул, не убирая руку, которой продолжал поглаживать его по спине. — Я никогда не собирался оставлять тебя, Твик. Да, я сказал ребятам, что буду дома завтра, но дело было не в том, что я поеду домой, а в том, что ты и я поедем вместе. Я думал, что если немного потяну время, мы сможем поговорить, и, возможно, ты передумаешь. Сегодня было чертовски весело, и я бы солгал, если бы сказал, что не хочу пойти на свидание с тобой, но нам нужно было поговорить, прежде чем мы бы уехали из города, и я просто не знал, как это сделать, не расстроив тебя. Мне жаль, что всё так получилось, но ты должен мне поверить: я хочу быть с тобой. Неважно где, я хочу быть рядом. Он задумчиво переварил мои слова, после чего пробормотал: — Я просто не понимаю, почему я не могу убежать. Почему мы не можем. — Потому что нам по семнадцать, чувак. Мы дети, и у нас нет ни малейшего представления, куда мы идем. Да у нас даже нет никакого реального плана. Это непрактично. Я хочу быть реалистом. Убегать — это не так, как в кино, мы не можем просто запрыгнуть в поезд с маленьким красным мешочком, привязанным к палке, и сделать это без какой-либо предусмотрительности.       Тишина. — Послушай, — продолжил я, вбирая его руки в свои, — Я согласился на всё это, чтобы доказать, как далеко я готов зайти ради тебя; чтобы показать тебе, что я на твоей стороне. Ну знаешь, "беги или умри". И если ты все ещё хочешь быть в бегах, хорошо, я останусь с тобой. Но если ты правда готов выслушать меня, то честно внимай смысл моих слов, хорошо?       Хотя ответа не последовало, было очевидно, что он слушает. Блондин закусил губу и смотрел на наши сцеплённые ладони, а между его бровями собралась слабая морщинка. Я знаю, блондин понимает, что я прав, но ему трудно это признать. Не очень-то весело быть логичным человеком в отношениях с эмоциональным партнером. Причём это относится к любому виду отношений. Подобное у меня было с Клайдом. Отдавать и брать — это... битва.       Но если бы я просто хотел поговорить о том, почему побег из дома был глупой идеей, я мог бы болтать до бесконечности и всё равно ничего не добиться. Нет, было недостаточно, и я не собирался заканчивать разговор на этом. Были и другие вопросы, которые нужно решить в первую очередь. — Это... никогда не было просто уходом из дома, не так ли? — сказал я.       Я почувствовал незначительное подёргивание конечностей блондина, его тело непроизвольно дёрнулось от моих слов. Бинго. — Я знаю, что у происходящего куда более весомая причина, чем я думаю. Чем мы думаем. Вследствие чего ты не можешь смириться с собой. Почему это так, а? От чего ты убегаешь?       Это был поистине отличный вопрос с которого и стоило начать. Кем он был? Этот мальчик, который крал, быстро действовал в гневе, одновременно одинокий и боящийся позволить кому-либо подойти слишком близко, чтобы узнать его. Он так долго уклонялся от этого вопроса, но теперь, я думаю, возможно... возможно... — Ты всегда говоришь мне, что я тебя не знаю, — немного надавил я, — Я хочу знать тебя. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя надёжно, чтобы быть честным со мной. Я понимаю — ты боишься, что мне не понравится то, что я услышу, но даже если бы я не был слишком далёк от этого, всё равно, не делай это ради меня. Выговорись, чтобы освободиться.       Я прижался лбом к нашим соединённым рукам. — Пожалуйста, откройся мне.       Тишина была оглушительной и долгой, но я бы не был бы собой, если бы не смог потерпеть. Я оставался в таком положении всё это время, наклонившись, и безмолвно умоляя его доверить мне свою жизнь, как я доверил ему свою. И вот, спустя, казалось, целую вечность, он выдохнул и сказал: — Хорошо.       Я поднял голову и серьёзно посмотрел на него. — Правда? — Да, — он выглядел таким побеждённым, лишённым воли продолжать борьбу со мной, но... и немного облегчённым, я думаю, — Я не могу и дальше жить в страхе перед тем, что ты думаешь обо мне. Так что извини, если после этого я не буду настолько хорош, но для меня уже слишком поздно быть кем-то другим. — Да, я простой слушатель, не волнуйся об этом, — сказал я, улыбаясь, — Дерзай. Я слушаю тебя.       Он слабо улыбнулся в ответ, сжал мою руку, уставился вдаль, а затем —       он расказал мне.

***

— Я думаю, что ненавижу своих родителей, — начал он просто, без эмоций. — Да? — сказал я, стараясь казаться непринуждённым, несмотря на то, насколько я был не готов к такой большой взорвавшейся бомбе сразу, — Это нормальное чувство. Огромное количество детей- — Нет, — прервал он, — Это не просто подростковый бунт или что-то типо того. Это вынашивалось в течение долгого времени, и я думаю, что только сейчас, наконец, осознаю. — Что ты имеешь в виду?       Он глубоко вздохнул. — Всю мою жизнь... единственное, о чём когда-либо заботились мои родители — это их бизнес. Если ты спросишь меня, то причиной, по которой у них вообще появился ребёнок, была бесплатная рабочая сила, — он пренебрежительно пожал плечами, - Я знаю, это звучит... неблагодарно. Большинство детей в моем случае были бы рады стать частью семейного бизнеса. Но как я могу быть счастлив, когда они совершенно ясно дали мне понять что это всё, на что я гожусь? Моя ценность измеряется тем, насколько я могу быть выгоден. Я важен им только до тех пор, пока могу приносить какую-либо пользу. — Под пользой ты имеешь в виду?.. — Убираться в кофейне. Пробовать продукт на вкус. Обслуживать столики. Отдавать всё своё свободное время, чтобы, практически, жить в кофейне. Ничего необычного, я полагаю. Ещё от меня хотели, чтобы я нанимался на работу к их конкурентам и, ну знаешь, экономил на их регистрах. Срывал получение доходов. Портил новое оборудование и рецепты. О, да, и каждый месяц мне приходилось встречаться с блядским наркоторговцем, чтобы забрать метамфетамин, который они подмешивают в свой ебанный кофе и продают реальным людям. — ...погоди, — может, я что-то не так расслышал. — Да-да! — он отчаянно закивал, — Вообще, когда мы были детьми, я забирал товары из гаража Кенни. Вот почему я ему так нравлюсь. У нас есть некая история.       Я всё ещё был в прострации, пытаясь осмыслить, как стремительно разросся этот поток информации, для того, чтобы вдаваться в какие-либо в подробности. — Разве это... — Незаконно? Да, это так. — И ты никогда... не упоминал о наркотиках кому-нибудь ещё? — Они мои родители, чувак, вот что я пытаюсь сказать. Я не собирался их сдавать. Не тогда, когда я, вроде как, должен им доверять. — Но это ебанная дикость, чел. — Да, нихрена, — он вскинул руку, — Знаешь, что на самом деле является дикостью? Несмотря на всё это незаконное дерьмо, которое я готов сделать для них как порядочный сын, они едва могут выполнять свои основные родительские обязанности.       Его ладонь взметнулась, чтобы пройти сквозь волосы, и я мог слышать растущее отчаяние, пока он говорил. — Типа, я не знаю, заметил ли ты, но у меня много проблем. Ну, настоящее психическое дерьмо. Я не могу позволить себе терапию, не могу завести друзей, потому что мы продолжаем мотаться по стране, чтобы избежать поимки за нелегальную деятельность. Так что, теоретически, я должен обратиться за помощью к своим родителям. Но им. Абсолютно. Похуй. Они не слушают и не воспринимают меня всерьёз. Они ставят сыну неправильный диагноз, твердят, что он говорит бред и слишком остро реагирует, а потом подсовывают кофе в руки своему тревожному и параноидальному восьмилетнему ребёнку… Мне постоянно кажется, что я схожу с ума, а всё, о чем они могут думать — это как вернуть меня к работе.       Он внезапно рассмеялся, когда ему в голову пришла мысль. Звук был резким и отрывистым. — О, чувак, знаешь, что случилось, когда я решил рассказать им о своей ориентации? Я и понятия не имел, как они отреагируют, но был так растерян, так напуган и отчаянно хотел с кем-нибудь поговорить, что у меня, по сути, не было выбора. Догадываешься, что они сказали?       Он театрально прижал руку к щеке, фальцетом подражая вялой протяжной речи своих родителей. — Отличная реклама для кофейни, сынок. Такой прогрессивный. А мы-то думали, что ты просто псих, — он тут же бросил притворяться, нахмурившись, — В общем, они стали выставлять меня напоказ в этой истории, как маленький странный талисман. Типа, вот, наш сын гей здесь работает! Разве мы не такие непредубежденные? Не забудь купить наш грёбаный кофе с метамфитамином! Боже, просто... как они превратили личность в товар? Всё дошло до того, что они платили случайным парням, чтобы те притворялись, будто встречаются со мной, просто ради показухи. И когда ты появился на горизонте, это было похоже на чёртову золотую жилу для них.       Когда блондин сказал это, каждое взаимодействие, которое у меня было с отцом Твика, быстро промелькнуло в моём сознании, словно склейка разных кадров, а его голос отдавался эхом, говоря мне: "держись поближе к моему мальчику". Сразу же я почувствовал, как неприятный холодок пробежал по моей спине. Неужели он всерьёз всё это время знал, что между нами что-то есть, и пытался поддерживать связь по этой... действительно странной причине? — Я бы сказал, мне повезло, что они были не из тех родителей, которые выбрасывают своего ребёнка на улицу из-за подобных вещей, — продолжил Твик, сгорбившись, — но, ну, это не значит, что я не слышал этого раньше по другим причинам. "Работай усердно, или ты останешься бездомным. Мы продадим тебя куда-нибудь в рабство, если понадобится". Шутка? Возможно? Кто знает. Всё это выглядело одинаково. Они нагнетают страх, игнорируют меня, пока я не буду полезен, пользуются моим слепым доверием как их ребёнка — просто чтобы удержать меня в этом замкнутом круге. Они промывают мозги и ежедневно повторяют эту мантру, пока я рядом с ними. — Всё это... — я начал говорить ради того, чтобы просто не промолчать, но на самом деле будучи совершенно не в состоянии по-настоящему осознать, что, чёрт возьми, я только что услышал — ...пиздец, как ужасно. — Что самое худшее, — тихо сказал он, — Несмотря на то, что я знаю, как сильно родители мне внушили всякий бред, они уже настолько проникли в мою грёбаную голову, что я всё ещё живу и пытаюсь доказать им свою ценность, — он посмотрел на меня опустошённым взглядом, — Ты ведь хотел спросить меня о краже, верно? Всё это время.       После нескольких недель танцев с бубном о том, с чего начать и как спросить Твика об этой теме, я был шокирован, как просто и легкомысленно он упомянул это, словно всё не имело значения. Я даже на секунду задумался настоять на том, что ему не нужно объясняться. — Всё нормально, — сказал он, — Я устал. Если и вскрываться, то вскрываться до конца.       Он вздохнул и прижал ладонь к векам, готовясь к тому, в чём, вероятно, не было гордости признаваться. — За последние пару лет это стало чем-то вроде механизма преодоления трудностей. Попытка удержать людей, места и переживания, которые всегда были мимолётными. Сувениры из моей жизни. На самом деле, я даже не думаю об этом, когда краду. Но в чём тогда суть? Они однажды попросили меня сделать это. Красть получалось слишком хорошо, что, вскоре, я уже и не мог остановится. Сначала было страшно, но позже я начал расценивать это как похвалу, внимание, одобрение. Они давно не просили меня красть что-либо, но порыв остался во мне. Заставил меня почувствовать себя ценным. И, боже, если это не то, ради чего всё затевалось... — Значит, ты делаешь это, чтобы преследовать чувство освобождения от проблем, — сказал я, в заключение его слов. — Я не просто гоняюсь за хорошим чувством. Я стараюсь избавиться от постоянного ноющего ощущения, что я на самом деле бесполезен, что однажды я могу исчезнуть, и это не будет иметь значения. Да, звучит так чертовски пафосно, но когда тебя приучили к такому мышлению, это в порядке вещей.       Моей реакцией на все презрения блондина в свой адрес была очередная длинная тирада о том, насколько всё это неправда, и после выслушивания того, что, вероятно, было корнем его низкой самооценки, в моем мозгу уже сформировалась двухчасовая презентация PowerPoint с опровержением. Однако что-то мне подсказывало — это не то, что он искал прямо сейчас. Наверное, было бы лучше просто позволить ему выбросить всё это из головы. Поэтому я отложил в сторону свою продолжающуюся борьбу с проблемой отношения Твика к себе и положился на то, что у меня получалось лучше всего: неловкие несмешные комментарии. — Ну, — вымолвил я через мгновение, — Не могу сказать, сколько поздних ночей я провёл, анализируя, действительно ли ты украл яблоко из магазина или мне показалось, но... вообщем-то, спасибо, что прояснил ситуацию.       Ему удалось посмеяться над этим, что было для меня победой. — Да нет, ты не сумасшедший, не волнуйся, — он покачал головой, слабо улыбаясь, — Чувак, на той неделе весенних каникул, когда я узнал, что ты работаешь в продуктовом магазине... Это был первый раз за долгое время, когда воровство имело хоть какое-то подобие цели. Я буквально просто хотел, чтобы ты меня заметил. — Ты выполнил эту миссию. Упоминание о магазине заставило вспомнить меня ещё один вопрос, который, вероятно, должен был уже прозвучать, но остался забытым на фоне всего остального, что произошло сегодня. Мне потребовалась секунда, чтобы решить, как аккуратно подать его, чтобы не перегрузить и не обидеть Твика, и, в конце концов, я выдал следующее: — Ты это, э-э, не злись. Но я должен знать.       Удивительно, но даже не пришлось заканчивать свою мысль. Он уже кивал. — Я взял ключ, когда ты пошёл в заднюю комнату, чтобы взять укулеле, — объяснил он, — Это была та ночь, когда я принял решение о побеге, и знал, что мне нужны дополнительные деньги. Я никогда раньше не крал деньги для себя, но на то время я был в отвратительном настроении и не мог ясно мыслить. Итак, я вернулся, вошёл внутрь, встал прямо посреди магазина и... я не смог этого сделать.       Признаюсь, это было немного волнующе — наконец-то узнать, что происходило с его стороны, услышать его версию событий, наконец-то разобраться в том, что мучило меня целую неделю. Но прямо сейчас это чувство резко оборвалось. — Подожди, ты... что?       Я был потрясён. Честно говоря, изначально я ожидал, что весь разговор сведётся именно в это русло. Я думал, мы бежим конкретно от этой проблемы, а не от всего прочего, в чём он признался. — Ты серьёзно зашёл так далеко и ни к чему не притронулся?       Он положительно покачал головой. — А кто тогда взял деньги? — Я не знаю, — сказал он, — Я столько раз прокручивал в уме ту ночь, и единственное объяснение, которое приходит мне в голову — это то, что я не заперся должным образом. Вполне вероятно.       Это означало... что мы могли бы вернуться домой. Без каких-либо проблем. Я имею в виду, что, конечно, могут возникнуть некоторые казусы — мы всё ещё не знали, кто это сделал, и была некоторая дилемма с ответственностью из-за того, что я использовал ключ. Но в большинстве своём — это было облегчением. — Так... подожди, что же всё-таки заставило тебя передумать? — Я... я смотрел на то место, где мы сидели, — сказал он, опустив взгляд, как будто представляя это перед собой, — И я продолжал думать о том, как нелепо звучало твоё пение тогда. Продолжал думать обо всех нелепых вещах, которые ты совершил той ночью и в те дни, когда мы снова начали общаться; продолжал думать о том, что ты бы ни для кого бы не стал делать всё это. Но ты сделал это для меня. Из-за того, что ты влюблён в меня, — нежная улыбка появилась на его губах, — В тот момент у меня было мимолетное видение, в котором кому-то было искренне не наплевать на меня. Я был нерешителен, так как всё ещё не думал, что заслуживаю этого, но... впервые я почувствовал, что меня заметили. И из всех людей заметил меня именно ты. А потом вдруг всё, ради чего я туда пошёл, перестало иметь значение. Я нравился тебе, хотя ты был не в курсе моих намерений. Я захотел попробовать и позволить тебе, я захотел быть лучше. — ...Ох.       На это он ухмыльнулся. — Ага. — Вот... вот почему ты не мог уснуть той ночью? — Я не ожидал, что ты возьмешь меня за руку, когда я протяну её тебе, а так... да. — Но ты плакал на следующий день. — Я разбирался с семейными проблемами, своими противоречивыми чувствами к тебе. Тогда я узнал, что твой магазин ограбили, и был уверен — ты посчитаешь меня виновным в этом. Тем более я, вероятно, в любом случае имел ко всей ситуации какое-то причастие — это было тяжело принять.       Я промолчал. — Что ж. Вот и всё, — сказал он, пожимая плечами и измученно улыбаясь, — Я Твик, приятно познакомиться.       Сначала я не знал, что сказать. Ну а как бы вы отреагировали на кого-то, кто выложил перед вами всю свою жизнь, особенно если этот кто-то проблемный, как этот парень? Это то, о чем я просил, и просил долгое время. Просто я свыкся, что блондин сопротивлялся и не отвечал, поэтому и не ожидал такой честности.       Казалось, еще труднее было придумать ответ, когда стало понятно, что Твика совершенно не беспокоят собственные слова. Он не оцепенел от них или что-то в этом роде. Я рад. Если бы он был расстроен, я мог бы, по крайней мере, быть плечом, в которое можно поплакать. Но это, скорее, похоже на... ясность с его стороны. Облака расступаются. Туман рассеивается. Выглядывает солнце.       А потом вдруг... я точно знал, что надо сказать. Я осторожно потянулся, чтобы взять его за лицо, притягивая ближе, утягивая в нежный поцелуй: — Спасибо, что рассказал мне. Я понимаю, это было нелегко. — М-м-м, — пробормотал он, — Чувак, если бы мы сейчас играли в нашу игру, ты был бы мне должен так много фактов о Крэйге. — Чел, я буквально открытая книга. Спрашивай обо всём, что хочешь. — Как-нибудь в другой раз, — он подался вперёд, чтобы снова поцеловать меня. Естественно, я не был против, — И ты знаешь... спасибо. За то что выслушал. Ты был... действительно терпелив со мной, и я не могу поверить, что так долго держал тебя в неведении. Мне очень жаль.       Без шуток. Мне потребовалось стать свидетелем перемен в Твике во время его исповеди, чтобы понять, чего он хочет и в чём нуждается прямо сейчас. Видеть его в самом низу, рыдающего и разбитого, неохотно признающего своё испорченное прошлое; слышать, как он постепенно раскрывается, когда ему дают для этого возможность, звуча всё менее и менее боязливо; узнавать те кусочки его жизни, которые он так старался скрыть от мира, пока, наконец, не дошло до этого выражения облегчения, которое было на его лице? Это никогда не было спасательной операцией. Это было не моё дело — спасать его. Блондину просто нужен был кто-то, кто бы выслушал его, подтвердил реальность его боли и честно заботился о нём. Дал бы ему шанс самому справиться с этим, переварить и восстановиться.       Я могу это сделать. Я определенно могу это сделать. Могу остаться навсегда с ним, если ему это нужно. Я знаю, что мы будем возвращаться к этому разговору ещё ни раз, и определенно было несколько вещей, которые заслуживали большего внимания, но я готов к этому. — Просто чтобы ты знал, — сказал я, — Ничто из твоих признаний не меняет того, что я чувствую к тебе, хорошо? И если уж на то пошло, ты намного круче, чем я думал. — Завязывай, — сказал он, слегка ухмыляясь, — Нихрена я не крутой. — Нет, чувак, типа, — я помотал головой, — Теперь я понимаю. Убежать — значит начать всё сначала, а кто бы не хотел этого после всего такого? Я за, я действительно за. Ты заслуживаешь новой жизни, в которой ты сможешь научиться любить себя. Тот факт, что ты так долго терпел всё это, не ломаясь, просто... невероятно. — Что есть, то есть, — он взглянул на меня из-под ресниц, — Но я также понимаю твою точку зрения. О том, почему всё это неразумно. И я согласен.       Я мигом выпрямился. — Серьёзно? — Я пока не могу убежать. Когда-нибудь я это сделаю, но... Я думаю, пришло время возвращаться домой.       Я приподнял бровь. — Ты звучишь, будто… у тебя снова есть план.       Он ухмыльнулся так, что это было почти озорно. — Не переусердствуй. Разговор обо всём этом просто заставил понять, что у меня есть незаконченное дело, вот и всё. — Хорошо, — я не знал, о чём он говорил, но не собирался совать нос в чужие дела. Я уверен, что он объяснит, когда будет готов, — Ты уверен? — Разумеется.       После мы ещё немного посидели на скамейке. Он снова начал целовать меня, так, что я отчетливо чувствовал благодарность в его движениях. Отвечая на поцелуй, я надеялся, что он почувствует то же самое и с моей стороны.       Когда мы отпрянули друг от друга некоторое время спустя, я позвонил Токену. Удивительно, как быстро пролетело время; к тому моменту занятия в школе уже закончились, и он сразу же взял трубку. Я даже услышал, как начал кричать Клайд на заднем плане, когда понял, что это я. Коротко объяснив ситуацию, в которой мы оказались, я спросил его, сможет ли он спасти нас. — Аж в центре города? — воскликнул он во второй раз для подтверждения своего недоверия, — Чувак, тебе повезло, что я люблю тебя. — Спасибо, Токен, — сказал я, — Я тоже тебя люблю.       Я буквально никогда в жизни не говорил это своим друзьям, и я мог бы быть поражён тем, как легко это сорвалось с моих губ, если бы не чувствовал искренность в тот момент. Я мог слышать, как Токен ахнул на другом конце, и, секундой позжее, его голос приглушился, словно он только что оторвал рот от динамика. — Он только что сказал, что любит меня.       Это было адресовано Клайду, который немедленно отобрал телефон и начал кричать на меня. — АЛЛО? А ЧТО НАСЧЁТ МЕНЯ? — Да, я тоже тебя люблю, бестолочь.       Мне действительно пришлось отвести телефон от уха из-за громкости его ответа. — Я тоже, — тихо добавил Твик. — Твик говорит, что он тоже любит вас, ребята. — Скажи этому милому болвану, что он восхитителен! — Крикнул Клайд в последний раз, прежде чем его лишили телефонных привилегий.       Сверив место встречи и время прибытия, через несколько минут я повесил трубку и, повернувшись, увидел, что Твик нервно перебирает пальцами, сплетая их на коленях. — Хей, Крэйг, — сказал он, — Когда мы вернёмся домой, могу я остаться у тебя на ночь?       Я бы и так пригласил его, если бы заранее не предполагал, что так оно и будет. Чёрт, он собирался вернуться в свой собственный дом. — Да, конечно. Мои родители супер безразличные, они отнесутся к этому спокойно. — Спасибо, — он сделал паузу, — Я просто не хочу видеть их сегодня.       Нет необходимости уточнять, кого он имел в виду. — Абсолютно. Оставайся на столько, сколько тебе нужно.       Токен — и Клайд, как позже выяснилось, — не появлялись ещё час, но они почти сразу же дали знать о своём присутствии громкими сигналами с места, где припарковались вдоль улицы. Мы помахали им с противоположной стороны, и когда стали подходить к автомобилю, я автоматически потянулся, чтобы схватить Твика за руку. — О, когда это, наконец, случилось? — спросил Токен, ухмыляясь нашим переплетённым пальцам, когда он и Клайд вышли из машины, чтобы поприветствовать нас. — Удивлён, что ты не проболтался ему, — сказал я Клайду. — Я поклялся на мизинце, чувак, за кого ты меня принимаешь? — Если тебе интересно услышать информацию о его рационе питания и договориться о выкупе, мы можем обсудить детали по дороге домой, — усмехнулся Токен, толкнув Твика локтём. — Позаботься о нашем маленьком ребёнке, Твик, он такой хрупкий, — втесался Клайд. — Не могли бы вы оба, пожалуйста, заткнуться нахуй.       Они сразу же переключились на меня. — Извини, а что случилось с "я люблю тебя, Токен"? — Мы проделали весь этот путь, чтобы ЗАБРАТЬ ТЕБЯ... — Твик, ты можешь сесть в машину. Крэйг, ты иди домой пешком.       Подкалывания надо мной продолжались всё последующее время, даже после того, как мы сели в машину. Я застонал и закатил глаза. Это не поставило точку шуткам, на что Твик подавил смешок, прикрыв лицо руками. Его вид значительно смягчил меня, и когда ребята, наконец, отвлеклись на что-то другое, я потянулся и снова схватил его за руку. — Хей, — сказал я достаточно тихо, чтобы слышал только он.       Он взглянул на меня, и я поднес наши соединенные пальцы к своим губам, целуя их, словно скрепляя обещание. — Однажды, когда ты будешь готов, мы уйдем вместе, хорошо? Я буду ждать столько, сколько потребуется. Ты будешь чувствовать себя любимым и в полной безопасности, как ты того заслуживаешь, и всё это навсегда останется позади.       Он уставился на меня широко раскрытыми сияющими глазами, сдерживая улыбку, прежде чем отвести взгляд и посмотреть вниз на наши сплетённые пальцы. Он кивнул, и скорее больше для себя, чем для меня, тихим голосом, что мне пришлось напрячься, чтобы расслышать его, пробормотал: — Я верю тебе.