
Часть 18
Ничего не поделаешь—то мы предаёмся любви, то любовь предаёт нас.
Бегбедер
Даже вошь тифозную оскорбляет сравнение с предателем.
Горький
Предал? Не жди помощи. Ни. От. Кого.
Второе восстание, даже революция. Однако теперь это не война за уничтожение самой сути самовыражения, чувства собственной важности и даже права голоса определённых людей и всех фавнов — теперь это война за полную независимость личности от всего общества, за самую настоящую анархию... Да, война, произошедшая в, казалось бы, пришедшем к истинно вышей точке развития обществе. И окончилась она также плачевно, как и её предшественник. И были сформированы вновь иные формы государственных образований. И были они не так прекрасны, каковыми их обещали оставить обещавшие создать лучшее общество и так далее... — Никак не ожидал от вас, Райген, такого стремления к содей... — Мы собираемся исключиться. — ... Директору очень не нравилось, куда уходит разговор о уже почти налаженной совместной работе. — Давайте не будем спешить и всё обсудим: вы прекрасно себя показали в первом же учебном году; ваши достижения соперничают с достижениями наших лучших выпускников; в вашем распоряжении содействие и расположение всех преподавателей. Мы можем помочь вам с чем угодно, а если же дело касается вашей дорогой подруги, то мы всячески... Всё остальное, что ему сказал директор, Райген пропустил мимо ушей, ведь его внимание привлекла вышедшая за дверь вся заплаканная девушка со скомканными, потерявшими из-за слишком сильного нервного перенапряжения и настоящего сердечного приступа такой прекрасный двухцветный окрас, уже успевшими за эти несколько дней поседеть волосами. За ней следом вышла её подруга, осторожно взяв левой рукой за её левую кисть, а правой рукой за правое плечо и прося вернуться прилечь отдохнуть, подкрепив небольшим напором со своей стороны. Взгляд её раскрасневшихся и опухших, некогда бурых, отныне тускло-голубых глаз был направлен в его сторону и говорил о том, что наблюдение за разговором началось не только что, а ведётся уже довольно продолжительное время. И выказывал этот взгляд какую-то просьбу, просьбу бросить всё, отринуть все предложения, какими бы они выгодными ни были, и просто пойти утешить её. — ...будет иметь все воз... — Потом, — отрезал он, направившись к Нео. — Мне сейчас некогда. Директор не смог удержать себя от совета подумать ещё раз до вечера, однако мужчине это было неинтересно—он взял девушку за руку и повёл обратно в её палату. Там их уже ждала медсестра, очень недовольная "путешествиями" больной, однако озвучивать свои претензии в адрес Неополитан она не решилась (взгляд мужчины ясно давал понять, что это будет не к месту, да и ещё больше нагружать бедняжку она и сама не хотела), а потому просто показала на стол, на котором стояли две тарелки: с вареной курицей; супом. Удостоверившись, что пациентка принялась потреблять пищу, сотрудница среднего персонала (под очень навязчивые взгляды Тэми и Ханри) покинула палату. — Мы... пойдём. С этими словами Ханри положил руку на колено и так всё понимающей подруги, после вместе с ней направившись на выход. Райген сел рядом, став молча наблюдать за Нео. Да, за эти дни многое успело в ней измениться: волосы успели сильно поседеть, под глазами появились не присущие ей мешки; тело, несмотря на уговоры даже от мужчины, от почти полного отсутствия желания питаться сильно исхудало, из-за чего одежда стала буквально свисать с некогда довольно стройной, но вместе с тем удивительно крепко сложенной фигуры девушки; руки стали постоянно трястись, а дыхание всё время было учащённым; на самих запястьях появились какие-то полосы. Одно было хорошо: красные полосы на шее перестали быть так заметны, но ещё полностью не утратили явность, постоянно напоминая о произошедшем неделю назад. Райген, упираясь правой рукой в подбородок, положил левую ей на голову, став медленно поглаживать. От этого она закрыла глаза, сумев немного выровнять дыхание. — п-почему... — прохрипела она, положив ложку с маленьким кусочком птицы обратно в тарелку и, словно, обречённо взглянув в глаза мужчины. Он тут же подсел вплотную, приобняв её и начав гладить по голове. — Ешь, тебе это нужно. И стал кормить её с ложечки. Конечно, это помогло, однако разве что ей поесть. Так-то ничего не поменялось, а даже стало хуже: она стала всхлипывать и со слезами на глазах, вперемешку с носовой слизью, поглощать пищу, смотря в никуда. — ... Он не психолог, который должен прийти с минуты на минуту, чтобы давать какие-то советы. И не психиатр, который придёт после психолога, чтобы советовать сейчас принять какие-то лекарства. Может он и прожил огромное количество лет, однако он ещё не смог помочь ни одному человеку ни одним своим советом, так что вряд-ли сейчас стоит пытаться... Да и к тому же: его моральные ориентиры смогла пошатнуть фавн-подросток, даже не имеющая как такового жизненного опыта (кроме, разве что, недавно случившегося). "Наверное я действительно ничего не понимаю в этом. Потому-то мои советы и бессмысленны... А имей они смысл, если я ими не пользуюсь? Эх ладно, Тэми, ты действительно много о чём... *Тьфу* на это всё, потом об этой херне буду думать." Чтобы успокоить бедняжку, Райген отложил в сторону ложку, прижав девушку к себе и став теперь во время поглаживаний широко проходиться рукой от макушки до самых плеч. И всё-таки удержать себя наш "диванный эксперт" не смог: — Не бойся плакать. — ... Она уткнулась лицом в его плечо, став тихо постанывать, постепенно всё сильнее и сильнее всхлипывая, всё громче и громче уже не просто плача, а рыдая. Она вцепилась в его серую тонкую кофту, что есть сил вжимая своё лицо в уже насквозь промокшую ткань, однако это не спасло их от постороннего вмешательства: в дверь в срочном порядке постучали и без получения на то разрешения быстро приоткрыли. Там был лечащий Неополитан врач, уже привыкший к такому поведению пациентки. — Поела? — спросил он. — Нет, ест, — ответил ему мужчина. — Пришёл мистер Карт, скажете как будете готовы его принять. — Да, спасибо. *Щёлк* — закрылась дверь. — ... почему... — С этим ничего не поделать... Я с таким лишь мог смириться... Ешь, ешь, — стал он снова пихать ей ложку курицы. Пришлось есть. Ложка за ложкой стали уходить в желудок. Следом за курицей последовал суп, а уже после жидкого пришёл врач, озвучивший план на день. В план входили: беседа с психологом сразу же после назначения плана, а следом—с психиатром; чтение какой-то книги об утопии ("Ага, только этого не хватало... Брюзга, опять ною," — мысленно жаловался себе же, а тем более — на себя же, Райген) с последующим её обсуждением; обед; небольшие задания и задачки из Бикона с их совместным решением с репетиром, назначенным также школой; "разговор с друзьями" в присутствии врача. Психолог, как и психиатр, ничего толком добиться вновь не смогли: лишь "да, ясно" в качестве неизменного ответа на уж совсем не терпящие отсутствия ответа на них вопросы. Книгу, конечно же, читала девушка не сама, а Тэми, сама горевшая прочтением чего-то подобного. Читала она вслух, иногда пытаясь особо сильно с помощью мимики и интонации привлечь внимание Нео. Конечно же безуспешно. Единственное, чего от больной смог добиться врач, это было несколько фраз, невероятно сжато описывающих прочитанные за эти часы семьдесят восемь страниц. Вместо обеда Нео просто стала, сидя за тем же столом, листать что-то в своём свитке. Этим чем-то были старые, ещё более чем годичной давности, сообщения от Романа и ему соответственно: 'Четыре года назад:' 'Р: Неополитан, привет. Поможешь пожалуйста разобраться с документами одному моему знакомому? Конечно же хорошо заплачу. Н: Право, не стоит — я и так вам по гроб обязана, Роман. Р: Просил же, прекращай так обращаться. Ладно, вот адрес... Напишешь как доберёшься. Н: Обязательно, спасибо! Р: Хорошо справиться. Н: Премного благодарю!' 'Три года назад:' 'Р: Привет, Нео. Можешь пожалуйста помочь нам? У нас тут заваруха серьёзная намечается. Н: Всенепременно! Адрес? Р: Да, сейчас...' 'Два года назад:' 'Р: Нео, ты где? Я тебя у нас уже сколько жду. Н: Мороженое нам покупаю. Р: Давай пошустрее, а не то на поезд не успеем. Н: Уже бегу. Р: Мороженное не урони.' 'Год назад:' 'Н: Приветик, Ром! Тут кафэшка суперская есть, и ты должен тут побывать! Р: Я сейчас очень занят. Н: Та рыжая, о которой ты предупреждал? Сочувствую. Р: Лучше будет тебе пока не появляться со мной. Н: Я её не боюсь. Надо будет—челюсть ей выломаю. Р: "Девушка, поберегите силы и своё здоровье". Нет, она действительно опасна. А мне за тебя беспокойно. Напиши адрес кафе, через час буду.' Выглядит сумбурно, а ведь для неё это всё множество пережитых вместе неподдельных и незабываемых эмоций. Эмоций, что снова нахлынули при пролистывании этой переписки. И уже слёзы начали собираться на глазах, белки краснеть, а руки ещё сильнее трястись, как в комнату весьма шумно вошла Тэми с праздничным колпаком на голове, несущая (как и её спутник позади, одетый также) маленький тортик. Подойдя к столу, она поставила угощение перед своей подругой, а с другой стороны подошёл Ханри, держащий в руках что-то в подарочной упаковке. — Нео... — начала лисичка. — Мы с тобой многое успели пережить. И хоть ты можешь быть не рада этому дню, но мы все благодарны тому, что именно в этот день родилась такая добрая и замечательная ты. И я особенно рада, что имею возможность на правах лучшего друга поздравить тебя первой... Вдруг она наклонилась к Нео и стала шептать ей на ухо: — надеюсь, вы позовёте меня свою сва-Ай, больно! — схватилась она за ухо, за которое тянул её брюнет. — Охренела? — сказал он перед тем как отвести её в сторону. Когда помеха "была устранена", он показательно откашлялся в кулак, начав свою речь: — Неополитан, мы все рады видеть тебя членом нашей команды. Для нас ты больше, чем просто товарищ... Ты нам как родная... — тут лицо парня стало багроветь. — И, может, я не умею хорошо выражать свои эмоции, но ты действительно будешь всегда находиться в моём списке самых близких друзей, состоящем... В общем... С днём рождения... Пытаясь не смотреть никуда, он попытался выйти от комнаты, дабы там уже сгореть от стыда, однако лисичка не дала ему этого сделать... И он сам почти сразу же расхотел, ведь внимание их обоих оказалось приковано к решившему последним выступить мужчине, подошедшему к девушке со спины и, словно боясь ранить, осторожно взявшему её за плечи. — Нео... Я надеялся, что твой день рождения пройдёт не так. Совсем не так... Он на секунду замолк, тут же обняв её со спины. — Не мучай себя, прошу. Я тоже был таким. И очень об этом сожалею... Сожалею о том, что за всю свою жизнь, став таким, ничему не научился. И не хочу, чтобы и ты стала такой же.... — ... — Я обещал... обещал, что не брошу тебя. Что помогу тебе в чём бы то ни было... И я обещаю, что всегда буду рядом... Её руки легли на его, глаза закрылись, голова опустилась, а на лице появилось слабое подобие улыбки. В этот момент стол окружили их товарищи, покорно ожидающие окончания речи своего, теперь уже не просто командира отряда, но лидера. И парень теперь держал в руках ещё один подарок, даже ни во что не упакованный — прекрасный зонт, перевязанный красной ленточкой. И ясно было, что этот подарок не от него. — ... Поэтому прошу, подари мне и нашим друзьям свою улыбку ещё раз. — (Шмыг)... (Шмыг)... с-спасибо... — еле сдерживая слёзы прохрипела девушка. — Я-я... Я... — Н-нео... — неуверенно протянула в её сторону руку беспокоющаяся Тэми. — Я-я так рада! И всё же внутренний её стержень смог преодолеть, казалось бы, неподконтрольные обычному человеку эмоции, позволив явить одну из самых прекрасных и непорочных улыбок, коих ещё сам мир не выдавал. Ответной реакцией лисички стали тоже слёзы, только ей уже неподконтрольные, и крепкие объятия со своей лучшей подругой. — Они такие милые, — вполголоса произнёс Ханри Райгену. — Да, — было ему ответом. — Кстати... Почему ты отказался от... Ну, предложения директора? — Ты ему веришь? — Ни капли. И да, "мы лишь винтики". То есть, лучше будет действительно свалить к чер... *БдУ-ух!* — в клочья разлетелась стена. Звук сирены стал последним, что слышал мужчина... ... "... Где? Мы едем... Мешок. Меня везут куда-то. Руки связаны. Ясно... Значит, надо просто ждать..." — пронёсся поток мыслей в голове только пришедшего в сознание мужчины. Желания раньше времени давать понять своим пленителям, что он находится в сознании, Райген не имел, а потому терпеливо ждал. Долгие часы длилась поездка, пока машина резко не остановилась. Следом за остановкой открылись, судя по звуку, двери кузова, после чего тело мужчины несколько раз пнули ногой, после взяв с двух сторон под руки, понеся куда-то, что также проделали с телом Неополитан. Спустя всего полминуты его посадили на какой-то стул, сняв мешок. Осмотрев окружение, Райген понял, что с ним решили обойтись менее сурово вследствие его низкой боеспособности на фоне находящейся на соседнем же стуле, привязанной к этому самому стулу по всем правилам хорошего преступника, Неополитан. Внезапно мужчину окатил поток холодной воды. Пришлось реагировать как подобает: — А!... Ч-чт... Что вам нужно? — бросил он взгляд на облившего его водой фавна с хвостом скорпиона. — Хи-хи, какой дер-р-рзкий... Гос-с-спожа, он ваш. На свет вышла Синдер. "Плохо, очень плохо," — сделал ещё более неутешительный, нежели до этого, вывод Райген. — А вот и наш предатель. Как тебе приём? Миленько, ага? — улыбалась она своей мерзкой ухмылкой, априори вызывающей желание стереть с её лица. — Синдер, что тебе нужно? — Сразу к делу? Как всегда прагматичен... Подойдя ближе, она стала заигрыающе ходить вокруг, проводя руками по его плечам. — А ведь ты такой умный, так ещё и на вид весьма хорош. — Что я должен сделать? — продолжал настаивать на ответе он. — Хммм, дай подумать... — показательно остановилась она у него за спиной, положив руку на плечо. — Нуу, раз уж ты не хочешь отвечать на проявления симпатии... Она в секунду сжала его плечо с такой силой, какой было почти достаточно, чтобы сломать ему кости. — Больше, например, не предавать моего доверия, — громко шептала она ему на ухо. — Ведь в ином случае сучке твоей жить останется недолго. — ... — Сразу всё понял! И почему же я совершенно не удивлена? О-хо-хо, кстати... Тем временем сознание Неополитан стало возвращаться к ней обратно, и она смогла чётко расслышать то, о чём говорили дальше эти двое, не подав при этом виду. POV Неополитан — Зачем ты убил этого кретина? Тварь! Дай только Драконы мне оружие! Дай только мы освободимся! — ... — Неужели из-за ревности? — Нет! Н-неужели... ради... — Хо-хо! Прямо так! Я уже, было, подумала, что это был какой-то план. Хотя вряд-ли такое ничтожество могло иметь какой-то... — Не сме-бдыщ!-й! "Вместе со стулом Неополитан упала на пол." — Не смей его так называть, тва!... — Заткнись, *****! Ай!... — Защищаешь даже... Нос... — ...зовут Тривия, но не... как больно... — ...ч-что за-А!? голова... — ... ... А-а? Ч-что происходит?! End POV Лишь Синдер отвлеклась на Неополитан чтобы ударить её носком по лицу, как Райген материализовал меч, разрезал верёвки и пронзил только успевшую обратить на произошедшее внимание Синдер своим мечом. Тут же стали сбегаться все немногочисленные присутствующие, тут же вступающие в бой. И шансов у них не было никаких против убийцы самих богов... Кроме, разве что, обладателя ауры, каждая атака которого может стать из-за смертельного яда, который он выделяет из своего жала, фатальной. Однако и он пал жертвой великого воина... однако всё же сумев мельком зацепить, оставив почти незаметную царапину. Почти в ту же секунду мужчине стало становиться всё хуже и хуже, а спустя десять он упал на землю, всё реже и слабее вдыхая и выдыхая воздух. Хоть ситуация того не позволяла, Нео беззаботно бросила всякие мысли о возможном наличии ещё большего количества противников в топку, кое-как сумев разорвать верёвки и броситься к мужчине. Она перевернула его лицом к себе, став пытаться добиться хоть какой-то ответной реакции. И у неё даже получилось, однако ответ... — П-про... щай... Сердце защемило, вновь... только теперь это было ощущение иное — словно у неё не просто забрали то, с чем она всю жизнь прожила, но без чего бы даже привыкла, однако словно часть её самой оторвали с мясом, оголив все нервные окончания и заставив жариться на медленном огне, вместе с тем, добровольно медленно, тупым и коротким кинжалом, миллиметр за миллиметром, прокалывая себе сразу оба лёгких, отчего дышать стало невыносимо. Мозг настолько активизировался, а мысли стали настолько быстро проносится, что поймать и понять какую-либо из них было просто невозможно, отчего она в трансе застыла, глядя своим, на вид спокойным, взглядом прямо в его лицо. "З-забери!" — смогла она что-то для себя понять и осознать. Осознать что-то очень, очень страшное. — "Забери мои силы! Мою жизнь! Но не уходи!" — и впилась в его губы своими, став чувствовать, как что-то постепенно уходит из неё. Так она, уже начав терять сознание от нехватки воздуха, просидела в таком положении несколько минут, до сих пор ощущая, как, словно, безвозвратно что-то теряет. И в какой-то момент была готова... нет, в какой-то момент она это что-то безвозвратно потеряла. И тогда наконец смогла отринуться в сторону, глубоко задышав. "Прошу, не..." Мысль прервал крик приближающихся людей, из-за чего единственным, что девушке пришло на ум, стало бегство куда глаза глядят с телом мужчины на руках. Темнота не была главной проблемой — важно было найти выход отсюда. И, возможно, ей просто очень повезло, а может и нет, но выбив плечом одну из дверей, она оказалась на улице. И первым из ощущений стал холод... И упавшая на нос, на её памяти первая в этом году, снежинка. Покрепче перехватив тело любимого, под крики вновь приближающихся людей позади она устремилась куда глаза глядят.Я не хочу просить тебя прийти, я хочу предупредить: я всегда буду тебя ждать.
Бегбедер
Не слова определяют любовь, нет — поступки.
Ремарк
Когда-то где-то в южных лесах Вейла Самое обычное зимнее утро в лесах Вейла: частые завывания бурана; постоянная метель, из-за которой мало того, что прогулки, но даже вырубка одного ближайшего дерева для человека без ауры становятся действительно невыполнимой задачей; со временем сводящая с ума всеобъемлющая белизна. И никакой свет солнца, в таких ситуациях так назло под любым углом и бьющий прямо в глаза, не делал лучше, а лишь затруднял передвижение. И всё же есть несравненный плюс в такой обстановке, однако это является одной и только одной единственной ситуацией—ситуацией, когда человек успел запастись дровами и дичью в хорошую погоду и теперь может спокойно и непринуждённо любоваться таким ужасным и ненавистным для одних и в то же время удивительным и поистине завораживающим для других видом... Ничем не примечательная изба в разнообразнейших лесах Вейла, расположившаяся у самого подножия четырёх окруживших её высоких холмов, скрытая величественными кронами елей, преобладающих в данном биоме. Гримм тут никогда не было... разве что всего однажды, когда постройка эта и лишилась своих хозяев. Но не будем о плохом. Взглянув со стороны никто и помыслить не сможет, что данный домик(сделанный явно на славу) может являться местом пребывания самого жестокого... ну, когда-то жестокого человека на всём белом свете... — (Хум, ху-хум, ху-хум-хум-ху-хум-м)... — что-то напевала себе девица с серыми волосами, попутно кропотливо что-то вышивая. Обстановка в избе, раньше насчитывавшей только сделанные впопыхах стол со стулом, неровную кровать, да два пледа с ковром из шкур волков, состояла из: обитых шерстью обтёсанных стен и таких же трёх стульев; крепкого небольшого прямоугольного стола, укреплённого несколькими балками, соединяющими между собой ножки близ пола; одной огромной, длиной и шириной два метра кровати, обтёсанной и отшлифованной чуть-ли не до блеска и другой маленькой метр на полтора; не менее большого многослойного пледа, которым получится не только укрыть сразу пять человек, но и согреть; стоящей посреди дома большой каменной печи, последние три месяца круглосуточно пыхтящей дымом на улицу. Следом же можно обратить внимание и на написанные от руки картины, слева направо при входе становящиеся всё детальнее, изысканней, глубокомысленнее и впечатляюще: палитра красок чаще создавала контраст между совершенно разными оттенками, запечатлёнными на важных участках картины, и мягкими переходами от одной глубины того или иного цвета к другой в самых, казалось бы, несовместимых участках; локации и позы, принимаемые с каждой картиной всё чаще появляющимися людьми на них, становились всё более сдержанными и даже стеснёнными, а пейзажи плавно, по мере движения взгляда в сторону правой стены, сменялись изображением экстерьера этого самого домика, что в конце концов переросло в сжатый интерьер и, как следствие, изображение на его фоне двух людей с колоссальной разницей в росте. И если первые картины лишь мельком затрагивали повернувшихся к наблюдателю спиной людей, то позже изобразитель, словно всё больше набираясь мужества, лез непосредственно к ним всё ближе, отмечая в их позах и мимике всё большую и большую... радость? Действительно, последняя картина не была ничем иным как портретом двух до сих пор молодых людей, держащихся за ладони друг друга и с закрытыми глазами прижавшихся друг к другу лбами. И ничего более: ни стульев, на которых они сидят; ни стола, на который облокотился мужчина; ни вовсе какого-либо заднего фона — только они вдвоём. — (Ху-у-ум-ху-ху-ум!) — довольно промычала девушка, осматривая плоды своего труда. Сама она была одета в сшитую самостоятельно майку, на несколько размеров бо́льшую нужного, и некие шорты, в этот раз почти ей по размеру (и всё же без ремня не обошлось). В руках её была ещё одна почти такая же как на ней, только в разы лучше, верхняя одежда для лежащего почти на расстоянии вытянутой руки мужчины, "отсыпающего заслуженное". Мельком взглянув в его сторону и на краткий миг прослезившись, она сложила ткань в руках в самолично сделанный (как и всё в этом доме) шкаф, где уже лежало несколько комплектов одежды разного назначения: какая для дома; какая под шубу на улицу. *Щёлк* — ударилась маленькая, настроенная на часовую стрелку, перегородка, сообщая о наступлении нового дня. Вечерний приём пищи как всегда не был пропущен, а потому, отложив иглу с нитью в коробку, а оставшуюся ткань в ящик, девушка уже хотела ложиться спать на стоящую рядом кровать поменьше, как в дверь, словно, что-то ударилось. "Это точно не метель..." — подумала она, взяв самодельное ружьё и став медленно двигаться к двери. Когда же она подошла и открыла дверь то... *Фьюююю...*, *фьюююю...* — лишь был слышен шум ветра. Выйдя за порог, она не обнаружила абсолютно ничего странного, а потому уже собиралась войти обратно... *Тщить* — вытащил прямо у кровати её возлюбленного какой-то человек огромный составной меч. Пред её глазами пролетела вся её жизнь: лица родителей, когда она впервые их увидела; лица родителей перед их смертью...; лицо человека, заменившего ей отца, и последняя улыбка, с которой он сопроводил её на задание, что с ног на голову перевернуло её жизнь... и лишило и его жизни...; Его лицо и Его улыбка, Его обещание подарить ей счастливую жизнь... С Ним... Где-то "Мразь! Как мог бросить?! КАК МОГ! ПОСЛЕДНЯЯ ТВАРЬ! Обещал же... Дал ведь обещание..." — думал только об одном только вернувший интерес к жизни один небезызвестный Негорящий, даже на толику не осознающий всей ситуации. — "Я же пообещал, что буду с тобой!... ПОЧЕМУ ВЫ ТАКИЕ УБЛЮДКИ, БОГИ?! ПОЧЕМУ!!!" — ха-а... ха-а-а... — были слышны рядом какие-то странные вздохи. "Лукатиэль... очередной кошмар, только теперь я из него не выберусь... УБЛЮДКИ!" Он вновь возненавидел всех богов, решив просто напросто не открывать глаза и поминать всех причастных красным словом (а у него запас разного рода оскорблений весьма богатый), однако поток гнева и ненависти ко всему и вся был заглушён тихим, произнесённым хриплым голосом, словом: — р-рай... ги... Он как ошпаренный подорвался с кровати, неверящими глазами смотря прямо в сторону источника звука, коим оказалась сидящая у стены Тривия с большой дырой в правой части груди. — Тривия!... Нет-нет-нет! — постоянно бросая куда-то свой взгляд в поисках медицинских приспособлений, отрицал он. — Всё-ё хо-ор-рошо, не двигайся... С-сейчас, я приведу помощь! Он подбежал к двери, уже собираясь ринуться к ближайшему встречному... Но на расстоянии многих километров ничего кроме снега, наметённого недавней метелью и белых елей, не было видно. Ни-че-го. В сердце что-то больно кольнуло, а в голову внезапно направилось огромнейшее количество информации, лишь всё усугубившей... Ведь теперь он помнил всё. И помнил, кого здесь искал... И что нашёл её... Мысли беспорядочно забегали, не позволяя даже подумать о дальнейших действиях, однако и без того он, споткнувшись о какой-то окровавленный меч, подбежал к своей любимой. — бхуэх... — вырвался у Тривии изо рта невольный сгусток крови. — я-я не... — Ничего не говори! Пожалуйста, ни за что... — к-как... куэх... зовут... — Виктор, но плевать! Н-ни за что... не на-апрягайся... (всхлип)... В-всё будет (всхлип)-хорошо, слышишь?... — ... прос... ти... Её глаза стали медленно закрываться, а вместе с тем на глазах таяла её вера в лучшее будущее и вообще какое-либо будущее. Все мечты, что годами копились в одиноком сердце, были низвергнуты и превращены в ничто. И Он это понял... и, словно надеясь на какую-то глупую удачу при таких глупых действиях, что есть сил обнял её, сжав зубы и став что-то себе шептать. Это была молитва так ненавистным ему богам, произнесённая от чистого сердца, каждый раз на полуслове обрываемая всхлипами... Но ничего не произошло—разве что её сердцебиение почти пропало. — НЕТ!!! — с болью вскричал несчастный, сжимая бездыханное тело своей любимой. Слёзы любви, утраты и печали стали скатываться по его векам, касаясь без двух минут трупа... А может... Суицид—выход?... — ... кх... — почти неслышно из-за внезапно начавшейся метели, но донеслось до его слуха. — ТЫ ЖИВА?! — Мнгх... ч-что? — непонимающе открыла Тривия глаза, неверяще смотря прямо на Виктора. — ЖИВА!-кха-кха-кха... — счастливо в прямом смысле зарыдал мужчина, стальной хваткой заключив в своих объятиях её, прижав своё лицо в её левому плечу. — Я-я... Я-я-я!... Я ТАК СКУЧАЛА! — ответила она тем же. — Я ДУМАЛА ТЫ НЕ ВСТАНЕШЬ! ТРИ ГОДА Я... Я... УАААА! — в ответ зарыдала она. Так они просидели многое время, не желая и двинуться лишний раз. Когда же оба немного успокоились, Виктор задал ей вопрос: — ... Нео... — (Шмыг), да? — Я... Я всё вспомнил... И то, зачем сюда пришёл... Она была несомненно рада, ведь всё хорошее, что происходит с её любимым, это всегда хорошо и для неё... И всё же в сердце кольнуло незначительное, но чувство обиды и ревности. — И я наконец тебя нашёл. Последние слова были произнесены с той добротой и заботой, с коей ни один во всём мире человек ни к кому никогда не обратится—это были слова, словно сами собой кричащие: "Никогда и ни за что даже сама смерть с тобой нас не разлучит!", с тем трепетом и лаской, что сама мысль о неискренности такого казалась абсолютно преступной и жестокой. От такого слёзы вновь стали наворачиваться на её глаза, но теперь это были слёзы абсолютного счастья. Теперь-то её ничем не удивить и не обрадовать больше, чем сейчас... Или же... — Нео... Она отстранила голову глянув ему прямо в глаза. — Да, Виктор? (#) — Брось это имя, оно не имеет со мной более ничего общего... Кхм, Нео... Ты выйдешь за... — ДА! Её... Их общая мечта исполнилась. Теперь они будут... Теперь они счастливы. И отныне дом их украшает прекрасная картина один к одному с высоким мужчиной в чёрном фраке, целующим удерживаемую им на руках самую красивую на свете девушку в розово-белом платье. Коне... *Тук-тук-тук* — грубо стучал кто-то в дом счастливо живущих вместе уже почти несколько лет молодых людей, довольно часто помогающих путешественникам здесь отдохнуть перед продолжением своего пути. За это время дом успел расшириться благодаря трудолюбию и усердию прекрасной пары, с особой заботой подходящей к месту совместного проживания: повсюду висели картины, повествующие о довольных своей жизнью молодых людях, занятых обычной рутиной. Мужчина подошёл к двери и открыл её... Обомлев... *Трым-тым* — выпала миска из рук девушки, увидевшей тех, кто за дверью... — К... командир! — донеслось с той стороны перед тем, как мужчина оказался повален на пол. — Я так скучала! — Дружище! — не смог не сдержать улыбки почти не изменившийся брюнет, одетый в тёплый меховик. — Сколько лет! — Тэми! — прыгнула в руки своей старой подруги такая же счастливая Нео. — Привет, Ханри! — И мне даже отвечаешь! Ну привет! — обнял брюнет и её. Поднявшись, Райген лишь и смог, что проронить скупую слезу и, не имея сил противостоять соблазну, широко улыбнуться. — Друзья, — обнял он всех вместе. Нет, отныне главный зал дома украшает один к одному картина со стоящими на фоне громадного деревянного строения счастливыми людьми, отныне никогда друг от друга не отделимых.Всему свойственно заканчиваться: всему ужасному; всему прекрасному. Свойственно заканчиваться по-разному: плохо, хорошо.
У каждой истории есть начало и конец. Свой пик, своё падение. Даже среди самых глупых историй есть толика смысла, и даже у самых прекрасных и непорочных историй есть мысли, порочащие их.
Каждая история о любви похожа на иную, но всегда подана по-новому.
Каждая история о любви где-то и на чём-то заканчивается. И данная история закончилась здесь, и закончилась счастливо.
Всем спасибо.