лист сентября - синоним Дима

лист сентября увядшего, синоним — Дима, Дима который идет не замерзая по улочкам воронежа: воронеж — дань уважения старому другу, и новому, который не то что лист, он подсолнух который так и тянется к солнцу, не то лютик, ей богу. а друг тот — Эмиль, вспоминают жару и лето, вспоминают и эмиля рядышком, как на подсознание эти вещи как синонимы вместе всегда, а Дима все прохлаждается, под ветром воронежского вокзала, на высоте его домов многоэтажных. дым раздувает Дима не хлеще чувств своих, сидя где то не весть где, он близко к серым облакам, к серому небу. глаза у него тоже — пепельно серые. Эмиль уже за любовь свою банит, не подпуская близко ни подписчиков, ни Диму. его сердце — крепость в бресте, его глаза — пожары лесные, его нрав конфеты сладкие, таким запоминал Эмиля Дима, вчера было солнечно, сегодня облака дыма в небе, казалось, дима облака эти сам выкурил сегодня же. эмиль никогда не позволял Диме курить, но эмиль сейчас и Диму запретил, в принципе, честно? в обертках сладких карамелек вся кухня, мягкий коврик у кровати, и вязанные игрушки на подоконнике, теперь, там окурки, теперь, там только Дима, теперь не солнечно, теперь пасмурно. и пропущенных у эмиля, кажется, не мыслимое количество, у эмиля который ушел трезветь, эмиля который солнечный, который не пасмурный. а на Диму дождь льет без конца, а он плачет, пока все думает что на щеках холодные капли дождя, идущего, наверное уже вечность. Эмиль нежится в руках одеяло сжимая, в лучах солнца своего купается, потягивается, носочки мягкие встречают пушистый коврик, и Эмиль идет на кухню, простую, воронежскую, там свет изо всех щелей льет, отражаясь. Эмиль заваривает кофе, ждет Диму, пока не вспоминает что было вчера, и позавчера, и еще дней пять подряд. он снова косит взгляд, думает что это все не так, не правильно, эти мысли всегда сбивались звонком тостера, но тот сломался вчера вечером. Дима шагает снова по воронежским бульварам, пару раз смотрит на дорогу затоптанную, ведущую к эмилю в объятья в родную до ужаса квартиру. Дима рассматривает вариант этот пару минут, и идет пиная еще не высохшую траву у дороги затоптанной — воронежской. тут они гуляли еще недавно кажется, хотя было это года два назад, когда они заехали сюда. Эмиль чат перебирает, банит тщательно, не допуская не одну мысль о КДМ, ни одно упоминания теплых, сладких поцелуев Димы, не одной встречи. он листает так внимательно, что из трех тысяч комментариев вдруг выходит всего каких то 200. как же мальчик хочет быть самостоятельным, но они с димой связаны ниточкой ментальной, наручниками общими, как в челенджах на ютубе, только там 24 часа, а у них уже жизнь вся, и «вся» впереди еще причем. Эмиль все это понимает, и понимал раньше, пытался ножницами резать ниточку ту, и прижигать тоже. у основания рук диминых он жог сильно сильно, ехидно улыбаясь, пока Дима не понимал, что сделал такого, что руки не тушит дым, что руки не тушит и дождь с градом. правда, глаза младшего, его обжигали куда больше, чем ментальные попытки разрезать ниточку между ними, они разжигали в эмиле страсть к насилию, а диме тушили желание любить, любить вовсе, не только мальчика кареглазого, но и других, хотя, вряд ли дима способен кого то полюбить так же как этого паренька. Эмилю же ниточка сжимала руку до боли, иногда, ему казалось, что она завязана не только у основания кисти, но и на сердце, где то внутри. на шее будто тоже была завязанная эта злощастная красная нитка, которую Дима тащил за собой везде и всегда, когда улыбался нитку затягивал туже, и когда подари дарил дорогие. Дима уже стоял у подъезда, решая, надо ли ему такое счастье снова, снова странные словечки, намеки не содержащие в себе ничего кроме упрека обжигающих глаз, черных зрачков и острых зубов. он набирает код знакомый — 33*8954, код воронежской квартиры на окраине он никогда не забудет. осторожно он поднимается на четвертый этаж, прислушиваясь к тому, как эмиль встревоженно вскакивает с кровати мягкой и бегает по дому ошарашенно, телефон в кармане вибрирует сильно — сильно пока Эмиль дверь отпирает. — ну, и чего ты пришел? — Эмиль знает прекрасно ответ: — люблю тебя потому что. — он виновато смотрит, оправдывается, хотя оправдываться не перед чем, не перед кем. — и ведь верю — впустишь меня? — и почему то кудрявый впускает, почему то тоже в миг смотрит виновато, будто костры тухнут в его глазах мгновенно, как видит душу родную у себя на пороге, пахнет дождем и сигаретами — ты курил? — а Диме и сказать нечего, кроме объятий, он ничего не просит. и Эмиль ведется на серые виноватые глаза, на мокрые волосы, тянется к запястьям и мысленно ниточку туже завязывает, пока вжимается плечи родные до боли. — проходи уж. Дима снимает ботинки, не много пачкая пол, тут же обещая вымыть его до блеска. проходит в квартиру и застывает, улыбается, вдыхая запах знакомого одеколона, телефон на диване, не работающий тостер, и вид на воронежские дворы окраинные. Дима любит каждую частичку, собирающую пазл его счастья, центральная часть в нем — эмиль.