proud of you

Чан осторожно приоткрыл дверь. В комнате было темно и тихо. И если бы он не знал, что Чонин зашёл сюда чуть больше трёх часов назад и абсолютно точно не выходил, Чан легко бы мог поверить, что комната пуста.        Простояв некоторое время неподвижно, пытаясь уловить местоположение макне, Чан наконец услышал едва уловимый шорох со стороны кровати. Едва слышно выдохнув и прикрыв глаза, он дал себе несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Разговор явно предстоял непростой, и Бан Чан пытался собрать все свои выдержку, спокойствие и силу убеждения, искренне надеясь, что этого хватит.        Вот только Чонин всегда был непредсказуемой переменной в сумасшедшей системе координат, в которую несколько лет назад превратилась жизнь Кристофера Бана.        Проскользнув в комнату, Чан плотно прикрыл за собой дверь. Он знал, что никто не последует за ним — в конце концов Чан сам настоял, что разберётся — но привычка изо всех сил сохранять хотя бы видимость личного пространства настолько въелась в его жизнь, что он давно уже действовал на автомате. Бан Чан привык создавать зоны комфорта не столько для себя, сколько для ребят, доверивших ему свои судьбы. И он будет продолжать делать это, даже если нужно будет защищать их от самих себя.        Три шага вперёд, поворот налево и ещё четыре шага. Ровно столько пришлось пройти, чтобы колени Чана наткнулись на край кровати. Он задумался на мгновение, насколько странным является факт, что он буквально может пройти эту комнату с закрытыми глазами, но тут же отбросил лишние мысли. Сейчас у него были дела поважнее.        Осторожно присев на самый край кровати и повернув голову туда, где по его расчетам должно было находиться наверняка свернувшееся в клубочек тело Чонина, Чан тихо произнёс:        — Я ни в чём тебя не виню.        Судорожный всхлип, расколовший тишину комнату, подтвердил все догадки Чана. Он точно попал в самую болезненную точку, обнажив края старой, всё никак не заживающей раны. И если Чан хотел наконец её залечить — для начала нужно было сорвать едва затянувшуюся корку и избавиться от гноя.        — Я не злюсь на тебя. И не обижаюсь, — ещё один всхлип был ему ответом. — С каждым из нас случаются промахи. Мы все это понимаем. И я, и ребята.        Ворох одеял, силуэтом проступивший на кровати — глаза Чана потихоньку привыкали к темноте комнаты — заворочался. Казалось, Чонин пытается забраться ещё глубже, словно маленький ребёнок, верящий, что полог одеяла спасёт его от любых монстров. Вот только как спрятаться, если монстры уже внутри? Штурмом взяли твои мысли и хозяйничают в голове?        — Я знаю, что ты расстроен. Ты винишь себя в нашей неудаче, — очередной всхлип был больше похож на сдавленное рыдание, и Чан сжал кулаки и стиснул зубы. Ему тоже было больно. Не меньше, чем его маленькому изломанному своими же терзаниями чуду. Но он должен держаться. Должен наконец озвучить всё, а не просто молча утешать. Иначе эту проблему не решить. — Ты считаешь свою ошибку ужасной и не имеющей право на существование. Ты разочарован в себе. Ты думаешь, что ты слишком слаб, не такой талантливый, как все вокруг думают, недостаточно способный, медленно схватывающий, замедляющий всех, обуза, что потянет нас на дно. Я понимаю каждую эту мысль. Потому что сам часто думаю о себе так.        Холм из одеял неожиданно дёрнулся, распадаясь и являя взору взъерошенного, красного даже в полумраке комнаты, опухшего от слёз, но переполненного таким знакомым возмущением Чонина. Мальчишка пыхтел как разъярённый паровоз и метал на Чана злобные взгляды.        — Не смей так о себе думать! — он явно пытался звучать грозно, но голос из-за долгой истерики был сиплым и немного гнусавым, что абсолютно портило впечатление, и Чан с неимоверным трудом удержался от улыбки. Не время сейчас. Он ещё успеет умилиться с этого недовольного клубочка.        — Почему? Ты же о себе так думаешь. В чем разница?        — В том что я действительно бездарный, а ты... ты! — Чонин захлебнулся воздухом, покраснел ещё сильнее и потупился, принимаясь ковырять пальцами край одеяла.        — Нет, Чонин-а, это не так работает, — покачал головой Чан, осторожно беря чужие руки в свои. Ладошки Чонина были совсем холодными и немного дрожали, и Чан тут же принялся их мягко поглаживать, согревая. — Каждый из нас сомневается в себе. Ты не мог этого не замечать, — Чонин недовольно сморщил нос, но возражать не стал, да и руки свои не вырвал. — И это нормально. Сомнения дают нам силы расти дальше, совершенствоваться, становиться лучше. Но нельзя позволять сомнениям разрушать себя и откидывать все усилия как мусор. Неудачи случаются. И они будут происходить. От этого никуда не деться. Но они вовсе не означают, что ты не способен к успеху. Они лишь учат нас, как поступать в дальнейшем. И я сейчас даже не про дополнительные тренировки, а про то что принимать свои ошибки надо уметь. Как и извлекать из них пользу.        Чонин неожиданно вырвал одну свою руку из мягкой хватки, но лишь для того чтобы утереть рукавом толстовки своё лицо, и поднять наконец глаза на Чана. И от калейдоскопа эмоций, пронизывающего этот взгляд, сердце мужчины словно перевернулось вверх тормашками. Столько тепла и благодарности было в нём, что впору самому заплакать. А ещё виднелось что-то сияюще прекрасное, что Бан Чан никак не мог опознать, ну или попросту пока боялся.        — Ты ещё только начинаешь свой путь, — мягко произнёс Чан и, не удержавшись, протянул руку, мягко погладив кончиками пальцев немного опухшую щёку. — Впереди ещё столько возможностей, столько дел, в которые ты сможешь вложить весь свой невероятный талант, — Чонин явно смутился и опустил взгляд, но его чуть дрогнувшие пальцы, всё ещё находящиеся в руке Чана, едва ощутимо извернулись и сжали чужую ладонь. Чан не смог сдержать мягкую улыбку. — Ты уже сияешь как маленькая звёздочка, но пройдёт совсем немного времени, и ты превратишься в самое настоящее Солнце. И я буду самым счастливым человеком на свете, если смогу хоть немного помочь тебе в этом.        Чонин, не издав ни звука, просто бросился вперёд, практически заваливая Чана на кровать. Он прижался к его боку, обвив широкую грудь своими тонкими руками, и спрятал лицо где-то между плечом и шеей. Чан помедлил всего секунду прежде чем обнять немного подрагивающее тело, принимаясь мягко поглаживать его спину ладонью, второй зарываясь в мягкие даже после стольких окрашиваний волосы.        — Ты не жалеешь? — раздался вдруг приглушённый голос.        — О чём?        — О том, что выбрал ме... нас в свою команду, — Чан решил сделать вид, что не заметил эту оговорку. Он понимал, что за один раз все страхи не разрешить, но сегодня был заложен неплохой камень в фундамент, и он планировал выстроить для Чонина крепкую стену, защищающую от всех невзгод.        — Конечно нет, — Чан почувствовал, как Чонин наконец расслабляется, и принялся перебирать его волосы, уставившись на узкую полоску света на потолке, что снова и снова мелькала, проезжающими где-то за окном машинами. — Знаешь, однажды в Австралии, где-то за год как я приехал в Корею, мы с отцом были на ярмарке. Я отвлекся и потерял его. Тут же постарался выйти к выходу, чтобы было проще найтись, но случайно наткнулся на женщину перед ярким шатром. От столкновения колода карт, что была в её руке выскользнула и рассыпалась прямо между нами. Многие карты упали картинками вниз, но некоторые перевернулись, и она отчего-то очень внимательно их разглядывала, не обращая внимание на мои извинения, а потом подняла голову и посмотрела так пронзительно, что мне стало не по себе. А потом она неожиданно улыбнулась и сказала, что я большой счастливчик. Что сами звёзды мне благоволят. Что несмотря на сложный и тернистый путь, я смогу найти дорогу к мечте. И что у меня будет не одна семья, а целых две. Две любящих семьи, что пройдут со мной всю мою жизнь, — Чонин поднял голову и снова посмотрел на Чана этим самым взглядом полным чего-то сияющего. — Я тогда конечно мало что понял. Да и не поверил особо. Просто поблагодарил и сбежал, но уже в Корее неожиданно вспомнил её слова и продолжаю вспоминать. Думаю, она была права. Ведь я действительно счастливчик. У меня есть вы        Чонин тихо рассмеялся, расплываясь в улыбке, и едва слышно прошептал «‎спасибо», сжимая свои руки крепче и снова пряча личико на груди Чана. А тот всё никак не мог перестать думать о второй части того неожиданного предсказания. О маленькой искорке, которую он сможет отыскать и дать ей раскрыться. О счастье, что он обретёт, и о любви, что вырастет из заботы.        — Я очень горжусь тобой, — прошептал Чан едва слышно, точно зная, что Чонин услышал его, по тому как дрогнули его плечи и прервалось на мгновение глубокое дыхание.        Всё-таки карты не обманули.