Сборка драбблов. Юбилейная

      В театре всегда много шуму, будь это маленькое помещение на пятьдесят человек или большой зал, где цены переваливают за десятку даже у мест на балконе. Зал никогда не пуст. Не было ещё ни одного представления, на которое бы не пришли люди. Ведь, не будь зрителей, не будет и зрелища.       Вот оно, зрелище. Далеко не первое для Эридана, но дебютное на сцене большого театра. Всё здесь непривычно, в новинку и диковинку: сцена крутится, кулисы расписаны аркой и мелькающими за ней Пьеро и Арлекином, высокие вазоны стоят на авансцене, на стенах витиеватые узоры и лепнины каких-то карикатур. Всё так экзотично и прекрасно одновременно. Наверное, именно за это Эридан и любит театр. Он будоражит кровь.       Эридан и его группа здесь с самого утра. Их главный помощник — мистер Вантас, — был вместе с ними до самого начала выступления. Все они в сотый раз прогоняли текст, коротко разыгрывали самые сложные сцены, а когда время тихо подкатило к началу, он пожелал всем удачи и сказал, что найдёт место в зале. После его ухода у группы возникло некое напряжение, словно единственная их надежда исчезла навсегда.       Ампора вздохнул поглубже и протянул руку вперёд. На него тут же посыпались косые взгляды, но кто-то из однокурсников поддержал его идею и положил свою ладонь поверх Эридановой. Кто-то достал телефон, чтобы запечатлеть столь важный обряд их группы, и вот уже все стояли в небольшом круге, центром которого были сложенные друг на друга руки. Ребята переглянулись улыбками, опустили комок рук вниз и подбросили его вверх, издав тихое: «Да!» Теперь им ничего не страшно.       Эридан готов был сворачивать горы.       Сцена словно замерла. Театр сделал тяжёлый вдох в виде погасшего света и последних перешёптываний где-то в толпе. Занавес заскрежетал и после короткой микрофонной речи всё на мгновенье умерло. Время остановилось, а вместе с ним и сердце Эридана.       Спектакль начался гладко, как на репетициях… нет, даже лучше. Он словно приобрёл какое-то второе дыхание. Самые скованные держали себя уверенней, чем прежде, а главные герои блистали подобно звёздам на небе.       Ампора блистал. Мундир был на нём влитой, козырёк удобно давил резинкой на волосы, линзы прекрасно заменяли очки и открывали глаза. И в этих глазах что-то плескалось. Плескалось метафоричное море, а в нём, под пенистыми волнами, колыхались и крутились огоньки. Если глаза — это зеркало души, то прямо сейчас Эридан готов согласиться с этим высказыванием.       Пьеса текла, как бурная река весной. Актёры не просто отыгрывали, а проживали свои роли. Сцена за сценой спектакль сошёл на антракт. Занавес заскрежетал, а студенты скрылись за кулисами вновь. Кто-то затягивал корсет, другие проверяли шнуровку на своих ботинках, третьи вновь и вновь заучивали текст. Эридан не делал ничего. Он ловил короткие фрикции удовольствия, которые, по рассказам их с Соллуксом общего друга Карката, ловил его знакомый-наркоман. Если театр, это наркотик, то Эридан готов колоться им всю жизнь.       Второй акт начался с выстрела, который не ожидал никто. Кроме, конечно, актёров. Тут же разорвали кромешную черноту софиты, а на сцене заблестел в своём мундире главный герой. Красивый, молодой, с израненной душой. Он медленно перешагнул труп другого солдата и опустился на выступ между сценой и авансценой. Он долго сжимал в руках всё ещё дымящийся пистолет и то и дело водил по лицу пальцами, что бились в лихорадке. Если не все, то почти все оттенки боли пробежали по молодому, гладкому, небритому лицу. Они перекатами валили от мускула к мускулу и застыли где-то на болезненной улыбке.       Солдат встал, сплюнул боль куда-то в сторону, швырнул пистолет в сторону трупа и шагнул на сцену.       Софиты умерли.       Одинокий луч пушки был направлен только на одну фигуру.       — Отныне мой мир никогда не будет прежним, — громко проговорил Эридан, и сцена снова исчезла во мраке.       Слушать хлопки было приятно, но вручение цветов оказалось ещё приятнее. Пока множеству девушек вручали цветы их кавалеры, друзья и родители, Эридан внимательно следил за тем, как Соллукс пробирался между рядов и шёл прямо к нему. Он скромно подошёл к авансцене и подозвал к себе Ампору. Оставляя своих друзей и однокурсников в ряду, Эридан спустился по маленьким ступенькам и присел на одно колено. Соллукс протянул ему букет из его любимых цветов — гибискуса и нарциссов, — и коротко прошептал, что выступление было великолепным.       Эридан слегка улыбнулся, вдохнул запах цветов и игриво заглянул в глаза своему парню. Он убрал свой букет от лица и мягко поцеловал Соллукса.       Театр в это мгновенье громко охнул.