по сельской дороге

Антон с Ромой и Бяшей был знаком с шестого класса. Каждый раз хулиганы впутывали парня в какие-то приключения и даже драки, учитывая, что он не умеет драться и просто наблюдал за Бяшей с Романом. Иногда казалось, что Пятифану Антон стал гораздо ближе, чем Бяша, хотя все должно быть наоборот, зная, что они с детства знакомы. Парней можно было встретить либо в курилке, либо в классе парней на год старше. Мама всегда говорила, что он связался с плохой компанией. — слушай, Антон, — обратился Рома, докуривая красный Мальборо, — у Бяши во дворе волга затерялась, мы вот думаем починить ее и гонять на ней, как думаешь? — хорошая идея, — выдохнул и закашлял Антон. Он не курил, иногда делал тяжки и то кашлял после этого, — только я совсем ничего там не понимаю. — ты что-нибудь кроме динозавров знаешь? — закатил глаза Рома Губы Антона начались трястись, предвещая злость. Бяша только засмеялся. Петров развернулся и направился вон из курилки. Ему было неприятно после такой колкости, хотелось ударить Рому, но совесть не позволит, особенно после трех лет крепкой дружбы. Рома с Антоном всегда сидели вместе уже на протяжении, может быть, лет двух. На химию Рома опаздывал, кто его знал где он. Может быть выкуривает вторую сигарету после этой перепалки. Пятифан всегда старался как можно больше скурить сигарет после ссор с Бяшей или тем же Антоном. А может по тихому ушел спать домой. После десяти минут звонка в дверях появился черноволосый парень, ну как, сперва стойкий запах табака, а потом сам человек. — Извините, можно войти? — Спросил Рома, осматривая класс уставшим взглядом. — Опять курил за школой? — Спросила Лилия Павловна, которая, кажется уже привыкшая к тому, что больше половины класса курит. Все таки не маленькие дети, по шестнадцать лет, — Заходи, Ром. Пятифан сел с Антоном, даже не смотря на соседа по парте. Костяшки на правой руке были сбиты с мелкими кровоподтеками. — С кем ты уже успел подраться? — обеспокоенно спросил Антон, пытаясь не привлекать внимание учеников и учительницы — Прости за случай в курилке, я правда не хотел тебя так обидеть, — выражение лица Ромы было такое же каменное, без каких либо эмоций. — Конечно. Может ответишь уже на мой вопрос? — Это хорошо. И опять игнор вопроса. Антон никогда не понимал эту черту характера у Ромы.Всегда раздражало. — Слушай, а что ты после школы делаешь? — шепотом спросил Рома, явно что-то придумывая. — Ничего, а что такое? Если ты что-то придумал, Ром, моя мать буд… — Ничего не придумал, просто хотел пригласить тебя к себе, — перебил Антона, — думал посидим, я научу тебя машины делать, раз ты не знаешь как. Рома всегда был гомофобом. Он, если грубо сказать, пиздил таких пацанов, хотя на поселки было очень-очень мало таких людей. Но когда Рома смотрел на Антона что-то испытывал. Это были теплые и искренние эмоции. Антона хотелось защищать, он всегда казался очень слабым мальчиком, которого может убить даже Семен, который, к слову, вообще не изменился. Такой же жирный и прыщавый тип. Рома подрос, был всего на сантиметров пять выше Антона, Бяша так и остался по плечо парням. Ох уж этот подростковый возраст, но у всех одноклассников, даже у Бяши в восьмом уже растут усы, когда Антон так и продолжал ходить с абсолютно чистым лицом. — Знаешь, можно было б, — согласился Антон, понимая что никто не держит обиду. Дом Ромы был хлипким, у него была очень маленькая комната и везде бардак. Отец пил, а подросток то у Антона то у Бяши ночевал. Жил дома он только после школы или во время, когда отец был на работе или в запое у своих друзей. Но никто даже не заикался по поводу его дома или по поводу поведения отца, все прекрасно понимали и даже сочувствовали парнишке. — Ну? И как ты будешь показывать как чинить машину? — Спросил Антон, садясь на не заправленную постель-диван. — Даже не знаю, — улыбнулся парень. Рома никогда не улыбался, либо ухмылялся, либо ходил с каменным лицом, — хотел с тобой я помириться как-то. Антон начал искренне улыбаться. — Это очень мило с твоей стороны, но можно было б просто извиниться, не обязательно меня куда-то звать, — засмеялся Петров, понимая, что Рома достаточно глупый в этом вопросе. Взгляд Пятифана остановился на губах Антона, на глазах, красивом носике. Рома был против пидоров, но ему так хотелось сейчас поцеловать Антона, не обращая внимания на его реакцию. Рома никогда не был пидором и интереса к парням у него не наблюдалось, пока он не увидел такого необыкновенного Антона. Хотя кажется, что это не мимолетные чувства, а именно те, которые формировались несколько лет. —Ты что так на меня смотришь? — наконец-то спросил Антон, переставая улыбаться А вместо какого-то ответа мимолетный поцелуй. Тишина. Ни Антон, ни Рома даже не подозревали что делать дальше. — Мне кажется лучше уйти, — Встал Антон, он не понимал что чувствовал к Роме, в первую очередь это была отличная дружба, а что там дальше он еще не понимал. Хотя у Ромы очень вкусные губы, со вкусом сигарет и его любимой жвачки с яблоком. У Ромы очень красивые, хоть и побитые руки. Они у него всегда то в мазолях, то полностью разбиты. У Ромы настоящие, мужские руки, не то что у Антона. Никто Антона не держал, но и не хотелось чтоб он уходил. — Постой, — наконец-то проговорил Рома, — Бяша должен подойти, к нему пойдем волгу делать. — Ром, что это было? — Пятифан сидел на полу, куря свой Красный Мальборо.Антон посмотрел на Рому снизу и несколько неприличных ассоциаций проскочили в голове. Один взгляд Ромы с сигаретой во рту и у Антона уже тесно в штанах, мимо взгляда Ромы этот момент тоже просто так не прошел. — Ты про свой стояк или наш поцелуй? — схитрил Рома — Я про наш поцелуй! — вскрикнул Антон, — Это ненормально, мы оба парни! — Да ты думаешь мне заебись самому от этого?! — разозлился Рома, — я лет с десяти пиздил таких, а сейчас я хуй пойми что испытываю к своему лучшему другу. Я сам себя отпиздить хочу, а ты про то, что это ненормально! Зачем тогда вообще на поцелуй ответил? — Ром, успокойся, — начал Антон, — все же нормально, давай забудем это — Забудем… Рома посмотрел на проход в свою комнату, дверь он снес года два назад. В проходе стоял Бяша, который то и дело хлопал глазами. — Пацаны, вы что, на! — Приахуел Бяша, — я конечно все понимаю, но это не понимаю, на! — Блять, Бяш, тебя еще не хватало. Забудь нахуй! Делали они волгу в супер напряженной обстановке, Рома и Антон из-за непонимания себя и своих чувств, да и ситуации в целом, Бяша из-за того, что его лучшие друзья оказались немного того…ну этого. Когда волга была собрана на часах было не меньше десяти вечера. Антона так долго не отпускали, но учитывая, что сегодня пятница и он не такой ребенок он хотел погулять подольше. — Кто за рулем? — Спросил Бяша, оглядывая машину. Белая, целенькая да и еще халявная, прям мечта любого пацана в поселке. — Я думал ты, — нахмурился Антон, — машина то твоя — Ну водить умеет только Рома, я думал ты тоже умеешь. — Хер с вами, садитесь, — закатил глаза Пятифан. Антон ехал спереди, потому что Рома так попросил. Новенькая Волга с встроенным радио. И впрямь мечта — думали парни. Доехав до местного, если так можно назвать, парка волга затормозила. В этом «парке» стояли три скамейки и один фонарь. Там всегда тусили все подростки поселка. Бяша первый вышел из машины, подходя к какой-то девочки из его параллели. — Мы так и не поговорили, — напомнил Антон — Что ты услышать хочешь? — засмеялся Рома, — и правда как телочка. Я гомофоб, я хулиган, меня боится школа, но у меня на тебя встает, ты это услышать хочешь? В пассажирское окно кто-то постучал. Это Полина, первая любовь и Антона и Ромы. Петров с усилием открыл окно. — Привет, Поль, что надо? — спросил Рома, наклоняясь к Антону — Мне с Антоном поговорить надо, — улыбнулась девушка. Когда Антон вышел из машины, Полина сразу потащила его, она встала так, что и в лобовом и на лавочке было видно их — Спасибо тебе, — заскалилась Полина — За что? — Антон аж засомневался в правильности своих действий, ища взглядом Рому, а Рома смотрел прямо на него, тоже не понимая, что Полине надо от Петрова. Вместо ответа Морозова поцеловала парня, который сразу же начал отталкивать ее. — Смотрите! — заорал Сема, — Петров сейчас Полинку съест. — Молодец какая, -ухмыльнулась Катя, — мы с ней поспорили сможет ли она развести Антона на поцелуй, она выиграла. Петров оттолкнул девушку с такой силой, что она чуть не полетела головой на тротуар. — Отвали от меня! Парень сразу побежал в машину. Взгляд Пятифана оставлял желать лучше, кажется он сам не понимал кому сейчас разобьет лицо, Антону или Полинe. — Понравилось? — сжал челюсть парень, — может тебе с ней лучше? Может тебе там нормально? — завел машину Рома, — Бяш, сейчас примчим, жди. — Успокойся, Ром, — погрустнел Антон, — мне не нравится Полина и что чувствую к тебе тоже не знаю, но мне нравится проводить с тобой время. Куда мы едем? — Ко мне, — ухмыльнулся Рома — Зачем? — Аж испугался парень. — Я хочу чтоб ты был только моим, понимаешь? — Я не собираюсь с тобой спать, останови машину. — Не ссы, все знают, что ты девственник. Если ты не захочешь это делать, ничего не будет. Приехав к Роме, парень сразу потащил Антона за руку в свою комнату, отца как всегда не было. — Ром… Пятифан сперва поцеловал губы, потом щеки и чуть ниже. — ТЫ хочешь этого? — серьезно спросил Роман — Давай попробуем. Рома подаётся бёдрами немного вперёд, упираясь каменным стояком в бедро Антону. — ммм, — аж засмущался Антон Но Роме, как всегда всё равно. Он не отвлекается на звук, а просто продолжает покрывать шею Антона поцелуями поверх очень чистой и белой кожи. Пятифан мягко прикусывает кожу на шее, заставляя тело Антона буквально подрагивать от удовольствия. А Тоша чувствует себя слабым и бесконечно жадным до внимания от Ромы, ведь тело отзывается на прикосновения незамедлительно. Рубашка впереди немного приподнимается, а бёдра словно сами по себе поддаются назад. — Ох, Тох, — почти задыхается Роман, когда ладони проникают под рубашку и обнаруживают там полное отсутствие нижнего белья и только оголённые расслабленные ягодицы. Сам же Рома одет в тесные боксеры чёрного цвета и майку без рукавов и с огромными вырезами подмышками. Антон следит за ним из зеркала, что расположено в коридоре, который видно из-за отсутствия двери. Он буквально любуется сильными руками старшего, его бёдрами, красивым профилем. Если бы кто-нибудь спросил у Петрова, какой у него идеальный тип внешности, то он без промедления ответил — Роман Пятифанов. Старший задирает рубашку Антона и упирается стояком прямо между половинками. Тоша выдыхает судорожно и впивается пальцами в край дивана. — Вот так, детка, покажи мне себя, — произносит быстро Рома, и Антон резко понимает, что у них обоих фетиш на такие разговоры, — такой горячий и мягкий внутри. Рома пытается войти пальцами в парня. Антон выгибает лопатки, и рубашка чуть спадает с одного плеча, открывая ключицы младшего. — Блять, Тош, — несдержанно хрипит Рома, впиваясь в несколько верхних застёгнутых пуговиц и выдирая их с корнем (А ведь мама недавно купила ее), — закинь одну ногу, вот так, — он помогает занести колено вверх свободной рукой, давая себе ещё больше доступа к телу Тоши, — блять, да, — повторяет он, словно зачарованный. Он оттягивает края расслабленного входа и почти сразу убирает пальцы, наблюдая, как чувствительно пульсирует сфинктер после этого. — Рома! — на самом выдохе, словно задыхаясь, с каплей отчаянья и с ноткой смущения выстанывает Антон. — Тише, тише, Тох, — почти мурлычет Пятифан, оглаживая округлившиеся ягодицы и звонко хлопая по ним, — ты такой красивый. Попроси меня. — Рома, пожалуйста, — шепчет Антон, прогибаясь в спине и потираясь бёдрами о промежность Романа, — пожалуйста. — Пожалуйста что, детка? — переспрашивает он. Антон не видит его лица, но чувствует каждой клеточкой своего тела, что тот скалится хищно и только и выжидает момента, чтобы войти. — Вставь мне, Ром, — натурально просит Антон, чувствуя, как лицо заливает красным от смущения.Антон волнуется, это его первый раз. Рома приспускает боксеры чуть ниже, берёт член в руку, обнимая пальцами ствол, и пристраивается сзади. Рома только мажет головкой по мокрому входу, а Антон уже готов кончить, не прикасаясь к себе. Младший чувствует, как начинают дрожать ноги от напряжения. А Рома только медлит, тянет время, проникает в горящий вход одной лишь головкой и выходит снова. У Антона сердце бьётся где-то в горле, а невысказанные слова обжигают язык. Рома же тоже нравится ему, и очень сильно! просто Антон всегда был ссыклом — Блять, — срывается с губ никогда не матерящегося Антона, — просто трахни меня, Ромочка, вставь мне, — не просит, а почти умоляет. И Рома проникает во всю длину одним рывком, выбивая из груди Антона весь воздух. Тот замирает словно рыба, выброшенная на берег, с открытым ртом и распахнутыми глазами. Небольшая передышка, будто маленький глоточек холодной воды посреди горячей сухой пустыни. Рома даёт ему всего несколько секунд и, впиваясь пальцами в бёдра младшего, начинает двигаться так, как ему самому нравится. А Антон уже на такой стадии, что не чувствует движений, не слышит слов, не ощущает ничего, кроме безграничного удовольствия, растекающегося по телу горячими волнами. Тоша судорожно сжимается вокруг члена Ромы и кончает почти сразу — ему хватает всего несколько движений внутри для достижения пика. — Блять, Тош, детка, да, — произносит отрывисто Рома, проталкиваясь в узкое отверстие парня и закидывая голову назад. Он нежно оттягивает член Антона вниз, массируя гиперчувствительную мокрую головку, заставляя младшего натурально скулить, дёргаться и сжиматься ещё сильнее. У Антона ноги дрожат, сердце стучит в груди, а ещё каждое проникновение Ромы он чувствует слишком остро, поэтому его начинает буквально колотить от ощущений. Пятифан дышит тяжело, постанывает низко и гладит тело Тоши. Кажется, будто его руки везде: они оставляют за собой горячие следы-отметины, которые, кажется, не пройдут никогда. Петров натурально чувствует в этой крохотной комнате на окраине поселка в объятиях и под человеком, в которого он безнадёжно влюблён последние года три, а кажется, будто всю жизнь. Сил хватает только на то, чтобы дышать и не отрубиться. Из Ромы энергия будто ключом бьёт. Он двигает бёдрами так ритмично, словно не он проторчал под машиной около пяти часов. Антон бросает взгляд в сторону коридора и в зеркало видит, как Рома зачёсывает влажные пряди назад пятернёй, продолжая двигаться, а в какой-то момент его кадык дёргается, а изо рта вырывается полурык. Он хватается ладонями за худые бёдра младшего и замирает, прогибаясь в спине и выдыхая тихое и протяжное «да-а-а-а». Рома накрывает тело Тохи своим, и тот, в сравнении со старшим, чувствует себя совсем маленьким. Чужое сердце отбивает бешеный ритм, стучась прямо в спину Антона, быстро-быстро, словно после многокилометрового марфона. — Блять, прости, Тоша, я, кажется… — Рома начинает фразу, но не заканчивает её, а Антон гадает, какая же хуйня могла произойти. Но когда Рома выходит из парня и заправляет член в трусы, а по ноге Антона начинает стекать что-то мокрое вниз, понимание прошибает. Вот же… — Я тебя ненавижу, — в сердцах бросает Антон, спуская вторую ногу вниз и сводя их вместе. Он пытается одёрнуть рубашку, но крепкие объятия Ромы не дают этого сделать. — А я так люблю тебя, детка, — признается шёпотом на грани слышимости Рома. Так тихо, что Антону сначала кажется, будто ему это просто послышалось. — Что? — переспрашивает младший. — Что? Сердце Антона по ощущениям перестало биться совсем, ожидая ответа. Он шумно сглатывает и задерживает дыхание, чтобы ненароком не пропустить это ещё раз. — Скажи это ещё раз, — подрагивающим срывающимся голосом произносит Петров. Внутри всё замирает. Рома молчит несколько секунд, за которые Антон успевает перебрать в голове буквально всё. Показалось? Пошутил? Я всё себе придумал? — Я люблю тебя, — повторяет Пятифан громче, стискивая объятия ещё сильнее. А у Антона мир перед глазами начинает плыть. Все краски перемешиваются, становятся мутными, и даже пятно, оставленное оброненным венчиком стало растекаться перед глазами и принимать неестественные формы. — Тох, ты что, плачешь? Петров моргает и из глаз падают две крупные слезинки.Несколько капель приземляются Роме на ладони. Он поворачивает младшего за плечо к себе и подхватывает на руки, подсаживая на столешницу. — Антон, блять… — Ещё, — перебивает его Петров, поднимая чуть покрасневшие глаза наверх. Рома тормозит всего секунду, а потом касается щеки младшего нежно, пальцами стирая влагу с кожи. — Люблю, — говорит он, накрывая солёные от слёз губы своими, — тебя. И Тоша чувствует, как с души падает тяжелейший камень и вроде как дышать становится легче, а слова, что словно колючий ком сидели в глотке все эти полгода и не давали нормально сглотнуть, просятся наружу. Он улыбается своей самой яркой улыбкой, от которой у Ромы каждый раз учащается пульс, и произносит: — И я тебя, Ромочка. — Вы чего, парни, на! — в проеме стоял приахуевший Бяша, который кажется щас конец света увидел. — Как ты заебал, бяш!