Жил один далматский дог

Гарри прошел квартала два, прежде чем почувствовал присутствие Румпеля рядом. Почему-то снизу. Глянув вбок, Гарри увидел мерно шагающую рядом немецкую овчарку. Интересно, зачем ему это, почему он не появился в настоящем виде? Поломав голову, но так ни до чего не додумавшись, Гарри перекинулся в далматина и потрусил рядом с дюжим овчаром. Спустя несколько секунд он понял, что знает пса. — Рекс? — Да, — кивнул тот узкой мордой. — Он мощен и красив, так что с него не убудет, если я повторю его образ. — Спасибо, — помедлив, поблагодарил Гарри. Рекс-Румпель искоса глянул на него, недоверчиво переспросил: — Правда, что ли, благодаришь? — Да, — на сей раз кивнул Гарри и поинтересовался: — Ещё задание будет, или можно вернуться к друзьям? — Ну… если тебя не затруднит, — отчего-то засмущался Румпель. Гарри остановился и посмотрел в карие овчарочьи глаза. Тот вздохнул и заговорил смелее: — Есть одна ситуация, в которой собака погибла ни за что, при этом искренне пытаясь спасти хозяина. Но тот не понял намеков своего друга и отвел к ветеринару. А ветеринар не стал разбираться и велел усыпить проблемную псину. Гарри обдумал сказанное и попытался угадать: — То есть человек ошибся, не понял предупреждения и погиб? — Он не погиб. После смерти собаки он прожил ровно год, но, умирая, понял, почему на него лаял пёс, но понял он это слишком поздно. Так что вот тебе задание, Гарри: узнай, почему лаял пёс, и попробуй вмешаться. Если ты не устал, конечно, — чуть уступил Румпель. — Я не устал, — Гарри улыбнулся глазами и вильнул хвостом. — Куда мне отправляться? — Египет, Фустат, район Старого Каира, девяносто шестой год. С перемещением во времени и пространстве в голову Гарри была доложена дополнительная информация о регионе, на всякий случай, так сказать: Фуста́т — один из крупнейших по площади и населению городов Раннего Средневековья, столица Египта при Омейядах и Аббасидах, исторический предшественник современного Каира. Так что, встав на окраине города, Гарри с трепетом уставился на ожившую историю — на плывущие в туманной дымке силуэты трех пирамид. Он стоял на восточном берегу Нила, и отсюда открывался зашибительный вид на всю долину великой реки, до Эль Гизы было как до луны, но строения были настоль циклопические, что для них это не стало помехой, и они отлично просматривались черт знает с какого расстояния… Визгливый, плачущий вой донесся до ушей далматина, и Гарри, встряхнувшись, сосредоточился на задании. Заливался рыже-белый пёс, идентифицированный Гарри как басенджи. В голове на краткий миг промелькнуло сомнение насчет породы — вроде они не лают? — но действительность говорила сама за себя. У пёсика были все признаки басенджи: рост до колена, масть, скрюченный в спиральку хвостик, морщинки на лбу, и при этом он голосил, звонко и высоко, почти как хаски, только громче. — Ой, заткнись, Адджо! — тоскливо воззвал унылого вида египтянин. — Ты всех уже достал. И давно! В ответ песёль выдал почти что йодль — пронзительный тягучий вопль, от которого египтянин аж подпрыгнул на скамейке. Крайне заинтригованный Гарри подтрусил поближе и с интересом уставился на басенджи, в кличке которого звучало слово «сокровище». Легкий, едва уловимый запах тления достиг ноздрей далматина. Засопев, Гарри потряс головой, желая прогнать неприятный флер гноя, а потом и озадачился, не понимая, откуда может так пахнуть? И что именно пахнет? Его глаза безотчетно пошарили по округе в поисках мусорной урны или столовой поблизости. В пределах зрения ничего похожего не обнаружилось, и Гарри с подозрением принюхался к египтянину и его собаке. Ну, собака пахла собакой, а вот от египтянина как раз и несло тем самым душком… С минуту-другую Гарри честно думал, что бы это значило? Подошел ближе и ещё раз принюхался, повнимательней, пытаясь проследить, от чего исходит такое амбре. От раны? От засохшего забытого кусочка пиццы в кармане? Увы и нет, гнилостный запах доносился изо рта человека. В ушах Гарри раздался призрачный звон церковных колоколов — мужчина был обречен, даже он, ни разу не дрессированный далматин, это понял как нельзя четко. С независимым видом Гарри отбежал, занырнул в закуток позади газетных киосков и превратился в человека. — Румпель, у него рак! — Ну я-то об этом знаю, дорогуша, иначе б не посылал тебя сюда, — ехидно и невидимо отозвался демон, так же невидимо щелкнул пальцами, и на шее Гарри ниоткуда возник фотоаппарат, вечный атрибут туриста. Хмыкнув, Гарри вышел из-за киоска и подошел к лавке. Послушав пение Адджо и прикинув примерное общение с египтянином, юноша со всей учтивостью обратился к «клиенту», как он решил обозначать людей, к которым его посылал Румпель: — Простите, уважаемый, насколько я понимаю, собаки этой породы не лают? Это ведь басенджи, я не ошибаюсь? — Враки всё это… — дохлым голосом ответил египтянин, с вялым интересом оглядывая туриста. — Лают они и ещё как. Этот, — кивок на пса, — целыми днями не смолкает, всё воет и воет, и ведь не скажешь по нему, что он что-то просит. Гарри с любопытством всмотрелся в смуглое лицо с красивыми черными очами, отметил на лбу мелкие бисеринки пота и осторожно заметил: — Вы выглядите усталым, сэр. — Да, устаю я что-то в последнее время, — не стал отпираться мужчина. Гарри подумал и присел на скамейку рядом. Кивнул на пёсика. — Если верить истории породы, басенджи подают голос только в минуты опасности. Мне кажется, что он за вас тревожится. Может, ему что-то не нравится в вашем организме? Например, ваше самочувствие ему говорит куда больше, чем это кажется со стороны… — Думаете? — заволновался египтянин. Пёс, словно чувствуя волнение хозяина, завопил снова. — Да, — подтвердил Гарри. — А ещё я думаю, что вам ничто не помешает обследоваться у врача. У нас в Англии был похожий случай, когда терьер ни с того ни с сего начал облаивать хозяина, — вдохновенно принялся выдумывать Гарри. — Фермер от собаки отмахивался поначалу, а потом нет-нет да и призадумывался над поведением питомца. А там со временем и понял, когда болезнь его свалила, но вы же понимаете, что поздно? — Что с ним случилось? — спал с лица житель Старого Каира. — Умер он, — скорбно склонил Гарри голову. — Врачи только в последней стадии рак поджелудочной железы обнаружили. А до этого целый год диабет лечили, как они думали… — Ужас!.. — побледнел египтянин, непроизвольно подтягивая за поводок собачку к себе поближе. — Вы полагаете, Адджо меня об этом предупреждает? — Не берусь утверждать прямо, но обследоваться у лучших врачей стоит, — деликатно ответил Гарри. Забыв попрощаться, взволнованный понятно чем мужчина сорвался со скамьи и рванул по аллее прочь, в направлении больницы, судя по надписи на гигантском баннере, раскинувшемся над улицей — As-Salam International Hospital. — А-а-атличная работа, дорогуша! — со сдержанными аплодисментами появился Румпель и картинно поклонился Гарри. — Дело сделано, Секани Карам и Адджо живы и здоровы. Можешь отправляться домой и отдохнуть! Гарри покачал головой, тихо засмеялся, потом всхлипнул и капнул слезами на колено. Румпель перестал улыбаться, настороженно замерев, в полной тревоге уставился на парня. Вот те раз, неужели дошел до ручки и таки съехал с катушек? Вот не было печали, ещё один эксперимент провалился, очередной мальчишка сдался, переборщил он всё-таки с превращениями… — Поттер, — хмуро сказал он. — Прости. — Нет-нет! — Гарри поспешно утер слезы со щек. — Ты не так всё понял! Я… Я просто не ждал, что моя жизнь заиграет новыми и такими яркими красками! Я думал, что всё кончено, что больше не будет в моей жизни радости… Война, смерть, гибель тех, с кем я учился в одной школе семь лет… А ты всё исправил, вернул всех к жизни, спас нас всех. Просто… Просто не верится, что в мире ещё осталась доброта, её творишь ты, Румпель, и помогаешь мне делать её. Румпельштильцхен сел рядом с Гарри и растерянно уставился на него. — То есть ты не сошел с ума? — уточнил он, опасливо трогая лоб юноши. — Нет, — Гарри схватил руку Румпеля и пылко прижался к ней щекой. — Я не сошел с ума, и я правда благодарен тебе за всё, что ты делаешь для меня и тех, кому надо помочь. Почему ты не пришел ко мне в детстве, когда я был одинок и так хотел родителей?.. — Это не в моих силах — возвращать умерших с того света, — пробормотал Румпель, осторожно пытаясь высвободить захваченную конечность. Но прекратил попытки, услышав следующие слова. — Не в этом дело, — грустно возразил Гарри. — Я знаю, что мертвые не возвращаются. Я в том смысле, что хотел бы стать тебе приемным сыном… Вот если б ты меня украл тогда, забрал от Дурслей, как же круто изменилась бы моя жизнь!.. — Э, дорогуша… — от неожиданности Румпель растерял все слова, да и те застряли в глотке, когда Гарри поцеловал его ладонь и затих, закрыв глаза и тепло прижимаясь щекой. Всё, что Румпелю оставалось, это придвинуться и молча обнять невозможного мальчишку. В его душе царил сумбур, в голове хаотично метались мысли, от потрясения они скакали туда-сюда и никак не могли сосредоточиться на чем-то одном. Ведь не было на памяти Румпеля такого, чтобы пленник, связанный подписью в Договоре, совершенно добровольно захотел остаться в его власти. Нет, не во власти, поправился он, с ним. Захотел остаться с ним, рядом, по доброй воле. Гарри тем временем справился со своими эмоциями, привел чувства в порядок, успокоился и, выпрямившись, принялся рассматривать захваченную ладонь — она была широкой и шершавой, странно золотилась мелкими чешуйками. Эти чешуйки Гарри завороженно погладил пальцами. — Что ты делаешь? — обалдело спросил Румпель, начиная склоняться к мысли, что мальчишка всё же спятил. — Один хороший человек сказал, что ты чудесный, — мягко пояснил Гарри, тепло заглянув в драконьи глаза. — И он сказал истинную правду. «Чудесное маленькое существо». Скажи, ты не всегда был такого роста, как сейчас? — Мельче был, это верно… — автоматически ответил Румпель, зачарованно следя за тем, как Гарри водит пальцами по его ладони. — Потом… потом, со временем, принял размеры, более понятные человечьему глазу. Вздохнув, Гарри отпустил руку. Подумав, смущенно спросил: — Японскому Хатико помогать будем? Он столько лет хозяина прождал… — Э, нет, — с облегчением переключился на новую тему Румпель. — Его история переплетается с историей Рыжего пса из Австралии, тому, как и Хатико, просто не объяснили, что хозяин умер. Вот он и пустился странствовать по всему материку в поисках ненаглядного Джона. Вот если бы Рыжему и Хатико показали могилу, привели на кладбище, тех драм не случилось бы. Другое дело Бобби из Грейфрайерса, который с самого начала был со всеми на похоронах умершего хозяина, пришел на кладбище и своими глазами видел, как гроб опускают в могилу и засыпают землей. И никто не посчитал странным, когда пёс решил поселиться на кладбище. Верный Бобби четырнадцать лет прожил на могиле хозяина. — Так, может, надо объяснить Хатико, что случилось? — воспрянул идеей Гарри. — Показать ему могилку, сказать, где теперь хозяин, что его не нужно ждать. — Кому ты объяснишь? Собаке? Существу, не способному к абстрактному мышлению? Ты ему можешь хоть до посинения объяснять, миллион раз можешь отвести на могилу, пёс всё время будет возвращаться туда, где последний раз видел хозяина — на станцию Сибуя. — Ну так хозяина надо спасти! — по инерции продолжал упорствовать Гарри. — Интересно, как? — недоуменно посмотрел на него Румпель. — Хидэсабуро Уэно умер от кровоизлияния в мозг. От этого как спасают, я что-то не в курсе?.. — Тогда… Тогда… — Гарри закусил губу, отчаянно вспоминая ещё какие-нибудь душещипательные истории о верных собачках. Но с эрудицией у него, к сожалению, было туго. — Пограничника какого-нибудь, — неуклюже предложил он, краснея от собственного скудоумия. — О-о-о, богатейшая тема! Алый, Мухтар, Дунай, Сапер, Дозор, Джульбарс, Самсон, Яранг, Маркиз, Коттон… но нет! — перечислив, неожиданно обрубил Румпель. — Нет? — вытянулся Гарри лицом. — Нет! — твердо подтвердил Румпель. — Все эти псы — минеры, пограничники — служили на войне и погибли, защищая Родину. И если кто-то из них прикрыл своей грудью вожатого от ножа или пули, то это его личный выбор. Нельзя обесценивать подвиг военной собаки. — А как же Бим, Рекс? — растерялся Гарри. — А здесь мы каноны меняем, как ты с помощью Клыка, — пояснил Румпель. — Спасение Алого, к примеру, на ход истории никак не повлияет, война как шла, так и будет идти, а место Алого займет такой же, как он, отважный пёс. — Понятно… — обалдело согласился Гарри. — Хотя, если хочешь, можешь ещё в один канон вмешаться, в Лэсси, — предложил Румпель. — А что там случилось? — не понял Гарри. — Вроде та история благополучно закончилась: Лэсси пришла домой, родила щенков… — Так-то оно так, но многие упускают из виду тот момент, когда по вине Лэсси погибла маленькая собачка, из-за её смерти хозяин больше не смог выступать и заработать себе на жизнь. И к девушке, к которой он питал чувства, так и не решился подойти по причине своей несостоятельности. — А какая собачка? — Гарри лихорадочно закопошился в памяти, пытаясь выскрести среди вороха событий канона ещё одну собаку, помимо колли. — Тутс, — подсказал Румпель. — Маленькая терьеристая собачка Роули Палмера, убитая бродягами. Именно её предсмертный визг заставил струсившую Лэсси вернуться и ввязаться в драку. Ну что, попробуешь? — спросил он, весело глядя на юношу. — Да, — улыбнулся Гарри, в ту же секунду уносясь в прошлое, на север родной Англии тридцатых годов. — Понятное дело, не тронем. Но… ежели ты без хлопот не согласен, то тогда, к нашему большому сожалению, мы их тебе доставим. Ну же! Где там у тебя деньги? — донесся до Гарри обрывок начавшейся перепалки. — Что ж, я вам, пожалуй, дам… — начал маленький коротыш, судя по всему, Роули. Не договорив, он вдруг проскочил к фургону. Схватил толстую тяжелую палку и уперся спиной в борт кузова. Поплевал на ладони. Он больше не сказал ни слова, да и ни к чему были слова. — Так по-хорошему ты не желаешь, нет? — прокричал дюжий верзила в кепке. — Что ж, отлично! Он набросился со своей дубинкой. Роули отбил удар и, размахнувшись в свой черед, сплеча хватил верзилу по костяшкам пальцев. Тот завопил со злости. — Эй, Сниккерс, сюда! — крикнул он. — Что ты стоишь! Заходи с другого боку, трус паршивый! Они наскакивали вдвоем, а Роули, прислонившись к борту, как мог старался держать их за пределами полукруга, описываемого его палкой. Удары, однако, так и сыпались ему на голову и на плечи. Одному против двоих было нелегко. В отчаянии он глянул на Гарри, который бестолково гавкал за бивачным костром. — Сюда! — позвал он. — Взять! Опомнившись, Гарри потеснил Лэсси, взяв власть над её телом. Сила первого неожиданного толчка сбила рослого мужчину с ног. На этом Гарри не остановился. Он вышел из светлого круга, сделал в кустах оборот и опять метнулся в круг, уже с другой стороны. Он пронесся мимо Сниккерса и на скаку цапнул его зубами за голень. Разобравшись в методике ведения боя колли, Гарри вошел во вкус, налетывая снова и снова, прыгал, бил клыками, уносился во тьму, делал круг и, возвращаясь, снова наносил стремительный удар. Поощряя собаку возгласами, Роули с обновленной силой вступил в бой и принялся обрабатывать двух грабителей. Он их поколачивал, гоняя вокруг костра. И грабителям пришлось убедиться, что, куда бы они ни кидались, спасаясь от Роули, трехцветная собака всегда оказывалась тут как тут: выскочит из темноты, всякий раз с другой стороны, цапнет острыми зубами и пронесется мимо прежде, чем они успеют ударить её. Временами казалось, что собак было не иначе как две или три, так молниеносно действовала колли. Против такой тактики они были бессильны. И наконец, измотанные и побитые, они отступили. Первым, бросив товарища, удалился с поля битвы Сниккерс. Он в страхе бежал от призрака, раздиравшего ему голени, точно копьем. Верзила, видя спину подельника, взвыл и тоже кинулся наутек. Гавкнув им вслед, Гарри встряхнулся, укладывая длинную встопорщенную шерсть, которая, кстати, оказалась черной, с белой манишкой и рыжими подпалинами на морде, наперекор экранной рыжей Лэсси, повернулся и неспешной лисьей трусцой вернулся к Роули и Тутс. — Ну, спасибо, Ваше Величество, не подвели! — галантно поклонился собаке Роули Палмер, маленький человечек, в котором Гарри со смущением признал лилипута. Благодарно и звонко тявкнула Тутс, маленькая белая собачка, смешная такая дворняжка, в которой прослеживались черты нескольких собак сразу: пуделя, фокстерьера, шпица и скайтерьера. И Гарри понял — дело сделано: канонная Лэсси уходила от одного горшечника после похорон Тутс. А здесь теперь было всё в порядке, Тутс жива и продолжит странствие со своим любимым хозяином. — Всё, Гарри, какой же ты молодец! — услышал юноша обрадованный голос Румпеля. — Ну что, назад, в Австралию? — Да, пожалуй, — слабо улыбнулся Гарри. — Слушай, ну как это у меня получается кусаться и не думать об этом? Я же своим ртом их хватаю… — при этом он передернулся. — Ты в телах собак их кусаешь, а для собаки это естественно, — пожал плечами Румпель. Улыбнувшись, Гарри сжал на прощание плечо Румпеля и вышел из-за сараев. Вернувшись в дом, он понял, что отсутствовал всего несколько минут — Рон всё так же бросал на него уничижительные ревнивые взгляды, Невилл снова начал прикрывать собой Гарри, Гермиона радостно щебетала с родителями и братом, а Барри Винкль о чем-то переговаривался с Миком Данди. Так что Гарри осталось абстрагироваться от всего, что он и сделал, откинувшись на спинку дивана и погружаясь в приятные воспоминания о проведенных миссиях. Перед его внутренним взором, как наяву, встали морды прекрасных собак, чьи каноны он изменил: смешная мохнатая мордочка Тутс, горестный взгляд всё понимающего, но не способного что-либо сделать Адджо, добрый, печальный лик белого Бима, терпеливого и преданного сеттера. Но самым сладостным являлось воспоминание о Румпеле, его больших невероятных драконьих глазах, ощущении большой шершавой ладони на щеке, об изумительных золотых чешуйках, которые было так приятно трогать — гладкие, блестящие, они оказались на удивление теплыми. Чудесное маленькое существо. Интересно, можно ли сблизиться с ним, согласится ли Румпель принять его, уже взрослого парня, или он мечтает только о младенце?..