За правым крылом

      У Алдуина нет тела - он больше не может желание трансформировать в Ту’ум… крик. Ему остаётся только невидимым призраком парить над Кеизаль, да смотреть на возню смертных под своими крыльями.        Алдуину больше не нужно опускаться на землю, не нужно есть и не нужно спать. Лишь никуда не ушедшая жажда Власти продолжает сжигать его изнутри. Алдуин ничего не может с этим поделать, и незнакомое ранее бессилие затапливает первого Дова ослепляющей яростью.        Первую сотню лет он ищет способ вернуться в Мундус, следующую - проклинает тех, кто повинен в его состоянии. Ещё через столько же Алдуин замечает смертных и невольно начинает наблюдать. Он не смиряется со своим состоянием, не отказывается от попыток возрождения, но гнев выгорает за эти годы до состояния еле тлеющих углей, и это позволяет древнему дракону посмотреть на Нирн впервые без желания его уничтожить.        Смертные внизу не прекращают воевать друг с другом. Алдуин до сих пор думает, что их место под его Властью, но люди, раз за разом свергая своих правителей, доказывают ему обратное.        Алдуина никто не видит, даже оставшиеся в живых Дова, признавшие своим Тури предателя Паартурнакса. Лишь смертные из рода последнего дранорождённого способны его видеть и слышать, но Алдуин чует их проклятую кровь за много миль и никогда не показывается на глаза. Того кто повинен в его нынешнем состоянии первенец Акатоша ненавидит столь же яростно, как и сотни лет назад, и то что этот смертный Дилон… мёртв уже много веков как - совершенно не влияет на чувства Дова.        Но порой, паря в ледяных небесах, Алдуин находит в себе покой. После всех страстей драконьей сути, он кажется почти состоянием Динок… смерти, будто первый из Дова на самом деле мог Дир… умереть.        Но именно в такие моменты забвения с ним можно говорить.        Я спрыгиваю с Тропы, что привела меня снова в Нирн, и распахиваю крылья под небом Кеизаль: широкие и чешуйчатые, они в пару взмахов доносят меня до медленно парящего дракона.        Когда я впервые понимаю, что являюсь исключением для правил, сковавших Пожирателя Миров, моему удивлению нет предела. Вот только первенец Акатоша оказывается слишком высокомерен, чтобы обращать внимание на крылатую химеру, что по сравнению с ним самим больше напоминает маленькую птичку. Но разумеется меня это не останавливает, и я продолжаю пытаться снова и снова, однако впервые добиваюсь от него хоть какой-то реакции, когда в расстроенных чувствах, выпаливаю ему в морду что-то на Довазуль - их языке - и еле успеваю увернуться от клацнувших в опасной близости зубов. Потом Алдуин говорит, что принял меня за очередного драконорождённого, но в тот момент мне пришлось удирать от него через весь Кеизаль до самой Монавен, к которой Дова не захотел приближаться.        Но время - недвижимое для дракона и стремительное для меня - проходит, и с каждым моих появлением Алдуин реагирует всё спокойнее и спокойнее, пока однажды не заговаривает первым.        И именно поэтому сейчас я без опаски пристраиваюсь с боку от его головы, сбавляя скорость полёта.        — Дрем, Йол, Лок, Алдуин, - рыкаю их приветствие. Дова косит на меня глазом, узнаёт и слегка прикрывает веко в молчаливом разрешении разделить с ним полёт.       — Йол, - выдыхает Алдуин, но из пасти не вырывается и искры: - Ру Дал?       — Да. Много разрушения в груди. Нельзя с таким в другие Миры, - вздыхаю я, мерно паря рядом.       — Руз Зан, Йор! - отвечает дракон.       И я слегка обнажаю клыки в горькой усмешке, а потом Кричу. Древнее, как сам Мундус, Ротмулаг… слово силы легко вылетает из горла и доносится до самой земли, пугая маленьких смертных, что живут там - далеко внизу - под нашими с Алдуином крыльями.        Мой Ту’ум недостаточно силён, чтобы претендовать на Власть, но его вполне достаточно, чтобы лететь за правым крылом первого сына самого Акатоша.       В глазах Алдуина впервые отражается что-то помимо усталости, и уже изрядно истлевшей ярости.        Я Кричу снова.  13.07.21