Его же оружием

      Он не любит. Не умеет. Но, когда Деку с больным кашлем выхаркивает ебучие цветы, что-то внутри ухает вниз.       Это происходит во время их драки. Бакуго только закончил свою истерику, потихоньку успокаиваясь и понимая, что говорить все сказанное не стоило, но слово не воробей, а вот задрот сгибается пополам, и из глаз его начинают идти слезы. Кацуки стоит на месте, словно вкопанный, не двигается даже. А как тут двинуться, когда абсолютно здоровый Изуку кашляет, словно туберкулезник перед смертью? Все становится хуже, когда на асфальте оказывается красное пятно, и Каччан слишком часто видел этот цвет в свои шестнадцать, чтобы не узнать его. Он шарахается назад, вновь падая на землю. Мидория продолжает кашлять, и на полу появляется нежно-розовый цветок. Совсем маленький, крохотный даже. Деку выплевывает последние капли крови, и выглядит это настолько омерзительно, особенно учитывая стальное здоровье парня, что Бакуго уже жалеет о том, что вообще решил устроить это соревнование. Изуку разгибается, лицо его белее белого и, что удивительно, абсолютно спокойное. Он чем-то закинулся?       Парень поднимает растение с земли, сует его в карман и, заметив ошарашенный взгляд Кацуки, просто пожимает плечами, мол, ничего особенного. Конечно, обычный вторник. Каждый день кто-то в окружении Каччана выплевывает, блять, цветок. Конечно.       Мысли в белобрысой голове путаются и разбухают, важные вопросы тонут под напором многочисленных маловажных, а поверх всего этого красная надпись заглавными буквами «происходит какая-то херня!». Для справки, эта надпись загоралась только в крайние случаи. Например, в такие.       Хочется устроить вторую истерику подряд, побить Деку, чтобы он сказал, что с ним происходит, потому что просто так он не скажет, точно ведь не скажет. Отмахнется и забудет, словно это что-то незначительное, а Бакуго потом обеспечена бессонница на ближайший месяц. А ещё хочется уйти в общежитие, проблеваться (но не цветами) и лечь спать. Взвесив все «за» и «против», Кацуки ничего не успевает сказать.       — Забудь, Каччан. Правда, — устало вздыхая, произносит задрот, и парень невольно захлопывает уже открывшийся для гневной тирады рот. — Это не так важно, как ты думаешь. Давай лучше закончим то, за чем мы сюда пришли.       Бакуго молчать совсем не хочется, но тот заебавшийся тон, которым Деку все это говорит, заставляет закрыть пасть и подняться с пола, вставая в боевую позу.       Он, конечно, не забудет про цветы. Но с радостью забьет на что-то, что ухнуло внутри него куда-то вниз.

***

      Изуку больше не рвет цветами, и Бакуго успокаивается, но предчувствие не дает расслабиться полностью, ночами заставляя мучиться от разрывающих голову размышлений. Кацуки приходится засыпать с наушниками и музыкой на полную, ведь это единственное, что может заглушить ход собственных мыслей, но порой грустные или глупые строчки все чаще приводят к гребанному Деку с его кашлем, и в конце концов парень просто начинает страдать от бессонницы, тупя днем на уроках.       Мидория бы обязательно заметил его состояние, если бы сейчас не находился в таком же: его больше не рвет цветами, но вот вид становится хуже с каждым днем. Лицо теперь не приятного теплого цвета, а бледное, хуже, чем у двумордого, веснушки стали еле заметными, а глаза и вовсе потухли. Каччан бы не увидел это все, если бы не столкнулся как-то в коридоре с Изуку лицом к лицу, и за пару секунд успел разглядеть все изменения во внешности. Да что с этим ненормальным не так?       Это, вообще-то, последнее, что должно занимать Бакуго. У него, между прочим, дохуя целей и раздумывать о Деку ему некогда, поэтому он старается забыть, но, концентрируя всего себя на этом «забыть», он вновь и вновь уходит в размышления о причинах таких резких перемен.       Это заебывает, поэтому Кацуки просто зажимает Изуку в темном углу общежития после отбоя.       — Чертов задрот, — обращается он, глядя на лицо, так идеально освещаемое луной — видно каждую улыбчивую морщинку около потухших зеленых глаз, — либо ты сейчас же говоришь мне, что с тобой происходит, либо я разбиваю твое лицо к чертям собачьим, и ты ещё неделю лежишь в больнице.       — Нет, — три буквы, те самые три буквы, сочетание которых Мидория, казалось, не знал, остаются отпечатком в памяти Бакуго. Что вообще значит, блять, «нет»? Каччан, угрожающе рыча, задает этот вопрос. — Я не расскажу тебе, что со мной происходит и мне, честно говоря, плевать, сколько времени ты мучаешься бессонницей. А если ты решишь избить меня — я сделаю тоже самое в ответ, и, кажется, Айзава-сенсей не будет рад нашей стычке посреди коридора, а ты не любишь ходить на отработки. Ты уже понял, что значит «нет»?       Кацуки понял. Кацуки понял, что ему хотят бросить вызов!       — Идиот, — прижимаясь к телу напротив, шипит — рычит — Бакуго. — Ты думаешь, я не смогу тебя избить? Ты меня недооцениваешь!       И уходит в темноту коридора. Словно в каком-то крутом фильме, который крутят по телевизору перед Рождеством.

***

      Кацуки Бакуго, несмотря на скверный характер, всегда сдерживает обещания. Это было бы хорошим качеством, если бы буквально каждое его обещание не состояло из угроз.       Он бьет Изуку. Со всей дури, и мысленно благодарит учителя, что тот не останавливает их. Он вдавливает Деку в асфальт, наставляя ладонь прямо тому в лицо, и тут уже слышатся крики осуждения и топот подбегающего старшего. Как будто тот что-то изменит.       С ладони срывается взрыв, руку по инерции отталкивает вверх. В дыме не видно, как Мидория слабо улыбается, давясь кровью и цветами, захлебываясь ими и издавая неприятные булькающие звуки. Учитель кричит что-то, грозит им двоим отработкой, а Деку не может сдвинуться. Бакуго замечает это, хмурится и отводит взгляд.       Кацуки отказывается нести Изуку, и учителю приходится делать это самостоятельно. Чертов задрот все ещё не двигается, зато улыбается, как черт. Он чем-то закинулся? Каччан машет головой, отгоняя мысли. Состояние Мидории — последнее, что должно его ебать. Ничего не должно его ебать.

***

      Бакуго уже восемнадцать, и третий курс Юэй никого не щадит. Не щадит даже самого Деку — тот не появлялся на уроках уже неделю, в оправдание «заболел» не очень верилось, ведь они знакомы в детства, а болезнь никогда не была преградой для целеустремленного придурка. Цветами того не рвало, по крайней мере, Кацуки этого не видел, поэтому глупые размышления уже давным-давно прекратились, и бессонница благополучно закончилась. Правда, проходя мимо комнаты задрота, парень зачастую слышал все тот же больной кашель, который преследовал их вот уже несколько лет, но мысли тут же занимало что-то более важное. Вот, например, Киришима, ебаный блять придурок, какого черта ты творишь, пошел вон отсюда.       Времени раздумывать о Деку становилось все меньше, пока оно совсем не исчезло. Изуку действительно начал занимать слишком мало места в белобрысой голове Кацуки, пока не превратился в простое воспоминание из детства и первых курсов Юэй. Конечно, его отсутствие в школе заставляет задуматься о том, куда же пропал вездесущий Мидория, но уже после пяти минут урока Бакуго забывает об этом, во всю решая уравнения.       Проходить мимо комнаты задрота было не лучшей идеей, заходить внутрь, услышав неприятные звуки, похожие и на кашель, и на мольбы о помощи одновременно, было идеей совсем отстойной, но что сделано — то сделано, а Изуку тут, между, блять, прочим, своей же кровью захлебывается, лежа лицом в подушку. Уснул, что ли? Или просто решил покончить со всем этим, в конец задолбавшись? Бакуго его прекрасно понимает, но на размышления времени все так же нет, поэтому он со всей возможной скоростью подбегает к почти бездыханному телу, тут же переворачивая его на спину и видя одновременно отвратительную и прекрасную сцену.       Изо рта Мидории торчит розовый цветок с кучей лепестков, такой огромный, что губы, кажется, скоро порвутся. Бутон чем-то напоминает розу, но ей явно не является. Лепестки идут рядами и чередуются, составляя невообразимо красивый узор, и Кацуки даже залипает на секунду, лишь на секунду, тут же опомнившись и с силой выдирая цветок. Стебель длинный, идет глубоко из глотки, и от этого хочется проблеваться прямо на пол, почему Бакуго закрывает рот на всякий случай. До туалета далеко, он просто не выдержит, а заляпать лицо Изуку будет как-то некрасиво.       С каких пор его это вообще волнует?       Каччан машет головой из стороны в сторону, отгоняя мысли. Ему нужно сосредоточиться — стебель оказывается пиздец длинным, а листья царапают чужое горло до крови, которой там итак достаточно. Со лба скатывается капелька пота, он настолько напряжен, что даже не заметил, как вспотел. Наконец, в глубине глотки показывается разорванный конец ебучего цветка, и, как только он полностью оказывается снаружи Изуку, а не внутри, Бакуго выдыхает, чего Деку пока что сделать не может, к сожалению. Искусственный поцелуй придется делать, что ли?       Фу.       Но Мидория резко втягивает воздух — ура — и тут же садится на кровати. Его лицо, а особенно губы, забрызгано кровью, контрастирующей с бледным, почти белым цветом кожи. Такие же пятна есть и на футболке, а цветок, до сих пор мирно лежащий в ладони Кацуки, полностью покрыт красной жидкостью. Кровавая получилась сценка.       Деку дышит часто, кашляет, вдыхает так глубоко, что просто начинает задыхаться, и Бакуго это бесит. Он только что спас его, а этот долбоеб сейчас снова задохнется и на этот раз точно сдохнет!       Но этого не случается, дыхание Изуку устанавливается, и он наконец смотрит на своего спасителя. Тот тоже пытается успокоить свои легкие, следя за взглядом однокурсника. Мидория смотрит на лицо Кацуки, переводит глаза на окровавленный цветок в его руке, потом снова на лицо, и Каччан буквально видит, как в голове задрота собирается логическая цепочка. Тот оборачивается, видит подушку, которая из белой превратилась в красную, поворачивается обратно, с полностью, мягко говоря, охуевшим взглядом.       — Каччан, я… — начинает Деку, но Бакуго его перебивает.       — Даже, блять, знать ничего не хочу, — шепчет он, кидая цветок на кровать парня и уходя из комнаты, громко хлопнув дверью. Его ещё долго будут мучать ночные кошмары про растения в глотке, а Изуку сто процентов не уснет от чувства вины. Ну и пусть, это цена за спасение.

***

      Их мечты сбываются — и вот они уже профессиональные герои, ещё чуть-чуть и будут в топе. Дуэтом не выступают и ведут себя, словно не с детства знакомы. Динамит — часто участвует даже в мелких заварушках, в то время как интервью с ним днем с огнем не сыщешь, а вот Деку берет на себя злодеев посерьезнее и ярко улыбается на камеру, влюбляя в себя фанатов. Бакуго фыркает, глядя на счастливое лицо на экране телевизора. Чертов задрот.       Их отношения сейчас намного лучше, потому что сами они стали взрослее, но пути уже давно разошлись. Настолько они разные, насколько это возможно. Нет, конечно, они могут даже вместе выпить по кружке пива в баре, но все это будет сопровождаться неловким молчанием и кашлем Изуку. А если напьются — разговоры об их прошлом и попытки наладить отношения от Мидории, а после драка где-то за углом, о которой потом будет говорить вся Япония. Был такой опыт, их обоих чуть из агентств не уволили. Больше не надо, спасибо, блюдо слишком сытное. Сколько в нем калорий?       Кацуки не видел Деку как раз с момента того инцидента с дракой, а звонками и переписками они практически не общались. Он был словно обычный гражданский, а не лучший друг детства — узнавал про парня только из новостей по телику, периодически поглядывал скучные интервью, где вопросы были совершенно идентичны, различались только формулировки. Вопросы про детство, профессию, трудности, друзей и, конечно, личную жизнь, но на последнее ответ всегда был пустым, а тему тут же переводили. Личная жизнь героя принадлежит лишь герою, но Бакуго готов спорить на все свои деньги, что никакой личной жизни у такого человека, как Изуку, просто нет.       Изредка Динамит пытался вспомнить, как выглядел Мидория в средней школе. Теплого цвета кожа, зеленые глаза, словно трава в начале весны, яркие веснушки на пухлых щеках и, кажется, что-то ещё. Что-то ещё, что Бакуго так нагло упускал каждый раз. Что-то ещё, что пропало на втором курсе Юэй.       Что-то, чего не было в бледной, полупрозрачной коже, посеревших глазах и еле видных веснушках на острых скулах. Деку значительно похудел, хотя и до этого не был толстяком, но сейчас его можно было сравнить с тонким фонарным столбом или веткой дерева. Побледнел в добавок. Что-то внутри Кацуки неприятно сжималось каждый раз, когда он пытался вспомнить того Изуку. Тошно было смотреть на то худое, маленькое, бледное существо, пытавшееся приклеить к своему лицу ту, старую улыбку. Бакуго же советовал Круглым Щечкам откормить своего ненаглядного, а то от героя скоро ничего не останется, неужели никто не обращает внимания на такие сильные изменения? Или Мидория сам отказывается от еды? Было бы проще встретиться да поговорить об этом, но они тут играют незнакомцев, поэтому нельзя.       Гребанный театр.       Совсем недавно Урарака и Деку объявили о своих отношениях, и Япония закричала. «Что за прекрасная пара!», — орали на каждом углу ещё две недели после новости, и Динамит еле сдерживал себя, чтобы не продолжить. Бакуго, честно говоря, было все равно, правдивы эти отношения или сделаны только ради очередной операции против какой-то группировки, лишь бы все были счастливы и не трогали его. И периодически давали бить злодеев — все, что надо для хорошей геройской жизни.       А потом Мидория пропал.       Просто исчез.       Ни одной новости по телевизору, общие знакомые словно совсем забыли о существовании такого человека, весь мир молчал. Ни слова про Изуку. Ни-че-го.       Это заставило волноваться даже Кацуки. Затишье перед бурей — худший промежуток перед чем-то ужасным.       Приходить к бывшему другу было не лучшей идеей, полчаса долбиться в дверь, чтобы потом её выбить, было идеей совсем отстойной, но сделанного не воротишь, а в квартире так тихо, что в ушах начинает гудеть. Бакуго машет головой из стороны в сторону, дабы избавиться от неприятных ощущений. Там, где Деку, всегда светит солнце и присутствует какая-то возня, но в квартире того самого Деку сейчас все шторы задернуты, а тишина режет ухо. Становится неуютно. А рядом с Деку всегда должно быть уютно, это правило, закон, аксиома, просто нельзя опровергать.       Значит, Деку здесь нет?       Динамит машет головой вновь, в этот раз отвечая собственным мыслям. Задрот точно где-то здесь, его присутствие чувствуется. Здесь пахнет Изуку.       Бакуго проверяет все комнаты, все места, где может поместиться тело. Даже за шторы заглядывает, будто с ребенком в прятки играет. Сердце начинает биться чаще, когда остается всего одна комната, а в квартире до сих пор тишина. Где чертов Деку?       Он проходит все комнаты заново. Гостиная, кухня, кладовка, пустая комната для друзей, туалет.       И спальня. Последняя комната — последний бой с самим собой и всеми мыслями, что успели прийти в голову. Сейчас времени подумать про Изуку предостаточно, и это плохо. Бакуго не любит думать, Бакуго любит действовать. Поэтому он не сдерживается, пиная дверь в спальню. Та врезается в стену, а от ручки вполне может остаться вмятина, но на это плевать, ведь на кровати лежит тело.       Худое тело с бледной, полупрозрачной кожей. Зеленые волосы растрепаны и запутаны, руки по обе стороны от туловища, ноги вытянуты. А вокруг — цветы. Нежно-розовые и красные, лепестками образующие невообразимые узоры. Огромные и маленькие, просто до удивления красивые цветы. Один из таких закрывает лицо Изуку.       Как тогда. На третьем курсе. Вся подушка в крови, а изо рта торчит огромный бутон.       Только на этот раз Кацуки опоздал.       Бакуго всегда забывал про блеск в ярких глазах того Деку, которого они все потеряли ещё на втором курсе.

***

      Оказалось, что Мидория болел все это время — все время, начиная со второго курса. Болел от любви — в его организме буквально росли цветы, мешая спокойно жить и дышать. Потому и кашлял ими, выплевывая вместе с кровью. Ханахаки. Бакуго уверен, что запомнит это название навсегда. До самой смерти.       Почему-то ему казалось, что Деку бессмертен. Его энтузиазм был нескончаем, а желание стать героем помогало тому жить, и это и правда вдохновляло даже самого Кацуки. И кто бы мог подумать, что убить Изуку сможет то, что он так щедро дарил всему миру, не задумываясь. Мидорию просто убили его же оружием, вот и все.       И кто же был причиной болезни? Конечно. Лучший друг детства. Кацуки Бакуго погубил Деку.       Он не любит. Не умеет. Но, когда он стоит на могиле Изуку, что-то внутри ухает вниз.       А потом прорастает вверх, и около надгробия появляется новый цветок.