У вас — товар, у нас — купец

— Ну все, мать! Просватал царь нашего Федьку! — радостный Алексей Данилович вбежал в верхний терем, наведя суматоху среди девок, что сидели с вышивкой подле боярыни. Катерина Михайловна побледнела как полотно, тотчас же отложила пяльца и, вцепившись в руку мужа, вывела его в другую, уединенную, горницу. — За кого же? — выдохнула она. Не сказать, что это была дурная весть. Катерина Михайловна знала, что рано или поздно это случится, и это будто бы и было благом для ее сына. Однако ж чувствовала она себя так, как будто кто-то покусился на самое дорогое, что есть в ее жизни. Ответ воеводы ей был не особо и важен, к невестке у нее заранее вспыхнула лютая ревность и неприязнь. Тем более было странным то, что к Государю ничего подобного она не испытывала, хотя и прекрасно знала, какие отношения связывают самодержца с ее сыном. — За Варвару Сицкую! Высоко мы, матушка, взлетели, а еще выше теперь будем! — воевода радостно подмигнул жене. — Царева родня. — Сицкая, значит… А не рано ли нашему Федечке жениться? Куда ярмо такое на шею? Несмышленыш еще совсем, едва осьмнадцатый год миновал. — На коне удержался, и с бабы не упадет, — загоготал Алексей Данилыч. — Да и невеста, право, — Катерина Михайловна поджала губы. — Тоща больно. — Ну вот ты у меня, матушка, тоже стройна была, думал, переломишься, когда обнимал, и ведь даже как Федьку мне родила, такой же и остала… Видя горящий взгляд жены, Басманов-старший осекся и закончил: — Зараз пополнела, посдобнела. Не какая-то сухотка, чай, не бедные мы. Катерина Михайловна неловкую попытку воеводы защитить будущую невестку оставила без внимания и добавила: — А кроме того, люди судачат, что девица Сицкая уж больно кичится родовитостью своей, нос задирает, ведь сам Государь в дядьках! Уж и на хромой козе к ней не подъедешь, — продолжала она придирчиво перечислять недостатки будущей невестки. — А уж ленива… целыми днями в саду с няньками да девками гуляет, а в голове наряды да украшения токмо! И капризна больно! Разве пара это нашему мальчику золотому? Алексей Данилыч и не нашелся, что ответить. С одной стороны, счастье сына было и для него важно, а с другой — судил он Федьку по себе, не понимая, что тот был из совсем другого теста. Меж тем боярыня озабоченно продолжала, уперев руки в боки: — Придется уж мне к молодым переезжать, да учить невестку уму разуму, коль родители не воспитали! Такая разве сможет хозяйство вести, да мужа обихаживать как надобно?! — Да погоди ты! Надо сперва смотрины устроить чин по чину, да свадебку сыграть, а там как Бог даст! — довольно потирал руки Данилыч, — глядишь и внуки пойдут, будет род наш крепнуть да вширь расти! *** — Ну все, Маняша, конец моей жизни вольной… уж лучше монастырь, чем за нелюбимого замуж! — кручинилась Варенька, сидя в саду вместе с верной своей служанкой, — Вот уже и смотрины завтра, а там и до свадьбы рукой подать…и маменька говорит, отказать неможно… — Да погоди печалиться, может не понравишься еще жениху! — попыталась она успокоить боярышню. — А толку? Он и сам царю холоп подневольный, как государь велит — так и сделает! — Так, да не так! Маняша наклонилась прямо к уху хозяйки и заговорщицки зашептала: — Люди болтают, что уж больно царь любит его, жить без него не может! Ежели Феденька любимый рогами упрется, ни в жисть государь не станет неволить его. Говорят, колдун Федька мол… приворожил царя… так-то государь его слушает во всем да потакает! Варенька посмотрела непонимающе: — И что же с того? С чего бы Федору Алексеичу упираться? — А то, — продолжала хитрая Маняша, — болтают, будто не терпит Басманов, ежели кто краше него, да разодет богаче. Падок больно на камни да украшенья, говорят, государь даже у самой царицы ожерелье забрал, которое Федьке глянулось. Но это-то уж брешут, наверное, — с сомнением добавила она. Девушки переглянулись. Умница Варвара быстро поняла задумку Маняши. — Тащи в мою горницу все украсы, что в доме сыщешь, матушка и из своего ларца даст! И комар носа не подточит — когда ж еще, как не на смотрины-то наряжаться! *** Вопреки традициям, смотрины государь повелел устроить прямо во дворце, выказывая великую честь обоим семействам. Посматривали будущие родственники друг на друга не слишком дружелюбно, один Алексей Данилович пытался шутить и заводил разговоры, однако поддержки не находил. Катерина Михайловна с самого начала вцепилась в руку Федора мертвой хваткой и не отпускала его ни на шаг. Сам Федька будто летал в облаках и выказывать расположение будущей супруге не спешил. Варенька была так наряжена, что казалось, желая показать свое богатство, Сицкие нацепили на нее все самое лучшее, что хранилось в их боярских сундуках и ларцах. Глядела девушка на Басмановых и на Федора особо свысока, с плохо скрываемым презрением. Государь невеселым взглядом оглядывал всю эту картину. Несмотря ни на что, своего намерения женить Федьку на Варваре он не оставил. Сразу после смотрин, чувствуя, что ревнует, хотя и не должно испытывать такое, утянул своего кравчего прямиком к себе в опочивальню. — Ну что, радость моя, невеста-то понравилась? — приобнял он юношу за талию, как только они оказались наедине. — Сережки у нее хороши, с лалами. А жемчужины в них какие… крупные да гладкие, — мечтательно произнес Федор. И тут же добавил требовательно: — Такие же хочу! — Ну, Федька, ты все о своем! Варенька-то как тебе? — отечески улыбнулся Иван Васильевич. — А уж летник эдак расшит, — продолжил Басманов с обидой в голосе, — богаче того, что на пиру я плясал давеча. И ткань больно затейливая. Так на свету и переливается. Вот бы на кафтан такую… Афонька от зависти умрет! А бусы… — Басманов! — перебил его царь строго, — невесту-то рассмотрел? Чай не на ярмарке был, а на смотринах! Федька в притворном смирении опустил очи долу. 
 — Да по правде говоря, царь-батюшка, все больше тобой любовался, уж больно статен ты в шапке царской! Еще вспоминал о том, как нынче ночью ты мне… — он склонился к уху государя и зашептал, посмеиваясь и краснея. — Тьфу на тебя, бесстыдник! — царь в притворном гневе ударил посохом об пол, — даже жалко Варьку за дурня этакого выдавать. Он прошелся по горнице, постоял у окна, задумчиво оглаживая бороду. Федька все так же смиренно стоял, опустив голову и молясь про себя, чтоб государь изменил свое решение насчет свадьбы. Брать в жены чванливую девку, что разряжена богаче него, Басманов не собирался. Да и никакую другую, впрочем, тоже. Он уже заготовил фразу: «Лучше казни меня, царь-батюшка, а жениться не заставишь!» и сейчас на разные лады произносил ее про себя, слегка шевеля губами, то жалостливее, а то — настойчивей. За своими думами он не заметил, как государь подошел к нему. Он властно взял Федьку за подбородок, приподнял лицо, посмотрел прямо в глаза, чуть насмешливо, с бесконечной любовью и нежностью. Поцеловал в губы крепко. Проговорил наконец: — Не будет счастья Варваре с тобой, да и тебе счастья жизнь семейная не принесет. Будь уж при мне пока, Феденька, а там посмотрим. 
В тот же день государь всея Руси разорвал сговор Басмановых с Сицкими, ничего никому не объясняя. Все вздохнули с облегчением. Один Алексей Данилович все кипятился: — Господи, ну за что наказание мне такое!? Срам на весь мир, поруха нашему роду! Ради него все, вся жизнь ему, а он!.. Тьфу! — старик Басманов с досадой махнул рукой, оседлал верного гнедка и отправился на опричный двор.