Спонтанные решения

Заметить его в толпе было несложно — он сиял и блестел, как золотое украшение, брошенное кем-то в комнате, заваленной старым хламом. Взгляд аль-Хайтама, цепкий и внимательный, легко вылавливал в толпе необычных, привлекающих внимание студентов, и это позволяло легко делить их на тех, кто может быть интересен и тех, на кого нет смысла тратить время. Всегда есть люди потенциально полезные, и если заводить и углублять контакты, то уж точно с такими. Кавех полезным быть точно не мог. Разве что своей невероятной аурой. Вокруг него часто собирались местные сливки Академии, его внимания добивались дети наиболее влиятельных семей. А он сиял золотым слитком и беззаботно улыбался всем, хотя глаза его горели фанатичной преданностью своему делу. Наверное, этим он и привлек внимание аль-Хайтама в первую очередь. Приветливый студент, которому и учеба давалась легко, и социальная жизнь била ключом, и талант блистал с каждым днем все ярче. Красивый, как рассвет, яркий, как только-только помещенный в золотое ожерелье рубин, он сиял и слепил, вынуждая хмуриться. Кавех был старше и обучался уже дольше, но аль-Хайтам отчетливо осознавал, что самому ему никогда не достичь некоторых высот, которые Кавеху давались так легко. «Если я захочу, сможем ли мы с ним сблизиться?» Стоило раз этому вопросу прозвучать в голове, как от него уже невозможно было избавиться. Аль-Хайтам не считал себя успешным студентом, хотя с учебой проблем не испытывал никаких. Однако вместо шумных ночных посиделок с вином и весельем он неизменно выбирал тишину библиотеки и хруст ветхих страниц. Знания куда важнее развлечений, а возможность развиваться и улучшать свои навыки превосходит физические потребности. Такая логика накладывала определенные штампы и отталкивала от него многих популярных студентов. Однако и дразнить его никто не осмеливался — пару раз аль-Хайтам уже довел до истерики одного несчастного, всего лишь вступив с ним публично в спор. Это было важно в том числе и как предупреждение для прочих, потому что тратить время на каждого такого «умника» ему совсем не хотелось. Кавех, в общем-то, являлся таким же, как и они. Баловень судьбы, разнеженный всеобщим вниманием, громкий, неизменно красующийся перед публикой, играющий для нее, успешно воплощающий в себе именно те качества, которые требуются для популярности. Аль-Хайтам должен был испытывать к нему примерно то же, что и ко всей толпе студентов-разгильдяев, любящих жить на широкую ногу, но на Кавехе система давала сбой. Несмотря на общность вкусов с ними, он был другой. Не каждую ночь он проводил в шумной компании — довольно часто его можно было заметить, увлеченно листающего манустрипты в библиотеке. Или засиживающегося допоздна в кабинетах практики. Маниакальный интерес к своему предмету вынуждал его порой работать со страстной прилежностью, и, в отличие от многих себе подобных, он действительно добивался результата. Таким аль-Хайтам и запомнил его: по-настоящему красивое, холеное и при том одухотворенное идеей лицо, сосредоточенно прищуренные глаза, кулак, подпирающий щеку, перо, крепко зажатое тонкими изящными пальцами. Амбиции, вполне оправданные возможностями, упорством и талантом, а также тем количеством времени, что он тратил на обучение. Шаловливое кокетство популярного студента, рядом с которым мечтают оказаться многие. Пагубное пристрастие к разгульной жизни и зависимость от чужого внимания. Кубок с вином в его руках, то и дело сменяющий перо, которым он работал. — Он невероятный! — раз за разом доносились до аль-Хайтама шепотки в адрес Кавеха. — Да, настоящее сокровище. Его ждет такое будущее! — Вот бы он на меня взглянул… интересно, ему нравятся брюнетки? Или он любит блондинок? Особенно обожали его девушки. Их щеки мило алели, а глаза начинали задорно поблескивать, когда он появлялся в поле их зрения. Все такой же — прекрасный, как рассвет, яркий, как рубин в огромной золотой диадеме. Баловень судьбы — на первый взгляд. Талантливый архитектор, которого ждет великое будущее — если взглянуть пристальнее. Заносчивый, гордый, увлеченный и совершенно не умеющий в самоконтроль человек, который сорвется с обрыва, заметив это только благодаря приближающейся земле — это если смотреть совсем уж пристально. Совокупность этих трех фактов делала Кавеха еще более… привлекательным. С девушками общий язык он находил легко, то и дело появляясь рядом с очередной довольной красоткой. Но о каких-либо серьезных отношениях речи, видимо, не шло. Интерес аль-Хайтама никуда не девался, и чем больше он наблюдал за Кавехом, тем сильнее крепло его желание завести знакомство. Увлеченность другим человеком — это не только непривычно, но и, пожалуй, достаточно приятно, чтобы попытаться с этим что-то совершить. Ведь большинство знакомств аль-Хайтама были заведены потому что нужно и в перспективе полезно. Только Кавех, сияющий и любимый многими, оставался личной инициативой. Первое знакомство вышло, на первый взгляд, совершенно случайно. Просто поздним вечером, когда Кавех пришел в опустевшую библиотеку, там находился еще один посетитель с соседнего даршана. И книга, которая требовалась Кавеху для успешного зачета, оказалась им занята. Подумать только! Кто-то посмел перейти ему дорогу, пусть даже и неосознанно! Это было самое очаровательное выражение лица, которое на тот момент аль-Хайтам видел у Кавеха. Растерянность и то ли недовольство, то ли непонимание, то ли обида. Оно делало холеное лицо почти комичными. — Эм… привет, — Кавех сам приблизился к его столику, и аль-Хайтам вопросительно поднял голову. Красивый — эта мысль окатила с головой сразу же. Вблизи, совсем рядом, это было еще заметнее. Чистая бархатистая кожа, как у девчонки. Благородный разрез глаз, капризные припухлые губы. Волосы блестят солнечными лучами даже здесь, в свете ламп. — Добрый вечер, — вежливо отозвался аль-Хайтам и снова опустил взгляд на страницы. Кавех свел брови на переносице и сел за стол напротив. Ему не просто нравилось внимание, он к нему привык и воспринимал как должное. — Слушай, а эта книга в твоих руках, ты надолго ее взял? — продолжал он. Секунда — и пустил в ход свое самое сильное оружие — поистине невероятную улыбку, теплую и солнечную. — Я просто также в ней очень нуждаюсь. Пришел специально за ней. Ох, на завтра столько сделать нужно… Слушать его было приятно, и только усилие воли удалось сдержать легкую полуулыбку в ответ. — Аль-Хайтам. — А? Прости, что? Он со вздохом захлопнул книгу. — Ты пришел просить меня об одолжении, но даже не представился. Я решил помочь тебе в этом и представиться первым. Так вот, мое имя — аль-Хайтам. Кавех моргнул пару раз и улыбнулся снова. Привык он явно к другому — к тому, что как минимум, его знают. — Кавех, даршан Кшахревар. Мне очень приятно! Правда, я что-то тебя совсем не помню. — Потому что я обучаюсь на другом даршане. — да? А зачем тогда тебе книга об этимологии названий древних конструкций в руинах пустыни? — он, похоже, искренне удивился. — Мой даршан — Хараватат. Образование названий также входит в языковую культуру. — О, теперь понимаю! Да, ты совершенно прав. Но действительно ли она нужна тебе прямо сегодня? Я нуждаюсь в ней срочно! Он мастерски использовал свое обаяние, и оно растекалось по сознанию сладким медом. Аль-Хайтам с любопытством анализировал новые ощущения, отмечая ровно как их бесполезность, так и приятность. Убрав книгу себе на колени, аль-Хайтам задумчиво посмотрел на Кавеха. — Срочно? — оценивающий взгляд скользнул по его прическе, плечам, бедрам и наконец длинным ногам. — Но ты пришел в библиотеку только сейчас. Уже очень поздно, в это время, как правило, здесь уже никого нет. На самом деле ответ был очень простым. От Кавеха до сих пор едва ощутимо пахло вином и женскими духами. Не смог — и не посчитал нужным — отказать очередной поклоннице. Вместо подготовки к учебе развлекался где-нибудь в таверне. — М-м-м, да. Так вышло. Ну так что? Ровно секунду они смотрели друг другу в глаза, и аль-Хайтам искренне наслаждался моментом. Тонкие золотые ниточки власти, которые это прекрасное создание распространяло на многих вокруг, были такими легкими и приятными. Но Кавех, невозможно беспечный и самоуверенный, вряд ли задумывался об обратном эффекте. Если до личной встречи у него еще и оставались сомнения, то теперь они благополучно испарились, словно выжженные его ласковым солнцем. Конечно, всегда главным будет то, что «надо». У аль-Хайтама железная воля и отличная способность расставлять приоритеты, чтобы ничем важным не пришлось жертвовать. Первоцель — обучиться, найти свое место и утвердиться на нем, обеспечить себе возможность в лучшем виде делать то, в чем он заинтересован. Но аль-Хайтам оставался живым человеком, со своими вкусами, желаниями и потребностями, и не было причин игнорировать эту сторону. — Держи, — вздохнув, он протянул Кавеху книгу. На лице того появилась такая искренняя радость и такое комичное облегчение, что он стал походить на ребенка. Во всяком случае, выглядеть не старше, а куда младше его самого. — Спасибо! Ну, я пошел. Думаю, еще как-нибудь пересечемся! — Кавех уже развернулся и махнул на прощание рукой. А в воздухе все еще витал неправильный для этого места, дурманящий запах вина и женских духов. Аль-Хайтам молча потянулся за другой книгой. — Непременно — мягко отметил он. *** В следующий раз они «случайно» встретились в магазине сладостей. Аль-Хайтам как раз выбирал десерт, сосредоточенно рассматривая десяток видов пахлавы. Милый, забавный факт о Кавехе — он оказался сладкоежкой. В магазин он наведался не один, с ним пришли двое однокурсников и девушка — смуглая, явно из пустынников, очень красивая, но точно не студентка. Кавех сделал заказ, один из его спутников о чем-то увлеченно расспрашивал продавца, а второй рассматривал помещение. Это был небольшой магазинчик, позволявший как взять сладости с собой, так и съесть их здесь, с чаем, за столиком. Увлеченные голоса, совсем не приглушенные, как в Академии, эмоциональные смешки, ничем не сдерживаемые жесты. Кавех вместе с белозубой улыбкой демонстрировал отличное настроение и. даже здесь красовался — чего стоила поза с упертыми в бока руками и выпяченной грудью. Аль-Хайтама он не замечал, хотя тот и был одет в такую же форму студента. — Так вот, а я говорю: господин Дахавар не мог ничего знать, и что вы переживаете, просто идите на занятия, как обычно! — он, кажется, рассказывал какую-то историю. Когда очередной всплеск смеха затих, а продавец принес новую порцию сладостей на выбор, аль-Хайтам намеренно обернулся и поймал взгляд чуть расфокусированных вишневых глаз. — Кавех? — проговорил он вежливо и приветливо. — Рад встрече. Быть может, ты кое с чем мне поможешь? Не узнал — это было понятно сразу же по нахмуренным светлым бровям, по поджатым губам и задумчивому взгляду. Этот факт немного, но хлестнул по сознанию, и, вероятно, обернулся бы в итоге какой-нибудь гадостью для Кавеха, но тот вдруг просиял: — Аль-Хайтам, так? Мы виделись в библиотеке! Согласного кивка хватило, чтобы переключить внимание Кавеха на него. — Верно. — А что ты хотел? — Кажется, ты бываешь тут часто, или мне показалось? Помоги мне выбрать сладости. Я совсем не разбираюсь в них, но мой друг попросил купить ему немного. Он болеет, хотелось бы помочь, — осторожно попросил аль-Хайтам. — О, вот как! — Кавех согласно кивнул. — Хорошо! Смуглую девушку и заболтавшегося с продавцом однокурсника он тут же оставил, подошел к витрине. На аль-Хайтама он не смотрел, вместо этого взгляд его был рассеянно устремлен перед собой. Кажется, он о чем-то задумался. — А у твоего друга есть какие-либо предпочтения? — спросил он. — Нет. Разве что любовь к сладкому. — Хм, понимаю. Тогда возьми эту, она с мятой и ароматом сумерской розы. Я, конечно, не с Амурты, но если твой друг болеет, травы наверняка пойдут ему на пользу больше, чем карамель или закатники. Его логика и уверенность, с которой он нес полнейшую чушь, вызывала невольную улыбку. Недостаточно уважительную, быть может, особенно учитывая, что за совет стоило поблагодарить, но самомнения Кавеха хватило на то, чтобы ничего не заметить. Аль-Хайтам, конечно, рекомендациям последовал, еще кинул осторожные взгляды в сторону его друзей. Чтобы точно запомнили. — Благодарю, — он впервые прикоснулся к Кавеху — ладонь легла ему на плечо. Телосложение его, достаточно изящное, уже подтверждало очевидное — через пару лет аль-Хайтам его перерастет. Плечам, хоть и гордо развернутым, не хватало мощи, да и руки были костлявыми. Времени на физические упражнения у него явно находилось не много. Распрощались они если и не как друзья, то уж точно как хорошие знакомые — те самые, коих у Кавеха десятки по всей Академии. Уже неплохо, а дальше будет еще интереснее. *** Следующая встреча снова вышла не случайной. Никто в Академии не запрещал посещать некоторые лекции, проводимые для студентов других даршанов. Аль-Хайтам просто воспользовался этим правом. Не зря ведь он читал об этимологии названий древних строений времен Алого короля. Занятия здесь были плотными, без пространной философии, но с обилием дат, фактов и имен, и студенты увлеченно записывали лекцию. У Кавеха, разумеется, уже была компания. Его снова окружали богатые и успешные студенты — как правило, дети именитых мудрецов. Тем не менее, когда занятие закончилось, он будто бы в нерешительности помялся и все же приблизился к столу аль-Хайтама. Улыбки не было, а лицо его, серьезное и совсем по-детски надутое, напоминало встревоженного слайма. — Привет. Кто бы мог подумать, первый курс — а уже так отличился. Я и не знал, что ты, оказывается, знаменитость, — съязвил Кавех. Там, в магазинчике сладостей, в его компании был один из студентов, пытавшихся раньше дразнить аль-Хайтама. Уж он-то точно знал, чем подобное сулит, как это обидно и кого нужно срочно предупредить о нависшей опасности. И не допустить, чтобы кто-то из его компании общался с ненавистным первогодкой. Этот же парень где-то тут, в лектории, напряженно за ними наблюдал. — Ну что ты, — аль-Хайтам спокойно вернул свои книги обратно в сумку и одарил Кавеха только единственным взглядом. — До тебя мне далеко. — Конечно. Я ведь не устраиваю показательную расправу для своих друзей. — Друзей? — аль-Хайтам повернулся к нему с искренним удивлением на грани недоумения. — Это Явар тебе такое заявил? — Хочешь сказать, вы не были друзьями? — Я его даже толком не знал, — развел он руками, — во всяком случае, не больше, чем знаю тебя. Если мы с ними были друзьями, то с тобой мы, наверное, и вовсе любовники, по такой логике. Лицо Кавеха пошло алыми пятнами в пару секунд — то есть, почти мгновенно. Конечно, это было не смущение, а праведный гнев. Как же легко он вспыхивал, словно старая ветхая книга, которой не посчастливилось оказаться рядом со свечой. — Да я бы с таким, как ты… никогда в жизни! Для Кавеха это звучало фактически приговором, только сам он об этом, конечно, не догадывался. Как и о том, что интерес и необходимость расспрашивать знакомых о безликом ранее первокурснике у него возникли не случайно. — Понимаю, — кивнул аль-Хайтам, — я бы тоже. *** Годы, проведенные в Академии Сумеру в качестве студента, по большей части запомнились аль-Хайтаму как нечто увлекательное и интересное. По достоинству он оценил и обилие новых знаний, и возможность проверить свои способности, и чудесную библиотеку с сотнями ценнейших книг. Карьерный рост его был запланирован, потому не стал сюрпризом. А вот наличие Кавеха в своей жизни можно было назвать тем самым спонтанно принятым решением, которое переворачивает с ног на голову будни, приносит кучу проблем, но заставляет улыбаться. Даже если мысленно. — Кавех, они ужасные. Верни все, как было. Терпения аль-Хайтама хватило только на эту короткую фразу. Тут и пояснять ничего не нужно — кричаще-золотые занавески на окнах, украшенные алыми кисточками, выглядели совершенно вульгарно и могли понравиться разве что торговкам из порт-Ормоса. И Кавеху. Тот с оскорбленным видом стоял напротив предмета спора. С одеждой Кавеха и, быть может, даже с его собственной внешностью эти треклятые занавески гармонировали, но в жилье аль-Хайтама более чем хватало одного безвкусного дополнения. — Не верну. И что вообще ты можешь знать о прекрасном? У тебя были отвратительные скучные шторки, а теперь комната заиграла новыми красками. Я лишь ее освежил, но тебе не нравится уже из чистого упрямства. Так и думал, твои проблемы исходят из твоего абсолютного неумения принимать искусство. Так уж вышло, что Кавех обладал одним неоспоримым преимуществом — позволял с небывалой силой ценить покой и тишину. И одиночество. — Это моя комната. И я не хочу, чтобы она выглядела, как шатер на Большом Базаре. Но если у тебя такие вкусы, может, подашься в труппу шейха Зубаира? Вдруг ему нужны актеры, способные играть дерево. Лицо Кавеха менялось прямо на глазах. Выражение недовольства и оскорбленной невинности уступило место самой настоящей буре. — У тебя нет не только эмпатии, но и никакого вкуса! Он сжал кулаки и с силой толкнул одним аль-Хайтама в грудь. Прекрасно зная, что руку его перехватят, а его самого тут же притянут к себе. Не в первый же раз. Кавех дернулся, но когда аль-Хайтам со вздохом прижал его к себе за талию, затих. Второй рукой он теперь сжимал его воротник и смотрел снизу вверх. Как и ожидалось, Кавех вырос и оказался на треть головы ниже его. — Никакого вкуса, — кивнул аль-Хайтам, с интересом за ним наблюдая. Это куда приятнее, чем сокрушаться о судьбе безвременно почивших скромных занавесок. — Если ты пытаешься сравнить меня с этими занавесками… — То ты точно в проигрыше. Занавески хотя бы молчат. И не транжирят мои деньги. Кавех очень хитро прищурился. — Значит, ты все же признаешь, что они тебе нравятся? Одарив крайне хмурым взглядом, аль-Хайтам отпустил его, более того, несильно от себя оттолкнул. Кавех победоносно хмыкнул. — Старые портьеры в чулане. Если так приспичило, можешь заменить их в своей комнате. Но здесь — не вздумай. — В своей комнате? Вообще-то мы спим в одной, и сейчас находимся именно в ней, — язвительно напомнил ему аль-Хайтам. — Ну конечно. В кабинете ты бываешь чаще, иногда даже там спишь, так что можешь считать его своей комнатой. Аль-Хайтам терпеливо выдохнул, а затем вдохнул снова. Сейчас он объяснит ему, что думает о таких инициативах и как способен поквитаться за столь неуместное своеволие… но пока моментом хотелось насладиться. Чувство возмущения, недовольство, вспышки — все искреннее, у обоих. И выяснять отношения в этой же комнате потом бывает очень интересно. И спонтанные решения, потворство своим желаниям могут приносить именно то, в чем нуждались оба. Если бы не признались себе в этом, вряд ли смогли бы сосуществовать вместе, ровно как и не ссориться на работе. — Я купил тебе пахлаву, — скорбно признался аль-Хайтам. Он опустил веки, давая понять, как же устал от этой шумной занозы. — Ох! — Кавех моментально забыл о своей обиде. — С сумерской розой? — Да. Продавец заявил, что это невероятное угощение для особенных людей с изящным вкусом. Потому получишь его сразу, как только снимешь все эти занавески на окнах и вернешь прежние. Кавех шумно втянул носом воздух. — Знаешь, я… ненавижу тебя. Вот тут аль-Хайтам позволил наконец себе легкую усмешку. На душе стало как-то совсем легко, а от усталости, навалившейся на работе, не осталось и следа. — Ну конечно. Поторапливайся.